– Так все–таки? – спросил Фокс. – По–моему, общественность имеет право знать.
– Да ничего там не было. – Боровский смущенно потупился, и Фокс ему поверил. Если бы в каюте Марго «что–то» имело место, старпом вел бы себя иначе. А так ему действительно нечего было сказать.
– Я вызвал ее по связи, – объяснил Боровский. – Говорю – пошли в библиотеку. Она спрашивает – зачем? Я – работать будем. Она снова – зачем? Я говорю – вводная изменилась, Рашен приказал. Ваши гонки доморощенные превращаем в боевой тренаж. Отрабатываем бросок на Марс…
– За–а–чем? – издали поинтересовалась Ива, по–прежнему давясь слезами.
– А ты не подслушивай, – сказал Фокс. – Ты давай отдыхай. Слушай, Жан–Поль, а действительно, зачем?
– Что, опять война?! – встревоженно спросила Ива.
– Да какая, в жопу, война… – Боровский подошел к пульту старшего навигатора, за которым плакала Ива, и успокаивающе похлопал девушку по плечу. – Так, коммерческая операция. У марсиан пираты руду из–под носа таскают. Смотаемся к южному полюсу, отработаем по поверхности, собьем пару грузовиков, десант прикроем… Расслабься, Кенди.
– Расслабишься тут с вами… – пробормотала Ива и достала из–под пульта упаковку гигиенических салфеток. Боровский машинально присел на корточки и заглянул вниз.
– Что вы делаете с этими салфетками? – спросил он, мгновенно переходя на характерный подозрительный и неприязненный тон человека, ответственного за материальное обеспечение корабля. – Картридж пустой уже. Вы их что, едите?
– Нет… мы их в задницу… засовываем… – ответила Ива, яростно сморкаясь.
– Ничего не осталось, – пробормотал Боровский себе под нос. – Ресурса ноль, топлива едва–едва, прокладки не держат, люди еле живы… Хочу обратно в психушку. Там все было.
– Ты это… – попросил его Фокс. – Не надо про психушку. Ты на «Тушканчике» единственный, кому там понравилось. Вот и держи это при себе.
Ива за пультом комкала салфетки и бросала их по одной в утилизатор.
– Так все–таки? – повторил Фокс.
– Чего? А–а… Ну, говорю, я сейчас за тобой приду лично, раз ты такая… И пришел. Вот. А она говорит – все равно не пойду. Не буду. Я ей – Марго, ты что, сдурела? Я твоего рапорта о списании что–то пока не видел. Так что будь любезна, ноги в руки и бегом на место. Прыжками. И тут вижу – а девица–то не в себе. Ну совершенно. Взгляд такой… Мать–перемать! Что делать, не представляю. И тут она сама к двери поворачивается… Ну, думаю, кажется, пронесло. Действительно – мало ли у нас таких случаев было? Космос все–таки. А вот не пронесло ни фига. И что ее так на сексуальной почве заклинило, а?
– Ты это у Линды спроси, – посоветовал Фокс. – Капитан Стенфилд у нас по сексуальному психозу главный специалист. Даром что пребывает в нем постоянно и безвылазно.
Ива опять сдавленно всхлипнула.
– Да забудь ты, Кенди! – бросил в ее сторону Фокс. – Ну чего ты хочешь от женщины, у которой за всю жизнь ни одного нормального мужика не было? Чтоб не только для секса, а еще и для любви?
– С чего ты взял? – спросила Ива, утираясь рукавом.
– Потому что она ни разу в жизни минета не делала, – объяснил Фокс. – Мечтала, а не делала. Конечно, так и е…нуться недолго. Подавленная сексуальность – дело страшное, с ней шутки плохи.
– Тебе это в психушке объяснили? – через плечо съязвила Ива. – И не смотри на меня! Отвернись!
– Даже когда ты вся в соплях, – сказал Фокс назидательным тоном, – ты все равно самая красивая на «Тушканчике». А может, и во всей группе F. Тебя все обожают. Между прочим, Марго к тебе не приставала?
– Заткнись! – сказала Ива и снова принялась всхлипывать.
– Комплименты у тебя, Майк… – заметил старпом. – А Марго ни к кому не приставала. Может, и зря.
Фокс достал из кармана огрызок сигары и зажигалку и, не обращая внимания на присутствие старпома, задымил. Боровский встал на колени у пульта и заглянул Иве в лицо. Глаза у Боровского были еще более печальные, чем обычно. Умные, совершенно бездонные и чуточку сумасшедшие. Тоскливые глаза. Ива, повинуясь импульсу, обхватила старпома за плечи и уткнулась носом ему в шею.
– Что же будет, Жан–Поль? – шепотом спросила она. – Что же с нами со всеми будет? Мы тоже сойдем с ума…
– Я думал, что надвигается беда, – также шепотом ответил Боровский. – Я ошибся. Беда уже здесь. Держись, Кенди. Кто угодно может сойти с ума, но только не ты. Без тебя мы пропадем. Ты же наша радость, ты символ группы F. Здесь на тебя все буквально молятся. Пока есть наша Кенди, мы будем ходить в космос.
– Не хочу на Марс, – прошептала Ива. – Опять война. Как мне все это надоело… Жан–Поль, миленький, ну сделай так, чтобы мы не ходили на Марс, ты же все можешь…
– Прости, – сказал Боровский. – Ты забыла, я уже не начальник. Я всего лишь старпом на «Тушканчике».
– А ты попроси Эндрю, – посоветовал Фокс. – Пусть он тут что–нибудь сломает.
– Я тебе дам – «сломает»! – рыкнул Боровский, возвращаясь к своей обычной старпомовской манере поведения. – Я сейчас тебя всего изуродую с ног до головы! Бомбардир хренов!
– Не надо «Тушканчика» ломать, – попросила Ива жалостно. – Он такой хорошенький…
– Да ерунда. Вернер не сможет испортить корабль, даже если ты его будешь всем флотом упрашивать, – заметил Боровский, поднимаясь. – Воспитание не то.
– Ха–ха, – Фокс значительно поднял указательный палец. – А кто реактор катапультировал на «Декарде»?
– Байки, – помотал головой старпом. – Фольклор. На «Декарде» полетело охлаждение, и реактор пошел вразнос. Был жуткий пожар, началась паника. Коммандер Фуш тогда погиб, настоящий был драйвер…
– Убили Фуша, ты хочешь сказать.
– Майк, перестань нести околесицу.
– Это вы о чем? – спросила Ива, безуспешно пытаясь разглядеть свое отражение в антибликовом стекле монитора.
– Да так, ерунда. Майк старые легенды вспоминает.
– А ты не слышала? – удивился Фокс.
– Про что?
– Про мятеж на десантнике «Рик Декард».
– Майк! – прикрикнул на Фокса старпом.
– Да что такое, Жан–Поль? Почему это Кенди не может знать таких вещей? Она уже в курсе, зачем мальчикам нужны девочки.
– Вот пусть на этом ее образование и закончится, – приказал Боровский. – А ты, бом–бар–дир, для начала убери свой огонек. До хануки далеко, отсюда не видать.
– Может, я еще и ботинки надену? – предложил Фокс, кривя лицо, но сигару изо рта вынул и аккуратно загасил о стену. Боровский тяжело задышал и выпятил челюсть. Фокс со вздохом взял с пульта одну из уцелевших салфеток и протер стену.
– Отлично, – сказал Боровский. – А теперь марш за ботинками. По обувании – доложить.
– Ай–ай, сэр! Разрешите воздержаться от криков восхищения?
– Бегом!!! – заорал Боровский, и Фокса будто ветром сдуло. Старпом заложил руки за спину и прошелся по рубке. Он ждал вопроса, и тот последовал.
– Действительно был мятеж? – спросила Ива, по–прежнему сидя к Боровскому спиной.
Старпом шумно втянул в себя воздух и снова прошагал от стены к стене.
– Значит, был, – кивнула Ива. – Интересно. Лет семь–восемь назад, да? Я ведь про «Декард» почти ничего не знаю.
– Да тебе и не надо знать, – пробормотал Боровский. – Зачем тебе эта помойка? На флоте и так достаточно грязи.
– А кто–то говорил, что я символ группы F, – вспомнила Ива.
– Группа F чиста, как стеклышко. Как белое платье невесты. Как ты, Кенди.
– С чего ты взял, что я такая чистенькая?
– А мне плевать, – заявил Боровский агрессивно. – Я видел, как ты выводила «Энтерпрайз» из пике. Тебе по инструкции положено было прыгать в аварийный модуль и отстреливаться. А ты рулила, как никогда. Ты – астронавт, понимаешь?
– Ничего ты не видел. Ты в обмороке лежал.
– Это официальная версия. На самом деле у меня сердце прихватило. Только смотри, никому не рассказывай, а то старика Боровского вниз спишут. Усекла?
– А то. Не переживай. Я – могила.
– Да нет! Ты мораль прочувствовала? Вторая марсианская кампания вся прошла под этим знаком – тотальный глубокий обморок. Ничего не знаю, ничего не вижу, по существу дела ничего доложить не могу, господин следователь, оставьте меня в покое. А на самом деле по всему флоту творился чудовищный бардак. Во–первых, корабли были изношены. Во–вторых, никто уже воевать не хотел. Тебе самой–то что, нравилось, как наш героический десант Ред–Сити расчехвостил? Даже Задница и тот сказал – зря воюем. Марсиане скорее в куполах своих задохнутся, чем на Землю поедут.
– Не знаю. – Ива опустила голову и посмотрела на свои босые ноги. – Я как–то не задумывалась даже…
– А были люди, которые задумывались. Слышала про капитана Риза?
– Конечно! Он сейчас на «Горбовски». Отчаянный мужик.
– Этот отчаянный мужик спалил выхлопом то ли два, то ли три собственных десантных бота. Не лучшая форма протеста, но…
– Быть не может! – Ива так обалдела, что даже забыла про свой облезший педикюр, который еще за секунду до признания Боровского волновал ее больше всего на свете.
– Может, Кенди, еще как может. Риза, конечно, судили. А теперь он капитан судна, которое идет на запланированный подвиг. Вероятность успешного возвращения «Горбовски» оценивают в девяносто процентов, но я так полагаю – врут. И все обитаемые планеты шлют капитану Ризу восторженные послания. Детям рассказывают, какой он герой. А о том, что Риз сделал над марсианской поверхностью, не знает почти никто. А кто знает, тот молчит. Я молчу, например. Хотя мне безумно интересно, на каких условиях Риза оставили в живых.
– Быть не может… – повторила Ива упавшим голосом.
– Кругом парадоксы, – вздохнул Боровский. – А что касается «Декарда»… Ладно, сказавши «а», скажу и «бэ». Впрочем… Извини, Кенди, это, разумеется, не мое дело, но я лучше уточню. У тебя с Вернером что, любовь?
Ива густо покраснела и отвернулась.
– Понял, – кивнул Боровский. – Вот ты его и спроси. Он как раз за «Декард» получил Сердце. Тебе он, наверное, расскажет, как там все на самом деле обернулось. Вообще, Эндрю удивительный человек. У него фантастический талант попадать в истории. Так что, Кенди, я повторяю – беда уже здесь. Если в твоем экипаже Вернер, жди неприятностей. Ты извини, я, собственно, ничего плохого о нем сказать не хочу. И вообще это не мое дело. Но…
– Ты–то его откуда знаешь? – спросила Ива, не поднимая глаз.
– Да его все знают, – усмехнулся Боровский. – Русских астронавтов всего двое. Как же их не знать? Ну ладно. Ты, Кенди, подходи в библиотеку минут через десять, ОК? Сможешь рулить? Отошла чуток?
– Все нормально.
Боровский кивнул и пошел к выходу из рубки.
– Жан–Поль! – позвала Ива.
– Что? – обернулся старпом.
– Я хотела… В общем, ты очень хороший, Жан–Поль.
– А я знаю, – сказал Боровский пренебрежительно, но все–таки немного смутился. – Мне жена говорила.
Ива рассмеялась. Боровский заговорщически подмигнул ей и вышел. Старпом был очень рад, что утряс все неприятности и на вверенном ему судне воцарился относительный порядок. Хотя бы временно.
* * *
Бэттлшип «Люк Скайуокер» не отличался новизной конструкции и был к тому же под конец первой марсианской кампании уже совсем изношен. И когда полицейским срочно понадобилось судно такого класса на усиление, именно «Скайуокер», пыхтя и разваливаясь, погреб с ними к Поясу долбать пиратскую базу. Как раз старой галоше должно было хватить ресурса на один такой поход.
Полицейская мелюзга отцепилась от неповоротливых мегадестроеров и нырнула в Пояс, а «Скайуокер» покинул конвой и ушел затыкать место возможного прорыва, откуда должны были, по идее, выскакивать недобитые пиратские корабли. Занял позицию и через несколько часов пропал. С бэттлшипа вдруг перестала идти телеметрия. Предположить, что такой мощный корабль уничтожен, никому и в голову не пришло. Тем более что пираты действительно бросились наутек, только вот через совсем другой проход. Операция уже шла вовсю, в Поясе и вокруг него творились форменные гонки на выживание, и посылать на место разбираться было некого.
А бэттлшип молчал, как будто ему все антенны поотрывали.
Поубивав кого надо, а некоторых даже арестовав, полицейские отправили к «Скайуокеру» дестроер, посадив на него для пущего спокойствия ремонтную бригаду. А командир полицейского крыла уселся составлять в штаб группы F язвительную депешу. Мол, знали бы – не просили бы, и каким местом думал тот, кто отправил на серьезное дело этакий летучий хлам. Но тут командир дестроера обалдело доложил, что терпящего бедствие судна не наблюдает. Для начала ему приказали не орать на всю Солнечную, а поискать обломки. Потом всполошились, сообразили, что дело худо, выстроились в поисковый ордер и двинулись прочесывать окрестности. Но бэттлшип словно в Пояс нырнул. Чего, разумеется, быть не могло ввиду солидных размеров и недостаточной маневренности корабля.
Полицейский командир был тот еще драйвер, на поиске и спасении заслужил ордена, и когда в Адмиралтейство переслали его покаянный рапорт, там стрелку переводить и не подумали. А тут же сообразили, что к чему, и виноватого нашли своего. Засудили начальника штаба группы F за потерю бдительности. И думать было нечего – «Скайуокер» дезертировал. За каким хреном это понадобилось экипажу, тоже догадались. «Скайуокер» не раз ходил к Венере, где его командир вполне мог снюхаться с местными. А боевые корабли нейтральная Венера давно потихоньку копила. Тоже бунтовать готовилась.
Разумеется, и следствие, и трибунал шли в режиме глубокой секретности. Официально «Скайуокер» объявили, как, собственно, и было дело, пропавшим без вести. А осужденного начштаба якобы расстреляли за воровство в особо крупных размерах. На самом деле его запихнули в одиночку, дабы устроить очную ставку с командиром «Скайуокера» в случае поимки оного и выяснить, не было ли преступного сговора. Так упрятать военного оказалось несложно – у большинства действующих астронавтов внизу не было ни семей, ни друзей. Некому интересоваться, куда ты пропал. А из интересующихся, которые наверху, попробуй кто заикнуться – не ровен час, сам в урну сыграешь.
Начальник штаба группы F колоссальной силы воли оказался человек. Потому что утопиться в тюремном душе – это вам не для слабонервных. Дышал водой, пока не захлебнулся. Чем и подтвердил, что хранил за душой грешки, а может, и преступный сговор действительно имел место. На вакантную должность прочили Успенского, но тот упирался вплоть до грубости и нетактичного поведения. Тогда назначили Эссекса, которому в приватной беседе порекомендовали сбить с этого русского спесь и вообще навести в группе порядок. Эссекс с Успенским на радостях крепко выпили и тут же, не выходя из–за стола, вдребезги разругались. Вплоть до перехода на «вы» и обращения друг к другу строго по уставу. Что лишний раз доказывает, как портит характер повышение по службе.
А про «Скайуокер» до поры до времени забыли. Тем более что агентура на Венере след мятежного корабля отыскать не смогла.
Между тем основную пользу из всего этого бардака с загадочным исчезновением линкора вынесли полицейские. Им тут же отдали три новехоньких бэттлшипа. На случай, если дряхлый, но хорошо вооруженный «Скайуокер» вдруг объявится как перевозчик контрабандных руд или, что еще страшнее, – пират.
Но «Скайуокер» не посрамил славного имени и через месяц объявился, как положено геройскому боевому судну, пропавшему без вести, – в виде аварийных модулей.
На первый модуль случайно наткнулся патруль. Кусок носовой секции, рассчитанный на спасение персонала ходовой рубки, болтался над Поясом. Целехонький и совершенно пустой. Сняли данные «черного ящика» и обнаружили, что сброс модуля произошел совсем не там, где бэттлшип должен был находиться. Получалось, что «Скайуокер» совершил почти невообразимый бросок вдоль Пояса, а потом – к нему вплотную, словно пытаясь спрятаться. Озадаченные полицейские начали активный поиск и через неделю отловили еще один модуль – для боевой рубки. Тоже пустой.
К спасательной операции подключилось Адмиралтейство. У Марса задержали группу F, а всю остальную армию двинули к Поясу. В итоге беспрецедентных поисков добыли еще четыре модуля. Но тайну гибели «Скайуокера» так и не раскрыли. Да, в модулях оказались люди. Целых двадцать. Только все они на момент катастрофы были в отдыхающей смене.
Как и положено во время боевого крейсирования, эта смена дрыхла по кубрикам, не раздеваясь, закрыв маски спецкостюмов и подключившись к бортовой воздушной магистрали, чтоб попусту не расходовать свои баллоны. Проснулись люди от дикой перегрузки, а потом где–то в носу раздался страшный бабах. «Скайуокер» кувыркнулся, перегрузка возросла, и коммандер Бэнкс по трансляции заорал: «Всем прыгать!» Ну, они и прыгнули. А больше никто. Припав к экранам в модулях, уцелевшие силились разглядеть покинутый корабль, но космос оказался пуст.
Разумеется, спасенных долго и нудно допрашивали на предмет того, какой силы была перегрузка и какого характера имел место бабах. Установили, что бэттлшип действительно резко прыгнул вперед, получил мощнейший удар в скулу и затем самым полным рванул в направлении Пояса. И только–то. За кем именно коммандер Бэнкс погнался, как именно схлопотал по носу и от кого удирал, так и осталось загадкой.
«А вдруг чужие?» – спросил один умник в Адмиралтействе и тут же огреб жуткую выволочку.
«Точно чужие!» – сказал Успенский, и ничего ему за это не было, потому что произнес он эти слова шепотом и себе под нос.