А сегодня незадолго до обеда она неожиданно заглянула ко мне в комнату:
- Альбер, мне надо купить крем для лица. Не будете ли вы так добры сопроводить меня?
Эта любезная фраза на самом деле означала: иди со мной.
- Зачем вам крем? - сказал я, лишь бы что-то сказать. - У вас чудесная кожа. Если вы прикажете мне вас поцеловать, я соглашусь.
- Если у женщины хорошая кожа - значит, она старательно следит за ней, - ответила дама, оставив мое предложение без внимания.
- Не лучше отложить покупку на более позднее время, а сейчас заскочить куда-нибудь пообедать? - предлагаю я.
- Сделаем и то и другое, - говорит Мод. - Только на пять минут забежим в "Карлштадт". Как раз за этим магазином есть чудесный ресторан.
Предложение подано как чистейшая импровизация. Но в наших кругах люди недоверчивы, и я подозреваю, что покупка - только повод для того, чтоб затянуть меня именно в этот чудесный ресторанчик за "Карлштадтом". Подозрение перерастает в уверенность: когда через каких-то четверть часа после того, как мы уселись, к нашему столу подходит невысокий, смахивающий на пивную бочку, краснощекий господин.
- О Мод! Куда вы исчезли? - радостно выкрикивает незнакомец.
- Вот я перед вами, Франк, - успокаивает его дама. - Садитесь, если у вас нет другой компании. Это - господин Каре.
Оказывается, что у незнакомца нет другой компании и он очень-очень рад познакомиться с господином Каре.
Судя по тому, как разговаривает краснощекий с кельнером, он тут постоянный посетитель, хорошо знает не только кухню, но и винные погреба этого заведения.
Первого поданного блюда мне вполне достаточно, чтоб утолить голод, поэтому появление еще и свиной ноги меня больше пугает, чем радует. Отодвигаю тарелку и зажигаю сигарету. Это не остается незамеченным.
- Какое варварство, уважаемый господин Каре! - замечает Франк с полным ртом. - Эта свинья пожертвовала своей жизнью ради нас, а вы отвечаете на ее самопожертвование неуважением.
- У Альбера всегда плохой аппетит, - старается оправдать меня Мод. Но у него есть другие достоинства. Он с первого взгляда определяет профессию и происхождение человека.
- Боюсь, что ко мне вам придется присматриваться долго, - скептически качает головой Франк. - Ну хорошо, смотрите сколько хотите, и делайте свои выводы.
Он вызывающе моргает своими блестящими темными глазами, потом снова переключает свое внимание на свиную ногу.
- Наверное, Мод переоценила мои возможности, - замечаю я. - Но если речь идет об угадывании, то вы американец немецкого происхождения, видимо торговец.
- Я же вам говорила, что он угадывает! - довольно улыбается дама.
- А я разве не говорил, что со мной дело сложное? - возражает толстяк. - Чтоб ваш ответ был точнее, надо было добавить для приправы и кое-что итальянское.
- Не будьте таким мелочным, - протестует Мод. - Альбер угадал.
- Я совсем не мелочный, - протестует, в свою очередь, Франк. - Для меня эта итальянская приправа очень важна. Мать у меня была итальянка, отец - немец, и мое рождение связано с созданием политической оси Рим Берлин, смерть отца связана с крахом этой оси в борьбе с большевиками, а следующий брак моей матери - с приходом американцев.
- Хорошо хоть, что ваша мать не вступила в брак с русским, - бросает Мод.
- Расположение фронтов исключало такую опасность, - замечает Франк. Но если учесть, как развиваются события, не будет ничего удивительного, если ваша дочь или даже вы сами выйдете замуж за китайца.
- Кажется, я уже говорила вам, Франк, что ваши шутки...
- Никаких шуток, милая, никаких шуток. В один прекрасный день в самом деле может случиться так, что нам придется выбирать между китайцами и русскими. Что вы думаете по этому поводу, уважаемый Каре?
- Меня больше волнует финансовый застой, - бормочу я.
- Что ж, Франк, - говорит через какое-то время Мод, отодвигая от себя пустую посуду. - Альбер боится кризиса, вы боитесь русских и китайцев, вообще у каждого свои страхи.
- Нет, милая, я ничего не боюсь, - возражает толстяк. - Думаю, пока китайцы завладеют этим миром, я успею перебраться на тот свет... Римская империя рушилась целых два столетия. Наша агония продлится, по крайней мере, несколько десятилетий.
- На вас плохо сказывается пребывание в Европе, - констатирует дама. И, обращаясь ко мне, поясняет: - Фрак - американец, который получил европейское воспитание.
- В ее словах есть частица правды, - подтверждает гость. - Матери я обязан знанием итальянского и немецкого языков, а отцу - невозможностью использовать эти знания в Европе. Прошла уже целая вечность с тех пор, как я тут живу. Вообще я утратил американский оптимизм, не успев обрести его. Знаете ли вы, что у нас, за океаном, глупость называют оптимизмом?
Он еще какое-то время распространялся в том же духе, поощряемый короткими репликами дамы, а я, глядя сквозь витрину на панораму торговой улицы, спрашивал себя: какова настоящая цель этой случайной встречи, если такая цель вообще существует?
В диалоге между Мод и Франком за чашкой кофе некоторые реплики заставляют меня насторожиться.
- Мы не нарушили ваших планов тем, что забрали вас к себе? спрашивает Мод. - Возможно, вы хотели сесть где-то в другом месте?
- Да. Или, собственно, нет. Я надеялся встретить тут одного знакомого, но он не пришел.
- Очень плохо с его стороны, если он вам обещал.
- Скорее это было полуобещание. Он очень занят. Люди, от которых мы зависим, всегда очень заняты.
Дама не возражает. Она потеряла всякий интерес к разговору. Франк также. Поэтому приглашаем официантку, чтоб расплатиться. Как всегда, плачу я. Обыкновенная игра в джентльменство - не больше. Мод всегда возвращает мне деньги... "Накладные расходы за мой счет", - говорит она. По этому поводу я не возражаю. У меня нет никакого желания финансировать чужие операции. Не такой я богатый. Если будет возможность продолжать путешествие, деньги мне тоже будут необходимы.
Да, если будет возможность. Если...
- Вы до сего времени не дали мне свой паспорт, - напомнила Мод.
- Хорошо, возьмите, - говорю я, отдавая ей паспорт. - Но имейте в виду, что я остался без документов.
Быстрый взгляд больших карих глаз и почти лирический вопрос:
- Скажите, Альбер: неужели нам нельзя работать, доверяя друг другу немного больше?
- Дорогая моя, доверие достигается не словами, а делами. Вы мне никогда ничего не говорите. Я и сейчас не знаю, куда это мы полетели, какой пожар будем тушить.
Мы и правда летим. Летим в зеленом "мерседесе" автострадой.
По дороге из ресторана в гостиницу Мод дважды забегала в телефонные кабины и разговаривала с неизвестными лицами, а потом, после обычного послеобеденного отдыха, пришла ко мне сказать, что я могу убрать свою пижаму в чемодан: счет оплачен и мы отправляемся.
- О каком пожаре вы говорите, Альбер? - бросает дама, вперив глаза в ленту шоссе, что стелется перед нами. - Кажется, разговор с Франком плохо подействовал на вас. Терпеть не могу таких спокойных истериков, которые только и думают о возможных катастрофах и агониях.
- А я не люблю собеседников, которые никогда не отвечают на вопросы. Вы слышите? Я спросил: куда мы летим?
- К цели, Альбер. Прямо к цели. Иногда сроки и методы меняются, а цель остается.
- Скажите мне хотя бы название населенного пункта. Конечно, если мы едем в населенный пункт.
- Он не очень населенный, находится совсем близко и называется Идар, если это вам о чем-то говорит.
Название "Идар" мне ни о чем не говорит, но вопрос расстояния очень важен.
Съезжаем с автострады на асфальтовую дорогу в лес. Мод молчит, занятая машиной. Потом бросает, будто между прочим:
- Когда-то в воскресной школе нам читали Евангелие, где сказано: если у тебя две рубашки, отдай одну своему ближнему. Это, конечно, глупость...
- Почему же глупость, если так написано в Евангелии?
- Эту историю про две рубашки мы слышали уже две тысячи лет, но я еще не слыхала, чтоб кто-то подарил кому-то свою вторую рубашку. Людям надо говорить лишь то, что они могут воспринять. Например: не зарься на большее количество рубашек, чем тебе потребно.
- Вам лично сколько их необходимо?
- Как раз столько, сколько имею. Маленький автомобиль - не такой, как этот, в котором мы сейчас едем, и уютная квартира - вот и все мои потребности.
- Но женщина с вашим интеллектом, не говоря уже про внешность, могла бы достигнуть значительно большего.
- Именно жажда "большего" и приводит ко всяким катастрофам. Одни катастрофы есть результат любовных неудач, другие, так сказать, деловых. Иллюзия семейного счастья и нестерпимая жажда наживы... Первое толкает вас к браку, а второе - в тюрьму.
Уже темнеет, фары автомобиля выхватывают придорожную табличку: "Идар - Оберштайн - 35 км". А отсюда до Висбадена приблизительно еще столько же. Да и эта дорога с крутыми поворотами - это вам не прямая автострада. Не говоря уже о том, что я без автомашины. В данный момент все это занимает меня "значительно больше, чем вопрос брака или жадности.
Уже темнеет, фары автомобиля выхватывают придорожную табличку: "Идар - Оберштайн - 35 км". А отсюда до Висбадена приблизительно еще столько же. Да и эта дорога с крутыми поворотами - это вам не прямая автострада. Не говоря уже о том, что я без автомашины. В данный момент все это занимает меня "значительно больше, чем вопрос брака или жадности.
У дамы, наверное, тоже свои проблемы, которые надо обдумать, поэтому в "мерседесе" царит молчание.
Вокруг уже давно наступила темнота, когда перед нами блеснула табличка: "Идар - Оберштайн. Индустриальный район". Приехали, говорю сам себе, но, оказывается, я ошибся. От индустриального района до города еще ехать и ехать. "Мерседес" сворачивает с шоссе направо, на крутую узкую дорогу. Не знаю, сколько и куда мы поднимаемся, но, наверное, теперь двигаемся в противоположном направлении, ибо после очередного поворота вижу город уже где-то далеко внизу под нами. Еще одни поворот, машина проезжает под какими-то кустами и останавливается перед небольшим строением, спрятанным среди деревьев.
Строение имеет вид нежилой, по крайней мере пока Мод не нажимает на кнопку звонка. Слышен легкий шум, скрип задвижки, и на пороге домика появляется... Сеймур.
- Заходите.
Закрыв за нами, хозяин щелкает выключателями. Тесный, неприветливый коридор освещает голая лампочка. Сеймур ведет нас в какую-то комнату, немного пристойней на вид. Кушетка и кресла обиты серым, уже немного вытертым бархатом. На окнах такие же бархатные занавески. В помещении стоит крепкий табачный дух. Старомодная люстра освещает комнату.
Эта дама, кажется, понимает все без слов. Достаточно одного взгляда Сеймура, и она уже достает из шкафа виски, бутылку воды и стаканы. Сделав это, оставляет комнату.
- Сколько? - спрашивает хозяин, готовясь налить мне.
- Сколько необходимо для разговора.
- Для разговора достаточно и двух граммов, а может, не хватит и двух бутылок. Все зависит от вас, Майкл.
- Если от меня, то два грамма.
Он наливает по четверти стакана нам обоим: потом добавляет себе содовой, выпивает и закуривает сигарету. Я машинально делаю то же самое. Курю и жду.
Сеймур стоит у стены, оклеенной полинявшими серебристыми обоями, держа в одной руке стакан, а в другой - сигарету. Высокая фигура в безупречном сером костюме бросает темную тень на обои. При свете лампы лицо его кажется зеленоватым и уставшим. Американец по старой привычке прикусывает сигарету и щурится от дыма.
- Вам не везет, Майкл, - говорит он наконец.
- Я это понял еще тогда, когда встретил вас.
- Ничего вы не поняли. Встреча со мной была для вас последним счастливым шансом. Ибо, если бы вы встретили не меня, а Эванса, Уорнера, Бентона или кого-то другого из их шайки, ваша судьба сложилась бы совсем иначе.
Я молчу, поэтому Сеймур повторяет:
- Эванс, Уорнер, Бентон... Вы их помните, не так ли?
Еще бы не помнить!
- А зачем мне их встречать? Я давно сменил среду, Уильям, и давно уже работаю в торговле.
- Знаю, знаю. Вы и раньше работали в торговле, что лишь помогало вам в другой работе. Но допустим, что вы и правда работаете в торговле и что вы даже настоящий бельгиец. Это будет неудобно для нас обоих. Даже если вы эскимос, у вас есть прошлое, и некоторые люди не склонны прощать его. Например, мистер Томас. Надеюсь, вы не забыли Томаса?
Фамилия подброшена будто между прочим, но я знаю, что это не так.
- Вы ничего не говорите про Томаса, - настаивает американец.
- Я не знаю Томаса. И он не знает меня. Думаю, именно это вы и хотели услышать.
- Даже не имеете представления, кто он такой и как выглядит... подсказывает мне Сеймур.
- Откровенно говоря, я не такой уж незнайка. Но узнал о нем по фотографии и письменным справкам.
- А не допускаете ли вы, что и Томас знает вас по фотографии и письменным справкам?
- Я уверен, что Томас вообще не подозревает о моем существовании.
Сеймур отпивает немного из рюмки, бросает на меня ледяной взгляд и замечает:
- В таком случае, может, повезет и вам. Ведь не может без конца идти плохая карта.
- Если бы мне везло, я бы встретил человека, который выполняет свои обещания. Вы сказали "несколько дней"...
- По моему плану именно так и должно было быть. Но вы же знаете, иногда планы... Тот тип оказался чрезвычайно подозрительным.
- Какой тип?
- Да, чрезвычайно подозрительный, - повторяет американец, словно не услышав моего вопроса.
- Я понимаю ваше положение, - киваю я. - Но что вам надо от меня?
- Очень сожалею, Майкл, но мне надо довести игру до конца... А вы мой главный козырь.
- Эта карточная терминология мне ни о чем не говорит, - говорю я, загасив окурок в тарелке, которая служит пепельницей. - Хотите, чтоб я с вами сотрудничал, и ничегошеньки мне не говорите о сути дела.
- Я делал это в ваших же интересах. Зачем вам знать то, что вас не интересует. Но теперь обстоятельства изменились, поэтому возникла необходимость ознакомить вас с некоторыми деталями...
- Думаю, что речь идет о деталях, которые не имеют никакого значения, если вы решили доверить их мне.
- Не обещаю, что обязательно раскрою вам все свои карты, но, повторяю, познакомлю вас с теми, которые примут участие в игре, - уточняет Сеймур.
- Это ваше дело, - пожимаю плечами. - Но если я плохо информирован, неудивительно, если я плохо буду выполнять свою роль.
Американец измеряет меня быстрым, острым взглядом, выплевывает на пол окурок, затаптывает его ногой и закуривает новую сигарету.
- Успех дела требует, чтоб мы играли честно. Что вы скажете на это?
- Пока ничего. Если откровенно, то я удивляюсь, как это мы с вами имея в виду нашу профессию и взгляды - можем заниматься общим делом?!
- Значит, вы не диалектик. В этом мире бесконечных противоречий и безудержных перемен вовсе неудивительно, если в конкретной ситуации и в какой-то момент пути двух враждующих индивидуумов сойдутся. Разве такого не может быть?
- Только в сфере абстрактных положений.
- В таком случае перейдем к конкретным.
Он медленно делает четыре шага - подходит к противоположной стене, потом еще четыре - возвращается назад. Выплевывает окурок, растаптывает его и, прислонившись спиной к полинявшим обоям, говорит:
- Томас, а?
Я молчу, и он добавляет:
- Насколько мне известно, он не так давно подвизался у вас...
Я не говорю ни "да", ни "нет".
- Он развил довольно активную деятельность... Или вы не в курсе?
- Если не ошибаюсь, его деятельность исчерпывается одной-единственной дерзкой операцией, а в его активе - провал.
Американец кивает головой в знак согласия и пристально смотрит на меня.
- Это вы его провалили?
- Если человек идет на провал, кто-то всегда поможет ему в этом.
- Эта история мне известна лишь в общих чертах. В самом деле, совершенно авантюристическая операция и вполне логичный финал. Не говоря уже о том, что он привел к провалу трех наших агентов.
Я удерживаюсь от комментариев.
- Собственно, Томас достаточно деловой парень, только не в разведке, - замечает Сеймур. И, так же пристально глядя на меня, добавляет: Наверное, вы думаете, что все мы банда жуликов, похожих на Томаса...
Я беру свою рюмку, однако пить мне не хочется, и я ставлю ее на место.
- В данном случае жульничество - не главное. Томас стал причиной смерти некоторых людей, - бросаю я.
- С вами такое тоже, наверное, случалось, - пожимает плечами американец. - Наша профессия - грубая профессия.
- Погибли совсем молодые люди, Уильям. И погибли бессмысленно.
- Мне приятно знать, что вы имеете против него зуб. Вот видите: бывает, что наши оценки совпадают.
- Поскольку вы вспомнили про нашу профессию, то я хотел бы заметить, что тут поступки не определяются личными симпатиями или антипатиями.
- Да. И все же, думаю, вы охотно подключитесь к операции, зная, что человек, которого надлежит победить, это именно Томас. Но вы не ответили на мой вопрос: считаете ли вы, что все мы такие, как Томас?
- Допускаю, что есть и исключения.
- Речь идет о правиле, - настаивает Сеймур.
- Правило лучше знаете вы... Я встречал всяких людей. Не скажу, что все они одинаково корыстны. Бывают исключения из правил.
- Следовательно, вы не считаете всех жуликами, - подытоживает американец.
- Это ваш вывод.
- Ну хорошо, - кивает Сеймур. - В данном случае речь идет как раз о двух жуликах. Один из них вам известен. Второй ничем не отличается от первого. Думаю, что так ваша совесть будет спокойна. Не знаю, как велика ваша антипатия к Томасу, только я лично имею зуб против того, второго.
Не договорив, он берет новую сигарету и щелкает зажигалкой.
- Речь идет об одном грязном дуэте, Майкл, в котором Томас играет вторую скрипку. А меня интересует первая. Именно ее мы и хотим вам показать. Только она отказывается выходить на сцену. Надо, чтобы вы при помощи Томаса вошли в контакт с первой скрипкой. Если Томас в самом деле вас не знает, задание будет совсем легким. Ваша роль исчерпывается одной кратковременной очной ставкой с первой скрипкой.