— Я не верю, что мы можем что-то изменить, — сказал он. — Тамплиеры владели секретом Демона, и что? Их это не спасло.
— Мы не можем знать наверняка, что произойдет! — запротестовал я. — Уже жалею, что отдал дельфина Кристин… Нужно было выкинуть его в море!
— Все предопределено, — убежденно повторял Роберт. — Знаешь, что я нашел там, на острове? Ну, когда мы поднялись из колодца и увидели какое-то пепелище? Все думал, стоит ли тебе показывать…
Он вынул из-за пазухи сильно обгоревшую книгу. Кое-что огонь пощадил и я прочел название: «Стихотворения, преимущественно на шотландском диалекте». Поневоле заинтересовавшись, я принялся перелистывать сохранившиеся страницы.
— Славные стихи… Но я никогда не слышал о таком поэте: Роберт Бернс!
— Конечно, не слышал! — хмыкнул Роб. — Посмотри на год издания!
Я отыскал и присвистнул: неизвестный мне шотландский бард издал книгу в 1786 году! Конечно, я не мог знать о его существовании.
— Там дарственная надпись! — ткнул пальцем Роб. — Вот она-то интереснее всего.
— «Дорогому другу Джону Мак-Гиннису от товарища юности Роберта Летбриджа, с выражением искренней любви», — вслух прочел я. — И дата: апрель 1802 года. Что это значит, Роб? В каком мы времени?
— По-видимому, не в том, на которое рассчитывает мсье Клод! Мы не в прошлом, а в будущем! И если, как ты говоришь, они рассчитывают справиться с Дрейком за счет лучшего вооружения… Как бы нас не поджидал впереди кто-то, вооруженный куда сильнее нас! Радует одно: мы с тобой умрем не скоро, раз уж я написал «от товарища юности».
— Не написал, а еще только напишешь… — машинально поправил я. — Нет, дружище, не все так просто. Если ты еще только это напишешь, то мы навряд ли в 1802 году… И как тогда книга попала сюда?
— Не знаю, — мрачно ответил Роберт. — Зато знаю, что с островом Демона мы связаны навсегда. Чувствую это. Книгу забирай, она ведь твоя.
Не успел я спрятать немного преждевременный подарок, как марсовый прокричал, что видит парус. Кристин в мгновение ока забралась на мачту и вскоре ветер начал меняться — у девушки возникло новое желание. И я, конечно, знал, какое.
— Отец, два двухмачтовых корабля, флаги испанские! — запыхавшись сообщила она, спустившись. — Нельзя их отпустить таких безобидных — вдруг кто-нибудь обидит!
— Конечно, — согласился Ван Дер Вельде, — конечно, обидим сами! Заодно и выясним кое-что!
Испанские корабли были древней постройки, это сразу понял даже я. Те самые галеоны: маленькие и неповоротливые по сравнению с «Ла Навидад» и «Пантерой». Выходило, что Дюпон нас не обманул. Мы сблизились и приказали испанцам сдаться, в ответ они открыли огонь. Одно из ядер проломило фальшборт совсем рядом со мной и заскакало по палубе. Мы кинулись в разные стороны, но взрыва не последовало.
— Кусок чугуна! — Янычар схватил ядро, обжегся, выронил, но продолжал хохотать. — Кусок чугуна! Мне нравится этот рейс!
На испанцев обрушился шквал нашего огня. Уже после третьего залпа на одном из кораблей начался пожар. Второй пытался лавировать, но Кристин встала к штурвалу и дельфин помог ей: ветер подстраивался под каждый ее маневр, словно послушный щенок. Пиратам хотелось драки, и второй корабль мы попытались взять на абордаж. Но вот тут испанцы оказали достойное сопротивление: спрыгнувшие на вражескую палубу попали под редкий, но чудовищный по убойной силе огонь аркебуз, заряженных чем-то вроде рубленых гвоздей. Первым свой конец нашел веселый боцман Янычар, татуированный череп которого раскололся, как орех.
Ни я, ни Роб в вылазке не участвовали, а Кристин осталась за штурвалом. К моему удивлению, даже Дюпон не слишком усердствовал: он стрелял редко, скорее для развлечения. Честно говоря, я был рад, что испанцы показали пиратам: кроме силы оружия есть и сила духа. Добыча оказалась не такой уж легкой и бой остановился. Испанцы начали избавлять борт от наших абордажных крючьев, и Ван Дер Вельде приказал не мешать им.
— К чертям! — раздраженно крикнул он. — Я потерял Янычара, и больше никого терять не намерен! Канониры! Отправьте всех мерзавцев на дно! «Пантера» подобрала уже достаточно.
Я оглянулся и увидел, что огонь уже полностью охватил зажженный нашими выстрелами галеон. Гомеш спустил шлюпку и матросы спасли трех или четырех испанцев, остальные, видимо, предпочли смерть.
Дальнейшее выглядело отвратительно: практически не подвергая себя риску, «Ла Навидад» расстрелял упрямых испанцев на расстоянии. Корабль еще держался на плаву, и кто-то еще палил в нас с палубы, когда Ван Дер Вельде приказал уходить.
— Хватит заниматься ерундой! Добыча ждет нас впереди.
Кристин не стала спорить с отцом. Мне показалось, что и ей бой не доставил никакого удовольствия. Это меня обнадежило: если Кристин поймет, что особой доблести в такого рода делах нет, то, может быть, станет на нашу сторону и помешает планам Ван Дер Вельде и Дюпона? Я искренне на это надеялся, хотя был у меня на корабле и еще один союзник: дельфин. Если, конечно, Кристин согласится со мной.
— Что-то ты ко мне совсем не заглядываешь? — Моник подошла ко мне. — Все, кончилась наша дружба?
— Моник, дружба возможна там, где есть искренность.
— Много ты понимаешь в этой жизни! А ведь я когда еще тебе сказала: у слабых женщин свои правила. Иначе просто нельзя.
Моник пользовалась на «Ла Навидад» полной свободой, но все равно негласно считалась узницей. Кристин делить с ней каюту отказалась, и Моник перебралась в кают-компанию, где отгородила себе угол куском старого паруса. Вряд ли она привыкла так жить, но неудобства переносила стоически, и слова о «слабой женщине» вызвали у меня невольную улыбку.
— Моник, вы искренне симпатичны мне. И даже более… Но я совсем перестал вам верить.
— О, Джон! Если бы я могла поверить тебе! — с неожиданной грустью произнесла она. — Но ты слишком наивен и такой, как Дюпон, запросто может тебя провести. Ведь если бы я рассказала тебе всю правду, ты понял бы все… Ты простил бы меня. Но тебе снова будут лгать, и ты опять изменишь свое мнение!
Моник отошла, оставив меня в полном недоумении. На палубу как раз поднимались четверо испанцев, спасенных шлюпкой с «Пантеры», прибыл и капитан Гомеш. Трое испанцев представляли из себя жалкое зрелище: испуганные, подобострастно заглядывающие всем в глаза, они только и делали, что молили сохранить им жизни. Четвертый молчал. В бою он потерял один глаз, и пираты даже не удосужились перевязать раненого. Зато тот глаз, который испанец сохранил, сверкал ненавистью. Несмотря на раны, пленный держался очень прямо, даже величественно. Он шел последним. Проходя мимо него Моник, только теперь увидев Гомеша и не желая с ним разговаривать, вдруг протиснулась между одноглазым и другим испанцем. Потом, все-таки наткнувшись на тяжелый взгляд капитана «Пантеры», попятилась и едва не сбила раненого с ног. Испанец обернулся и посмотрел на Моник с каким-то изумлением.
Все это произошло меньше, чем за секунду. Ван Дер Вельде начал допрос испанцев прямо на палубе. Трое подтвердили и готовы были поклясться на Библии, что сейчас — 1573 год от Рождества Христова. Пираты встретили эту новость радостным гиканьем. И тогда четвертый пленный, тот самый одноглазый, выступил вперед и выстрелил капитану Ван Дер Вельде в грудь. Спустя секунду он упал под градом сабельных ударов и вскоре его тело превратилось в нечто неописуемое. Точно так же разъяренные пираты поступили и с другими испанцами, ни в чем не повинными.
Я отвернулся и увидел Кристин, которая не мигая смотрела на мертвого отца. В том, что Ван Дер Вельде погиб, сомневаться не приходилось — испанец стрелял почти в упор, пуля вошла точно в сердце. Роберт и рыжий толстяк Моррисон вдвоем зачем-то пытались перевязать уже не дышавшего гиганта, но кровь продолжала растекаться по палубе. Я погладил Кристин по плечу, не зная, что сказать в утешение.
— Джон, найди пистолет, из которого убили отца! — не оборачиваясь, попросила она.
Я исполнил просьбу и принес проклятое оружие, слегка отерев его от крови испанца. Кристин взяла его, бегло осмотрела и вернула.
— Это пистолет нашего времени! У испанцев были совсем другие.
— Гомеш! — конечно, это было первое, что пришло мне в голову.
— Гомеш был бы уже мертв, если бы в момент выстрела я не смотрела прямо на него! — простонала Кристин. — Но Гомеш был искренне удивлен и напуган! И стоял рядом с отцом, а если бы вооружил испанца он, то держался бы в стороне…
Она всхлипнула и убежала. Роб хотел последовать за ней, но я удержал его.
— У них были связаны руки — все с «Пантеры» так говорят! Кто успел разрезать веревки?!
Имя едва не сорвалось с моих губ. Но я промолчал. В конце концов, я мог ошибаться. Да и что толку было бы, изруби пираты Моник так же, как испанцев? Капитана Ван Дер Вельде было уже не вернуть, а крови и без того пролилось достаточно. И, конечно, была еще одна причина: я просто не мог выдать Моник. Не мог, и все тут.
С капитаном простились так же, как и с другими погибшими пиратами: их приняло море. Мешок, наскоро сшитый из парусины, да ядро, чтобы быстрее добраться до дна и встретиться там с морским дьяволом — вот и все, чем товарищи могли им помочь. По «охотничьему соглашению», к которому пираты относились очень серьезно, доли от добычи теперь должны были получить заранее указанные наследники. Кристин, включая две капитанские, теперь полагалось целых три.
Вечером корабли встали борт о борт, сцепились абордажными крючьями, и состоялось общее собрание обеих команд. Я опасался, что Кристин потребует капитанство себе и ей придется несладко. Но вышло иначе — потрясенная гибелью отца, девочка почти все время просидела молча. Председательствовал, конечно, Гомеш. Так переменчива судьба пирата: еще недавно Ван Дер Вельде собирался его повесить, а теперь португалец принимал наследство. По общему решению адмиралом — то есть общим начальником, был выбран именно Гомеш. Ему же достался и Ключ от Подземелья Демона. Дюпон попросил разрешения хорошенько рассмотреть Ключ, и, с минуту покрутив его в руках, довольно кивнул: теперь все было на месте. Уже в качестве адмирала Гомеш предложил нового капитана на «Ла Навидад» — назначать по «охотничьему соглашению» он не имел права.
— Я полагаю, лучше всего с этой задачей справится Клод Дюпон! — неожиданно для многих заявил он. — Пусть он не моряк, зато такой же член Берегового Братства, как и все мы! У нас имелись разногласия, но теперь все позади!
Я посмотрел на Дюпона и увидел на его лице искреннее изумление, которое спустя уже секунду он сумел скрыть. Со всех сторон посыпались протесты. Команда «Ла Навидад» хотела кого-то из своих. После гибели Янычара его место фактически занял Мерфи, многие предлагали выбрать капитаном именно его. Гомеш попробовал настоять на своем, но тут же в воздухе засверкали клинки — у рядовых пиратов не так много прав, но ими они не готовы поступиться и под страхом смерти.
— Пусть будет Мерфи! — наконец выкрикнул Гомеш и стало тише. — Пусть, но временно, до следующего собрания! Давайте каждый еще раз все обдумает. Я адмирал и прошу вас об этом. Мне нужен человек, которому я могу верить, как себе! Нам надо поскорее добраться до Тортуги, пополнить запасы провизии и пороха. Там будем решать еще раз.
С этим предложением большинство согласилось. После этого Гомеш решил вернуться на «Пантеру», и вместе с ним «Ла Навидад» покинули Дюпон и Моник. Первого, настолько я понимал, Гомеш хотел держать при себе — ведь только Дюпон умел обращаться с Кругом Времени. Ну, а Моник… Моник оставалась все такой же прекрасной. И все такой же циничной. На «Пантере» ее, как минимум, ждал личный комфорт. А еще — возможность снова затеять какую-нибудь интригу. Мне оставалось только вздохнуть и в очередной раз постараться о ней не думать.
Перед тем, как покинуть «Ла Навидад», Гомеш что-то тихо сказал Кристин, и я увидел, как девушка отрицательно покачала головой. Гомеш сказал что-то еще, и тогда Кристин просто пошла прочь. Перед адмиралом выросли Мерфи, Моррисон и еще несколько матросов, наиболее ему близких, и Гомеш, выругавшись сквозь зубы, сдался. Я облегченно вздохнул: дельфин оставался на нашем корабле. Поспешив к Кристин, я застал ее в капитанской каюте перед картой.
— Ты можешь отдать мне дельфина на эту ночь?
— Что это ты задумал? — она подняла на меня красные от слез глаза. — Догадался, наконец, чего хочешь от Моник и думаешь, что дельфин поможет тебе справиться с Гомешем? И не надейся, выстрел в сердце сильнее любого волшебства.
— Не говори ерунды! — вскипел я и тут же устыдился. — Я прошу тебя. Ведь ты обещала? Всего на одну ночь.
— Тогда поклянись, что вернешь! Тебе я пока еще верю, Джон. Тебе, Робу и старому Мерфи.
Я поклялся и получил фигурку. Все, свободные от вахты, уже укладывались в гамаки, забрался в свой и я. Сжав волшебный предмет в руке, я задумался: чего сейчас я хочу сильнее всего? Выходило, что я и сам не знал этого.
— Да нет же! — вкрадчивый голос Прозрачного раздался будто у меня в голове. — Ты знаешь, чего хочешь: чтобы я рассказал тебе, зачем ты здесь.
— И зачем же?
Было темно, отовсюду раздавалось похрапывание матросов, и я снова не знал: во сне пришел ко мне Прозрачный, или наяву. Я даже не видел его.
— Ты здесь, чтобы встретиться с Френсисом Дрейком. Встретиться и передать ему дельфина. Поверь, если ты этого не сделаешь, он никогда не совершит кругосветного плавания. И много чего еще не совершит… Дрейк станет пиратом, жестоким, но не слишком удачливым — только и всего! Трудно представить, какими бедами для Британии это обернется. Всего один человек… Но есть, Джон, особенные люди. Люди, выбранные для особой роли.
— Кто же их выбирает? И кто выбрал меня, чтобы передать дельфина Дрейку? Я даже не знаю, как это сделать!
— Найди способ. Говорят, что от человека никогда не требуется того, чего он не может совершить. Каждый получает ношу себе по силам. Но иногда эта ноша так тяжела, и так важна для всего человечества, что даже сильному человеку надо помочь… Тогда он получает предмет. И все меняется! Испания должна уступить моря Британии, и первым дорогу проложит Френсис Дрейк! Иначе…
— Но разве может быть иначе? — я немного не понимал. — Мерфи служил у Дрейка юнгой во время битвы с испанской Армадой. Если Дрейк не получит дельфина, то не станет флотоводцем! И где тогда служил Мерфи?
— Может быть, мы это знаем, — в голосе Прозрачного послышалась печаль. — Но тебе это знать совершенно ни к чему. Поверь, Джон: ты должен передать дельфина Дрейку. История твоей родины — в твоих руках. И если сейчас на ваших островах не все ладно, то ведь могло быть хуже… Куда хуже, Джон. Так хуже, что и ты, и многие-многие другие могли вовсе никогда не родиться. Не только в Британии, а по всему миру. Хотя даже не это самое главное… Но ты уже спишь. Что ж, все, что ты должен знать, ты уже знаешь.
Глава тринадцатая Дельфин и порох
Когда я проснулся, дельфина у меня в руке не было. Испугавшись, что фигурка похищена, я побежал искать Кристин и нашел ее в капитанской каюте, вместе с Мерфи и Робертом. Как только девушка посмотрела на меня, все стало ясно: глаза у нее были разноцветными.
— Я подумала, что так ты лучше выспишься! Кроме того, на Тортугу хорошо бы попасть побыстрее, так что дельфин мне пригодится.
— Могла бы и разбудить… — пробурчал я, припоминая сон. — Между прочим, за эту фигурку многие готовы хорошо заплатить.
— Продаешь? Я бы дала неплохую цену! — Кристин расхохоталась и я понял: траур, который она позволила себе после смерти отца, окончен. И все же глаза у нее стали взрослее. — Ты, кстати, как — все еще влюблен в мамзель Моник?
— Мадмуазель! — поправил я и сел, чтобы скрыть смущение. — Я не влюблен.
— Врешь! И все же ты парень честный, Джон, поэтому не хочу тебя обманывать — так, как это делала она! Ночью я поговорила с Моррисоном. Он видел, как Моник крутилась у пленного испанца прямо перед тем, как он застрелил отца. Именно ей, чертовке, времени бы хватило и на то, чтобы вложить пистолет ему в руку, и на то, чтобы перерезать веревки.
— Чушь!
— Не умеешь врать… — вздохнула Кристин, пристально глядя мне в глаза. — Ты тоже об этом думал, Джон. А так как ты парень не только честный, но и умный… Сам пойми: убить капитана Ван Дер Вельде могло быть выгодно только тому, кто получил бы его власть. Но это не Гомеш, к сожалению… Это точно. Кто еще? Только Моник. Она добьется власти через Гомеша, как это уже делала.
Я, вынужденный быть адвокатом белокурой красавицы, замешкался. Как ни крути, а Кристин рассуждала логично… Но нельзя ведь обрекать Моник на смерть, не имея веских доказательств ее вины!
— Дюпон! — наконец сообразил я. — Они с Гомешем прежде приятельствовали, и вот, теперь он снова на «Пантере»! А «Пантера» теперь наш флагман.
— Клод? — Кристин опечалилась. — Я думала об этом… Нет, Клод не смог бы. И, в конце концов, он второй подозреваемый! Кроме того, его около пленных не было, а Моник — была!
Она вскочила и выбежала на палубу. Роберт, похлопав меня по плечу, последовал за ней и мы с Мерфи остались одни.
— Что теперь, Джек? — спросил я бывшего кока «Устрицы». — Что Кристин собирается делать?
— Ты помнишь, о чем мы договаривались? — Мерфи выразительно подмигнул мне. — Прежде всего — сэр Френсис Дрейк! Хоть пока ему и не пожаловано это звание. Мне лучше удавиться этими руками, чем навредить ему и старушке Британии! Вот к этому я все дело и веду… Кристин никогда не подчинится Гомешу. Не та девчонка! Значит, Моник сама себе навредила: «Ла Навидад» не будет атаковать Дрейка. Мы начнем охоту на испанцев! Ну, а насчет Гомеша есть план.
— Постой! — я уже полностью вспомнил ночной разговор с Прозрачным. — Ну… Если уж мы здесь… А зачем мешать — мы ведь можем помочь Дрейку! Ему порой приходилось несладко, а наши пушки лучше и бьют дальше! Зачем нападать на испанцев отдельно, если можно вместе с ним, у берегов Панамы?