— Олеся, я плохо себя чувствую.
— Что такое, мама?
— Давление подскочило! Мне необходимо купить лекарство. У меня кончилось.
— Хорошо, я сейчас куплю и привезу. Может быть, нужно что-то еще?
— Да, нужна минеральная вода, обязательно «нарзан», а еще купи апельсины.
— Мам, ну сейчас же лето, может, что-то летнее, абрикосы, черешню, клубнику… Малина уже есть.
— Не вздумай покупать на улице! Там фрукты полны тяжелых металлов! Только в магазине. Я же знаю, ты купишь первое попавшееся, а у апельсинов, по крайней мере, толстая кожура.
— Я куплю на рынке.
— Откуда ты можешь знать, где эти рыночные фрукты хранятся? Короче, купи апельсины.
— Хорошо, куплю апельсины. Что-нибудь еще?
— Нет, больше ничего не нужно. Главное — лекарство. И поскорее, мне плохо!
Вот и подумала над книгой! Ну ничего, значит, сегодня не буду работать, видно, не судьба. Я зашла в супермаркет, купила апельсины и еще коробочку нектаринов, может, мама сочтет их безопасными, на них наклейка «Седьмого континента». Потом я зашла в аптеку и решила не тащиться на рынок. Возьму сейчас такси и отвезу все. Выслушаю еще порцию жалоб, а там будет видно. Опять зазвонил телефон. Номер незнакомый.
— Алло! Алло, вас не слышно!
— Олеся?
Я сразу его узнала и почему-то екнуло сердце.
— Кто это? — притворилась я.
— Олеся, это Розен.
— Матвей Аполлонович? Чем обязана?
— Олеся, надо срочно повидаться! Это правда, надо, почувствовала я.
— Зачем это? Хотите научить меня разбираться в сортах виски?
— Боже, какая злопамятность! — облегченно рассмеялся он. — Нет, я ничему не стану вас учить, я сам хочу научиться…
— Чему?
— Всему, Олеся, всему!
— Звучит многозначительно, но… не слишком умно!
Тоже верно. Олеся, все дело в том, что при вас я дурею, мне нужно вероятно к вам привыкнуть, чтобы вы не считали меня идиотом. Поверьте, я не такой.
— Пока придется поверить на слово. — Мне стало весело и легко. — Так что вы предлагаете?
— Для начала предлагаю пообедать. У меня будет два часа с двух до четырех. Годится?
Я посмотрела на часы.
— Хорошо. Где?
— Как вы относитесь к итальянской кухне?
— Положительно.
— Тогда… Вы сейчас где?
— Я еду к маме на Ломоносовский, но без машины.
— Отлично, я пришлю за вами машину, скажем, к половине второго, годится?
— Хорошо.
— Говорите адрес!
Я сказала.
— Олеся, мой водитель позвонит вам на мобильный.
— Договорились.
* * *Очень интересно! Он, значит, решил действовать, узнав о предстоящем браке с Миклашевичем? Ну-ну, поглядим, как он станет демонстрировать свой ум. Но чувством юмора бог его все-таки не обидел, и то хлеб. А после разговора с мамой, обед в его компании это именно то, что нужно. И в конце концов обед, да еще с ограничением во времени, ровно ничего не значит! Но настроение заметно улучшилось.
* * *— Ну наконец-то! Сколько нужно времени, чтобы купить тот пустяк, о котором я просила?
Я промолчала.
— Почему ты не сказала мне, что выходишь замуж? Я уже не достойна знать такие вещи? Меня надо ставить перед свершившимся фактом?
— Тебе Гошка сказал?
— Его прямо-таки распирало от радости! Хорошего же ты отца сыну выбрала! Теперь мне понятно, почему он решил остаться с дедом!
— Мама, ты сама себе противоречишь, но впрочем, это не важно.
Я сообразила, что такая версия ей больше нравится, ну и слава богу.
— Значит, ты все-таки своего добилась!
— Ты о чем?
— О Миклашевиче. Поздравляю! И когда свадьба?
— Никакой свадьбы, и к тому же все это будет не раньше, чем я закончу книгу.
— У! Ты это зря! Сбежит твой женишок!
— Сбежит, не заплачу!
— Ну и дура! Надо хватать его и вести в ЗАГС, пока не передумал.
— Ни какого ЗАГСа не будет вообще.
— А что? Венчаться будете по новой моде? Попам кланяться?
— Нет, мама. Просто устроим обед для самых близких и уедем в путешествие. А потом я перееду к нему.
— Собачья свадьба, значит… Ну что ж, очень в твоем духе.
Я посмотрела на часы. Машина от Розена придет еще только через сорок минут. Надо набраться терпения.
— Мама, что еще сказал Гошка?
— Да я с ним мало говорила, я провела беседу с этим старым дурнем, объяснила ему кое-что…
— Боже, что ты ему объяснила, мама?
— Я потребовала, чтобы он не смел разрушать те духовные ценности, которые я внушала Георгию. И чтобы непременно давал ему на ночь стакан молока.
Молоко ладно, а с духовными ценностями моей мамы я надеюсь Гошка и сам уже давно распрощался. Могло быть хуже. Честно говоря, я думала, что мама впадет в отчаяние, но к счастью, кажется, этого не случилось.
— Знаешь, сегодня утром ко мне зашла Маруся Сивкова…
Это соседка по площадке.
— И что?
— Вообрази, какая наглость! Она потребовала, чтобы я подписала бумагу в ее защиту!
— Какую бумагу? — удивилась я.
— Она состряпала бумагу для участкового, о том, что ее сестрица с мужем грозят ее убить, напиваются, дебоширят…
— Откуда взялась сестрица? — не поняла я.
— А когда ее мать умерла, явилась сестрица из Брянска и заселилась, мать ее еще при жизни там прописала. Особа, надо заметить пренеприятная, а муж еще того чище…
— Бедная Маруся!
— Да. Ее жалко, и потом раньше тут было тихо, а теперь эти устраивают пьяные дебоши…
— Ты подписала письмо?
— Разумеется, нет!
— Но почему? — обалдела я.
— Я никогда никаких писем не подписываю. Принципиально!
— Мама, но ведь это же не политическое письмо! Это просто крохотная, незначительная помощь, чисто символическая, потому что милиция в такие дела предпочитает не соваться, это что-то вроде моральной поддержки и только!
— Я сказала Марусе, что очень ей сочувствую, но письма не подпишу!
— Тогда я подпишу! Я тут прописана, я жила тут долгие годы, знаю Марусю с детства, а про сестру даже никогда не слышала!
— Не смей!
— Почему это?
— Кто знает еще как все обернется, а мне тут жить! И потом ты сейчас известная личность, зачем тебе замешиваться в какой-то семейный скандал?
— Что за чепуха!
Я вскочила и выбежала на площадку, позвонила Марусе в дверь.
— Олеся! — обрадовалась она.
— Маруся, мама мне сказала про письмо, давай я подпишу.
— Ой, правда?
— Конечно!
— Заходи, этих сейчас нет.
— Я на минутку. Там мама, ей нездоровится.
— На вот, подпиши! Только прочти сначала.
— Да чего там, все ясно.
— Нет, прочти, чтобы потом Надежда Львовна…
— Да плевать мне!
— Я настаиваю.
Я пробежала глазами бумагу. Маруся просто хотела собрать свидетельства соседей о том, что она живет в этой квартире уже сорок лет и занимает комнату площадью девятнадцать с половиной метров. Я тут же поставила свою подпись. И она была далеко не единственной.
— Знаешь, кто помоложе, все подписали, а старики… Иван Платоныч сказал, что подпишет, он ко мне хорошо относится, но только не первым. Олеся, это что, совок так глубоко в людей въелся?
— Боюсь, что да…
— Спасибо тебе!
— И куда ты с этой бумагой пойдешь?
— Отнесу участковому, пускай лежит на всякий случай. Я собираюсь в отпуск уехать, боюсь, как бы не выкинули мои вещи и не заняли мою комнату…
— О, Господи!
— Хочешь рюмку хорошего коньяка?
— Да нет, спасибо, я пойду…
— Мне Надежда Львовна сказала, что Гошка у деда в Германии останется. Это правильно, она парня просто замучила… Нет, ничего особенного, но на мозги ему капала, какие раньше чистые и прекрасные люди были, а теперь… И девчонок его гоняла. Майка, какая хорошая девка, а она… Ой, извини, не буду разводить сплетни.
И тут зазвонил мобильник. Водитель Аполлоныча уже ждал внизу.
— Мама, мне пора, меня ждут.
— Иди, от тебя одни только неприятности. Удивительная дочь.
Мне хотелось сказать, что не я удивительная дочь, а она просто поразительная мать, но смолчала.
Внизу меня ждал черный БМВ с вышколенным водителем. За всю дорогу он не произнес ни одного слова не по делу.
Уже на Садовом кольце я спросила, куда мы, собственно, едем.
— Угол Спиридоновки и Вспольного, — кратко ответил водитель.
Только этого не хватало! Это ж тот ресторан, где мы были с Юлькой. Боюсь, ничего хорошего меня там не ждет, хотя сам по себе ресторанчик чудный. Попробую отговорить Матвея идти туда. Хотя это глупости. Другой человек, другая ситуация. Зато там тихо и малолюдно. Идти, к примеру, в «Пушкин» с дамой опасно, а сюда…
— Матвей Аполлонович уже тут, — сообщил водитель, вылез, открыл мне дверцу, подал руку и сразу я увидела, как из черной «ауди» вылезает заяц номер два.
— Как я рад вас видеть! — просиял он. Я молча улыбнулась.
— Вы тут не бывали?
— Была однажды.
— Я очень люблю это место.
— Водите сюда своих дам? Тут хорошо, мало народу бывает. Безопасно.
Он рассмеялся.
— Я счастлив, что вы записали себя в мои дамы.
— Боже упаси!
— Вы тут не бывали?
— Была однажды.
— Я очень люблю это место.
— Водите сюда своих дам? Тут хорошо, мало народу бывает. Безопасно.
Он рассмеялся.
— Я счастлив, что вы записали себя в мои дамы.
— Боже упаси!
Да, с ним надо осторожнее.
В зале громко пела канарейка. И не было ни души.
— Олеся, вы не за рулем, вина выпьете? Кстати, у вас что-то с машиной?
— Нет, просто я пошла пешком на рынок, а тут позвонила мама, пришлось схватить такси…
— Олеся, это правда, что вы выходите за Миклашевича?
— Решили взять быка за рога?
— Нет, я просто хочу, чтобы они у него выросли.
— Вы чересчур прямолинейны.
— А прямая это всегда самый короткий путь к цели.
Я только головой покачала, а он смотрел на меня так, что мне тоже захотелось немедленно наставить Миклашевичу рога, тем более, я абсолютно не была уверена, что он не нашел себе в Карловых Варах дамочку для временных утех…
У меня вдруг как-то пьяно и счастливо закружилась голова, хотя я не выпила еще ни глотка. Я чувствовала себя так, как нечасто бывало в жизни… И это относилось не только к Аполлонычу, глядевшему на меня с откровенным вожделением, нет, мне сейчас было почти наплевать на него, я сейчас любила себя, я гордилась собой. Я, закомплексованная, затюканная матерью, жизнью, Миклашевичем, сумела сбросить с себя все это, я нашла стезю, я добилась успеха, но главное, я стала другим человеком, другой женщиной!
— Олеся, вы где сейчас? — вкрадчиво осведомился барон Розен.
— Матвей Аполлонович, а как принято обращаться к баронам? Граф — ваше сиятельство, князь — ваша светлость, а барон?
Понятия не имею! — рассмеялся он. — Мне мое баронство как-то до фени! Зовите меня просто Матвей.
— А как вас звали родители?
— Отец Матюхой, а мама — Мотей.
— А как звали вашего отца?
— Полик. Смешно, да?
— Да.
— А кстати, я теперь знаю все про ваши дурацкие наития. Мне рассказала ваша очаровательная подруга.
— Вот трепло! Разрушила такую красивую легенду!
— Я не знаю, что там с вашим наитием, но вы для меня стали наваждением.
— Благодаря так называемому наитию?
— Не исключено, но факт остается фактом.
— А знаете, я в своей новой книге пишу о точно такой истории. Я многое беру из жизни, как Джамбул, что вижу, то и пою. Вы знаете, кто такой Джамбул?
— Вы забыли, сколько мне лет? Конечно, знаю. Даже помню его портрет в «Родной речи». Я ему пририсовал рога…
— Послушайте, что за страсть к рогам? А вы сами не рогаты, случайно?
— Полагаю, что нет.
Я поняла, что он, вероятно, не пережил бы Арининой измены, а сам готов ей изменять на каждом шагу. Впрочем, чему удивляться, все мужики таковы.
— Я знаю, о чем вы сейчас подумали, — засмеялся он.
— Держу пари, вы ошибаетесь.
— Пари держать не будем, вы же все равно не признаетесь. Но это только треп. А я должен, просто обязан сказать… Я потерял голову.
— И я должна помочь вам ее найти?
— Просто обязаны! Вы так круто меня заинтриговали…
— Но вы же теперь знаете происхождение интриги.
— А это уже не важно! И потом, Олеся, если бы не досадные случайности, у нас уже дважды была возможность…
— Досадные случайности это ваша жена и мой будущий муж?
— Олеся, зачем так конкретизировать все? Досадная случайность есть досадная случайность.
— Знаете, барон, я баба довольно суеверная, и помню, что Бог любит троицу. Обязательно возникнет третья досадная случайность. Так что не судьба…
— Ерунда! Если возникнет третья, то уж потом… И совсем не обязательно, что она возникнет… Черт знает что получается. Я уж понял — досадная случайность это вы сами.
— То есть?
— С вами не нужно пускаться в разговоры, с вами надо действовать.
— Возможно, но тут и происходят досадные случайности. И вообще, барон, я терпеть не могу иметь дело с женатыми мужчинами. Это обременительно для совести, неудобно и даже унизительно.
Я вдруг разозлилась, устала, в меня закрался какой-то страх, так со мной бывает, и этот страх никак не относился к барону.
— Извините, мне нужно позвонить сыну.
— Ради бога!
Я набрала Гошкин номер.
— Гош, у вас все в порядке?
— Да, мамуль, все клево! Вчера бабушка звонила.
— Я знаю.
— А сегодня дядя Митя звонил.
— Зачем?
— Ну, спрашивал, как дела и все такое… жаловался, что ему там скучно… А что у тебя, мам?
— Все нормально, сын. Ну ладно, пока!
— Что с вами, Олеся? Вы отчего-то вдруг встревожились?
— Да, сама не знаю, почему.
* * *Я сидела на диване спиной к окну и вдруг заметила, что у него изменилось лицо. На нем отразился искренний восторг и даже умиление.
— Олеся! Гляньте, какая собака!
Я обернулась. На другой стороне Вспольного переулка стоял мужчина с невероятной собакой. Она была огромная и фантастически красивая. Серебристая пушистая шкура и черная, тяжелая, но на редкость добродушная морда.
— Ох, а что это за порода? — воскликнула я.
— Понятия не имею! Но глаз не оторвать! Вы любите собак, Олеся?
— Очень. А эту так и хочется обнять…
И вдруг у меня замерло сердце. К мужчине с собакой подошла женщина, погладила пса, чмокнула мужчину… Это была Юлька! У меня не возникло ни секунды сомнения. Она опять в Москве. Меня заколотило.
— Олеся, что случилось, вы так побледнели?
— Матвей, это моя родная сестра…
— Почему вы говорите об этом так, словно увидели призрак?
— Собственно, вы не так уж далеки от истины.
И в этот момент в ресторане появилась Юлька с кавалером. Куда они девали собаку, хотела бы я знать?
— Олеся? Ты?
— А что ты так удивляешься? Москва мой родной город…
— Ты выследила меня? Я еще тогда поняла, что совершила ошибку, позвав тебя сюда…
— Юля! — одернул ее мужчина. — Это твоя сестра?
— Идем отсюда, я не хочу, чтобы меня выслеживали…
— Минутку, мадам! — вдруг вмешался Матвей. — Я пригласил свою любимую женщину в ресторан, который я люблю. И это было абсолютной неожиданностью для нее, так что ваши претензии безосновательны! А если у вас мания преследования, то…
— Успокойся, Юлька, я уж давно поняла, что мы чужие. И мне совершенно не нужно и не хочется с тобой общаться, а уж выслеживать тебя… Мы были сестрами, а теперь мы чужие. Идем отсюда, Матвей!
— Олеся, — обратился ко мне Юлькин кавалер, — простите Юлю, у нее плохо с нервами сейчас… Она успокоится и позвонит вам, обязательно. Сестры не должны так вести себя…
Он властно взял Юльку под руку и вывел из ресторана.
— Что это, Олеся? — растерянно спросил Матвей.
— Это одно из самых глубоких и печальных разочарований в моей жизни. И спасибо вам, Матвей, что пришли мне на помощь.
— Я просто знаю, как надо успокаивать истеричек. Моя вторая жена была законченной истеричкой. Так что у меня опыт.
— Вот вам и третья досадная случайность…
— Да? Значит, с досадными случайностями покончено? Ох, я уже должен спешить… Что ты делаешь сегодня вечером? Я должен разобраться в этой истории. Я приеду к тебе часов в восемь, надеюсь, досадных случайностей больше не будет. Водитель отвезет тебя домой.
— Нет, спасибо, я хочу пройтись пешком, потом возьму такси, а то дома я просто рехнусь.
— Ну что ж, как хочешь. Так я приеду, да?
— Да, приезжай!
Я отчетливо поняла, что хочу этого.
* * *Почему, собственно, я так психанула? От неожиданности? Скорее всего. Ведь я давно поняла, что прежней Юльки больше нет, а эта мне не нравится. Или от обиды, что я ей, видно, тоже не больно глянулась… Господи, неужели и я с годами превращусь в такого же монстра? Наверное, это у нас семейное. И, похоже, у меня есть все задатки. Как я могла думать, что Гошке хорошо с мамой? Мне было это удобно… Но если бы он хоть раз пожаловался… Ерунда, я сама должна была, обязана была почувствовать это… Я никудышная мать! И теперь я должна загладить свою вину перед сыном. Но как? Он теперь живет с дедом и рад этому, я играю слишком маленькую роль в его жизни, но кто мог знать, что все так обернется? Гошка хочет, чтобы я вышла за Миклашевича, он им очарован… Значит, я должна это сделать. Но пока не сделала, я хочу, чтобы пришел Матвей. Сегодня он опять мне здорово понравился. Как он отбрил Юльку! «Я пригласил любимую женщину»… До чего же приятно, когда о тебя в третьем лице говорят: любимая женщина… Чертовски приятно!
* * *У Матвея Аполлоновича снесло крышу! Ему казалось, что он еще никогда не был так смертельно влюблен. После ночи, проведенной у нее, он примчался к себе в офис, Янина Августовна, взглянув на него, сразу все поняла. Он влюбился! И слава богу! Она терпеть не могла его жену. Интересно, кто его новая пассия?
— Янина Августовна, — слегка смущаясь, попросил он, — если моя жена будет звонить, я ночевал здесь, с ребятами, у нас был мозговой штурм…
И впервые за несколько лет совместной работы он заговорщицки ей подмигнул.
Ничего себе, подумала секретарша. Но мысль стать конфиденткой любимого шефа ей понравилась.