— Ты за меня не беспокойся, люди насовсем не умирают. Даже если случится беда, на свете появится другая Зана, и это буду я.
Если была в этих словах хоть крупица правды, то как жестоко судьба карает людей за их гордыню!
* * *Желтоглазые вторглись из-за пролива. Пролив был неширок, но считался достаточной преградой на пути врага. Противоположный берег был гол и скуден. Оттуда в середине лета приходили палящие ветры. Там кочевали жалкие племена, живущие неясно чем. Рассказывали, что они питаются одним солнцем, а если им показать кусок льда, они немедленно умирают. Порой дикари начинали пиратствовать в проливе, тогда их приходилось отгонять обратно в пустыню. В конце концов иждивением наместников, которые всегда назначались из рода иль Бахтов, на противоположном берегу было выстроено несколько небольших крепостей, и морской разбой прекратился. В глубь засушливой земли соваться никто не пытался, там тянулись неведомые пространства и обитала чуждая нечисть, с которой никто не умел бороться. Поэтому люди не знали, что копится в полуденных землях, готовясь обрушиться на приморские города, а затем выплеснуться на Колокольный тракт и всю империю.
Чуть ли не в один день укрепления на том берегу были сметены волной пришельцев, а затем на захваченных рыбацких кораблях, утлых лодчонках, плотах, составленных из надутых козьих бурдюков, вообще непонятно на чем орда ринулась на другой берег. В проливе часты шквалистые ветры, налетающие невесть откуда; один такой шквал мог бы разом утопить все вражеское войско, но как назло море было, словно личико юной девы: ни единой морщинки на безмятежной глади.
До последней минуты старый иль Вахт не верил, что случилось непоправимое. Ну, сожгут варвары пару рыбацких деревушек — беда невелика, а увидав подошедших из Сипура солдат, немедленно смажут пятки маслом, чтобы легче было убегать.
Во главе карательного отряда старый иль Вахт поставил своего сына Торлига. Через неделю Торлиг с жалкими остатками войска отступил к замку Вахт, родовой твердыне, которую никто и никогда не мог взять. Именно тогда Торлиг последний раз виделся с сестрой.
Илла Зана в этом году отметила семнадцатилетие и осенью должна была выйти замуж за наследника пышного рода иль Дионов. Прощаясь с сестрой, Торлиг еще не знал, что крепость Дион пала, город сожжен, а жених его сестры погиб во время штурма, и тело его осталось ненайденным. Но уже было известно, что варвары подошли вплотную к южной столице, и со дня на день Сипур окажется в осаде.
Долг призывал Торлига идти на выручку Сипура, а сердце требовало защищать родное гнездо, серебряный колокол Бахтов. Впрочем, в замке был сильный гарнизон, сама крепость стояла на отвесной скале, так что никакая лестница не могла достать гребня стены. Глубокий колодец во дворе снабжал осажденных водой, а провианта в подвалах могло хватить на год осады. Казалось бы, что может угрожать горделивой цитадели?
И все же Торлиг предложил сестре вместе с ним отправиться в Сипур, где наверняка будет безопаснее, чем здесь. Зана отказалась.
— Кто-то из иль Бахтов должен оставаться возле родового колокола, — сказала она и добавила, что люди насовсем не умирают. Слова, которые Торлиг иль Вахт вспоминал, стоя напротив слюнявой коровы и пытаясь поймать ее спокойный взгляд.
Тогда он, попрощавшись с Заной, успел со своим отрядом на помощь столице и, стоя в проломе стены, отбивал атаки упорно штурмующих желтоглазых. За его спиной набатно гудели двенадцать колоколов Сипура, но почему-то воины, шедшие за Торлигом, не могли опрокинуть противника и погнать его к морю. Внизу бесновались варварские шаманы, их грязная волшба лишала желтоглазых страха и заставляла оголтело лезть на солдатские копья и мечи.
Потом издали донесся серебряный голос замка Вахт, и Торлиг почувствовал, как вспыхнул огненной мощью заговоренный меч, и одним движением клинка срубил вражеских чародеев, до которых не мог бы дострелить самый опытный лучник.
Яростный напор желтоглазых ослабел, но они продолжали лезть на стены и в пролом. А солдаты, большинство из которых были набраны в других провинциях, дрались словно бы неохотно.
Много позже понял Торлиг иль Вахт причину поражения. Колокол лишь призывает людей на подвиг, а отпор врагу дают все-таки люди. Не полководец, не армия, а весь народ. Прежде чем удастся разбить колокол, бывает расколот народ. Мужики по окрестным деревням угрюмо следили за усилиями ильенов и армии, но главное чувство: «Да пропади они пропадом — и те, и эти. Небось при желтоглазых такой тяготы не будет».
И солдаты, даже те, что родом из Сипура, не чувствовали в себе силы сражаться.
Снизу подошли новые орды дикарей и новые шаманы, а у самого горизонта объявился густой, черный дым. Неприступный замок Вахт горел. Вскоре замолк серебряный призыв родного колокола, и погасла сила в мече. Меч и теперь оставался заговоренным, способным разрубать бесовскую плоть, но чудеса во время сражения стали недоступны. А желтоглазые шли волна за волной, и хотя через пролом Торлиг их не пропустил, но вражеский прилив захлестнул город, и двенадцать колоколов Сипура смолкли один за другим.
С несколькими верными солдатами Торлиг вырвался из горящего города. К утру они были возле развалин замка Вахт. Торлигу так и не удалось понять, как именно был взят замок. Кажется, вражеские пластуны поднялись по гладкой стене, и защитники, собравшиеся у ворот, которые безуспешно штурмовало остальное войско, не заметили врага, ползущего там, где проползти нельзя. Впрочем, в живых не осталось никого, кто мог бы рассказать правду.
Сестру Торлиг нашел на звоннице. Варвары захватили ее живой и долго насиловали прямо под колоколом, прежде чем зарезать. Колокол был снят, замок разграблен и подожжен.
Следы тележных колес уводили к морю. Торлиг кинулся следом и настиг грабителей у самого корабля. Желтоглазых было немного, основная масса шла на север, а здесь оказалась лишь охрана, отвозившая добычу на корабли. В короткой схватке варвары были изрублены, корабль потоплен. В тяжелых повозках лежали сокровища ильенов Вахта. Драгоценные камни, мрамор и оникс, золотошивные ткани, резной рыбий зуб Торлиг велел покидать в море. Сохранить богатства было невозможно, но и отдавать их врагу — свыше сил. А вот золото, серебро, узорчатую бронзу перегрузили на большую повозку, которую предстояло взять с собой. Там же нашлись и остатки колокола, разбитого на десятки кусков. Они и составили самую главную часть ноши.
Потом в разоренных городах и поселках они находили осколки колоколов и брали с собой хотя бы малую часть разбитых святынь; сколько могли выдержать тележные оси и сдвинуть лошади и упорные люди.
Теперь они, кажется, достигли последней деревни, где еще слышался колокольный звон, и судьба дошедших зависела от того, согласится мальчишка проводить чужаков в безопасное место или бросит на растерзание лесным дьяволам. Зависела от вирвешки, которую посулил подпаску беглый мужик Пухр.
Что такое вирвешка — никто не знал. У мужиков свои приемы и в мастерстве, и в колдовстве. Мальчишка понял, что ему обещано, — и довольно. А зря выпытывать, только дело портить.
Одна из лошадей была мертва, вторая так покалечена, что ее пришлось добить. Двух уцелевших перепрягли, но сдвинуть повозку с места не смогли. Вместе с лошадьми в повозку впряглись и люди, которые прежде помогали только в топких и закоряженных местах. От работы были свободны только двое путников: беременная женщина, подобранная на полпути неподалеку от разрушенной столицы, и старик-южанин, уроженец Сипура, сухой и морщинистый, при взгляде на которого совершенно не понять — шестьдесят ему или сто двадцать. Эти двое и прежде были избавлены от тяжелой работы, даже на повозке могли проехаться, если случался ровный участок дороги, а теперь они просто шли налегке. Остальные медленно и с надрывом катили повозку по лесному бездорожью. Помогало справиться с каторжным трудом то, что не надо было ежесекундно ждать бесов. Рядом, помахивая хворостиной, гнал свою корову защитник. Если дьяволы и были в округе, они видели защитника и не смели показаться.
Издалека, приглушенный лесом и расстоянием, донесся звук колокола. Люди остановились, вслушиваясь. Звон плыл над чащобой, обещая покой и безопасность.
— Кажется, дошли, — сказал кто-то из солдат.
* * *Пасечник Путря принял пришельцев неприветливо, а мальчишку, вкатившего этакую прорву нежданных гостей, хотел поучить той самой хворостиной, которой пастушонок разгонял бесов.
Торлиг вступился за мальчишку и постарался успокоить старика, а когда тот рассказал, что творится в деревне, стали понятны и причины недовольства, и еще многое.
Деревушка Кашто насчитывала едва полсотни жителей и последние сто лет была отрезана от всего остального мира. С тех пор как пожары и ильенские междоусобицы уничтожили соседей, деревенский колокол уже ниоткуда не услыхать. А это значит, что попасть в Кашто можно, только пройдя места, где хозяйничали лесные дьяволы. Нет колоколов, нет и защитников, которые могли бы разогнать нечисть. Рисковать никому не хотелось, и Кашто в глазах жителей Ношиха и окрестных поселков превратился в место сказочное, населенное едва ли не теми же бесами.
В результате оно осталось единственным в округе, куда не дошли желтоглазые. Варвары, разгромившие города и посады вдоль Колокольного тракта, в глухомань сунуться не осмелились. Демоны-кровопийцы, стылые духи и лесные дьяволы за месяц могли истребить самое сильное войско, а шаманы желтоглазых, привычные смирять духов пустыни, не умели бороться с незнакомой нечистью. Поэтому, захватив, что смогли, и уничтожив все остальное, варвары откатились в свои пределы, оставив страну, где люди больше не могли жить. Колокола не защищали чужаков, и желтоглазые с особой злостью жгли колокольни и разбивали колокола всюду, куда могли дотянуться. После ухода вражеского войска разоренную страну заполонила нечисть, прежде прятавшаяся по укромным углам.
Тут народ и вспомнил про затерянную деревушку Кашто, чей колокол остался цел.
Часть беженцев досталась на поживу дьяволам, но очень многие дошли и захлестнули деревню, которая не могла ни прокормить, ни защитить такую прорву народа. А два дня назад в Кашто пробился со своим отрядом один из ильенов Ношиха, и сегодня жителям деревни и тем беженцам, кто имел оружие, было велено собраться на площади у колокольни.
Спасенную деревню ожидали трудные времена.
Повозку и часть людей Торлиг оставил на пасеке, а сам с шестью солдатами и Пухром отправился в деревню. Прежде он поостерегся бы брать на такое дело беглого мужика, но теперь, когда узнал, кто такой Пухр, отказать не мог. Казалось бы, доверия беглецу, битому и клейменому, не должно быть вовсе, тем более что Пухр сам рассказал, на чью голову он вырезал дубинку, но у благородных ильенов своя логика, и Пухр оказался в числе избранных.
Вместе с солдатами шел мальчишка, которого, как выяснилось, звали Риль. Странно немного, что восемь взрослых мужчин идут под охраной босоногого подпаска, но в годину бедствий и не такое случается. Риль местный, он родился под этим колоколом, и покуда колокол звучит, никакая нечисть не смеет тронуть защитника и тех, кто идет вместе с ним.
Риль тащил дубинку Пухра, а тот объяснял что-то на пальцах: должно быть, учил делать таинственную вирвешку.
На деревенскую площадь отряд поспел в самую пору. Пространство перед колокольней оказалось нацело заполнено людьми. Полсотни жителей деревни и столько же вооруженных пришельцев — толпа невелика, но вокруг колыхалось море простых беженцев: мастеровых, крестьян, торговцев, женщин с детьми, стариков, сумевших дойти туда, где маячил призрак спасения.
Колокольня — единственное каменное строение в поселке. С ее ступеней пришлый аристократ и обратился к народу. Собственно, сначала на ступени поднялся усатый стражник и рявкнул:
— Всем молчать! Благородный ильен будет говорить!
Есть трудноуловимая разница между бывалым солдатом и таким же стражником. Вроде бы и тот, и другой — старые служаки, у них одинаковое оружие, и стальные нагрудники не различаются. У обоих обветренное лицо и хриплый голос, но всякий различит их с первого взгляда, хотя и затруднится сказать, как это удалось. Возможно, разница в том, что солдату чаще приходится иметь дело с врагом, нежели с разбойниками и ворьем, и потому нет в нем вольготной разболтанности, которая отличает стражника. Во всяком случае, Торлиг ясно видел, что ильена окружает стража, а не обученные солдаты.
На площади воцарилась тишина.
Тучный ильен в богатой, хотя и изрядно потрепанной одежде поднялся на возвышение, обвел цепким взглядом толпу.
— Я, Кауль иль Дзер, беру эту деревню под свою защиту и покровительство. Родившиеся под колоколом будут платить установленный налог и исполнять работы в лесу и на полях, чтобы воины, охраняющие их покой, ни в чем не испытывали недостатка. Те, кто пришел сюда с оружием, должны пройти испытание и, буде выдержат его, обязаны принести клятву верности благородному дому иль Дзеров, после чего я приму их на службу. Остальной сброд также не оставлен нашими милостями. Мне нужны рабы, чтобы выстроить новый замок взамен разрушенного. Тот, кто станет хорошо работать, будет иметь безопасное жилище и верный кусок хлеба. Пока замок не выстроен, колокол останется здесь, а затем его перенесут в цитадель, где он пребудет в полной безопасности. Я, Кауль иль Дзер, объявил вам свою волю.
— Жители Кашто никогда не были крепостными и никому не платили налогов! — судя по прожженной одежде и черным рукам, человек, выкрикнувший эти слова, был местным кузнецом или подручным кузнеца. — Не много ли ты берешь на себя, ильен?
На лице иль Дзера заиграла хищная улыбка. Ильен явно ждал подобного выкрика и теперь был доволен. Торлиг мгновенно понял, что сейчас произойдет, и, раздвинув плечом толпу, вышел вперед, заслонив дерзкого мастерового.
Расчет иль Дзера был прост: убить первого, кто посмеет возразить ему. Жестокая расправа немедленно приведет к покорности всех остальных. Однако зачарованный ильенский меч не настиг жертву, столкнувшись с другим клинком.
— Тебя спросили: не много ли ты берешь на себя?
— Кто таков? — спросил иль Дзер, отступив на полшага. Стоящий перед ним был грязен и оборван до невозможности. После путешествия по бесовским хлябям одежда, некогда богатая, истрепалась настолько, что даже портной, сшивший ее, не смог бы отличить наряд Торлига от обносков Пухра. Но в руке оборванца был зажат меч с колокольцами на рукояти. Впрочем, в нынешние смутные времена оружие ильена, даже самого знатного, легко могло попасть в руки черни. Поэтому иль Дзер не слишком испугался и отшагнул лишь для того, чтобы удобнее нанести удар.
— Мое имя Торлиг иль Вахт!
— Ха, ты бы еще императором назвался! Вахты были первыми, кого смело нашествие. Не знаю, где ты украл меч, но носить его ты не будешь.
— За такие слова убивают, — произнёс Торлиг.
Иль Дзер ударил первым. Простейший выпад, рассчитанный на мужика, в жизни не державшего в руках оружия. Иль Вахт с легкостью отразил удар и сам перешел в атаку, которая также была отбита. Видно, тучный ильен в молодости был неплохим фехтовальщиком. Люди шарахнулись в стороны. Даже те, кто всю жизнь прожил в Кашто и до сегодняшнего дня видал ильена разве что в страшном сне, понимали, что под меч лучше не соваться.
Через минуту иль Дзер понял, что долго не выстоит. Южная школа фехтования славилась по всей стране, а младший иль Вахт не зря брал уроки у лучших мастеров. И как бы ни был он измучен многодневным переходом, одышливый Кауль иль Дзер не мог стать ему достойным соперником.
— Взять! — выкрикнул иль Дзер, отступая под градом непрерывных ударов.
Два десятка стражников стояли у него за спиной и до поры не вмешивались, но, услыхав приказ, выхватили оружие и принялись заходить с боков, желая окружить иль Вахта. Чему другому, а умению нападать втроем на одинокого противника, заходя со спины, они были обучены превосходно. Шестеро солдат, пришедших с молодым ильеном, тоже выхватили мечи, но и это не смутило стражу, воодушевленную численным перевесом.
Но тут из толпы крестьян с басовым гудением вылетел серый с нечеткими границами клубок. Прожужжав над головами дуэлянтов, он с громким чмоканьем впечатался в лоб усатому стражнику. Тот всхлюпнул и мешком повалился на ступени, с которых не успел сойти. Остальные стражники, не ожидавшие ничего подобного, попятились.
— А кому еще? — проревел голос Пухра.
Мужик выскочил на открытое пространство: дубинка в левой руке, правая воздета к небу, а по растопыренной пятерне пробегают разноцветные сполохи.
Возможно, стражники сумели бы оправиться от неожиданности, но в это миг точный удар настиг Кауля иль Дзера. Меч с тремя колокольчиками брякнулся на землю.
— Мечи в ножны! — выкрикнул Торлиг.
Этот приказ знали все. Ильен, победивший в поединке, обещал сохранить жизнь свите противника, если те немедленно сдадутся.
Мстить за погибшего предводителя не хотел никто, мечи вернулись в ножны.
Теперь на ступени поднялся Торлиг в окружении своих солдат.
Толпа глухо вздохнула. Хорошего не ждали; люди видели, что мелкопоместный ильен, бежавший из Ношиха и только что объявивший деревню своей собственностью, убит, но вряд ли победитель окажется лучше побежденного.
— Мое имя Торлиг иль Вахт, — говоривший не повышал голоса, но его слышали все. — Мы дрались с варварами на юге и были разбиты. Беда случилась потому, что под нашими колоколами не было единства. Раб не может быть братом господину, но знатные ильены, мой род в том числе, забыли об этом, и враг сокрушил нас. Мы забыли, что должны служить колоколам, и возомнили себя господами. За нашу вину наказан весь народ. Теперь пришло время исправлять ошибки. В Кашто никогда не было рабов и крепостных, не будет их и впредь, хотя ближайшие год или два трудно придется всем. Хлеба не хватает, да и других припасов тоже. Чтобы прокормиться, надо распахивать пустоши, идти в лес на охоту. Но беженцы смогут стать землепашцами и охотниками, только если их будут защищать те, кто родился под здешним колоколом. Жители Кашто, от имени всех людей я прошу вашей помощи. Строить нам тоже придется, но не замок и не цитадель, а дома и новую колокольню…