— Да среди наших знаете какие все жадные? — вздохнул Вадик, который и не думал скрывать свою ориентацию. — Хорошо, если на отдых вывезут. Так что родная тетка — это надежнее. Только моя-то в деревне живет — откуда у нее средства. А вот ваш — везунчик.
— Видимо, да… — кивнула Лиза, уже пожалев, что затеяла этот разговор. Ведь Вадик на пути к глянцевому журналу преодолел массу преград, а потому обладал житейской мудростью и из этого разговора вполне мог сделать правильные выводы: Лиза Соболевская покупает дорогие шмотки вовсе не для племянника, а для любовника. «Ну и ладно, — подумала Лиза. — Главное, чтобы Ване вещи понравились». Нет, она не сомневалась в своем вкусе и профессионализме. Лизу волновало другое: не сочтет ли Иван пополнение гардероба давлением с ее стороны, вызванным тем, что с ним появляться на публике стыдно? Вот как раз на публику Лизе Соболевской было абсолютно наплевать. При помощи щедрых подарков она хотела лишь поделиться с Иваном той радостью, которая переполняла ее саму с того момента, когда он обнял ее в лифте. И радость эта никуда не исчезала, наоборот, с каждым днем становилась все больше и больше. А что касается того, как тусовка воспримет внешний вид Ивана, — так Лиза с радостью закрыла бы его у себя в квартире на самые мощные замки и никуда не выпускала.
Но пока Лиза не знала, что пройдет совсем немного времени и такая возможность у нее появится. Совсем неожиданно, как это обычно бывает.
— Хорошо, Марта, — кивнула Лиза. — Сделаем так. Поработай еще пару месяцев, а там посмотрим…
Железная Лиза Соболевская в кои-то веки отказалась от своего решения и даже проявила слабость. Обычно слабость в других людях она презирала, а себе не позволяла никогда. Но иногда настает день, когда все меняется, и прежняя, тщательно выстроенная и выверенная система координат рушится. С шумом и грохотом, которых никто не слышит. Только рядом кто-то плачет — и непонятно, то ли от горя, то ли от радости…
Но, скорее всего, это плакала Марта в приемной Лизы Соболевской — от обиды, от того, что все обошлось… и от неожиданного предательства.
* * *Лиза уже минут десять ждала Влада Князева в вестибюле Концертного зала Консерватории, куда они давно договорились сходить, чтобы послушать прославленного тенора — плохо известного в России, но очень знаменитого в Европе и Америке.
Лиза любила ходить с Владом на концерты классической музыки. Он отлично и без занудства в ней разбирался, не ломался, с удовольствием пил советское шампанское в буфете, — чего никогда в жизни не позволил бы себе дома или на приеме у рекламодателей. Князева часто называли очень образованным и эрудированным. Но Лиза четко знала, что в сознании Влада остается лишь только то, что элегантно и прекрасно. Именно поэтому он любил кинодив «золотого века» Голливуда и дизайнерские вещи, причем не раскрученные, а по-настоящему прекрасные. Кого-то именно это во Владе Князеве раздражало. А Лизу восхищало его умение проходить мимо всего отвратительного и пошлого так, словно этого в жизни вовсе не существовало. Рядом с Владом мир становился изысканным, роскошным и позитивным. А еще у него было отличное чувство юмора, и даже слегка пошлый анекдот в его исполнении звучал артистично и лишь слегка игриво.
Стоять в вестибюле консерватории в шубе было жарко, и Лиза вышла на улицу. Она обратила внимание на толпу студентов — одеты они были, как Иван Бекетов: небрежно и совсем не изысканно. Лиза вдруг испугалась, а правильно ли она сделала, что накупила целую кучу дорогих шмоток? Может быть, в молодежно-богемной среде такое давно не носят и даже презирают? Лиза даже начала немного волноваться, но в этот момент увидела Влада Князева. Высокий, в отлично скроенном черном пальто и с завязанным узлом шарфом актуального темно-лилового цвета, он с улыбкой шел ей навстречу.
— Добрый вечер, мэм, — поцеловал Влад Лизу в щеку. — Извини, заставил ждать. Но эти пробки! Впрочем, что о них говорить. У тебя новые духи. Кто это?
От Князева веяло таким теплом, что Лиза почувствовала себя почти влюбленной в него. Впрочем, это же чувство она испытывала и к небрежно одетым студентам консерватории, которые толпились в ожидании входных билетов, и к билетерше, которая проверяла билеты, и к буфетчице, которая наливала шампанское. Лиза вдруг ощутила, что ее любовь разлилась вокруг и превратилась в океан. А когда заиграл оркестр, по водной глади этой бескрайней любви побежали волны, которые обещали вынести на берег все только самое прекрасное и навсегда смыть зло, ненависть, предательство, боль, а главное — одиночество… Подобной любви ко всему миру Лиза Соболевская не испытывала никогда в своей жизни.
После концерта, как и договаривались заранее, Лиза и Князев отправились ужинать в небольшой итальянский ресторанчик, затерянный в переулках старой Москвы.
Влада здесь отлично знали, а потому встретили как друга, а не как гостя. Даже не предлагая меню, официант спросил:
— Вы что сегодня будете? Как обычно?
— Да, Саша, мне баклажаны с томатами, а потом телятину. И вино. Все, как обычно. А вы что, мэм, будете?
— Мне то же самое, — кивнула Лиза, которой совершенно не хотелось ни есть, ни выбирать блюда. — Только вместо вина коньяку принесите, пожалуйста.
Влад удивленно посмотрел на Лизу. За время их знакомства она впервые сделала выбор в пользу крепкого алкоголя.
— Лиза, все в порядке?
— Да, да, просто холодно сегодня.
— Действительно. Ты уже решила, где будешь встречать Новый год? — поинтересовался Князев и попробовал вино, принесенное официантом так быстро, словно все в ресторане только и ждали того момента, когда придет дорогой гость Влад Князев, и все было наготове: и вино, и обслуживающий персонал, и даже музыка. Словно по заказу, сразу после их прихода запел самый сладкоголосый и самый продаваемый тенор мира Андреа Бачелли.
— Наверное, поеду в Альпы, — неуверенно произнесла Лиза и решила сменить тему, которая ее саму волновала уже несколько дней. Действительно, где она будет встречать Новый год? А главное, с кем?
— Влад, давно хотела спросить, как ты относишься к Бачелли?
— Хорошо отношусь, — улыбнулся Князев. — Красивый человек красиво поет — что же тут может не нравиться? Конечно, многие уверяют, что это оперная попса. Но ведь поет прекрасно, правда? Или ты тоже считаешь, что это попсятина?
— Я? Да я сама попса высшей пробы, впрочем, как и ты, Влад. Так что, как мы можем быть против Бачелли? А ты слушал его вживую? Ведь он часто приезжает петь на Рублевке.
— Нет, — покачал головой Влад. — Пока как-то не получалось. Меня дважды приглашали, но один раз я был в Милане, второй — в Париже… Знаешь, Лиза, может, мы с тобой и попса в самом широком смысле этого слова, но нам повезло больше, чем Бачелли.
— Почему?
— Потому что мы с тобой все видим, а он слепой. Хотя, если живешь в Москве, то иногда пожалеешь о том, что имеешь глаза. Ох, что я такое говорю! Прости меня, Господи. Нам жаловаться грех.
— Влад, скажи, неужели тебе настолько ненавистна Москва? — серьезно спросила Лиза, ведь отлично знала — в Москве Влад проводит не более пяти дней в месяц.
— Ну что ты, Лизочка, ненависть — это слишком сильное чувство. Мне просто скучно здесь, да и мало что может порадовать мои глаза. Друзья, дом, концертные залы… Вот, собственно, и все. Хотя, с другой стороны, это совсем немало — целая жизнь. Но там, в Италии, во Франции, в Австрии, даже в Америке меня радует каждая мелочь. То, как я утром иду завтракать в кафе, как болтаю с продавцом фруктов на рынке… Понимаешь, там мне никогда не бывает тоскливо.
— Дом, друзья… Ведь это самое важное, Влад! При чем здесь завтрак в кафе?
— Лиза, ты наивна! Ведь дом и друзья у меня есть и там.
— Тогда почему ты не уезжаешь совсем?
— Зачем? Кому там могут быть интересны мои рассказы про кинодив? Я — артист, хотя бы в душе. Мне нужна публика. Как и тебе, Лиза. Мы не сможем без этого жить. Поэтому мы все здесь. Даже если и ненавидим этот грязный московский снег, ужасный воздух, агрессивных людей. Мы уже отравлены вниманием. Ну, ладно, Лизонька, это все лирика. Послушаешь хорошую музыку — сразу тянет на исповедь и бессмысленные признания.
Лиза так и не поняла: Влад имел в виду концерт в консерватории или проникающий в душу голос самого попсового тенора в мире Андреа Бачелли. В этот момент им как раз принесли закуску из тончайших, как листочки, обжаренных в масле баклажанов, украшенных ярко-алыми дольками помидоров.
— Прекрасно! — выдохнул Влад и щедро посыпал помидоры зеленью. — Но который раз сюда хожу, никак не могу добиться, чтобы было побольше лучка. Хотя вот его они готовят замечательно — вымачивают в прекрасном оливковом масле, мелко-мелко режут. Ну так что, Лиза, кризис сильно ощутим?
— Влад, ты, наверное, не знаешь, в журнале «STYLE Москва» введен мораторий на слово «кризис»: мы живем так, как будто его и нет. Иначе — ты же знаешь наших людей — все впадут или в панику, или в апатию, что одинаково плохо.
— Влад, ты, наверное, не знаешь, в журнале «STYLE Москва» введен мораторий на слово «кризис»: мы живем так, как будто его и нет. Иначе — ты же знаешь наших людей — все впадут или в панику, или в апатию, что одинаково плохо.
— Согласен, — кивнул Влад. — Это ты мудро поступила. Но рекламные бюджеты падают, и не замечать этого невозможно. Так что надо в любом случае сконцентрироваться и работать на повышенных скоростях. Даже кризис не повод потерять аудиторию, слишком дорого она нам всем досталась.
— Влад, — решила рискнуть Лиза после того, как выпила немного коньяку и почувствовала, что внутри потеплело. — А если я не хочу повышать скорость? Наоборот, я бы с удовольствием ее сбавила…
— Сейчас, Лиза, поверь мне, не самое подходящее для этого время, — сурово отчеканил Влад Князев.
И это была не точка зрения успешного автора и лучшего друга — это был приказ, который не обсуждается. «Точно, — подумала Лиза. — У него есть процент акций в журнале. Поэтому он так волнуется. Плевал он на аудиторию. Впрочем, Влад прав, аудитория — это деньги. Каждый человек имеет цену». Но внезапно в Лизе проснулась злость. Неужели Влад Князев только для того дружит с ней, ходит по концертным залам, дает мудрые советы, чтобы его личный доход рос? Если это так, то на одного предателя в ее жизни стало больше. Но, прежде чем вынести окончательный приговор, Лиза решила дать Владу еще один шанс.
— Влад, я буду откровенна, ведь ты — мой друг, — медленно произнесла она, нарочито выделив последнее слово. — Со мной происходят странные вещи. Да, я много лет крутила этот барабан. Но сейчас я как машина без горючего. Я просто качусь сама не знаю куда.
— Лиза, не будь ребенком. Катиться, как ты выражаешься, без горючего можно только в одном направлении — с горы вниз. Вниз! Понимаешь? Но ведь самое трудное не взобраться на гору, нет! А второй раз вернуться на ту же вершину, на которой ты уже когда-то побывал. Я понимаю, ты устала. Сейчас будут каникулы — поезжай отдохни. Ты же собиралась в горы.
— Влад, ты меня не слышишь! — в отчаянии, что теряет друга навсегда, повысила голос Лиза.
Хорошо, что Бачелли пел довольно громко и остальные гости ресторана ничего не услышали.
— Мне скучно, понимаешь? Я не могу десять лет жить по плану «двенадцать номеров в год», не могу каждую зиму думать про летнюю коллекцию одежды, а летом — про зимнюю. Я не могу бесконечно править эти заголовки, не могу который год делать вид, что делаю нечто ужасно важное. Помнишь, фильм такой был — «Особо важное задание». Так там война была! Но сейчас же нет войны! Так почему я хотя бы на время не могу перестать подносить снаряды?
Пока Лиза все это сбивчиво говорила, Влад молчал и тщательно подбирал остатки соуса с тарелки кусочком восхитительного итальянского хлеба.
— Очень вкусно, — зажмурился он от наслаждения и сделал знак своей холеной рукой официанту, мол, спасибо, можно забирать. — Я все понял, Лиза. Не надо на меня кричать.
— Извини, Влад…
— Ничего страшного. Но теперь я верю, что ты действительно могла разнести стойку регистрации в отеле. Бедные итальянцы! Ты напугала их до полусмерти. Трудно такого ожидать от сдержанной воспитанной девушки, — улыбнулся Князев. — Но меня можешь не стесняться. Заказать тебе еще коньяку?
— Ты провокатор, Влад! — засмеялась Лиза. — Мне больше коньяку не нужно. Я и с пятидесяти граммов отлично выговорилась.
— Нет, дело не в коньяке. Это музыка открывает душу человека так, как ничто другое раскрыть не может. И я буду с тобой тоже откровенен, Лиза. Запомни: что бы ни случилось, тебя никогда никому не будет жалко. Просто потому, что декорации твоей жизни слишком красивы. Тебя будут ненавидеть, тебе будут завидовать, над тобой будут смеяться, но жалости ты не дождешься. Искренней, человеческой жалости, без которой действительно трудно жить.
— Но я не хочу никого провоцировать на жалость.
— У тебя и не получится. Спровоцировать можно только ненависть — как, например, Ксюша Собчак. Любовь — нет. А жалость и любовь, как правило, ходят вместе. Так что ты больше никому не жалуйся — мой тебе совет. Легче тебе не станет. Просто потому, что тебя никто не захочет услышать.
— Спасибо, Влад, — уверенно произнесла Лиза. — Я рада, что не ошиблась хотя бы в тебе.
* * *Они уже съели горячее и ждали десерт, когда у Лизы зазвонил телефон.
— Лиза, ты дома? Я буду у тебя через полчаса, — тихим голосом произнес Иван. — Можно? Или у тебя важная встреча?
— Нет, нет, я могу, конечно, как и договаривались, — почти невпопад, волнуясь, ответила Лиза.
— Тогда жду тебя на крыльце.
Лиза начала лихорадочно собираться, придумала на ходу историю про подругу, которая нуждается в экстренной помощи, потребовала срочно принести счет. Ее взволновал голос Ивана Бекетова, растерянный и какой-то детский. Но еще больше — грядущее повторение одного из самых счастливых вечеров в ее жизни. А Лиза Соболевская отлично знала — настоящее счастье никогда не повторяется. Даже если декорации и действующие лица остались прежними…
— Прощай, Лиза! Будь осторожна, — по-дружески поцеловал ее Влад. — Жаль, что так получилось. Кстати, я тут недавно выискал очень интересное высказывание Греты Гарбо. Когда ты становишься частью системы, рано или поздно система уничтожает тебя.
— Отличная реплика, Влад, в следующей статье про кинодиву обязательно ее используй, — улыбнулась Лиза и приподнялась на цыпочках, чтобы чмокнуть Князева в щеку. Она почувствовала, что от него пахнет луком. И этот запах никак не вязался с таким красивым и элегантным мужчиной, как Влад Князев.
* * *Лиза доехала до дома неожиданно быстро, — именно в этот вечер улицы заснеженной Москвы оказались пустынны. Поэтому Лиза не удивилась, когда увидела, что на крыльце ее никто не ждет.
Лиза поднялась на лифте… и оторопела. Возле двери ее квартиры, свернувшись в комочек, лежал человек в темно-сером ватнике. Ивана Бекетова она узнала только по цвету волос.
— Вань, ты спишь? — присела она рядом с ним и провела рукой по волосам. — Ты пьяный, что ли?
— Нет, — тихо прошептал он, даже не открывая глаз. — Я не пьяный. Я умираю.
— Ну хорошо, поднимайся и пойдем умирать ко мне, там все-таки удобнее.
Иван вошел в квартиру и, не разуваясь, направился сразу в сторону дивана.
Лиза сняла в прихожей шубу, туфли и вошла в комнату. Ее взору предстала необычная картина — восходящая звезда русского кино возлежал на ее роскошном диване цвета горького шоколада в потертом ватнике. Он выглядел так, словно только что вернулся с войны.
— Вань, что случилось? — тихо спросила Лиза. — У тебя проблемы?
— Черт, Лиза, перестань говорить со мной так, как общаются с читателями-идиотами в твоем журнале! — взорвался Иван, но тут же будто сдулся, поджал под себя ноги, обутые в замызганные, стоптанные ботинки, и закрыл глаза.
— Извини, — уверенным голосом произнесла Лиза, подошла к барной стойке и включила кофе-машину. Она терпеть не могла истерик, особенно в исполнении мужчин. Впрочем, в последние годы она не встречалась с такими мужчинами, поэтому сейчас совершенно не знала, как ей реагировать. С одной стороны, ей хотелось стащить Бекетова с дивана, снять с него эту ужасную одежду, затолкать его под душ, а потом накормить и обсудить все проблемы. Но так она бы действовала, если бы перед ней был взрослый и хорошо знакомый ей мужчина. С другой стороны, хорошо знакомые ей мужчины никогда бы себе не позволили завалиться на ее бархатный диван в грязном ватнике. В общем, получался замкнутый круг.
— Вань, — присела Лиза на пол рядом с диваном. — Я так рада, что ты пришел.
— Лиза, я никому не нужен, меня никто не любит, — тихо произнес он. — Что я им сделал?
— Почему — никто? Я тебя люблю.
— Я же не виноват, что этот чертов фильм никому не нравится, — продолжал он говорить так же тихо, даже не заметив ее признания.
«Наверное, ему часто это говорят — вот он и привык», — с тоской подумала Лиза. И почувствовала себя так, как говорил Иван Бекетов — никому не нужной и никем не любимой. Он, словно подслушав ее мысли, вдруг открыл глаза, взял Лизу за руки, притянул к себе и крепко обнял. Со стороны они выглядели так, словно вернувшийся воин со страстью обнимает любимую девушку, которая верно ждала его долгие годы.
— А откуда у тебя этот ватник? Ты костюмерную ограбил, что ли? — спросила Лиза.
— Да нет, это мне ребята в общаге дали. Во-первых, холодно. А во-вторых, меня в нем никто не узнает. Моя же рожа сейчас на каждом столбе красуется.
Лиза хотела ответить, что известного человека узнают только в одном случае — когда он сам к этому стремится. Ведь очень многим глубоко плевать, звезда какого масштаба ходит рядом с ними по улицам. Но решила, что сейчас не самое подходящее время давать уроки на тему «Как быть звездой».