Она ушла, оставив меня в компании с парнем и офицером в форме, который стоял, прислонившись к стене и до того был пьян, что можно было подумать, что он выпил несколько галлонов.
Через две минуты она вернулась и принесла на подносике бутылку ржаного и несколько стаканов. Она поставила под-носик на стол, подошла ко мне и отперла наручники.
Я быстро скинул их, и можете мне поверить, почувствовал при этом огромное облегчение.
— Но вы не вздумайте выкинуть какой-нибудь номер после того, как у вас сняли браслетики, потому что у Керца есть оружие и он умеет им пользоваться.
Керц посмотрел на меня и похлопал себя по боковому карману.
— Не беспокойтесь, леди, — сказал я. — Я ничего не собираюсь делать. Как насчет того, чтобы выпить немного?
Я встал, подошел к столу и налил три четверти стакана. Она встала около стола с другой стороны и положила на него ключи от наручников. А как раз передо мной на этом же столе лежал какой-то толстый журнал, а за ним пепельница. И мне пришла в голову блестящая мысль: если я надвину пепельницу на ключи, так, чтобы она их не увидела, а потом разозлю ее хорошенько, может быть, она от злости выскочит из моей каюты и забудет про ключи. Конечно, они перед уходом снова наденут на меня наручники, но они с автоматическим запором. Керц просто их защелкнет, и никто ничего не заметит.
И я начал разговор, сначала тихо и вежливо, потом начал спорить с Керцем о том, какую скорость может развить это судно. Я начал ему возражать, и он ужасно вскипятился. Карлотта сначала не принимала никакого участия в нашем споре, просто стояла в дверях и улыбалась, поэтому не представляло никакого труда все время локтем потихоньку двигать журнал. Журнал в свою очередь подтолкнул пепельницу и примерно через пять минут пепельница уже накрыла ключ. Пока все идет отлично.
Но тут вмешалась Карлотта.
— Эй, слушайте, что вы так раскричались! А вы ничего не понимаете в этих вещах. Кошен. Вы шпик, а не моряк. А что касается тебя, Керц, то ты до того пьян, что едва ли поймешь разницу между Италией и четвергом! Слышите, заткнитесь оба, вы мне надоели. Теперь настала моя очередь.
— А ты думаешь, что никому не недоела, драная кошка? Вероятно, думаешь, что очень красива, когда стоишь так в дверях и показываешь всем свою роскошную фигуру! А ты просто гангстерская девка!
— Слушай, Карлотта, продолжал я. — Я на своем веку видывал и не таких красавиц! Ты по сравнению с ними просто жалкая жаба, которая выползает из вонючего болота в начале весеннего сезона. Мне противно смотреть на тебя. Это такие бабы, как ты, рожают дохлых крыс, как эта тварь, — я указал на Керца. — Может быть, для такого дешевого гангстера, как Руди, ты первоклассная бэби! Он что-то уж очень расхорохорился: какой он умный да ловкий. А что это тебе даст? И куда тебя это приведет?
Сейчас вы гладите себя по головке, считаете, что отлично провернули свое дельце. О'кей! Вот послушайте-ка, что я вам скажу. Вы не можете выиграть это дело. Вы убили несколько копов в Нью-Йорке, вы убили Мираса Дункана, первоклассного парня, вы убили Вилли-Простофилю. Что ж, кажется, вы собираетесь убить и меня. Но все же говорю тебе, вы не можете выиграть это дело. Ты отлично знаешь также, что такие, как я, феды настигнут вас, где бы вы ни были, и тогда они поджарят вас, всех до единого.
Я думал, она лопнет от ярости.
— Ах, как бы я хотел присутствовать, когда вас будут поджаривать, — продолжал я. — Как бы я хотел посмотреть, когда тебя приволокут из камеры смертников только в одном чулке и разрезанной сбоку юбке, чтобы присоединить электрод к твоему голому телу! Я бы очень хотел посмотреть, как они швырнут тебя на стульчик и как из твоей шапочки только дымок пойдет, когда тебя поджарят.
— Ах, если бы мне удалось увидеть все это, я купил бы себе на радостях огромную бутылку виски! Она смотрит на меня, как все черти ада.
— Одень ему браслеты, Керц, — наконец сказала она, — и дай ему как следует по роже за меня.
Я встал. Керц достал из-за пазухи револьвер.
— Спокойно, парень, — сказал он. — Одно движение, и я всажу в тебя дюжину пуль. Ну-ка, всовывай руки в наручники!
Я протянул руки, он надел наручники и защелкнул. Потом отложил в сторону револьвер и смазал меня по лицу. Я упал на койку, но, падая, схватил руками подушку и изо всей силы швырнул ее в Карлотту и попал. Она так и шлепнулась о дверной косяк. Потом полила меня целым потоком грязных слов… и… мой план сработал.
Керц, громко смеясь, вышел из каюты, она вслед за ним, с силой захлопнула дверь и заперла ее.
Но она оставила ключи от наручников.
Глава 11 ХОЛОДНАЯ ВОЙНА
Я лежу на койке и прислушиваюсь. На яхте царит страшный шум. У меня над головой на палубе раздается топот многочисленных ног. Кажется, что-то происходит.
Я полежал еще минут пять, чтобы окончательно удостовериться, что ни Карлотта, ни Керц ко мне не вернутся и что Карлотта так и не вспомнила о ключах.
Потом я встал с койки, подошел к столу и взял из-под пепельницы ключ от наручников. В противоположной стене сделан шкаф с несколькими ящиками. Я всунул ключ в щель между ящиком и рамой, затем поднес к ключу руки, повернул их, и замок открылся.
Я снял наручники, потом подошел к столу, достал из пепельницы две использованные спички отломал у них кончики и воткнул в замок наручников.
Потом снова надел наручники, но спички помешали замку защелкнуться. С виду как будто все в порядке, но достаточно было мне тряхнуть кистью, чтобы наручники открылись. Я спрятал ключ в карман брюк и снова лег на койку.
Я пролежал примерно с полчаса. Шум на борту яхты постепенно затихал. «Колдунья Атлантики» встала на якорь. Я слышал, как о ее борт шлепались волны.
Но вот дверь открылась, в каюту вошел Руди. Вид у него решительный, глаза горят, руки трясутся. Видно, дело не обошлось без наркотиков.
— Ай-ай-ай, Руди, — сказал я. — Я думал, ты достаточно сильный, чтобы справиться одному. И что же это было? Морфий? Или сладкая понюшка?
— Заткнись, коппер, — сказал он, — и не груби, а то получишь. — Он засунул руки в карман и не спускал с меня глаз.
И до того он доволен собой, наверное, воображает себя Наполеоном среди преступников.
— Ну, ты болван, сказал он, наставляя на меня револьвер. — А я сейчас тебе кое-что покажу. Я хочу, чтобы ты убедился, что твои карты биты. Ну-ка, вставай с койки и иди впереди меня, и не вздумай сделать какое-нибудь незаконное движение, а то я взорву твой позвоночник.
— О'кей, Руди, — сказал я, — Я всю жизнь обожал фейерверк, с детства любовался им. Значит, в твоей работе наступил великий момент?
Я встал с койки, вышел из каюты, прошел по коридору и через каюткомпанию — на палубу. Руди все время шел за мной с пистолетом в руке.
Ох, и хорошо же после нескольких дней пребывания в темной душной каюте, с задраенным иллюминатором, попасть вдруг на палубу и полной грудью вдыхать чистый морской воздух. Это стоит по меньшей мере миллион долларов. Я осмотрелся. Ночь довольно темная, но тем не менее я разглядел, что мы остановились примерно на расстоянии одной мили от берега. Видно было, как белели береговые скалы.
Я подошел к перилам и облокотился.
— Роскошная ночь, Руди, для вас, — сказал я.
— Ночка, что надо, — ответил он, — и будет еще более роскошная после того, как мы все закончим. Ах, какая она тогда будет роскошная — стоимостью в десять миллионов долларов. И если тебе интересно узнать, как все это произойдет, стой здесь и смотри.
— Я смотрю, — сказал я.
Я взглянул на Руди, он впал в сентиментальность.
— Мне всегда хотелось иметь деньги, — разглагольствовал он. — Много денег. Осторожная игра не для меня. Я хочу или крупный куш, или ничего! — И подумай только, коппер, если только у тебя в голове осталось что-нибудь, чем можно думать, пройдет какой-нибудь месяц, и ты по крайней мере с тремя дырками в каркасе будешь скучать в брюхе какой-нибудь рыбы, а я в это время буду жить где-нибудь в Южной Америке или, может быть, в Мексике в роскошной гасиенде, с самой красивой женщиной, которую ты когда-либо видел на своем веку!
— И не говори, — поддакнул я ему. — Ты что же, имеешь в виду Карлотту? Значит, вы собираетесь пожениться? Да? Он казался оскорбленным.
— Конечно, поженимся! Кто нам помешает?
— Да, уж во всяком случае не я! Вероятно, к этому времени я уже женюсь на какой-нибудь морской рыбе.. Но, Руди, не думай, что у тебя будет счастливая жизнь. Ты думаешь, вы роскошно заживете с Карлоттой? Смешно. Подумайте, какая трогательная картина, двое презренных убийц в белом домике в Мексике. Руди, ей богу, это до чертиков смешно! Еще, пожалуй, скажешь, что вы с этой очаровательной леди после сладкой ночи в этом прелестном белом гнездышке будете рано вставать, чтобы любоваться восходом солнца, потому что вы вообще любите все красивое.
Слушай, — продолжал я, — конечно, тебе ничего не стоит выстрелить сейчас в меня из этой пушки, которую ты держишь в своей лапе, но все равно это тебе не поможет, ты все равно большой болван, Руди. А для Карлотты я даже слов не подберу. Послушай меня. Она кокетничала с Вилли-Простофилей. Заигрывала? А теперь вдруг воспылала страстью к тебе. А почему? Да потому, что надеется, что у тебя скоро будут большие деньги.
Слушай, — продолжал я, — конечно, тебе ничего не стоит выстрелить сейчас в меня из этой пушки, которую ты держишь в своей лапе, но все равно это тебе не поможет, ты все равно большой болван, Руди. А для Карлотты я даже слов не подберу. Послушай меня. Она кокетничала с Вилли-Простофилей. Заигрывала? А теперь вдруг воспылала страстью к тебе. А почему? Да потому, что надеется, что у тебя скоро будут большие деньги.
И думаешь, ее любовь будет продолжаться и после того, как ты женишься на ней? Ой, нет, Руди, не надейся на это. Я бы хотел еще немного пожить, чтобы посмотреть, как Карлотта заставит убрать из ее жизни и тебя! Это когда ты ей порядком надоешь, или когда она встретит другого парня, у которого еще больше денег, чем у тебя. Эх, Руди, мне прямо-таки противно смотреть на тебя, тошно становится.
— А, заткнись ты, коппер, — сказал он. — Меня не трогают такие насмешки. Карлотта создана для меня, потому что я ловкий, умный парень, и ты сам это отлично понимаешь! Может быть, она тебе самому нравилась одно время? — съязвил он. Но какой мог быть шанс у тебя, федерального пшика с твоей жалкой зарплатой? Такие женщины, как Карлотта, не для тебя. — Ну, хватит трепаться, мне надо сейчас заняться делом, а ты не двигайся, а то получишь.
Я огляделся по сторонам. Все находившиеся на корабле сгрудились к этому борту. Тут были и Руди, и Карлотта, и Керц, который, кажется, исполнял роль капитана корабля, и еще примерно человек 25 других бандитов. И поверьте мне, Руди сумел подобрать их один к одному.
Мы чего-то ожидали. Минут через 15 Керц вдруг закричал:
— Смотрите, Руди, вот оно, там впереди! Посмотри сам!
Мы посмотрели, куда он указал.
На вершине скалы сверкал маленький огонек. Он то вспыхивал, то снова гас. После пяти-шести вспышек — небольшая пауза. Потом снова вспышка. И, наконец, все прекратилось.
Я не раз видывал такие штуки. Это какой-то парень всунул электрический фонарик в железную трубу и то включит, то выключит свет, и его видно только в море и больше нигде.
— О'кей, — сказал Руди, — пошли, ребята, и действуйте быстрее!
Я пошевельнулся и сразу почувствовал дуло револьвера, приставленное к моей спине.
— Тебя это не касается, коппер, — сказал Руди. — Ты никуда не пойдешь, оставайся на месте и не вздумай чего-нибудь выкинуть, а то эта пушка автоматически сработает.
Человек 12 из команды ринулись вперед. Разделившись на две группы, побежали к привязанным по обеим бортам моторкам, отвязали их и спустили на воду. Потом одна из них обогнула сзади «Колдунью Атлантики» и встала в хвост первой лодки.
А в это время другие парни притащили на палубу два надувных плота, надули их, сбросили в море, и сидевшие в моторках взяли на буксир по одному плоту.
Кажется, я понимаю, что происходит. Поезд уже ограбили, и золото привезли на берег. Моторки и плоты с «Колдуньи Атлантики» торопятся забрать его. Да, выходит, что дело Руди выгорело! И это меня собственно не удивляет. Единственно, где они могли споткнуться, это в момент ограбления поезда. А любая контрабанда в наши дни — самое легкое занятие! Всем отлично известно, что она очень развита как в Англии, так и в Америке. Слишком уж велика протяженность береговых линий, и в такую темную ночь практически ничего невозможно разглядеть.
Я посмотрел на Руди. Рука, в которой он держал револьвер, дрожала от возбуждения. Сзади него стоит Карлотта, а за ней Керц. Пожалуй, мне пора. Сейчас самый подходящий момент. Теперь или никогда!
Все пристально смотрели на моторки. Я опустил вниз руки, скинул наручники и быстро повернулся. Руди понял, в чем дело, но слишком поздно. Прежде чем он успел что-нибудь сделать, я ударил его изо всей силы между глаз, и он свалился, как подкошенный. Потом я наклонил голову и также изо всей силы боднул в живот Карлотту. Она застонала, покачнулась прямо на Керца, и они упали на палубу.
Потом, прежде чем кто-нибудь успел опомниться, я пробежал по палубе и перепрыгнул через борт. Ох, до чего же холодная вода! Можете мне поверить, я отнюдь не был в восторге от этого холода. И нужно все время помнить: ни в коем случае не показываться на поверхности, где меня легко могут подстрелить. Поэтому, погрузившись в воду, я сразу повернул направо, проплыл наискосок под яхту и остановился, когда почувствовал край судна. Тогда я повернулся на спину, высунул из-под воды нос и подтянулся под корму.
На палубе по-прежнему кричали и шумели. Минуты через две одна из моторок, очевидно, отвязав от кормы плот, начала шнырять по морю примерно в 30 — 40 ярдах от кормы «Колдуньи Атлантики», потом и другая присоединилась к ней. Это они ищут меня. Они подумали именно то, что я и предполагал: решили, что я плыву к берегу. Им в голову не могла прийти мысль, что я прицепился к их корме.
Когда моторки удалились от яхты на значительное расстояние, я, держась все время под водой, подплыл к якорной цепи. Ухватившись за нее, высунул из воды только нос и один глаз. По-моему, я здесь в полной безопасности.
Но вот одна из моторок вернулась. Когда она проходила мимо меня, я глубоко погрузился в воду и почувствовал, как по мне прошла волна, вероятно, моторка была на расстоянии трех-четырех футов от меня, не больше.
Моторки шныряли еще минут десять и, наконец, оставили эту затею. Время действовать. Держась одной рукой за якорь, я снял с себя ботинки, потом, изловчившись, снял и пиджак. Снять жилет было уже совсем просто. И тогда я оттолкнулся и поплыл под небольшим углом немного в сторону моря, где они не будут меня искать. Во всяком случае, в такую темную ночь трудно что-нибудь увидеть.
Отплыв от яхты примерно на сотню ярдов, я повернулся на спину и полностью отдался на милость прилива. Холодно, как в ледяном доме! Вероятно, когда я доберусь до берега, меня придется оттаивать!
Потом я повернулся и снова начал грести. Я делал энергичные гребки, чтобы согреться, и все время прислушивался, не раздастся ли звук моторки. Но ничего не было слышно.
Тогда я повернулся и посмотрел назад. Хотя «Колдунья Атлантики» выключила все огни, я ее все-таки увидел. По борту поднимались какие-то белые шары. Я улыбнулся. Кажется, Руди поднимает на борт моторки и собирается смываться.
Вот я-то ликовал! Вероятно, именно то, что я удрал с яхты, заставило Руди срочно смыться, отложить на некоторое время погрузку золота. Я повернулся к берегу. Сигнал на утесе снова замигал, потом, после небольшой паузы, помигал еще раза три-четыре и исчез. Вероятно. Ребята на берегу решили, что ждать больше нечего, так как они так же, как и я, слышали звон поднимаемой цепи якоря.
И когда я плыл, набрав полный рот соленой воды, и благодарил небеса за то, что у берегов Англии не водятся акулы, все время думал, почему это Руди не довел дело до конца. Ведь у него было достаточно времени, чтобы погрузить золото на борт до того, как я доберусь до берега и подниму тревогу, если я вообще доплыву, в чем можно очень сильно сомневаться.
Потом я решил, что нечего занимать свой мозг всякими догадками: неизвестно, далеко ли до берега. Меня волновала такая проблема: как бы мне выплыть на берег в наиболее удаленном от тех ребят месте, потому что, если золото привезли, значит, здесь находятся и те, кто его привез, поэтому я все время забирал вправо.
Наконец я добрался до берега. Я взглянул на море и увидел удаляющиеся огоньки. «Колдунья Атлантики» включила навигационные фонари и решила смыться отсюда.
И тут я припустился бежать. Добежал до какой-то тропинки, поднимающейся вверх, на скалу, и стал взбираться по ней. Проклятые камни сплошь изранили мои ноги, но я продолжал бежать, чтобы хоть немного согреться. Я великолепно чувствовал себя. Я одолел Руди и вконец испортил его игру. Совершенно очевидно, что когда мне удалось перемахнуть через борт и они не смогли меня найти, Руди крепко задумался. Он отлично знал, что я непременно доберусь до берега и расскажу о похищении золота и предполагаемой погрузке его на борт «Колдуньи Атлантики». И тогда у Руди не будет никаких шансов удрать. Он знал, что в этом случае английская полиция пошлет радиограммы во все страны мира и захват яхты будет делом нескольких дней.
Наконец я добрался до вершины скалы и осмотрелся. Никого и ничего не видно. В море еще виднелись огоньки «Колдуньи Атлантики», но они постепенно таяли в темноте. Да, Руди определенно убегает.
Я пошел, но шел очень осторожно, потому что, хотя и вышел на берег на значительном расстоянии от того места, где мигал сигнальный фонарик, все-таки опасался, что кто-нибудь из английских коллег Руди все еще болтается здесь на берегу, удивляясь, почему это Руди удрал, не забрав десяти миллионов долларов, которые они ему любовно доставили на берег.
И, вероятно, они уже начали беспокоиться, как бы английские копы не подняли шум из-за ограбления поезда. И вот что они сейчас сделают: снова погрузят золото на грузовики, или там еще какие автомобили, и отвезут его в какое-нибудь укромное местечко внутри страны. Наверное, у них есть какая-нибудь штаб-квартира в Англии. А то, может быть, они рассуют золото по разным местам, чтобы потом, когда шумиха уляжется, собрать его снова.