Камику поднялась и запела своим чистым голосом:
Мужчины присоединились к Камику и низкими голосами затянули песню, которую они пели раньше. Я в первый раз была на похоронах, поэтому просто повторяла все за другими женщинами: стояла, опустив голову и сложив руки в молитве. Мужчины внесли гробы внутрь абсолютно темного грота: сначала гроб госпожи Микура, за ним — госпожи Наминоуэ. Затем, будто испугавшись чего-то и опустив глаза, стали пятиться к выходу, пока не покинули Площадь усопших. Женщины, вслед за мужчинами, стараясь не смотреть на грот, тоже одна за другой вышли. Я с интересом наблюдала за происходящим, размышляя о том, что не иначе как именно на этой площади умершие ждут своей очереди на оборотную сторону острова. Тут ко мне подошла Камику и, глядя мне в глаза, затянула похоронную песню:
Затем, постучав белыми ракушками, отвесила поклон и удалилась. Я собралась последовать за ней, но старейшина острова и отец преградили мне дорогу.
Я остолбенела, абсолютно не понимая, что происходит.
— Намима, ты с сегодняшнего дня будешь жить в Амиидо. Камику — «светлое начало» — станет верховной жрицей Оо-мико и будет служить Стране Света. Она будет жить в Кёидо на восточном краю острова, там, где солнце встает. Ты — «темное начало», рождена для того, чтобы служить Стране Тьмы. Твое место здесь, в Амиидо, на западе острова, там, где солнце заходит.
Удивленная, я посмотрела на маленькую хижину у входа в грот. Что за нелепость? До меня не сразу дошло, что это и будет моим жилищем. Я стояла с отсутствующим видом.
— Намима, двадцать девять дней подряд ты должна открывать крышки гробов и проверять, не ожили ли госпожа Микура и госпожа Наминоуэ. В деревню тебе больше возвращаться нельзя. Еду для тебя будут оставлять у входа в Амиидо. Ешь то, что принесут! Позади хижины есть колодец. Так что волноваться тебе не о чем.
— Но, господин старейшина, я что же, теперь никогда не буду жить с моими родителями?
Почти черный от морского загара отец с печалью в голосе ответил:
— Когда кто-то из нас умрет, мы снова встретимся.
— Но я не хочу так! Папочка, спаси меня, пожалуйста! Мамочка, спаси!
Я вцепилась в рукав белого отцовского наряда, но тот отстранил меня.
— Ну, знаешь, Намима! Ты ведешь себя неприлично. Мы тебе ничего не сказали, потому что ты должна была узнать об этом из уст Камику. Ты родилась в самой важной на острове семье. Ты — мико, служительница Страны Тьмы, и ничто не может изменить твою судьбу. Ты здесь для того, чтобы умершие могли благополучно попасть в Страну Тьмы. Выполняй же свой долг достойно!
Только сейчас, узнав, что я должна была услышать эту новость от Камику, мне стала понятна печаль в ее взгляде.
— Но Камику мне ничего не сказала.
Отец со старейшиной удивленно переглянулись, и старейшина торжественно произнес:
— Напомню тебе правила острова. Старшая дочь, рожденная дочерью великой жрицы, служит Стране Света, следующая дочь — Стране Тьмы. Солнце, закончив свою дневную работу, погружается в море, совершает круг под островом, осветив дно морское, и вновь восходит на востоке. Старшая дочь — хранительница острова днем, вторая — ночью, ее долг — управлять дном морским. Ночью остров становится миром усопших. Старшая дочь должна родить дочь, дабы род великой жрицы не прерывался. Род второй дочери не может продолжаться — ей запрещено вступать в связь с мужчиной.
Старейшина посмотрел на небо на западе. Вечернее солнце как раз погружалось в море. Закат окрасил его седые волосы в красноватый цвет.
— Господин старейшина, постойте! — Я намертво вцепилась в него. — Почему я никогда не слышала про госпожу Наминоуэ, если она была хранительницей острова ночью? И почему ее похоронили вместе с госпожой Микура?
Старейшина, вздохнув, ответил:
— Когда госпожа Микура стала верховной жрицей, госпожа Наминоуэ перебралась сюда, в эту хижину, и жила здесь затворницей. Поэтому-то ее никто и не знал. Конечно, те, кто приходил в Амиидо на похороны, встречались с ней.
— Понятно. А почему она умерла вместе с госпожой Микура?
— Если солнцу не дано взойти вновь, то и ночь не наступит.
Получалось, что жизнь госпожи Наминоуэ должна была прерваться одновременно со смертью госпожи Микура. Поэтому-то она и молилась за долголетие госпожи Микура. А я, в свою очередь, буду молиться за долголетие Камику. Из разговора с матерью я не поняла, что мы с Камику — две противоположности. «Светлое начало» и «темное». Мне вспомнилось, как в тот день, когда Камику исполнилось шесть лет, госпожа Микура, поглядев на меня, сказала сестре, что я могу осквернить ее. Я была грязью, скверной. Не зная этого, мы с Махито прикасались к жертвоприношениям, предназначенным для Камику, и вступили в плотскую связь. И к тому же я носила под сердцем его ребенка. Меня охватил ужас, когда я осознала свою истинную судьбу. Я упала без чувств на землю.
Очнулась я, когда солнце уже зашло и кругом была кромешная тьма. При лунном свете отчетливо виднелись гробы внутри грота. В глубине, похоже, находилось еще множество гробов. Раньше мне никогда не приходилось видеть мертвых, и от ужаса я рухнула на сырую землю, вцепившись руками в траву. Мне казалось, что я схожу с ума. Мне пришла в голову мысль, что как бы было хорошо, если бы я прямо сейчас могла умереть, и я решила броситься в море. Но для этого мне надо было выйти из Амиидо и к тому же забраться на утес самостоятельно — что мне было не под силу. При лунном свете я стала искать выход. На ощупь я пробралась по туннелю и на выходе из Амиидо увидела, что дороги дальше нет — путь был прегражден оградой. Меня заперли на кладбище. В темноте я увидела отца и старшего брата. Обрадовавшись, я подбежала к ограде.
— Отец! Братец! Помогите! Уберите ограду!
— Ограда только на первые двадцать девять дней. Потом ее уберут. Это чтобы духи не могли покинуть Амиидо и блуждать за его пределами, — пробормотал старший брат.
Наши с Камику старшие братья были рождены от другого отца, и мы никогда не были с ними близки, но сейчас мне послышалась доброта в его голосе.
— Братец! Я и двадцати девяти дней здесь не протяну. Мне страшно!
Не зная, что сказать, брат опустил голову. Я стала тянуть руки через ограду, пытаясь ухватиться за отца, но он отдернул руку:
— Намима, поверь, нам тебя жаль, но ничего не поделаешь. Ты же знаешь, никто не может нарушать законы острова. Камику должна жить самостоятельно и проводить все свое время в молитвах, ты — жить с усопшими, мы — ловить рыбу, а кто-то — терпеть голод и нужду. Тем же, кто не живет по законам острова, как, например, род Морской черепахи, ничего другого не остается, как умереть всеми забытыми.
Голос у отца был глухим, и слова его тонули в далеком шуме морского прибоя. Но я улавливала каждое его слово с поразительной ясностью. Нет, мне было не убежать отсюда! Я, как госпожа Наминоуэ, буду заперта здесь, в Амиидо, буду помогать во время похорон, и так будет продолжаться всю мою жизнь… пока не умрет Камику. Если же узнают, что у меня родился ребенок, то, возможно, старейшина прикажет убить его. Я не сдержалась и закричала:
— Я хочу увидеться с мамочкой! Скажите ей, чтобы она пришла!
Похоже, брату все это порядком надоело, и он сердито сказал:
— Ты уже не дитя. Вон Камику, в шесть лет начала обучаться на верховную жрицу. А ты посмотри на свое счастливое детство. Довольно об этом!
Я зарыдала в голос, но отец с братом ушли, ни разу не обернувшись. Я простояла у ограды, пока не рассвело. Просто боялась вернуться на кладбище. Все произошедшее со мной: встречи с Махито, то, как мы украдкой ели остатки приношений для Камику, наша любовная связь — все показалось мне той ночью сном. В этом незнакомом мире, куда меня загнали насильно, прочная ограда представлялась мне «Знаком», навсегда преградившим путь домой. Тоска охватила меня при одной только мысли, что мы с Махито уже никогда не встретимся.
На рассвете я, преодолев страх, вернулась на площадь и зашла внутрь своего нового жилища. Крытая тростником хибарка была бедна в убранстве, мала по размеру и дышала на ладан. На покосившейся полке были аккуратно разложены ложка из раковины мраморной улитки, палочки для еды, утварь из плодов пальмового дерева, выброшенных морем на остров, и глиняная посуда. Глядя на скромный быт госпожи Наминоуэ, с которой мы никогда не встречались, слезы снова и снова текли у меня из глаз. Теперь настала моя очередь жить здесь.
На рассвете я, преодолев страх, вернулась на площадь и зашла внутрь своего нового жилища. Крытая тростником хибарка была бедна в убранстве, мала по размеру и дышала на ладан. На покосившейся полке были аккуратно разложены ложка из раковины мраморной улитки, палочки для еды, утварь из плодов пальмового дерева, выброшенных морем на остров, и глиняная посуда. Глядя на скромный быт госпожи Наминоуэ, с которой мы никогда не встречались, слезы снова и снова текли у меня из глаз. Теперь настала моя очередь жить здесь.
Неожиданно мне захотелось узнать, как госпожа Наминоуэ выглядела, и я решительно направилась в грот. Все пространство грота до самой глубины было плотно заставлено полусгнившими гробами. Не иначе как где-то здесь покоился и младший братишка Махито. Трудно описать, но воздух здесь был тяжелым, пахло то ли сыростью, то ли гнилью. У входа стояли два свежесколоченных гроба, и я потихоньку открыла крышку более скромного. В нем лежала седая как лунь маленькая старушка. Я вскрикнула от удивления. Это была та самая старушка, которую я видела, когда первый раз несла еду для Камику. Это про нее я подумала, что встретилась с богиней. Была она как две капли воды похожа на госпожу Микура. Когда я появилась на свет, она уже была мико в Стране Тьмы.
«Посмотри на свое счастливое детство! Довольно об этом!» — всплыли в памяти слова брата. Камику нарочно не сказала мне ничего. И скорее всего она знала, что Махито и я доедаем ее пищу. Правдой было и то, что благодаря Камику детство мое было счастливым, но с другой стороны, таким ли уж оно было счастливым? Нет. Как может быть счастливым детство у «грязного существа»? Навсегда где-то в глубине души осталось у меня прикосновение пальцев госпожи Микура, когда та отдернула мою руку от Камику в день празднования ее шестилетия. Это в тот момент я простилась со своим «счастливым детством». Никто больше не заикался об этом, но наверняка многие сочувствовали и презирали меня. Раз никто не упоминал о госпоже Наминоуэ, то и ко мне все будут относиться как к «той, которой не существует». И это нельзя было назвать злым умыслом — это было гораздо большим, чем злой умысел. Я чувствовала себя как маленький черный камешек на дне морском, куда не доходят лучи солнца. Нет ничего удивительного в том, что мико, правящую дном морским, нарекли жрицей тьмы.
«Интересно, что сейчас делает Махито?» — внезапно заволновалась я. Теперь ведь Камику не будут носить пищу. Пока мужчины на острове, ей надо скорее вступить в брак, чтобы родить наследниц: верховную жрицу и жрицу тьмы. «Срок госпожи Микура закончился», — осознала я, глядя на еще один гроб. В полном одиночестве я оказалась в кромешной тьме запертой тут, среди мертвецов. Если бы на моем пути не встретился Махито, может быть, я бы так и не переживала.
Опять наступила ночь. Хотя днем я смогла открыть гробы и взглянуть на лица умерших сестер, сейчас, с наступлением темноты, я снова должна была в одиночестве бороться со своим страхом. Как только я представляла, что и госпожа Наминоуэ жила здесь совсем одна, на глаза у меня непроизвольно наворачивались слезы. Наверное, в тот вечер, когда мы встретились, она выбралась из Амиидо и тайком любовалась ночным морским пейзажем.
Ночная страна — страна усопших. И еще это страна глубокого морского дна, куда не проникают лучи солнца. Пока солнце проходит под островом, я должна молиться за усопших, ползая между камней по дну моря. Но как это делать, я не знала. Трясясь от страха в своей хибарке, я дожидалась возвращения солнца.
На улице послышался звук шагов. «Может быть, это привидения и духи выбрались из грота и решили окружить меня, пришельца?» Не зная, как утихомирить духов, я вспомнила, что делали взрослые на похоронах, изо всех сил прижала ладони друг к другу и, опустив голову, стала молиться. От страха у меня зуб на зуб не попадал. Раздался стук в дверь.
— Открой! — услышала я голос Махито. Еще до конца не веря в происходящее, я не могла сдвинуться с места. Дверь открылась, и в освещенном лунным светом дверном проеме появилась большая тень. Это был Махито. Он пришел сюда, в оскверненное место, чтобы встретиться со мной! Радость переполняла меня, и я бросилась Махито на шею. Грудь его была такой теплой, и сердце стучало громко-громко. Так, стоя в объятиях друг друга, мы осознали, что живы. Я была жива и любима. Я не могла оторваться от груди Махито.
— Махито, я… — попыталась произнести я, но Махито приложил палец к моим губам.
— Я все знаю. Говори тише, чтобы госпожа Микура не услышала.
«Так ведь она мертвая», — вздрогнула я от этой мысли. Но, возможно, ее дух еще блуждает в этом мире, и нужно быть настороже. Заплакав, я тихо сказала: «Я беременна твоим ребенком».
Махито был удивлен. Призадумавшись на некоторое время, он решительным тоном зашептал мне на ухо: «Намима, давай убежим с острова».
— Но как?
Даже если нам и удастся снарядить лодку, мощные морские течения, да и рыболовецкие суда, снующие туда-сюда в ближних морях, не дадут нам уплыть отсюда. Даже на отдаленных островах мы не смогли бы укрыться. Правда, ходили слухи, что где-то есть очень большой остров Ямато. но никому еще не удавалось до него добраться.
— Лодку и еду я приготовлю. Жди.
Как во сне, я кивнула головой. Было даже страшно подумать, что дух госпожи Микура может подслушать наш разговор.
— Махито, но мы должны подождать двадцать девять дней!
— Так долго?
Я тоже сомневалась, что выдержу так долго, но мне было жалко госпожу Наминоуэ, забытую всеми, которая могла встречаться с людьми только разве что на похоронах. Мне захотелось проводить в последний путь ту, которая улыбнулась мне много лет назад.
— Хорошо. Я еще приду, — сказал Махито и растворился в ночи.
Я была уверена, что отец и старшие братья караулят у входа в Амиидо, чтобы я не сбежала, так что скорее всего Махито пробрался сюда каким-то другим путем. Сначала я помолилась за то, чтобы Махито удалось уйти незамеченным, а потом, чтобы упокоились души госпожи Микура и госпожи Наминоуэ. Все мои надежды были связаны с Махито.
Через несколько дней лица госпожи Микура и госпожи Наминоуэ будто заострились. Похоже, тела их начали гнить. В гроте запахло смертью. Что и говорить, мне было страшно, но, увидев своими глазами, как тела старушек начали разлагаться, я поймала себя на мысли, что это напоминает гниение останков животных. Я становилась сильнее.
Вечером появился Махито, тихонько вошел в лачугу и перво-наперво обнял меня. Он был полон жизненных сил, и это передалось мне. Махито тихим голосом быстро рассказал мне, что происходит.
— Говорят, что твоя мать беспокоится за тебя, все время приходит сюда и стоит, не сводя глаз с Амиидо. Камику станет женой Ити из семьи Акул. Слышал, что они сыграют свадьбу через двадцать девять дней. Если мы решимся бежать, то этот вечер будет самый подходящий. Все на острове будут так пьяны, что потом еще долго не смогут выйти в море.
Я вздохнула с облегчением. К этому времени мой округлившийся живот, наверное, уже будет заметен. Пока я в Амиидо, никто не узнает о моей беременности, но если станет известно, что я, коснувшаяся тлена смерти, не девственница, то не исключено, что старейшина может приказать убить меня.
— А где ты достанешь лодку?
— Младшие братья помогают мне чинить старую лодку деда. И едой я запасаюсь.
Я прижалась щекой к груди Махито.
— Махито, а ты откуда знаешь дорогу в Амиидо?
— Я частенько приходил сюда повидаться с умершими братьями. И с госпожой Наминоуэ я тоже был знаком.
Может быть, Махито знал и мою судьбу? Я было собралась спросить его об этом, но Махито, пообещав прийти снова, тихонько выскользнул за дверь.
Махито приходил ко мне раз в несколько дней. И эти визиты были тем, ради чего я жила. Как когда-то Камику, я каждый вечер ела то, что мне приносили и оставляли перед оградой Амиидо, пила воду из колодца позади лачуги и каждое утро открывала крышки гробов. Плоть на обоих телах стала постепенно таять. После сильных ливней, когда струи дождя проникали внутрь грота, запах разлагающейся плоти исчезал.
Как-то вечером мне показалось, что я услышала снаружи шаги. Я было собралась произнести «Махито?», но вовремя остановилась.
Это были шаги нескольких человек. «Наверное, кто-то из деревни», — подумала я и с опаской тихонько приоткрыла дверь. Снаружи, взявшись за руки, стояли госпожа Микура и госпожа Наминоуэ. Выглядели они точь-в-точь как при жизни. «Намима, спасибо, — произнесла госпожа Микура. — Мы уходим». Госпожа Наминоуэ улыбнулась и помахала мне маленькой ручкой. Будто скользя по поверхности травы, они исчезли в лесу. При свете луны я долго смотрела им вслед. Мне уже не было страшно. Обе старушки выглядели такими довольными, что мне почему-то даже захотелось присоединиться к ним. Они легко забрались на утес Амиидо и в мгновение ока спустились на поверхность воды. Когда я, рискуя упасть и разбиться, вскарабкалась на вершину, они уже скользили по морской глади. Так закончились мои двадцать девять дней. Я села на землю и немного всплакнула.