Надюша жаловалась, что он частенько ломается и приходится таскать сумки на горбу вверх. Да и вид из окон не слишком радовал. Одна часть комнат смотрела на узкий двор, заставленный гаражами, другая выходила окнами на шумную улицу, по которой потоком неслись машины. Рядом, около подъезда, находился магазин, возле которого вечно толклись старухи, выпрашивающие «на хлебушек», и бомжи, поджидающие пустые бутылки. Пару раз на моей памяти Надюша заговаривала о смене жилья, но дальше болтовни, как мне казалось, дело не шло. И вот теперь выясняется, что Киселева тайком проделала такой финт. Ну почему никому ничего не сказала? В продаже квартиры нет ничего особенного.
Спустившись вниз, я вздрогнула от холода. Совсем ума лишилась, иду с курткой в руках. Я посмотрела на вещь и ахнула. Надо же, потрясенная сообщением о том, что апартаменты сменили хозяев, я схватила чужую вещь. В моих руках была Надюшина красная куртка. Возвращаться назад не хотелось.
Я натянула на себя пахнущую незнакомыми духами вещь. Не слишком подходящая для холодного марта одежка, мой пуховик теплее. Наверное, следует подняться и произвести обмен. Но тут я вспомнила напряженное лицо Жанны, и это желание мигом испарилось. Ладно, будем считать, что мы с Надюшкой совершили обмен. Хорошо еще, что у ее куртки есть капюшон. Натянув его на голову, я нырнула в подземку. Надо съездить в агентство недвижимости, адрес которого сообщила мне противная Рафаилова.
Карбышева Елена Анатольевна оказалась спокойной, если не сказать флегматичной дамой неопределенного возраста. Есть такие странные женщины, которым одновременно можно дать тридцать, сорок или пятьдесят лет.
– Что-то никак не пойму, чего вы хотите? – протянула она.
– Квартиру, – принялась я растолковывать, – обязательно на Боровском проезде, желательно с мебелью. Не попадалась такая?
Елена Анатольевна включила компьютер, поводила мышкой по коврику и проблеяла:
– Нет, в нужном вам месте ничего нет.
– Надо же, – «растерялась» я, – неужели ничегошеньки нет?
– Не-а, – вновь совершенно спокойно заявила Карбышева.
– И ни разу не было? – решила я идти напролом.
– Было.
– Да ну? Правда?
– Да.
С такой чтобы разговаривать – надо сначала как следует каши поесть!
– И где?
– Вам зачем?
– Просто интересно.
Елена Анатольевна вновь щелкнула мышкой и сообщила:
– Киселева и Шевцов, муж с женой, только фамилии разные, продавали квартиру, правда, на последнем этаже. Уезжать собрались за рубеж на постоянное жительство. Жена, впрочем, уже там была, а супруг попросил с отсрочкой выезда.
– Это как?
– Ну сделку совершили в январе. Наше агентство само выкупает квартиры…
– Не понимаю.
Внезапно Елена Анатольевна вдохновенно произнесла:
– Сейчас объясню.
Я поудобней устроилась на стуле. Итак, спящая красавица решила разговориться.
– «Московские зори», – завела Карбышева, – предлагают уникальную услугу, идя навстречу пожеланиям клиентов…
Если отбросить все рекламные словеса, суть заключалась в следующем. Агентство по заниженной цене само выкупало у клиентов квартиры, а потом искало других владельцев. Продающая сторона теряла в деньгах, зато выигрывала во времени. Многих такой поворот событий устраивал, вот люди и совершали сделки. Агентство, естественно, не оставалось внакладе, и все были довольны.
Богдан обратился к Карбышевой в самом начале января. По закону, продав жилплощадь, он обязан был в течение трех недель съехать, но Шевцов специально оговорил в договоре: он освободит квартиру десятого марта.
Агентство пошло навстречу клиенту, заплатило деньги и продало жилплощадь Рафаиловой, предупредив ту, что ключи она получит десятого марта, а въезжать может одиннадцатого. Что и было выполнено. Десятого числа Жанна явилась в «Московские зори», где ей вручили связку ключей.
– Она осталась очень довольна, – бойко вещала Карбышева, – получила, что хотела. Желала, как вы, с обстановкой.
Я подавила в себе вопрос: «Почему?» Ну зачем человеку приобретать квартиру с чужими вещами. Хотя, может, она думает ее сдавать?
– Вы говорили, что всеми делами занимался муж, разве так можно? Вроде нужны подписи всех членов семьи…
– Верно, – кивнула Елена Анатольевна, – только он принес нотариально заверенные документы, разрешение от супруги на продажу квартиры и генеральную доверенность на ведение всех дел от нее же. А почему вас заинтересовала эта, вполне обычная ситуация?
– Да вот, хочу поменять квартиру, а муж за границей, – вывернулась я.
– Несите доверенность, и делу конец, – заверила меня Карбышева.
Я вышла из агентства разочарованная, но не сломленная. Версия наследника казалась такой привлекательной. Но у Богдана с Надеждой имелась еще клиника! Поразмыслив, я набрала телефон помощника Богдана Егора Правдина, очаровательного парня, просто душку, готового всегда прийти на помощь друзьям.
– Слушаю, – ответил мужчина.
– Егорчик, – попросила я, – будь другом, скажи, к тебе можно подъехать?
– Что стряслось, заболела?
– Здорова, как корова, просто поговорить хочу.
– Ладно, – легко согласился Правдин, – валяй, буду ждать.
Я ринулась к метро. Егор открытый, общительный человек, если что знает, обязательно расскажет. И потом, кто, как не заместитель Богдана, в курсе всех его финансовых дел?
Увидев меня, Правдин мгновенно вытащил из бара бутылку коньяка и крекеры.
– Что ты, – замахала я руками.
– Тогда кофе, – не сдался он и включил симпатичный белый агрегат, – с сахаром? Или бережешь фигуру?
Я улыбнулась:
– Нельзя потерять то, чего не имеешь.
– Дорогая, ты изумительно выглядишь, – заквохтал Правдин и, показывая на свой весьма объемистый живот, заявил: – Вот я совсем на сардельку стал похож, закабанел весь.
– Мужчина должен быть корпулентным, – вежливо ответила я.
Очевидно, посчитав на этом обмен любезностями законченным, мой собеседник вздохнул и поинтересовался:
– Что привело тебя в нашу скорбную обитель?
– Ты знаешь о том, что случилось с Надей?
Егор посерьезнел:
– Да, звонили из милиции, ужасно, конечно, только я чего-то подобного ждал.
– Почему?
Правдин вздохнул:
– Они так любили друг друга, просто попугайчики-неразлучники. Я им даже завидовал, мне ни в одном браке не повезло. Вечно бабы грызли, требовали денег, занудничали… Мрак! А Надюша всегда такая милая, никогда Богдану не перечила, не спорила с ним. Ее тут все любили. Вроде начальство, но никогда не заносилась, не выпендривалась, да и врачом отличным была.
– Да, – вздохнула я, – что же теперь с клиникой будет!
– Ничего, – пожал Правдин плечами, – работать станем, как и раньше. Жаль, конечно, Богдана и Надюшу, только, думается, она все равно жить не смогла бы. Прямо потерянная после похорон бродила…
– Что же с вами теперь будет? – повторила я.
– С кем? – изумился Егорка.
– Я имею в виду клинику… Кто хозяином станет?
Правдин вздернул брови:
– Как работали, так и будем работать. С хозяевами, слава богу, ничего не случилось.
– Как это? – подскочила я. – Ну и чушь ты городишь. Богдан с Надюшей погибли…
– Клиника принадлежит троим, – спокойно пояснил Егор, – мне, Алику Ретвинскому и Сергею Бокову.
– Ничего не понимаю! Разве не Богдан с Надей владельцы?
Егор вздохнул:
– В конце декабря они продали ее нам.
– Почему?
– Богдан задумал новый проект, – объяснил Егор, – хотел построить больничный комплекс: поликлинику, больницу, реабилитационный санаторий. Предполагалось все разместить в Подмосковье. Вот они с Надей и решили продать это заведение, где мы сейчас сидим, и начать стройку. Дело, сама понимаешь, муторное. Сделку мы совершили в самом конце года, 30 декабря, потом десять дней новогодних праздников, затем Богдан на две недели улетел в Таиланд, там был семинар по восточной медицине, словом, всеми делами он начал заниматься в январе и, насколько я знаю, нашел подходящее место для строительства, но пока ничего не оформлял, колебался.
– Но они никому не рассказали о своих планах?!
Егор сморщился:
– А почему они должны были трубить на всех углах о затеваемом предприятии?
– Но Богдан сидел в кабинете главного врача!
– Правильно, он им и был, мы не собирались его выгонять. Шевцов – великолепный администратор, хороший специалист, клинику создал с нуля. Такими сотрудниками не разбрасываются. Богдан хотел совместить две работы. Он был молод, здоров, энергичен… Кто же мог подумать, что случится такой ужас? Мы собирались потом объединиться: клиника и его центр.
– Ты что же, был с ним в момент аварии?
Егор кивнул.
– Расскажи, что у вас стряслось.
– Лампа, а ты зачем пришла? Поговорить о Богдане с Надей или по делу?
– Это и есть мое дело.
– Да? – удивился Правдин.
– Ты что же, был с ним в момент аварии?
Егор кивнул.
– Расскажи, что у вас стряслось.
– Лампа, а ты зачем пришла? Поговорить о Богдане с Надей или по делу?
– Это и есть мое дело.
– Да? – удивился Правдин.
Я достала из сумочки служебное удостоверение. Егор повертел в руках красно-коричневые «корочки».
– Начальник оперативно-следственного отдела агентства «Шерлок» Романова Евлампия Андреевна. Без права ношения оружия. Ну и что?
Я прищурилась и принялась вдохновенно врать:
– К нам обратилось лицо, желающее провести расследование гибели Богдана и Нади.
– И кто же это?
– Сам понимаешь, что я никогда не назову имени, это тайна клиента! Просто прими как факт, что существует некто, оплативший расследование.
– Мужчина или женщина?
– Ну какая тебе разница? Главное, что есть человек, желающий знать правду об их смерти.
– Богдан погиб, глупо, трагично, у меня на глазах, – мрачно ответил Егор, – никаких странностей в его кончине нет.
– Что же произошло?
– В общем, самая обычная вещь, – вздохнул Правдин, – случается, к сожалению, подобное на дороге. Мы поехали в область. Богдан хотел посмотреть одно из мест, предлагаемых под стройку.
Егор решил съездить вместе с другом, с Шевцовым их связывали долгие годы тесного общения, и Правдин считал Богдана одним из наиболее близких людей.
Мужчины походили по предполагаемому месту стройки и единодушно решили: это то, что нужно. Пустырь устраивал их со всех точек зрения. Сели в джип и покатили домой. Где-то через несколько километров Богдан с удивлением сказал:
– Бензина нет, лампочка горит.
– Ну да? – изумился в свою очередь Егор. – Мы же, выезжая, залились под пробку.
– Не знаю, – пробормотал Богдан, – может, датчик сломался.
В недоумении они проехали еще несколько метров, и Егор попросил:
– Тормозни на минутку, зря я пива выпил.
– Давай, беги, – усмехнулся Богдан, – мальчики направо, девочки налево, а я пока покурю.
Это была последняя сказанная им фраза, потому что Егор отошел к близлежащему лесочку, через пару минут двинулся назад и услыхал негромкий хлопок, а потом джип превратился в пылающий костер. Что пережил Егор, слыша крики, доносившиеся из огня, не описать словами. Он вызвал по телефону спасателей и принялся швырять в бушующее пламя снег, но разве можно погасить полыхающий город наперстком?
Помощь, правда, прикатила более чем быстро, пятнадцати минут не прошло, как к месту трагедии принесся микроавтобус. И вооружена спасательная служба оказалась просто прекрасно, в «рафике» было все, что нужно, только от джипа к тому времени остались лишь догоравшие части, набор покореженных железок, внутри нашли нечто, совершенно не похожее на Богдана.
Егора с сердечным приступом доставили в больницу, он провел там два дня и пришел на похороны друга, хотя врачи настоятельно рекомендовали ему воздержаться от посещения крематория.
– Отчего же случился пожар? – поинтересовалась я. – Может, теракт? Взрывчатка?
Егор отмахнулся:
– Чушь на постном масле. Богдан никому не мешал, ему никто не угрожал. Хороший врач, отличный семьянин, да и в милиции придерживаются, насколько я знаю, других версий.
– Каких?
– Первая – это неисправность электропроводки. А вторая… Мы ехали некоторое время по дороге, лишенной асфальта, с гравийным покрытием. Джип шел на приличной скорости. Знаешь, иногда камушки, вылетающие из-под колес впереди идущей машины, разбивают ветровое стекло?
Я кивнула.
– Так вот, похоже, что камень пробил у джипа бензобак.
– Бензобак?
– Ну да, он сделан из пластмассы. Бензин начал медленно вытекать, поэтому и загорелась лампочка, показывающая, что пора заехать на заправку. Потом мы остановились, бензин, естественно, продолжал течь. Я пошел к лесу, а Богдан закурил, затем выбросил непогашенный окурок в окно. Все. Наверное, остатки сигареты угодили в бензиновую лужу.
– Ты так долго отсутствовал, что приятель успел выкурить целую сигарету?
Егор мрачно ответил:
– Он все пытался бросить курить, поэтому делал две-три затяжки и выбрасывал сигарку.
Надо же, оказывается, у дорогущей иномарки хлипкий резервуар для топлива. Странно, однако.
ГЛАВА 10
Спустя час я шла по проспекту к метро полная мрачных раздумий. Квартира продана, клиника тоже, и никому Надя и Богдан не сказали ни слова. Почему? Хотя, если подумать, ничего странного. Мало кто захочет сообщать о том, что у него на руках оказалась кругленькая сумма. Минуточку, а куда делись деньги? Где они держали доллары? В банке? Дома в чулке? Боюсь, я этого никогда не узнаю. Хотя можно спросить Егора. Вернуться назад? Я зябко поежилась. Надина куртка холодная, и перчаток у меня нет.
Сунув руку в карман, я нащупала какую-то бумажку и вытащила ее. Телеграмма. «Извини, вынужден задержаться, приеду десятого марта, Богдан». Моментально в памяти всплыла картина.
Мы с Надей стоим в прихожей. Подруга, бледная, комкая телеграмму и засовывая ее в карман красной куртки, висящей на вешалке, просит:
– Не рассказывай никому, ладно?
Я расправила листок и стала изучать цифры в верхней строчке. Так, вот это явно дата, 11.30 – время отправления… значит, 1317 – номер отделения связи, где же такое находится?
Пришлось бегать по улицам в поисках ближайшей почты.
Милая женщина с усталым лицом спокойно сообщила:
– Новый пункт недавно открыли.
– Не подскажете адрес?
Дама не удивилась вопросу. Она просто выложила на прилавок толстую книгу.
– Посмотрите в справочнике.
Я полистала страницы и почти на самой последней нашла сделанную от руки запись – 1317, улица Маслова, дом девятнадцать.
– Где же такая улица?
– В Журавлеве, – ответила служащая.
– Где? – удивилась я. – Первый раз слышу про такой район.
– Доезжайте до метро «Братиславская», – пояснила любезная женщина, – там спросите. Микрорайон Журавлево, строящийся, совсем новый.
Я посмотрела на большие часы, украшавшие комнату.
– До которого часа работает почта?
– Наша до восьми.
– А 1317?
Тетка пододвинула к себе телефон и через пару минут сообщила:
– Тоже.
Я пошла к метро, рассчитывая добраться до почты часа за полтора. Но мне понадобилось намного больше времени, чтобы достичь цели. До «Братиславской» я доехала без особых приключений, даже с комфортом. В метро оказалось свободно, и я, переходя с линии на линию, преспокойненько усаживалась в вагоне и начинала читать. С тех пор, как в подземке появились книжные лотки и буфеты, поездки, если, конечно, не попадать в час пик, превратились для меня в удовольствие.
Слопав блинчик с мясом и прочитав половину детектива Поляковой, я выбралась наверх и обнаружила, что начинает темнеть. Время еще не позднее, но над городом нависли серые, свинцовые тучи, поднялся ветер, и было очень неуютно. В тоненькой кожаной курточке без перчаток я мгновенно продрогла – капюшон совершенно не спасал от стужи. Клацая зубами, я спросила у бабки, торгующей возле подземки шерстяными носками:
– Как добраться до Журавлева?
– Вон автобусная остановка, – ткнула старушка вбок корявым пальцем, – еще маршрутка ходит, но дорого, десять рублей. Мой тебе совет, жди автобус.
Но я так замерзла, что почувствовала готовность отдать любую сумму, лишь бы оказаться в относительно теплом салоне общественного транспорта.
– Носки не желаешь? – предложила старушка. – Тепленькие, из козочки. Я помотала головой.
– Лучше перчатки, шапку и шарфик.
– Есть, – обрадовалась бабка и принялась рыться в черной, матерчатой торбе, – гляди, какие отличные, пуховые. Бери, недорого отдам, стоять надоело, задубела вся, чисто в айсберг превратилась.
Она вытащила пару серо-белых детских варежек, такой же капор на завязках и прибавила:
– Хорошие вещи, если на пять лет, то вот тут подвернешь, ежели на семь, восемь, отворот раскрой. Вечная шапочка.
Я взяла капор и натянула на голову. Сразу стало тепло.
– И чего, – одобрительно заявила торговка, – идет тебе, наплюй на всех, главное, чтоб не мерзнуть, а то взяли моду с непокрытой башкой фитилять, разве это дело?
Я завязала под подбородком тесемочки, влезла в варежки и побежала к остановке маршрутного такси.
В маленьком автобусике сидели две женщины, водитель читал газетку. Я всунула голову внутрь:
– До Журавлева доеду?
Шофер отложил «Мегаполис» и буркнул:
– Десять рублей.
Потом поднял глаза и прибавил:
– Школьные проездные у меня недействительны, иди, девочка, на автобус.
Но я нырнула внутрь, отдала ему червонец и стала наблюдать, как машина заполняется пассажирами. То ли плохая, ветреная погода сыграла свою роль, то ли десять рублей не делали погоды в бюджете граждан, но минут через пять «Газель» забилась до упора, а две женщины стояли, согнувшись, у двери. Впрочем, они скоро сошли, прямо у факела Капотни. Выволокли огромные красно-белые сумки и потянули их в глубь квартала. В открытую дверь ворвался резкий гул. Я никогда не была в непосредственной близости от факела, только видела издали его неровное, пляшущее пламя, и вот теперь оказалось, что он не просто горит, а еще издает жуткий звук.