– Их у тебя было много?
Капа стала загибать пальцы:
– Толя, Сеня, Федя, Миша… Кого-то забыла… Никита! Нет, мы с ним не расписывались. А! Роберт! Вечно я его забываю, очень противный был, зануда и брюзга. По паспорту сорок лет, а старик стариком, вечно ныл: «Капа, веди себя прилично. Капа не надевай мини-юбку, тебе пятый десяток катит».
Будь его воля, нацепил бы на меня серый халат и противогаз. Кстати, Лампа, тебе никогда не приходило в голову, что если ты накрасишь глаза и губы, то станешь просто красавицей?
Сказав последнюю фразу, бабуся ринулась в коридор, откуда незамедлительно донесся вопль.
– Лампа, закрой сковородку крышкой, я за сметаной побежала, кончилась, зараза.
– У нас еще и картошки нет, прихвати пару килограммчиков, – гаркнула я и тут же прикусила язык.
Похоже, совсем ума лишилась, посылаю старуху за тяжелыми корнеплодами. Но Капитолина не усмотрела в просьбе ничего особенного.
– Ладно, – крикнула она в ответ и исчезла.
Да уж, Капа ведет себя как пятнадцатилетний подросток, и я невольно стала общаться с ней, как с молоденькой девушкой. Странным образом я теперь совершенно не замечаю ее морщин. Взгляд упал на зеркало. Не успев сообразить, что делаю, я схватила Капину косметичку и принялась тщательно краситься. Когда-то, выходя на сцену в обнимку с арфой, я, естественно, накладывала макияж. Все актеры, в том числе и мужчины, используют декоративную косметику. Делают они это отнюдь не из кокетства, а из самых простых утилитарных соображений. Ненакрашенное лицо кажется из зрительного зала белым пятном. Но в обычной жизни я редко пользуюсь косметикой.
Стукнула входная дверь, и появилась усталая Катюша.
– Что с тобой? – удивилась она. – Просто кабаре-канкан!
– Ничего, – буркнула я и отправилась смывать макияж.
Большую половину дня я провела в хозяйственных хлопотах, периодически пытаясь дозвониться до больницы, куда уложили Володю. Но в справочном бюро кто-то просто повис на проводе, и узнать о состоянии здоровья майора мне не удалось. В «Шерлоке» никто не отзывался. Очевидно, Федька работала вовсю, получив таинственного клиента, желавшего иметь дело только с ней.
Посчитав себя свободной, где-то около шести вечера я поехала на улицу Ударников. Небось Королев Евгений Сергеевич, отправивший ту подлую телеграмму, уже вернулся с работы и коротает время, уютно устроившись перед теликом с бутылочкой пивка.
Дверь распахнула раскрасневшаяся женщина, лет пятидесяти. Вытирая мокрые руки фартуком, она спросила:
– Ищете кого?
– Королев Евгений Сергеевич тут проживает?
Хозяйка испугалась:
– Господи, вы из милиции, опять Воробьев жаловался? Ну, поверьте, коли у него вновь шины проколоты, мой сын ни при чем. Мальчишка сегодня весь день сидит дома, температура у него. Женька, урод, поди сюда!
В коридор выглянул худенький бледный подросток лет двенадцати и ломающимся баском спросил:
– Чего?
– Того, – заорала мать, – допрыгался, дохулиганился, довыражался. Явились тебя арестовывать.
– Ничего я не делал, – загундосил паренек, – телик смотрел и в приставку играл, честное слово.
Мамаша попыталась ухватить его за ухо, но сын ловко увернулся. Видя, что хозяйка готова начать боевые действия, я попыталась задушить конфликт в зародыше:
– Нет, нет, просто мне нужно побеседовать с Евгением, по-дружески.
– О чем? – насторожилась мать.
Я вытащила из кармана телеграмму и показала парню.
– Ты отправлял?
– Ну, – настороженно протянул тот, – было дело, а чего – нельзя?
– Видишь ли, Евгений, – ласково сообщила я, – естественно, можно заниматься почтовыми отправлениями. Только ты, дружочек, к сожалению, влип в крайне неприятную историю. Впрочем, думается, что ты тут ни при чем, ну зачем тебе доводить до смерти Надежду Киселеву, а? Или я ошибаюсь? Ты ее за что-то ненавидел?
Парень попятился:
– Вы че?
– Ой, горюшко, – зарыдала в голос его мать, – у всех дети, как дети, а мой урод! Одна тяну, без отца, вся извелась, как одеть, обуть, а он! Вечно гадости на уме. Говори сейчас же, что за телеграмма!
И она со всего размаха отвесила сыну звонкую оплеуху. Подросток стукнулся головой о косяк и неожиданно заплакал.
– Не бейте его, – испугалась я, – не надо. Давайте я пройду в комнату и поговорим спокойно.
Хозяйка посторонилась и указала рукой на дверь, ведущую в кухню. Втиснувшись между столом и подоконником, я уселась на колченогую табуретку и спокойно сказала:
– Разрешите представиться, Евлампия Андреевна Романова, но, поскольку я хочу избежать официальности, можно просто Лампа.
– Вера, – буркнула хозяйка.
– Очень рада. Верочка, не надо волноваться, похоже, Женя совсем не виноват. Скажи, дружочек, как ты оказался в Журавлеве? Не ближний ведь свет.
– Свекровь там живет, – ответила Вера, – бабка его, мать моего бывшего мужа. Та еще пройдоха. Уж как меня терпеть не могла, прямо изводила. Из-за нее и с Сережкой развелась, только напрасно карга радовалась. Думала, я хуже всех. Ан нет. Женился Серега во второй раз, вот новая сноха за меня и отомстила, небо в алмазах старухе показала. Разменяла их хоромы в центре и получила себе трехкомнатную возле метро «Сокол», а бабку отправила в маломерку в Журавлево. Дальше не нашла, дальше только Киев. Вот теперь бывшая свекровь меня полюбила и Женьку к себе приглашает.
– К бабке ездил, – хмуро подтвердил парень, – в ее доме почта.
Женя преспокойно шел по дорожке, когда к нему подошла прилично одетая дама. Внешний вид женщины говорил о хорошем достатке. Синее пальто с мехом, такого же цвета сапожки, шляпка, и пахло от тетки чем-то вкусным.
– Мальчик, – спросила она, – хочешь заработать сто рублей?
Женя обрадовался. 16 марта у матери день рождения, он присмотрел ей кошелек, который как раз стоил стольник.
– Дурак откажется, – ответил подросток, но на всякий случай поинтересовался: – А делать-то что? Если что-то плохое, то не стану.
– Как можно, дружочек, – ласково улыбнулась тетка, – просто помоги мне, видишь, руку сломала, правую.
Женя поглядел на гипс.
– И чего?
– А надо телеграмму отправить, вот текст. Сделаешь, получишь денежки. Не хочешь, другого подожду.
Женька не усмотрел в просьбе ничего особенного. Со сломанной рукой и впрямь невозможно держать ручку. Он пошел в почтовое отделение и мигом заполнил бланк. Возникла только одна незадача. Служащая велела написать обратный адрес. Не слишком мучаясь, парень указал свой, потом вынес квитанцию, отдал сдачу, получил «гонорар» и побежал к бабушке.
– Можешь описать незнакомку?
Женя напрягся.
– Ну такая, в общем…
– Какая?
– Обычная. Нос, глаза, рот…
– Волосы какие, короткие, длинные?
– На ней шапка была, с мехом, вроде торчали волосья…
– Глаза голубые?
– Нет.
– Карие?
– Нет.
– Серые?
– Нет.
– Так какие тогда? – вышла я из себя. – Зеленые?
– Глаза как глаза, – вздохнул мальчишка, – не разглядел. Вот пальто синее, сапоги такие же, гипс… Больше ничего не увидел, да и зачем мне? Сто рублей получил, и все.
Признав полное поражение, я направилась к выходу. Неожиданно Вера, зарыдав, отвесила сыну еще одну затрещину.
– Ну погоди, одни останемся и поговорим.
Я вышла за порог, потом повернулась и сказала:
– Вера, вы не правы, ребенка нельзя бить.
– Мой сын, – обозлилась тетка, – воспитать хочу, чтобы человеком стал, а он все проказничает.
Я посмотрела на бледного, испуганного мальчишку и сказала:
– Он у вас замечательный, а баловство пройдет. Лучше вспомните, на что Женя потратил сто рублей, не на «Сникерсы» и жвачки, он вам подарок купил.
Вера зарыдала и бросилась обнимать сына. Дверь в квартиру она забыла закрыть, и я, пока не приехал лифт, видела, как мать гладит подростка по взъерошенным волосам.
ГЛАВА 12
На улице совсем похолодало, зима не собиралась сдавать свои позиции. По тротуару мела мерзкая поземка. Внезапно мне очень захотелось есть, а впереди призывно сверкнула вывеска «Ростикс». Отлично, жареная курица то, что надо.
В просторном зале не оказалось ни одного свободного места. Побродив с подносом в руках, я наконец устроилась у окошка и принялась жевать. Напротив поедал такое же блюдо мужик лет пятидесяти, большой, толстый, совершенно чудовищного вида. Я смотрела в окно, хватая машинально руками кусочки филе. Да, хороший свидетель получился из Жени. Ничего не запомнил, кроме синего пальто, сапог и гипса. Как теперь искать тетку? Объявление давать? Минуточку! В полном ступоре я, доев филе, оттолкнула в сторону поднос. Бомжиха Валя рассказывала о даме, которая, испугавшись ее, швырнула гипс. И она называла цвет одежды той женщины – синий.
Я придвинула к себе поднос, но он поехал в сторону, я сердито дернула его к себе и вновь схватила курицу. Даю голову на отсечение, это одна и та же баба! Поднос снова ожил и начал убегать. Я вцепилась в него, схватила стакан с колой, глотнула и чуть не выплюнула. Пиво!
В полном недоумении я уставилась на желтую жидкость с белой шапкой сверху. Интересное дело, на раздаче перепутали? Я же просила колу.
– Терпеть не могу пиво, – вслух возмутилась я, – что за безобразие!
– Зато куриные «пальчики» пришлись вам по вкусу, – произнес веселый бас.
Я оторвала глаза от стакана, посмотрела на своего соседа-толстяка, на стол и чуть не скончалась. Задумавшись, я тянула к себе поднос мужика. Более того, сначала съев содержимое своей тарелки, я с аппетитом уничтожила и порцию соседа, а теперь принялась за его пиво.
– Бога ради, простите, – залепетала я, – не знаю, как это получилось.
– Я пытался отбить свой обед, – веселился толстяк, – но вы так яростно дергали его к себе!
– Сейчас куплю вам новую порцию, – подскочила я.
– Ни в коем случае, – отрезал мужчина, – мне приятно угостить такую милую даму.
Сгорая от стыда, я выскочила на улицу и опрометью кинулась к метро. В желудке каменной тяжестью лежали две порции курятины. Ну как можно настолько выпасть из действительности, чтобы слопать чужой обед?
Внезапно над ухом раздался скрежет и вопль:
– С ума сошла?
Я повернула голову влево. В двух шагах от меня притормозила иномарка, из нее высунулась страшно злая девица.
– Смотреть надо, когда дорогу переходишь, да еще на светофор не мешает взглянуть, тебе красный, лахудра!
Я вздрогнула. Что со мной происходит? Безусловно, я бываю иногда рассеянной, но не до такой же степени! Нет, лучше поехать домой, к Вале отправлюсь завтра, на свежую голову.
Дома царило радостное оживление.
– Лампа, – кинулся ко мне Кирюшка, – прикинь, как повезло! Как повезло!
– Раз в жизни такое случается! – ликовала Лизавета.
– Да в чем дело?
Перебивая друг друга, дети принялись вываливать потрясающую новость. К Катюше на операционный стол попал молодой мужчина, владелец туристической фирмы. До того, как обратиться к Кате, он долго и безуспешно бродил по разным врачам, которые старательно лечили его от всяких болячек. Несмотря на груды дорогих лекарств, парню не делалось легче. Мучения его закончились только после хирургического вмешательства, виртуозно проведенного Катериной. И вот теперь, в знак благодарности владелец фирмы решил по-царски одарить доктора, сумевшего найти причину его немощи. Он устроил Катюше с детьми десятидневный тур в Египет.
– Класс! – орал Кирюшка. – Хургада, море, пирамиды…
– Коралловые острова, – металась по кухне Лиза, – все едут: я, Кирка, Сережка, Юлька. Ой!
Она осеклась.
– Что случилось?
– Лампуша, – расстроенно сказала девочка, – тебя не пригласили!
– Не расстраивайся, милая, – улыбнулась я, – во-первых, я не люблю лежать на песке у моря, лучше всего чувствую себя на даче в Алабьеве. А во-вторых, должен же кто-то приглядеть за животными.
– И то верно, – обрадовалась Лизавета, – о, какой класс, вместо школы в Египет.
– Почему вместо школы? – изумилась я.
– Лампа, – заорали дети хором, – ты самую главную радость не поняла, мы едем послезавтра! Мама берет отпуск. Ура!!!
И они понеслись стаскивать с антресолей чемодан, роняя по дороге табуретки и наступая на вертящихся под ногами животных. Я хотела было сказать что-то типа: «нехорошо прогуливать школу», но потом махнула рукой. Наплевать на уроки, Египет – это здорово.
На следующий день я поехала вновь в Журавлево, на этот раз дорога не показалась мне бесконечной, хотя заняла те же два с половиной часа.
Я походила около ларьков, выискивая Валю, но нигде не было видно худенькую фигурку, замотанную в замызганное пальто с воротником из кошачьего меха.
– Тут обычно Валентина побирается, – спросила я наконец у продавщицы из хлебного тонара, – не видали ее?
– Не-а, – ответила баба, – и вчерась не подходила. Она у меня обломки забирает.
И, видя мое недоумение, пояснила:
– Ну, печенье поломанное, вафли… Не купит никто, некондиция, нужно выбрасывать, а я Вальке всучаю, та с радостью хватает.
Пришлось садиться на маршрутку и двигаться на кладбище. Сегодня ветер разогнал мрачные тучи, на небе весело сияло солнышко, и погост не казался страшным. Я подошла к высокому кресту и крикнула:
– Валя!
– Э-э-э, – донеслось из-под земли.
– Как к тебе войти?
Крест зашевелился и повалился набок, открылось довольно широкое отверстие, я, кряхтя, сползла вниз.
– Здравствуй.
– Привет, – мрачно буркнула Валентина.
– Чего дома сидишь? Погода хорошая, народу у метро полно, самое хлебное время.
– Сама знаю, – протянула Валя, – да и пить охота, у меня вода со вчерашнего дня кончилась.
– Так в чем дело?
Валя тяжело вздохнула:
– Плохо мне.
– Заболела?
Бомжиха вытянула вперед правую руку.
– Во, смотри.
Я бросила взгляд на ее ладонь и вскрикнула от ужаса. Большой палец распух и почернел, а всю кисть руки покрывали страшные темно-синие пятна.
– Боже, похоже на гангрену! Как такое получилось?
– А в тот день, когда ты тут в обморок завалилась, – пояснила Валя, – я бутылку пива открывала, да неудачно вышло, пробка под ноготь залетела. Потом вона чего вышло, болит зараза, дергает всю, ломает.
– Идти можешь?
– Ну, ежели надо, только куда?
– К врачу.
Валя засмеялась:
– Хороший ты человек, Лампа, только кто меня возьмет? Бомжам положено на улице дохнуть.
– Давай, вылезай, есть знакомый доктор.
Уже сидя в такси, которое везло нас в больницу к Кате, я спросила:
– Та женщина, что бросила в тебя гипс, ну эта, в синем пальто, как выглядела?
– Обычно, – пробормотала Валя, – самая такая нормальная тетка.
– Лицо ее видела?
– Как твое. День стоял, не ночь.
– Опиши.
– Что? Морду?
Я кивнула.
– Ну, – напряглась Валя, – волосы до плеч, глаза, нос, рот, шея…
– Глаза какие?
– Ну, самые обычные.
Я задала ей еще с десяток вопросов и получила на них маловразумительные ответы. Если выделить суть, то вкратце она звучит так: Валя не может описать тетку, потому что в ее внешности не было ничего оригинального, но если увидит бабу еще раз, то обязательно узнает. Я пыталась и так и этак взбодрить Валентинину память, но она твердила, словно попугай:
– Пальто синее, шляпка, сапожки, гипс швырнула.
Потом, правда, сказала:
– Перчаточку еще потеряла, когда улепетывала, голубенькую, я ее себе взяла.
Но это было все. С чувством глубокого разочарования я вызвала из отделения Катю и приказала бомжихе:
– Покажи руку доктору.
Валя, набычившись, протянула ладонь.
– Правильно сделали, что приехали, – решительно заявила Катя, – еще бы день, и могли лишиться кисти, но пока ситуация под контролем. Пошли.
– Куда? – настороженно поинтересовалась Валя.
– Лечиться.
– Грязная я.
– Ничего, помоетесь сейчас. Лампа, посиди тут, одежду вынесут.
Спустя полчаса появилась кругленькая, похожая на мячик старушка и сунула мне большой пакет.
– Держите, Екатерина Андреевна велела передать. Ох и добрая она у нас, виданное ли дело такую грязь в больницу притащить, напустит заразу. Вы эти вещички выбросьте.
Но я поехала домой и сунула пакет за бачок с нестиранным бельем. Завтра постираю все в стиральной машине, может, Вале нужны эти вещи.
Дома никого не было, в квартире стояла редкая, звенящая тишина, нарушаемая только мерным посапыванием животных. Надо же, столько времени потратила на расследование и все зря. А еще Володя утверждал, что находка телеграммы сильно поможет следствию. Кстати, как он там? Я схватилась за телефон, на удивление легко дозвонилась до клиники и узнала, что больной Костин выписан сегодня утром. Все ясно, помчался на работу. Может, отдать ему телеграмму? И ему она поможет?
Надо же, вообще никаких зацепок. Есть только тоненькая ниточка. Надо бы узнать у Егора Правдина, сколько денег выручили Надя и Богдан за клинику и кто мог знать о том, что у них дома круглая сумма? Может, все дело в долларах? Понимая шаткость версии, я стала звонить Правдину. Трубку схватили сразу.
– Алло, – выкрикнул резкий женский голос.
Я решила проявить хорошее воспитание и вежливо сказала:
– Здравствуйте, с вами говорит близкая знакомая Егора Правдина… – и хотела продолжить…
Но дама перебила меня:
– Похороны завтра в полдень.
– Чьи? – оторопела я.
– Егора Владимировича.
Трубка чуть не выпала из моих рук на пол.
– Чьи?
– Егора Владимировича, – повторила устало женщина, – на Ваганьковском, у него там родители похоронены, еле-еле разрешение получили.
– Он умер?
– Да, – спокойно ответила говорившая.
– Когда?
– Вчера рано утром.
– Господи, да что же случилось?
Женщина помолчала, потом осторожно сообщила:
– Случайность глупая. Вышел после ванны на балкон, разгоряченный, хотел покурить. Ну из горячего воздуха попал на холодный, вот голова и закружилась.