- Разве надо, чтоб мы понравились друг другу? - спрашивает Эрих, доставая из кармана пачку жвачки и медленно раскрывая ее.
- А почему бы и нет? - спрашивает, в свою очередь, Мод. - Альбер торговец, вы поставщик.
- Поставщик чего? - решаю и я подать голос.
- Всего, - уклоняется от прямого ответа Эрих. - А больше всего точной механики. Что вам надо? Пистолеты, автоматы, ручные гранаты?
- Точная механика теперь самая перспективная, - тороплюсь согласиться. - Только я специализируюсь на стекольных изделиях.
- Деликатный товар, - бросает немец. - Имею в виду способ перевозки.
- Для этого существуют страховые компании.
- Но у вас, наверное, есть свои поставщики.
- Хватает. Однако разнообразие в ассортименте всегда полезно, авторитетно говорю я, хотя мне начхать на ассортимент.
Эрих, кажется, заинтересован возможностью сделать бизнес:
- Какое количество вас интересует?
- Количество не имеет значения, - отвечаю так же авторитетно. - Я оптовик.
- В таком случае можем заключить соглашение, - предлагает немец. - Не хочу хвастаться, но я тоже не размениваюсь на мелочи. - И, что-то вспомнив, смеется: - Следовательно... стеклянные изделия, а? Отлично сказано. Ха-ха, стеклянные изделия!
- Чего ты хохочешь, как идиот? - набрасывается на него Дейзи. - Я не вижу тут ничего смешного.
- Пусть смеется, смех - это здоровье, - примирительно замечает Мод, которая оценивает вещи преимущественно с точки зрения физиологии.
Лифт выстреливает нас на шестой этаж, но, прежде чем разойтись по своим комнатам, дама замечает:
- Полагаю, двух часов вам хватит, чтоб отлежаться. Надо все-таки и в самом деле побывать на этой ярмарке.
- Вполне достаточно, - киваю я. - Только если засну, это может продолжаться и три часа. Поэтому было бы целесообразней пойти к вам. Тогда я не засну.
- Приходите, если хотите.
Я растягиваюсь на ее кровати, чтоб все обмозговать, пока из ванной комнаты доносится легкий плеск воды.
Мысль о том, что "теперь или никогда", засела у меня в голове еще в тот момент, когда я услыхал, что мы едем в Майнц. От Майнца до Висбадена рукой подать.
Теперь или никогда - даже нечего и думать. Важно определить, когда именно "теперь": теперь - немедленно или теперь - на ярмарке? Ярмарка последняя возможность и, конечно, не самая лучшая. Даже если мне удастся незаметно скрыться в толпе, мое отсутствие быстро зафиксируют. И нет никакой гарантии, что все обойдется какой-то ложью и неприятным разговором.
Теперь или позднее, но связь надо установить именно сегодня. До того, как мы возвратимся в Идар. И до того, как мы отправимся из Идара неизвестно куда.
Именно сегодня, говорю себе; в это время из ванной выходит Мод.
- Вы так и будете лежать одетым? - спрашивает она, укоризненно глядя на меня.
Особенного желания раздеваться я не чувствую, но что поделаешь! Поднимаюсь именно в тот момент, когда дама укладывается на широкой постели.
- Не поищете ли в холодильнике чего-нибудь выпить? - слышу за спиной ее голос. - Тот венгерский гуляш просто испепелил мне нутро.
Эта фраза все решает.
- Вы имеете в виду что-то крепкое? - бросаю я, направляясь к белому шкафу.
- Дайте мне кока-колу.
Конечно, кока-колу: она пенистая и темного цвета. Я открываю бутылку, и с моей руки туда падает маленькая таблетка, которая сразу же растворяется. Наливаю напиток в бокал, даю его даме и начинаю раздеваться.
- Эта доска Дейзи, по-моему, немного неуравновешенна, - замечаю я, вешая пиджак на спинку стула.
- Теперь все молодые такие, - отвечает женщина, закладывая руки за голову и давая простор своему бюсту.
- "Все молодые"? Себя вы к ним не относите?
- Неужели я так молодо выгляжу?
- "Так" - нет. Но, во всяком случае, до тридцати.
- Вы привыкли тешить женщин банальнейшим способом, - вздыхает Мод. И добавляет: - Собственно, вы правы: наибанальнейший - наиэффективнейший. Большинство женщин - дурехи, зачем же напрягать воображение!
- Если так, то отныне я буду говорить только неприятные вещи.
- Говорите что хотите, Альбер, - соглашается дама. - А сейчас чувствуйте себя как дома...
У меня возникает сомнение, в самом ли деле мой препарат эффективен? Но, закурив сигарету, замечаю, что Мод едва преодолевает сонливость. Вскоре ею овладел спокойный сон.
Я выкуриваю еще одну сигарету, поднимаюсь и открываю окно, чтоб вышел дым. Пусть женщина хорошо спит и проснется без головной боли и неприятных сомнений. Без головной боли!
Молниеносно одеваюсь, бросаю дверь незапертой и по давней привычке оставляю гостиницу через черный ход. Пока преодолею двести метров пути, надо убедиться, что за мною никого. Да, только двести-триста метров, и я добираюсь до такси.
- Чем быстрее, тем лучше, - говорю водителю среднего возраста.
- Предоставьте это мне, - отвечает он и трогается со скоростью тридцать километров в час.
На автостраде этот симпатяга прибегает к смертельному риску увеличивает скорость до шестидесяти километров. Но расстояние до Висбадена не превышает десяти километров, поэтому мы все-таки успеваем доехать туда в этот же день.
Вручаю шоферу банкнот, приказываю подождать и двигаюсь к знакомому домику на тихой улице. Автомобиль, как и раньше, стоит около садовой калитки, но хозяина не видно. Ничего удивительного, если его нет дома: он не назначал мне встречи.
Садовая калитка отперта. Подхожу и звоню. Никаких признаков жизни. Держу палец на кнопке звонка дольше, но не очень злоупотребляю этим. На этот раз слышу какой-то неясный шорох. Будто шаркают шлепанцы. Вот снимают цепочку и поворачивают ключ.
- Кто там? - спрашивает хозяйка, стоя на пороге. Собственно, спрашивает не она, а ее недоброжелательный взгляд.
- Я по поводу машины, - объясняю ей.
- Снова эта машина! - ворчит женщина. - А он лежит.
- Я знаю, что в такое время люди отдыхают, но...
- Не отдыхают. Он болен, - бросает она, готовясь закрыть дверь.
- И все-таки скажите ему, что я пришел, очень прошу. Мы договаривались...
Дверь гремит у меня перед носом, я остаюсь ждать. Такая уж у меня профессия. Проходит порядочное время, пока снова щелкает ключ. Теперь, к счастью, появляется сам хозяин, в халате, с печальными глазами. Большой костлявый нос кажется еще больше, а щеки - еще более запавшими.
- Очень извиняюсь...
- Заходите, - кивает он.
Пересекаем маленький полутемный коридорчик, вдыхая запахи кухни, и Шмитхаген открывает какую-то дверь. Из глубины коридорчика слышен сварливый женский голос:
- Если ты не продашь наконец эту машину, я позову Петера, чтоб он забрал ее...
- Заходите, заходите, - нервно подгоняет меня хозяин.
Маленькая комната, обставленная мягкой мебелью в белых чехлах, видимо, служит гостиной. Не успеваю оглядеться вокруг, ибо тороплюсь бросить сквозь полупрозрачные занавески на окнах взгляд на садик и фасады домов с противоположной стороны. Мужчина за моей спиной тяжело дышит, что-то передвигая, чем-то шелестит. Тайник.
- Вот, - слышу я. Поворачиваюсь и получаю долгожданный конверт.
Австрийский паспорт. Фотография моей персоны. И - наконец! коротенькая записка. Содержание записки легко расшифровать тому, кто в курсе: каждое третье слово. Остальные слова ничего не значат. На первый взгляд письмо совсем невинное. Читаю его. Потом щелкаю зажигалкой. Шмитхаген подает пепельницу.
- В тот день вы говорили, что пришли в предпоследний раз... Следовательно, сегодняшний визит должен быть последним...
- Именно так. И не волнуйтесь больше.
- Речь идет не обо мне. Ведь я объяснял вам... Такие обстоятельства...
- Знаю, знаю. У меня то же самое. Иначе я бы вам не надоедал. Желаю быстрейшего выздоровления.
Такси ждет меня на том же месте.
- Как можно быстрее, - говорю водителю.
- Предоставьте это мне, - успокаивает он. - Все торопятся. И вы тоже. Хорошо, можно и быстрее. Но и торопясь, надо же придерживаться разумной скорости.
Я уже упоминал, какую скорость он считал "разумной".
Расположившись на заднем сиденье, стараюсь расслабиться и снова перечитываю мысленно записку, которая уже превратилась в пепел.
В ней сообщается, что в течение двух дней такой-то "опель" с таким-то номером в такое-то время будет ждать меня на такой-то улице. Упомянутые два дня уже прошли. Но назначены две резервные даты - 29 и 30 июня, которые, к счастью, еще впереди. Тот же автомобиль, на той же самой улице, в то же время. А самое главное последнее: "Чрезвычайная осторожность. При удобном случае займитесь программой "Спирит".
Это английское слово в переводе означает "дух", "призрак". Я не слыхал о такой программе. Наши, кажется, что-то слышали, но не знают ничего конкретного. И не настаивают на немедленном раскрытии ее. "При случае". То есть не считай, что это обязательно, будь осторожен, чтоб не влипнуть в какую-нибудь неприятность... "Чрезвычайная осторожность!"
Я выхожу из такси на том же месте, где его взял, и возвращаюсь черным ходом в "Хилтон".
Я выхожу из такси на том же месте, где его взял, и возвращаюсь черным ходом в "Хилтон".
Мод еще спит, лицо ее даже во сне сохраняет серьезное выражение. Бесшумно раздеваюсь и устраиваюсь рядом, делая вид, будто тоже сплю. Я так старательно играю свою роль, что вскоре засыпаю по-настоящему. Просыпаюсь, ибо крепкая рука энергично трясет меня за плечо:
- Альбер!.. Ну же, Альбер! Или вы хотите, чтоб мы тут провели и ночь?
- Только и знаете, что будите меня, - огрызаюсь я, переворачиваясь на другой бок.
Однако дама настроена довольно решительно, поэтому приходится раскрыть глаза. На улице уже темнеет. В такое время года это означает, что перевалило уже за восемь.
- Что там такое? - спрашиваю я. - Почему вы мешаете мне спать?
Она подходит к окну, резким движением опускает занавеску и щелкает выключателем.
- Вы же хотели идти на ярмарку? - невинно спрашиваю я, садясь на кровати.
- Хотела... Такого со мною никогда не бывало. Проспать среди бела дня шесть часов...
Карие глаза смотрят на меня сосредоточено и немного подозрительно, но я делаю вид, что не замечаю этого.
- И все-таки вы проснулись.
- Меня разбудила Дейзи. Вы не слыхали телефонного звонка?
- К счастью, на этот раз аппарат стоит с вашей стороны.
- А что вы делали все это время?
- Разве вы не видели?
- Имею в виду - раньше. Я, кажется, заснула перед вами.
- Все правильно. Я последовал вашему примеру после того, как выкурил две сигареты. Не понимаю только, зачем этот допрос? Или вы думаете, что я перебежал к Дейзи?
- Не исключено, - сухо отвечает она.
На этом следствие заканчивается. Вряд ли я развеял ее подозрения. Но в наши дни кого только они не мучат?
В баре мы находим Дейзи с ее Эрихом. Женщины на какое-то время выходят - им надо кому-то позвонить, а мы с молодым атлетом остаемся развлекаться: я - сигаретой, а он - неизменной жвачкой.
- Итак, когда что-то выгорит, я сообщу Мод через Дейзи, - снова напоминает атлет.
- Именно так, - подтверждаю я. - Сообщите.
Дейзи скоро возвращается, а немного погодя появляется и Мод, которая, оказывается, ходила рассчитываться за гостиницу. Выпиваем по рюмке на дорогу, обмениваемся притворно дружескими улыбками и выезжаем.
- У меня такое чувство, словно вы что-то сделали со мной после обеда, - говорит Мод, когда "мерседес" уже мчится автострадой, прорезая мрак светом мощных фар.
- Вам было неприятно?
- Если бы мне было неприятно, я б вам сказала об этом еще в первый раз. Вы знаете, что речь идет не об этом.
- А о чем?
- Перед тем как я легла, вы дали мне кока-колу...
- По вашей просьбе.
- Вы меня одурманили...
- Почему? Разве у вас болит голова?
- У меня здоровая голова, Альбер. Лучше поберегите свою.
- Зачем мне беречь ее, когда я нахожусь в ваших руках. Вы играете мною как вам вздумается. Лучше объясните, почему Эриха так развеселили мои разговоры про стеклянные изделия?
Она какое-то время молчит, сосредоточенно смотрит на освещенную фарами полосу автострады. Наконец говорит:
- Я не уполномочена давать вам разъяснения, Альбер. Вы знаете, кто это делает. - И добавляет: - И все-таки вы меня одурманили.
Пока что трудно сказать, что обещает мне пакет, полученный через Шмитхагена, - реальное спасение или иллюзию спасения. Вероятнейшая возможность упущена. В то время как мы с Мод рассматривали в Идаре бижутерию, наш человек ждал меня с машиной в Висбадене, чтоб освободить из западни.
Следующая встреча назначена на последние дни месяца, в запасе еще две недели, но все зависит от этих досадных "если": если я сумею вырваться, если сумею добраться, если... останусь жив.
Австрийский паспорт - это уже что-то. На случай, если встреча с нашим человеком сорвется, у меня останется шанс воспользоваться гражданским транспортом: сесть в поезд на какой-то станции вблизи границы и испытать свою судьбу. Вчера у меня не было ни одного шанса, а сегодня есть два.
Чувствую, что то гадкое ощущение, которое чем дольше, тем чаще охватывало меня, немного рассеялось. Я знаю, что Центру уже известно, где я приблизительно нахожусь и чем приблизительно занимаюсь. Знаю, что мне предоставлена свобода действий, но в то же время меня предупреждают: чрезвычайная осторожность! Знаю и то, что при определенных обстоятельствах могу сделать полезное для раскрытия тайной операции "Спирит".
Вот только забота с этим австрийским паспортом. Его необязательно похищать у меня - достаточно узнать, что он у меня есть, и паспорт потеряет всякую ценность.
Вообще-то Сеймур имел основание, когда говорил, что мне не везет. Но ведь бывает же, что выигрываешь, не имея почти никаких шансов на выигрыш. Например, вчерашняя встреча со Шмитхагеном - это настоящая удача. Удача в последнюю минуту, ибо сегодня Мод уже говорит:
- Будем хорошо, если вы соберете свой багаж, Альбер. Мы отправляемся в Кельн.
Эту новость мне сообщают во время завтрака, а в обед мы уже в Кельне. Гостиница "Европа", где мы останавливаемся, видимо, выше средней категории, судя по мебели и виду на кафедральный собор. Но у меня нет времени любоваться пейзажем. Уладив формальности с администратором, дама спрашивает:
- Пойдете в свою комнату или отправимся сразу?
Садимся в "мерседес", и Мод прибегает к сложным маневрам, чтоб отъехать от площади у кафедрального собора. Сделать это не так-то просто, ибо окрестные улицы или закрыты для автомашин, или же там одностороннее движение, поэтому приходится ехать не туда, куда надо, а куда можно.
На улице жара, смрад выхлопных газов острее, чем когда-либо. Улицы заполнены автомашинами, которые едва ползут или же сбиваются в стадо, загипнотизированные красными глазами светофоров. Над полными чувственными губами моей дамы выступили мелкие капельки пота.
Наконец мы как-то вырываемся из автомобильного водоворота, который создался вокруг собора. Мод поддает газу, машина выскакивает на широкий бульвар и какое-то время мчится по нему. Свернув с бульвара, снова петляет маленькими улочками, но это уже спокойный, сонный жилой квартал без людской кутерьмы. Кажется, на этот раз мы едем не питаться.
- Вот здесь, - говорит Мод, припарковывая "мерседес" перед жилым домом, облицованным белым камнем.
Расспрашивать - пустое дело. Я выхожу из машины и направляюсь вслед за дамой. Из прохладного вестибюля лифт поднимает нас на шестой этаж дальше некуда, седьмого этажа нет. Одна-единственная дверь без всякой таблички. Два коротких звонка и после паузы - еще два. На пороге появляется Сеймур, молча кивает и отступает, давая нам дорогу.
Проходим через переднюю в просторный, богато обставленный холл, проходим его и оказываемся на широкой террасе, защищенной от солнечных лучей навесом в бело-зеленых полосах. В углу мягко журчит огромный вентилятор.
Мод отстала еще в передней, наверное, чтоб посмотреть, где стоят бутылки. Мы опускаемся в плетеные кресла, когда она появляется с подносом, наполненным всем необходимым для делового разговора. Оставляет поднос на низеньком столике между двумя креслами и скрывается.
- Мне приятно видеть вас, Майкл, - говорит американец, принимаясь сервировать стол.
- К сожалению, не могу ответить вам полной взаимностью, - бормочу я. - Но вы меня поймете.
- Надеюсь, и вы меня.
Он опускает в свой стакан два кубика льда, добавляет минеральной воды, отпивает, чтоб проверить, выдержана ли пропорция, и подносит зажигалку к зажатой в правом углу рта сигарете.
- Не смотрите так на меня. Ничего драматического не произошло. Просто хочу продолжить наш разговор, прерванный в тот день.
Я не возражаю. Бросаю в стакан немного льда и, в свою очередь, дегустирую. Сеймур тем временем достает из кармана несколько снимков и подает мне:
- Что вы скажете об этой продукции?
- Совсем любительская, - отвечаю я, наскоро просматривая снимки.
Они и в самом деле любительские, но достаточно точные. Эрих и я в разные моменты нашей вчерашней беседы в ресторане и в баре гостиницы "Хилтон".
- А теперь послушайте это, - предлагает Сеймур, достает из другого кармана миниатюрный магнитофон и нажимает кнопку.
Снова Эрих и я, на этот раз представленные своими голосами. Голоса звучат совсем аутентично.
"Я: Поставщик чего?
Эрих: Всего. Что вам надо? Пистолеты, автоматы, ручные гранаты?.. Но у вас, наверное, есть свои поставщики?
Я: Хватает. Однако разнообразие в ассортименте всегда полезно.
Эрих: Какое количество вас интересует?
Я: Количество не имеет значения. Я оптовик.
Эрих: В таком случае можем заключить какое-то соглашение. Не хочу хвастать, но я тоже не размениваюсь на мелочи..."
- Ну, что скажете? - спрашивает американец.
- Вульгарный монтаж - и только.
- Вы необъективны, Майкл, - качает головой Сеймур. - Для вас это, возможно, монтаж, ибо вы знаете настоящий разговор. А представьте себе, как прозвучит эта запись для неосведомленных, особенно в сопровождении снимков вашей дружеской встречи.