Она прокралась в свою спальню, развела огонь в камине, содрала с себя отсыревшее платье и белье, нагрела простыню и закуталась в нее с головы до ног. Потом забралась в постель и свернулась в клубочек, подтянув колени к самому подбородку. Тело вскоре согрелось, но внутренний нетерпеливый озноб не утихал. Хотелось куда-то бежать, что-то делать, что-то узнавать, выспрашивать, высматривать. Хотелось, до смерти хотелось кому-нибудь рассказать о своем невероятном открытии… Но это уж никак, никак нельзя. И пуститься в башню прямо сейчас тоже нельзя. Ведь дверь снизу, из сада, по-прежнему надежно заперта, и единственный путь, которым можно туда попасть, – из комнаты Джаспера. Но не явишься ведь среди ночи в спальню холостого мужчины, пусть даже как бы и родственника, и не станешь впотьмах шариться по стенам! Что она ответит, если Джаспер проснется и поднимет шум? Мол, я ищу тайный ход в башню, где содержали и мучили тайную жену вашего племянника, мать юного лорда, которого вы со своей любовницей почему-то прячете от всего света, и сестрица ваша в том вам оказывает поддержку…
И вдруг настигла Марину такая мысль, что ее снова до костей пробрал озноб и все усилия угреться пошли прахом.
Если Гвендолин и в ту ночь, и прежде содержалась в башне, а потом ее тюремщики, чем-то встревоженные, убрали оттуда узницу, разумеется, они вели ее не через сад, не через нижнюю дверь! И едва ли по открытой галерее, через лестницы и главные коридоры, где всегда была опасность кого-то встретить, невзирая на ночное время. К тому же окно на галерею забито так давно, что гвозди вросли в раму. Оставался только один путь: через «кошачий лаз», которым Марину провел Макбет и которым она вышла… в комнату Джаспера.
– Да нет, не может быть, – пробормотала Марина и вздрогнула от звука собственного голоса.
Джаспер. Изможденный, болезненный, насмешливый, проницательный, мудрый, озлобленный, завистливый, злопамятный Джаспер! Он единственный знал о тайном браке Алистера. Именно его позвала Флора в монастырь, где рожала Гвендолин. Только он мог признать и засвидетельствовать наследственные права Алана… но не сделал этого, а вместе с любовницей скрыл его от людей, а его мать, истинную леди Маккол…
Марина снова села. Одеяло свалилось с нее, но она уже не чувствовала холода.
Тюремщиков у Гвендолин было двое. Мужчина и его любовница. Так и было сказано: любовница. Очевидно, Урсула прекрасно знала, о ком идет речь, не было нужды называть имена. Об этой любовнице Марина так и не узнала ничего, а о мужчине…
Ее прошила судорога отвращения при воспоминании о звуках ударов, о стонах Гвендолин. Немыслимо представить, чтобы Джаспер, изысканный, стройный, такой слабый на вид Джаспер мог… Но как это он писал в своем дневнике? Что-то там было о безумии, в которое ввергает человека опиум, о силе, которую этот сладкий яд придает слабому, о дерзости и храбрости, сообщаемой робкому и нерешительному, о преображении, которое претерпевает личность курильщика опиума… Да, он знал, о чем писал, поскольку сам пережил такое преображение. Вернее, перерождение. Теперь существует как бы два Джаспера: один и впрямь слабый, изнуренный хворями человек, который известен всем в замке, другой… это дьявол во плоти, мучитель, палач, а может быть – и убийца. Браконьер убил Алистера, но следов его не нашли? Их мог скрыть хитрый и умный Джаспер. Он и сам мог убить племянника, свалив вину на какого-то там вымышленного браконьера. Зачем? Да чтобы открыть себе путь к титулу и власти – ответ предельно прост! Сколько горечи и злобы в его записях. Один раз он прикинулся добрым дядюшкой, но лишь для того, чтобы получить доступ к самой важной тайне племянника: его браку с Гвендолин. А потом началась цепь разрушений: убийство Алистера, похищение Алана, издевательства над никому не ведомой леди Маккол… Почему он не убил Гвендолин сразу? Только ли потому, что питал к ней некую ужасную, извращенную страсть? Пожалуй, нет. Она должна была что-то сказать, от нее чего-то хотели добиться. Может быть… может быть, где-то сохранились бумаги, подтверждающие факт венчания, а значит, законность рождения Алана и его прав на титул? Значит, Джаспер не мог быть ни в чем уверен, пока не завладеет этими бумагами и полностью не обезопасит своих грядущих притязаний на наследство Макколов.
Марина мрачно покивала, глядя в окно, за которым уже начинало слабо брезжить занимающееся утро: нет, напрасно думал Джаспер, что его не разоблачить. Рано или поздно все выходит наружу, рано или поздно находится кто-то, кто будет свидетельствовать о преступлении перед небесами. Неужели перст господний указал на нее, Марину? Да, княжна Бахметева доподлинно знает, на какие каверзы способны родичи, чтобы добраться до вожделенных богатств! Впрочем, конечно, английские дядюшки в этом смысле далеко обошли русских, которые всего-то и способны, что нанять заезжего милорда, дабы тот обольстил племянницу-помеху и увез бы ее за тридевять земель, в тридесятое царство, в сказочный дворец, называемый Маккол-кастл…
Смешно! Смешно, верно?
Марина услышала какой-то влажный, задыхающийся звук и с изумлением поняла, что это всхлипывание. Вот те на! Оказывается, она плачет? А думала, что смеется…
И тут ее ударило такой мыслью, что не только слезы высохли на щеках, но и дыхание занялось.
Алистер был первым препятствием на пути Джаспера к вожделенной цели, и его уже нет. Алан жив, пока он «Элен»… но жизнь его висит на волоске! Но есть еще препятствие, которое не устранено обезумевшим злодеем. И это препятствие – Десмонд. И кто может сказать, когда настанет его черед.
Марина слетела с кровати, ринулась к двери. Руки ее так тряслись, что она с трудом смогла ухватить ключ, торчащий в скважине.
Скорее, о господи, скорее! Надо сейчас же, сию же минуту, немедленно предупредить Десмонда. Его жизни грозит страшная опасность!
С ключом она кое-как справилась, однако теперь что-то путалось в ногах, не давая шагу шагнуть. Марина с досадой опустила глаза и обнаружила, что простыня свалилась с нее, оставив голым-голешенькую.
А она и не заметила бы ничего, так и вломилась бы к Десмонду. Он-то небось решил бы, что она обезумела и явилась к нему заняться любовью. Пожалуй, и слушать ничего бы не стал, пока не опрокинул на постель да…
Марина привалилась к двери и постояла так некоторое время. Потом медленно повернула ключ в замке, снова заперев его, подобрала истоптанную простынку и снова пошла к себе в постель.
Нет. Она никуда сейчас не пойдет. Зачем?
Можно явиться к Десмонду хоть в чем мать родила, хоть вырядиться, будто на бал, – конец будет один, и он окажется отнюдь не любовной схваткою. Для Десмонда все ее слова будут пустым звуком. После того, как по ее вине погибла Агнесс – он верит в это до сих пор, даже на слова Сименса не обратил никакого внимания! – Десмонд вообще не станет ее слушать, тем паче когда она начнет приписывать его дяде страшные, изощреннейшие по жестокости преступления. Он выгонит ее вон, и это будет еще милосердно. А может быть, просто прибьет на месте. Он в таком состоянии, что даже не побоится признаться в их тайном венчании, только чтобы расторгнуть этот брак, избавиться от гнусной интриганки, которая сначала погубила его возлюбленную, а теперь норовит оклеветать ближайшего родственника. У него просто в голове не уложится, что Джаспер способен на такие-то кудесы! И тогда Марине останется – что? – спокойно смотреть, как Джаспер убьет ее мужа, дабы расчистить себе дорогу?..
Матушка Пресвятая Богородица! Марина опять соскочила с кровати и заметалась по комнате, то начиная обливаться потом, когда подходила слишком близко к пылающему камину, то колотясь от холода, когда отдалялась от него. Да будет ли конец напастям, обступившим ее?! Что, интересно знать, все-таки имел в виду Джаспер, сказав о дьяволенке, который всем здесь морочит голову? Уж не стало ли известно ему об их с Десмондом тайном браке? Каким образом? Ну, может быть, он обшарил вещи Десмонда и нашел запись, выданную тому капитаном Вильямсом: копию записи в судовом журнале. Да, вполне вероятно, у него планида такая: быть в курсе тайных венчаний своих племянников! И тогда, выходит, ему известно, что существует леди Десмонд Маккол? И тогда еще выходит, что эта самая леди не может заблуждаться относительно своей грядущей участи?.. Марина вдруг обнаружила, что предметы вокруг нее начали расплываться. Ощупью добралась она до постели, кое-как завернулась в одеяло и, уткнувшись в подушку, дала волю слезам. Ведь вполне может статься, что новую череду убийств Джаспер решит начать именно с нее. И тогда она умрет, даже не успев предупредить, переубедить, спасти Десмонда, даже не успев сказать, что любит его… хотя ему все это ни к чему. Что ему до нее, до ее смерти, если на то пошло?!
Рыжий палец
Как ни странно, слезы сделали то, что не могла сделать усталость. Марина и не заметила, как уснула мертвым сном, и проснулась только от привычного грохота в дверь: явилась Глэдис.
Рыжий палец
Как ни странно, слезы сделали то, что не могла сделать усталость. Марина и не заметила, как уснула мертвым сном, и проснулась только от привычного грохота в дверь: явилась Глэдис.
Марина с жадностью глотнула чаю, но едва не подавилась, вспомнив, что ее жизнь под угрозой. А вдруг в чае – яд?! Впрочем, не хотелось казаться смешной перед горничной, поэтому она с безразличным лицом – боже, чего ей стоило это спокойствие! – начала выспрашивать о новостях в замке. Глэдис тотчас сообщила все, что нужно. Оказывается, мистер Джаспер ни свет ни заря отправился куда-то верхом. Сэр Десмонд с управляющим – тоже. Леди Джессика, по своему обыкновению, в оранжерее. Леди Урсула пока не появлялась.
Уразумев, что Десмонд уехал не один, а под приглядом и запросто к нему не подберешься, а она сама еще не задыхается, не корчится в судорогах (чай ее даже взбодрил), Марина с облегчением вздохнула. Приведение в исполнение смертного приговора пока что явно откладывалось, а значит, можно было сделать то, что задумывала вчера: пробраться в башню. Тем паче что хозяина комнаты, откуда начинается потайной ход, на месте нет, благодарение богу!
Через полчаса выяснилось, что бога благодарить рано. Джаспера не было, это точно. Но и ключа от его запертой двери не было тоже.
Какое-то время она стояла, бесцельно трогая ручку. Вот как! Значит, Джаспер решил стать осторожнее и охранять свою комнату от ненужных вторжений. Интересно, что он пуще прячет: домашнюю опиекурильню или щель в стене, через которую можно очутиться в башне? Но хватит здесь стоять. Не ровен час, пробежит мимо досужая горничная, а то и сам Джаспер внезапно вернется, – хороша же она будет при встрече!
Марина торопливо пошла к лестнице, ведущей на этаж ниже, через который можно было пройти в главное здание замка, но приостановилась у двери Джессики. Сначала приостановилась, а потом легонько тронула ее. Почему-то она не сомневалась, что эта дверь непременно откроется. Так и произошло.
Марина вошла и стала посреди комнаты, оглядываясь. В прошлый раз ей было не до рассматривания обстановки, а теперь она только головой качала. Если уж комнаты для гостей были в замке роскошными, что же сказать о спальне бывшей невесты бывшего лорда? Марина прежде и не предполагала, что мебель может быть столь изящная, прелестная, легкая, а главное – новая. Может быть, эти вещи были нарочно заказаны для меблировки комнат, которые займут после свадьбы лорд и леди Маккол? Наверное, их делали не деревенские столяры, а какие-то удивительные мастера в Брайтоне, а не то даже и в самом Лондоне. Не при перевозке ли был выщерблен лакированный бок этого секретера, зияющий теперь белой царапиной? Какая жалость! Можно представить, как была огорчена Джессика, пока новое ошеломляющее горе не заставило ее забыть о прежних ужасных неприятностях. Да, горести валились на бедняжку одна за другой. Смерть Алистера, известие о его измене и, главное, о том, что она всегда была для него заместительницей какой-то горничной, пусть и благородного происхождения. И если все-таки правда, что Алистер был обвенчан с Гвендолин, значит, он… Марина замерла, уставясь в одну точку… значит, он не смог бы жениться на Джессике?! И если бы до своей смерти он успел сказать ей о том, что женат, Джессики не было бы в Маккол-кастл, а значит, Марина с ней никогда бы не познакомилась и не подружилась. Это плохо, все-таки ей было весело и хорошо с Джессикой. Но, с другой стороны, не было бы никого, кто так настроил Десмонда против нее. Ведь, вольно или невольно, именно Джессика заставила Десмонда поверить, будто Марина виновна в гибели Агнесс. А не будь ее неосторожных слов, теперь вообще ничто не стояло бы между Десмондом и его тайной женою…
Марина встряхнулась. Ну, кто про что, а курица про просо! Забралась в чужие комнаты открывать какие-то секреты, а занялась тем, чем вполне могла заниматься и в собственной комнате: мечтать о мужчине, которому она без надобности. Нет, пора уходить.
Она еще раз оглянулась – и тут заметила, что предмет, который она так сосредоточенно, невидящими глазами разглядывала, просто маленькая фигурная стеклянница, стоящая на подоконнике и наполненная чем-то темным. Флакончик изяществом был под стать всему убранству комнаты: причудливо выгнутый, украшенный по широким, округлым бокам маленькими розочками, тоже стеклянными. Отродясь Марина ничего подобного не видела, а потому с любопытством схватила флакон и принялась его вертеть да крутить, и до тех пор докрутила, пока не вытащила пробку. В нос ей ударил крепчайший запах уксуса и чего-то еще, и вроде как лукового отвара, и в то же время жженой пробки. Лекарство, что ли, какое-то? Черное, как деготь. Хотя нет. Марина сунула палец в узкое горлышко и убедилась, что жидкость не черная, а темно-коричневая: таким же стал и палец.
Тьфу, дурость какая! Суется, как дитя малое, незнамо во что! Теперь платком не вытереть – белый платок не отстираешь вовек, и не дай бог капнуть на платье… Обо что бы вытереть? Да вот же! Она шагнула к шкафу и помусолила пальцем по белой царапине на его боку.
Эта царапина раздражала ее просто-таки физически, и Марина с облегчением улыбнулась, увидав, что более ничто не нарушает красоты и гармонии ценного дерева. И в тот же миг она спохватилась: а что подумает Джессика, увидев, что царапина замазана? Сразу поймет: здесь кто-то был без ее ведома. Добро, если устроит выволочку как-нибудь горничной за самовольство. А если догадается про Марину? На воре, как известно, шапка горит; вдобавок чертов палец… Надо его поскорее отмыть. Где тут у Джессики умывальная комната? Не за этими ли шторками? Может быть, там найдется вода.
Марина раздвинула тяжелые складки гобелена, висевшего рядом со шкафом, – и замерла, увидев не альков с принадлежностями для умывания, не глухую, в конце концов, стену, для которой этот гобелен служил украшением, а… а две доски, прислоненные к стене.
* * *В первое мгновение она вообще не поверила своим глазам. Потом Марина подумала, что каким-то образом все же попала в комнату Джаспера, а ей лишь почудилось, будто к Джессике. Это ощущение было настолько сильным, что она принялась внимательно рассматривать гобелен. Нет: у Джаспера рыцарь ехал к своей прекрасной даме, а здесь во множестве рассыпаны огромные, просто большие и совсем маленькие букеты цветов. Между двумя половинками такого букета Марина и стоит сейчас, тупо озираясь. Ну, разумеется, это не комната Джаспера: мебель другая, все другое. Только потайной ход такой же.
Ну что ж, надо полагать, он не хуже того, прежнего.
Марина шагнула вперед, раздвинула доски и выбралась в узкий темный коридорчик. Сделала пятнадцать шагов, тщательно считая их и держась за стенку, чтобы не заблудиться, когда перед ней возникло другое отверстие. Сунулась туда – и вот он, рыцарь, вот она, девица, вот камин, вот кушетка, огромный письменный стол – покои Джаспера! Кальян со зловещим опиумным зельем Марина не обнаружила, да и недосуг ей было искать, потому что и Джаспер, и Джессика могли воротиться в любую минуту, а Марине еще предстояло добежать до башни, там все обследовать, вернуться сюда и уйти незамеченной, не через одну, так через другую комнату.
Надо было спешить! Марина принялась ощупывать стены, отыскивая коридор к потайной лестнице, да так и замерла.
Спешить-то спешить… но куда? Тьма-тьмущая, ни зги не видно, да и полыхай все огнями, разве отыщет Марина ход, по которому шла только один раз в непроглядной черноте? А вдруг их тут десяток, этаких коридоров? Что же ей, блуждать часами, а то и сутками, пока случайно не ткнется лбом в перекладину, под которой обнаружится узкий, будто крысиная нора, переход в башню? Обнаружится! Ждите, ждите! Сам он не обнаружится – его надо найти. И надо знать, где искать. А Марина не знает. В прошлый раз ее вел Макбет. Марина на всякий случай покискала несколько раз, но то ли кот и впрямь был слишком далеко, то ли без практики перестал понимать русский язык, – так или иначе, он не отзывался. Идти предстояло одной. Или… не идти?
Марина зажмурилась, отчаянно ища решение, и тут же воображению ее представилось, как она сворачивает не на том повороте, спускается не по той лестнице, протискивается не в тот лаз – и уже не в силах более найти обратного пути, и бродит, бродит по бесконечному темному лабиринту, оглашая его стенаниями, может быть, стократно минуя какой-нибудь спасительный выход, о котором не имеет представления… бродит, мечется, падает без сил… и умирает в конце концов от голода, жажды, отчаяния, и ее исчезновение навеки остается загадкой для всех, подобно исчезновению злополучного сэра Брайана. Но будет ли Десмонд так по ней убиваться, как убивалась по своему жениху Урсула, – это еще вопрос! Едва ли. Пожалуй, он ее довольно быстро позабудет, а поскольку станет теперь свободным, женится на какой-нибудь благородной даме, которая будет снисходительно смотреть на его шалости с горничными. На той же Джессике, в конце концов! Да, он вполне может жениться на милой, хорошенькой Джессике… если только сначала его не постигнет та же участь, которая постигла Алистера.