– Тогда? – спросил Мазур.
– Ноги делать пора, вот что. Я ведь слышал не только его болтовню по телефончику... Он, декадент, позвал одного из мальчишек, индейца, дал денег, дал записочку, велел отнести какому-то Мишелю... Мишель, конечно, его здешняя связь... Я не великий знаток индейских наречий, но незамысловатый разговор пойму... И что делать? Допрашивать мальчишку? Искать этого Мишеля? Брать в оборот? Это сколько же мы потеряем времени при весьма сомнительных шансах на успех... К черту частности. Меня интересует одно: вышли уже янкесы к Чукумано или пока нет. И что они еще придумают, чтобы нас остановить. Нужно спешить в Барралоче, там соберем военный совет, обкашляем новую ситуацию... Короче, я бегу нанимать машину, а ты в темпе собирайся и убеди Беатриче, что нам необходимо побыстрее отсюда исчезнуть. Придумай что-нибудь убедитель-ное – кто-то тебе сболтнул об агентах герильеро, обозленных за неудачу на пароходе... Кто-то видел неподалеку от поселка подозрительные катера... Ну, что тебя учить? Аллюр три креста! – Он усмехнулся. – И постарайся быть убедительным, ты же не хочешь, чтобы с ней что-нибудь случилось? Если что, за шкирку – и в машину, без церемоний, потом, мол, объясним!
Он пинком придвинул к Мазуру полупустую огромную сумку, ободряюще хлопнул по плечу и выскочил за дверь.
Обошлось как нельзя лучше. Мазур решил не мудрствовать лукаво и не выдумывать сложностей – перехватил выходившую из душа Ольгу и сообщил попросту, что подвернулась возможность уехать сию минуту, иначе, кто знает, еще пару дней не удастся нанять машину. Ольга, отнюдь не горевшая желанием и дальше пребывать посреди местной романтики, чмокнула его в щеку, обозвала «совершенством» и умчалась паковаться. Наконец-то закопошился персонал в лице тетки Доры и обоих юных индейцев – что только прибавило нервотрепки, у них могли оказаться запасные ключи от немудреных замков, Фредди могли обнаружить... впрочем, Кацуба наверняка успел придумать что-то и для такого варианта. В самом деле, заявить, что этот хренов антиквар спер у них пачку баксов, – и пусть отбрехивается...
Повезло. Персонал не выражал никакого желания убираться в спартански обставленных номерах, более того – кое-как кумекавшая по-английски тетка Дора откровенно обрадовалась, узнав от Мазура, что они уезжают, и завтрак, таким образом, готовить не обязательно. Однако ухитрилась выманить у него десять баксов в виде чаевых – Мазур отдал банкноту, движимый не столько добротой, сколько желая побыстрее ее спровадить, пока Фредди не попытался привлечь к себе внимание доступным ему нехитрым арсеналом средств – например, звучно колотясь башкой о тонкие дощатые перегородки...
Появился Кацуба – на видавшем виды «лендровере», судя по виду, помнившим еще Черчилля в роли премьер-министра. Раритетом управлял толстяк с густой бородищей и совершенно стертым языком, определить его национальность с ходу не представлялось возможным, но по-английски болтал бегло.
В дальний путь тронулись, практически не привлекая к себе внимания, без толпы провожающих. Только тетка Дора помахала с крыльца, громко помянула Сан-Кристобаля (сиречь святого Христофора, старинного покровителя странствующих и путешествующих), потом крикнула вслед:
– Buen viaje, muchachos![26]
Индейцы же в полном соответствии с национальной традицией смотрели вслед «лендроверу» философски-отрешенно: были белые, и не стало белых, к добру это или к худу, quien sabe?
Машина ловко петляла меж лачуг, хижин, палаток, дощатых домиков и бесчисленных «бокаминас». Понемногу начинался трудовой день, кого-то опускали в сырую глубину с помощью скрипучего ворота, как все они здесь, хлипкого и ненадежного, кто-то, пытаясь придать себе энтузиазма, прочищал глотку виски прямо из горлышка, кто-то готовил еду на коптящем примусе, совершенно таком же, на каком бабушка Мазура лет сорок назад варила варенье. Убытие странников никто не считал событием мирового значения – большинство и ухом не повело.
А вот на выезде из поселка их взорам нежданно-негаданно предстал советник мэра по культуре, его светлость герцог. Он явно поджидал именно их – махнув рукой, шагнул навстречу.
– Ну? – неприязненно спросил Мазур, сидевший рядом с водителем.
Герцог откашлялся, прочищая горло, приосанился – насколько это было возможно для субъекта в штопаных джинсах, мятой клетчатой рубашке и грязных кроссовках – и сказал:
– Господа, мне было бы очень неприятно, сохрани вы о нашем поселке дурные воспоминания...
– Помилуйте, с чего бы вдруг? – картинно изумилась Ольга. – Вы здесь так любезны и гостеприимны, а ваши обычаи исполнены романтики и гуманности...
– Мисс, это был розыгрыш, – сказал герцог. – Согласен, весьма дурацкий, особенно с вашей точки зрения... Выражаясь высокопарным языком чистой науки, маргинальные сообщества порой не знают удержу в своих шутках и розыгрышах, придавая им определенную жестокость. С тем, что мы маргиналы, никто здесь не возьмется спорить, даже не зная этого слова...
– То есть?
– Мы скверный народ, мисс, – сказал герцог. – С беспутным прошлым, неприглядным настоящим и туманным будущим. Порой попадаются такие индивидуумы, что решительно отказываешься понимать, каковы же были намерения Творца... Однако, мисс Ольга, мы все же не настолько оскотинились, чтобы в с е р ь е з принуждать приличную девушку выбирать кого-то из здешних Калибанов... Простите, это был не более чем розыгрыш. Отличное средство сбивать спесь с самоуверенных столичных фанфаронов, явившихся с брезгливым любопытством поглазеть на нас... Самое интересное, все почему-то мгновенно начинают верить, что мы выдвигаем э т и требования всерьез – понятно, чего же еще ожидать от питекантропов, роющихся в кротовьих норах... Вы бы видели иные сцены – и на колени падали, и пачкой крупных купюр трясли... – Он поклонился Мазуру. – Что ничуть не умаляет вашей решительности и смелости, полковник. Вы-то думали, все всерьез... Согласен, это жестоко, но почему мы должны были лишать ребят зрелища? Немного подрались, получили по морде, дали по морде... Я не хочу унижаться, клятвенно заверяя на коленях, что с вами сыграли шутку, но поверьте, так оно и обстояло... Во всем этом были и свои положительные эмоции, не так ли? Показать себя настоящим мужчиной в глазах столь очаровательной женщины – что может быть приятнее?
Машина была без крыши, а дверцы – разболтанные. Потихонечку Мазур стал прикидывать, удастся ли ему пнуть дверцу так, чтобы она чувствительно хлопнула этого титулованного скота по организму, но герцог, очевидно, прозорливо предугадав такой вариант прощания, стоял на безопасном отдалении. Швырнуть в него было нечем, а стрелять не станешь...
Словно бы смутившись, герцог продолжал:
– Мне, право же, неловко, ребята посовещались и решили: если встанет вопрос о компенсации морального ущерба...
И вытащил из нагрудного кармана целую пригоршню черных опалов, ограненных, матово сверкающих в мозолистой ладони.
Ольга, приподняв бровь и глядя ему в глаза, на чистейшем английском со светским произношением посоветовала, не теряя времени, запихнуть камни в известное место, мало того, назвала это место, применив отнюдь не литературный эпитет.
Аристократический прохвост выдержал марку. Не моргнув глазом, промолвил:
– Боюсь, не смогу выполнить ваше любезное пожелание, мисс, хотя и сознаю, насколько погрешил этим против этикета... Счастливого пути!
Водитель, сидевший с таким видом, словно терпеливо ждал конца представления, с ужасающим хрустом переключил передачу, и машина покатила прочь. Дорога, извивавшаяся меж поросших редким лесом буро-желтых холмов, представляла собою скорее неглубокую канаву, засыпанную сухой землей, «лендровер» выл, выбрасывал из-под колес фонтаны пыли, его заносило то влево, то вправо – но, в общем, вперед они продвигались довольно быстро, хотя приходилось ежесекундно следить за тем, чтобы язык не угодил меж зубов, иначе сам себе откусишь половину. Как будет чувствовать себя в конце пути твоя собственная задница, лучше не думать...
– Притормози-ка, – сказал Кацуба. – Получил пятьсот баксов? Держи еще сотню, чтобы за руль сел я.
– А на кой? – изумился бородач.
– А блажь у меня такая, – сообщил Кацуба, извлекая зеленую бумажку.
Бородач покрутил головой, но в конце концов взял деньги и слез, пошел вокруг капота на место пассажира, бормоча:
– Ладно, будь ты хоть шизофреник, баксы все равно не в дурдоме печатали...
Мазур старался смотреть в сторону. Было отчего – вдруг почувствовал себя последним идиотом, шутом...
– Это еще что такое? – спросила Ольга негодующе, уставившись на него. – Это из-за их идиотского розыгрыша? Ну и что? Ты же думал, что все всерьез, и я так думала... Ну-ка, подними голову, человек с комплексами!
Притянула его голову, звонко расцеловала в губы, не обращая внимания на спутников. Величественно махнула рукой:
Мазур старался смотреть в сторону. Было отчего – вдруг почувствовал себя последним идиотом, шутом...
– Это еще что такое? – спросила Ольга негодующе, уставившись на него. – Это из-за их идиотского розыгрыша? Ну и что? Ты же думал, что все всерьез, и я так думала... Ну-ка, подними голову, человек с комплексами!
Притянула его голову, звонко расцеловала в губы, не обращая внимания на спутников. Величественно махнула рукой:
– Вперед, Михаил! – и прошептала Мазуру на ухо: – Если и дальше станешь комплексовать, следующую ночь будешь спать один... Все нормально.
Дальше дорога стала немного получше, под колесами был сплошной камень, колея поднималась в гору очень долго, потом столь же долго опускалась – и вновь принялась вилять, как политик, объяснявший, почему он не в состоянии выполнить свои предвыборные обещания.
Украдкой поглядывая на Ольгу, Мазур понемногу успокоился – и зорко следил за правой обочиной, держа на коленях СЕТМЕ с последним полным магазином. Он видел, что Кацуба, вертя баранку, в то же время уделяет не меньше внимания левой обочине. Видимо, их настроение понемногу передалось Ольге – посерьезнела, притихла, бросила на обоих пытливые взгляды, в конце концов демонстративно расстегнула кобуру, вынула «беретту», звонко загнала патрон в ствол и осведомилась:
– Я вас правильно поняла, мои рыцари?
– Совершенно, – сквозь зубы бросил Кацуба.
Она вложила пистолет в кобуру, но не стала ее застегивать, передвинула на живот. Толстяк проворчал:
– Герильеро тут вообще-то не шалят так уж чтобы особенно...
Однако и сам передернул затвор «винчестера» с раскрашенным в маскировочные цвета ложем, примостил меж колен – то ли поддался общему настрою, то ли с самого начала считал, что береженого бог бережет.
* * *...Однако двое, стоявшие посередине дороги, отнюдь не прятались, наоборот – едва увидев машину, вразвалочку двинулись навстречу, ленивой отмашкой приказывая свернуть к обочине. Оба в табачного цвета форме здешней полиции, перетянутые ремнями в рюмочку, высокие фуражки с затейливой эмблемой, короткие итальянские автоматы «спектр», начищенные сапоги... Поодаль стоял на обочине черный мерседесовский джип – надежный натовский вездеход.
Мазур быстро огляделся. Лес редкий, засады вроде бы нигде не видно, разве что следует обратить особое внимание на те вон бугорки и могучий поваленный ствол – если и можно где-то укрыться, то только там...
Передний, до которого было метров пятнадцать, что-то энергично рявкнул по-испански, придерживая правой автомат. «Лендровер» медленно притормаживал...
Да-дах!
В полуметре от уха Мазура бабахнула Ольгина «беретта» – и еще раз, и еще! Мазур успел заметить, как ближайший полицейский, словно подсеченный в коленках, заваливается навзничь с дырой во лбу, как второй метнулся в сторону, но тут же жутко и оглушительно взвыл мотор, машина прямо-таки прыгнула вперед, снесла второго, как кеглю... Мелькнуло его искаженное лицо, слетела фуражка...
Сграбастав левой Ольгу за шею и свалив ее себе на колени, пригнувшись, Мазур свободной рукой поднял винтовку и открыл огонь по пятнистым фигурам, рванувшимся из-за того самого ствола, толстенного, зелено-замшелого. Он не старался попасть – просто очередью на полмагазина прижал к земле, заставил рухнуть за дерево. Они палили в ответ в белый свет, как в копеечку, задрав стволы вертикально в зенит...
После короткого замешательства подключился бородач – от ствола полетели щепки. Уловив краем глаза шевеление слева, Мазур развернулся к тем бугоркам, второй длинной очередью опустошил магазин, швырнул винтовку за борт, подхватил с пола автомат покойного Лопеса и, крутясь вправо-влево, принялся поливать огнем.
Вывернувшись из-под его руки, Ольга распрямилась и, держа пистолет обеими руками, вступила в игру. Грохота хватало – но Мазур ни разу не отметил характерного свистящего шуршанья пуль в опасной близости, прицельно по ним не стреляли, и то ладно, лишь бы не было второй засады, по классическому способу «первый-второй», применявшемуся гангстерами на Кубе еще с полсотни лет назад...
Должно быть, нападавшие не были знакомы с творческим опытом кубинских гангстеров. «Лендровер» несся на пределе дряхлых силенок, временами казалось, что все четыре колеса на миг отрываются от земли, а может, так оно и было, людей швыряло, мотало, колотило о жесткие борта, за спиной все еще заполошно трещали автоматы, послышался отчаянный крик ярости...
Мазур уже знал, на что способен Кацуба за рулем, но сейчас напарник превзошел сам себя, виртуозно швыряя машину на узкой извилистой дороге. Над головой просвистела разлапистая ветвь, они едва успели пригнуть головы, Кацуба вновь вырулил на середину дороги и давил на газ.
Они остановились, промчавшись километров десять. Кацуба внимательно оглядел остальных:
– Никого не зацепило? Бог миловал... Где-то тут был сосуд... – Достал из сумки полупустую бутылку «Гордона», в два поворота скрутил пробку и жадно хлебнул из горлышка, передал соседу.
Бородач, оросив горло, покрутил головой:
– Надо же, а я эту развалину за пятьсот баксов продать хотел, совсем было собрался... Черта лысого я ее теперь толкану...
Кацуба послал Мазуру многозначительный взгляд. Тот опустил ресницы, показывая, что понял. Индеец с запиской – вполне возможно, и не подозревавший о характере услуги, как оказалось, едва не угробил всю честную компанию, сам того не ведая. Была поблизости какая-то группа, и она незамедлительно устроила засаду. Их вовсе не хотели убить – иначе в два счета порезали бы автоматными очередями из укрытия, машину можно услышать издалека, звук мотора в здешней глуши далеко разносится. Да и во время шальной перестрелки хоть у одного да наверняка была возможность всадить очередь прицельно – а на машине ни царапинки. Положительно, кто-то получил приказ, строжайший: брать живьем, непременно живьем... Нельзя сказать, что эта мысль особенно утешила. Иногда остаться живым – как раз во сто раз хуже...
– Надо же, на что старушка способна... – все еще качал головой бородач, пребывавший в легком шоке. – А я ее за пятьсот баксов собирался толкнуть Лысому Ковбою...
Отобрав у Мазура бутылку, Ольга храбро сделала изрядный глоток. Не рассчитав сил, поперхнулась, конечно, раскашлялась, пришлось как следует похлопать по спине. Убедившись, что с ней все в порядке, Мазур проворчал:
– Незачем было высовываться, амазонка... – и вдруг сообразил, что испытывает нечто вроде гордости за боевую подругу.
– Ну-ну, – сказал Кацуба. – Если бы не наша очаровательная спутница, еще неизвестно, как развернулись бы события... Как вам в голову пришло? Как догадались, что...
– У них форма была не та, – сказала Ольга. – Форма городской, муниципальной полиции, которой совершенно нечего делать здесь, в глуши. У сельской жандармерии петлицы не черные, а синие, без канта, только с пуговицей. И кокарда другая. И шеврон на левом рукаве другой. Наконец, у сельской жандармерии вообще нет мерседесовских вездеходов – только «Игуасу» и «Штайр», и, коли уж патруль в форме, машина непременно должна носить все опознавательные знаки... Недавно было сообщение, что герилья напала на полицейский участок в Барралоче – видимо, там и разжились городской униформой...
Кацуба присвистнул, покрутил головой:
– Сеньорита, я в восхищении...
– Я вам упорно пытаюсь доказать, что меня не стоит считать тепличным цветком, а вы столь же упорно не верите... – легонько вздохнула Ольга. – Мой кабальеро, я по долгу службы много ездила по стране, по глухим уголкам, немало повидала... Достаточно, чтобы отмечать мгновенно столь грубые несообразности. А вы обратили внимание, что они, собственно, все время палили поверх голов?
– Чего ж удивительного, – буркнул бородач. – Насчет выкуп требовать они мастера, насобачились... Давайте отсюда убираться, а? Еще следом пустятся...
Часть вторая Об ушедших и мертвых
Глава первая На чужом пиру
– Асиенда Куэстра-дель-Камири, главный управляющий, – раздался голос, определенно исполненный выжидательности.
«Хесус», – вспомнил Мазур. Маленький человечек с лицом крайне печального суслика, которому загулявшие офицеры шутки ради шваркнули в нору гранату, отчего суслик остался и без дома родного, и без душевного спокойствия...
– Это вы, Хесус? – спросил Мазур.
– Да. Прошу прощения...
– Это полковник Савельев, – с барственной небрежностью сказал Мазур. – Из России. На правах старого знакомого хотел бы засвидетельствовать свое почтение донье Эстебании...
* * *На том конце провода, очень похоже, перебирали в памяти всех полковников, каких довелось встречать. Потом Хесус осторожненько начал: