Улица постепенно менялась. Огромные блистающие небоскребы становились короче, теряли блеск, пока не превратились в обычные дома, а затем и вовсе потускнели. Улица сузилась, автомобили уже не мчались, блистая хромом, а ползли нелепые и старые, нередко попросту ржавые.
Дмитрий с изумлением смотрел на дома с облупившейся штукатуркой, на покосившиеся заборы, кучу хлама, горы мусора, на брошенные на обочине и ржавеющие грузовики, какие-то железные котлы. Асфальт выбит, словно здесь рвались бомбы, ямки забиты мусором, сгнившими коробками из-под сигарет, какой-то дрянью, от которой несет так, что желудок поднимается к горлу.
Вилли заметил его удивление, буркнул:
– А ты чего ждешь, шейх? Это у вас там все на кадиллаках. Нет бедных, нет богатых... А здесь ты видишь этот ад...
– Черт, – вырвалось у Дмитрия невольно, – но это же Бродвей?
– Бродвей, – подтвердил тот все угрюмее.
– Тот самый? Который на все рекламах?
– Ты ведь ехал по прямой, не так ли?
– Да, но теперь мне начинает чудиться, что где-то свернул в деревушку Камеруна.
Вилли горько засмеялся. Его согнутая фигура нырнула из тесный просвет между домами, Дмитрий скользнул следом, чувствуя, что попал не то в средневековье, не то в пригород Одессы: между домами протянуты веревки с бельем, под ногами горы пустых картонок, а из некоторых торчат ноги местных бомжей...
Вилли стукнул в одну неприметную дверь, выждал и постучал снова, скук явно условный, в прерывистом негритянском ритме, после паузы отворила толстая неопрятная женщина. Она что-то жевала, руки вытирала о грязный замасленный передник, щеки и даже лоб блестели от жира.
– Чего надо? – поинтересовалась она недружелюбно.
– Да это свой, тетя Бен, – ответил Вилли, а Дмитрий невольно подумал, что эта громадная толстуха с мужским именем в самом деле похожа если не на Биг Бен, то уж на Царь-колокол – точно.
– Все свои, – проворчала толстуха, – да только вещи все одно пропадают.
Она отступила, Вилли проскользнул в дверь, Дмитрий постарался не задеть эту колышущуюся гору жира. Кто-то подсчитал, что процентов восемьдесят бедных жителей Империи страдают от избытка веса, а сорок – от ожирения, в то время как девяносто процентов богатых – ни капли жира, все спускается на тренажерах.
В этой квартирке все блестело пятнами жира, словно толстуха жарила оладьи и за все хваталась масляными руками, воздух стоял прогорклый и чадный. У Дмитрия защипали глаза. Вилли провел его через три тесные заставленные мебелью комнаты, приходилось переступать через разные узлы и ящики, распахнул дверцы платяного шкафа. Старая одежда теснилась на плечиках, тоже ветхая и настолько грязная, словно ее собирали на самых отвратительных помойках.
Вилли с трудом раздвинул одежду, ее было напихано столько, что не желала подаваться, Дмитрий заметил как пальцы Вилли ощупывают стенку. Он что-то выстукивал, нашептывал. К изумлению Дмитрия по старой фанерной стенке пробежала трещинка, оттуда пахнуло затхлым воздухом подземелья.
Фанера раздвинулась шире, Вилли проскользнул в щель, тут только Дмитрий заметил, что за фанерным покрытием чувствуется толстый стальной лист. Впереди блеснул свет, Вилли уже включил фонарик, Дмитрий увидел сырые и покрытые зеленой плесенью ступеньки, уводящие вниз в темноту.
Это было заброшенное подземелье, похожее на бомбоубежище второй мировой. Дважды дорогу перебежали крысы, под стеной темнели кучки высохших нечистот. Дмитрия не покидало ощущение, что за ним наблюдают, но сколько не бросал украдкой взгляды по сторонам, скрытых телекамер не заметил.
На той стороне темнела старая металлическая дверь. Вилли отодвинул все три запора, простые и бесхитростные, дальше прошли через странное объемное помещение, не то заброшенный склад, не то туалет, судя по запахам, затем миновали еще пару просторных комнат, Дмитрий уже начал дивиться расточительству, в его Москве дрались за каждый метр площади, аренда стоит бешеных денег, а Вилли отыскал ход вниз, помчался, лошадино улыбаясь и гремя каблуками по металлическим ступенькам.
Ступеньки, как и водится, привели к металлической двери. Несмотря на все старания держать ее в запущенном состоянии, Дмитрий заметил, что поставили ее сравнительно недавно, чуть перевел дух, а то уже его путешествие начало казаться делом безнадежным.
Вилли стучал недолго, в двери щелкнуло. Дмитрий изумился, почему никто ничего не спрашивает, но когда переносил ногу через порог, поймал глазом крохотный солнечный лучик. Явно их рассмотрели через мощные скрытые телекамеры, может быть даже записали частоту пульса и прочие разные штучки, не за всеми же новинками успевают следить даже в «Каскаде».
В новом помещении никого, но едва перешагнули порог, дверь тут же захлопнулась. Дмитрий заметил, что толщиной она с лобовой лист бронетранспортера, из торца выглянули и спрятались три штыря из нержавеющей стали.
Вилли отмахнулся:
– Да это везде так... Из-за наркоты могут и не такое выломать.
– Часто бывает?
– Слишком, – отметил Вилли. Он сгорбился, помрачнел. – У меня из-за наркотиков два брата сгинуло, сеструха кончилась, половина друзей либо перемерла, либо с собой покончили... Я бы этих наркобаронов!
– Не только ты, – ответил Дмитрий. – Не только ты...
Ком в горле растворился, но теперь во рту он чувствовал едкую как царская водка горечь. Кто-то совсем недавно тоже говорил о ненависти к наркобаронам.
Они стояли на железном мостике, грубая металлическая лесенка вела вниз. Это был подвал, похожий на просторное бомбоубежище. Яркие лампы бросали в его сторону яркие как у прожекторов лучи. Он щурился, едва видел под ногами узкие металлические ступеньки.
Пока спускался по ступенькам, чувствовал на себе десятки пар внимательных глаз. Наверху был раскаленный мир, в здесь от стен несло прохладой, на металлических трубах висели крупные капли, время от времени срывались на цементный пол. Воздух плотный, влажный, хотя по легкому движению он ощутил, что здесь есть вентиляция.
Пока он спускался его изучали настороженно, с некоторым любопытством, Огромное помещение казалось пустым, хотя в середине зала за столом сидели четверо, а под стенами неподвижно стояли молодые парни и девушки с автоматами в руках.
Дмитрию почудилась некоторая театральность, но прикинул возраст собравшихся, общую любовь к оружию, понял, что и здесь свои филиппы и славки. Он встретился с горящими глазами молодого черноволосого парня, явно латиноса, красивого как цыган, подтянутого, весь в огне, готов к немедленным действиям, словно давно ждал повода наконец-то поставить Империю Зла на уши, чуть не назвал его Славкой.
За столом сидели лидеры движения, все чернокожие, только самый крайний, чуть ли не на приставном стульчике, белый, даже не латинос, а с явном примесью ирландской или немецкой крови. Дмитрий всматривался в их суровые лица, слегка надменные, лица бесспорных руководителей организации, что ставит своей целью победу ислама любой ценой, вплоть до вооруженной борьбы.
Ему знаком велели подойти к столу. Дмитрий видел с каким вниманием парни под стеной наблюдают за каждым его движением. И хотя его тщательно обыскали, но все знают, что есть группы людей, убивающие голыми руками с такой же легкостью, как если бы держали автомат.
– Чем вы докажете, – сказал высокий седой негр, он сидел за столом во главе, – что вы в самом деле... оттуда?
Дмитрий слегка поклонился:
– Как вы понимаете, у меня не может быть документов. Более того, если я попаду в руки противника, я буду отрицать, что я вообще когда-либо видел мой Ирак... Словом, у меня в самом деле нет никаких подтверждений. Если честно, то разве ФБР не снабдило бы меня всеми необходимыми бумагами?
Одна из четверки, молодая женщина с грубым решительным лицом, сказала седому негру:
– Рамирес передал, что с Востока прибыла группа наших братьев. И что один из них может быть... будет добираться в одиночку.
А парень с огромным кадыком сказал нервно:
– Его приметы совпадают. Да и что-то слишком зашевелились копы в нашем районе!.. Не думаю, чтобы их всех подняли для того, чтобы нас дурачить.
– Округа, – сказала женщина задумчиво, – могли бы... но не штата!
Снова Дмитрий ощутил на себе испытующие взгляды, но теперь на некоторых лицах сумел уловить растущее уважение. Не всякая экстремистская организация способна настолько всполошить власти, чтобы по тревоге подняли всю полицию, да еще запросили помощи из соседних регионов.
– Я не враг, – сказал он как можно искреннее, – я только другой... Я из страны, где больше верят честному слову, чем адвокатам. И где не боятся отдать жизнь за идеи, за лучшее будущее для всех, а не только для себя.
Один из чернокожих, помоложе седого негра, но старше остальных, самый огромный и весь в выступающих буграх мышц, с фанатичным блеском в глазах, сказал яростно:
– Эта страна тонет в пороках! Когда все люди... даже мужчины!.. так берегут здоровье и не заботятся о стране, то мне стыдно, что я принадлежу к этому народу!..
Высокий негр с короткой бородкой сказал строго:
– Джекобс, Джекобс! Мы уже не принадлежим этому обреченному народу. Мы – мусульмане.
– Да, – сказал тот с жаром. – Мы – мусульмане.
Дмитрий смотрел на обоих с восторгом. Такие яростные лица давно не видел, здесь жизнь кипит, ярость готова вырваться пытающей лавой. Это настоящие патриоты, они жаждут действий. Оба готовы отдать жизни за правое дело, что понятно для русского, но так непривычно для любого, кто родился и жил по эту сторону океана.
Этот яростный негр, все еще свирепо раздувая ноздри, протянул ему руку через стол, сказал просто:
– Меня зовут Джекобс. Ты не сердись, но нам приходится быть настороже. За нами охотится как ФРБ, так и ЦРУ. Даже УНБ, говорят, проявляет интерес.
– А что за УНБ? – поинтересовался Дмитрий. – Я о такой фирме ничего не слышал.
– УНБ... Перед нем ФБР и ЦРУ сопливые щенки. Мы знаем о ней мало, но знаем точно, что у УНБ есть своя тайная организация, сверхсекретная и глубоко законспирированная. О ней не знает ни одно из правительственных организаций, о ней не знает ни конгресс, ни сенат, которые выделяют деньги на их содержание. И очень немалые деньги!
– Что, так хорошо живут?
– Нет, организация немаленькая. Собственно, это целая армия. Целая армия бывших убийц, психопатов, маньяков... которые натворили таких дел, что их к смертной казни... но УНБ, фальсифицируя бумаги, забирает этих смертников к себе. Там их ставят перед выбором: либо приговор приводят в исполнение, либо они будут работать на УНБ. Причем, делать то же самое, что делали раньше: убивать, пытать, насиловать, зверствовать в своею удовольствие... но только в рамках заданий. Понятно, что большинство тут же соглашается. Правда, процент отсева во время обучения высок... Не все убийцы оказываются достаточно бесчеловечными, чтобы работать на УНБ. Туда вообще требуются монстры с нечеловеческой психикой.... Но прошедшие отсев работают с удовольствием, получив такую «крышу»: все, что они делают, это, оказывается, «на благо страны»! Они, выходит, защищают демократию!
Дмитрий чувствовал как по коже пробежал недобрый холодок:
– С этими ребятами придется столкнуться?
– Вряд ли, – ответил Джекобс помедлив. – Не должны.
В комнату вошел грузный негр, обошел под стенкой, словно побаивался нарваться на пулю, вдруг да начнется стрельба. Наклонился и пошептал главе что-то на ухо. Тот выслушал, не отрывая взгляда от Дмитрия, кивнул. Глаза его прошлись по молодому парню сверху донизу, остановились на ее пылающем лице:
– Хорошо. Но мы прервемся ненадолго.
Вилли поинтересовался:
– Случилось что-то?
– Случилось, – ответил глава ровным голосом, не предвещающим ничего доброго. – Только что с нами на связь вышла еще группа. Утверждают, что только что прибыли из благословенных стран!
Джекобс посмотрел на Дмитрия почти с сочувствием:
– Ну, парень, если ты из ФБР... тогда тебе очень не повезло.
Сильные руки схватили Дмитрия, он ощутил как заворачивают за спину кисти. С наручниками пришлось повозиться, мешали браслет и часы на другой руке, но Дмитрию не нужен был выигрыш в несколько секунд, а эти вороны возились пару минут, но в конце-концов наручники защелкнулись, его поставили в стене, а Вилли поспешил наверх встречать гостей.
Глава 40
Они ввалились с грохотом, стуком подкованных сапог, крутые техасские парни, пропахшие зноем и запахами степных трав. Вид у них был таков, словно хозяева здесь они, а эти негры за столом – всего лишь их ученики, приятели на третьей воде. Тарас сдавил Дмитрия с такой силой, что у того вспикнуло от ушей до пяток, Макс обнимал и хлопал по плечам. Даже замороженное лицо Валентина словно бы слегка оттаяло, однако бросил:
– Все-таки расскажи подробнее, как добрался раньше нас. Я знаю, у ЦРУ есть свои самолеты...
Дмитрий вспыхнул, но Ермаков быстро и умело отомкнул наручники, не пользуясь даже ключом, хлопнул по плечу, не выпуская руки:
– Это он так шутит. Ты молодец, везунчик. Я знал, что завершать операцию будем вместе. Не думал только, что обгонишь.
Но в глазах полковника была виноватость. Дмитрий слушал дежурные слова, правильные и округлые как обкатанные морем и ветром камни, пытался поймать взгляд Ермакова, но тот либо смотрел ему в переносицу, либо с преувеличенным одобрением рассматривал его тугие плечи, сильные руки, и говорил, подбадривал, хотя понимает, что этот стажер хоть и лох, но слишком чувствителен, чтобы поверить...
– А что будем делать здесь? – спросил Дмитрий. – Как-то выбираться обратно... в Ирак?
Ермаков оглянулся на Валентина. Тот наклонился над столом, что-то втолковывал руководству «Знамени пророка». Ермаков сказал вполголоса:
– Да-да, конечно. Нам пора выбираться. Но Валентин сейчас побрасывает им одну интересную идею... Теперь они нам братья по вере! У них с десяток их черных членов заточены в тюрьму Хаинстоун. Появилась мысль попробовать выручить их. Тем самым мы сразу поднимем свой авторитет.
Дмитрий не понял, почему спецназу так уж нужно вызволять из тюрьмы негритянских... ну, пусть мусульманских экстремистов, и зачем поднимать авторитет... непонятной группы арабских террористов с Востока, но смолчал. Пути Господа и полковника неисповедимы для простого... ну, путь не простого, но все же только лейтенанта.
Гарри Грумен улыбался, но Ермаков видел сколько натянутости в этой улыбке. Разведчик уже свыкся с ролью владельца богатой фирмы, к тому же в самом деле приносит немалый доход, а начавшаяся перестройка в СССР обрубила все нити. Прошло почти пятнадцать лет, он уже в самом деле считал себя юсовцем, в этом мире тепло и уютно, никуда не надо идти, карабкаться, ничего не надо строить, а пробежку по утра делал по-прежнему охотно, так как здоровье нужно не только для рукопашных схваток, но и просто для наслаждения жизнью. А юсовцы жизнью наслаждаться умеют...
Ермаков повторил с нажимом:
– Нас пять человек. Нужны новые удостоверения личности, водительские права, кредитные карты и прочие мелочи.
Грумен поморщился:
– Ничего себе, мелочи!.. С подобными делами я не имел дело уже лет десять. Нет, больше...
– Вы должны быть готовы, – напомнил Ермаков.
– Могли бы прислать шифровку, – напомнил Грумен сварливо. – Все бы подготовил заранее!
Ермаков покосился на молчаливого Дмитрия, неожиданно усмехнулся:
– Это мы передвигались чересчур быстро. Когда будут готовы?
– Не раньше, чем завтра к вечеру. Да и то...
– Что?
– Возможно, не все, – предупредил Грумен. – С кредитными карточками сейчас не очень... Ну, неблагополучно. Слишком много компьютерных хакеров. В основном, российские кулибины. Сейчас что ни день – дополнительные степени защиты... Но, самое позднее, послезавтра все будет.
Ермаков кивнул:
– Это устроит.
– Где-то остановились?
– Полагаю, лучше всего в гостинице.
Грумен кивнул:
– Верно. Я мог бы устроить вас по своим каналам. Но это может привлечь внимания больше, чем гостиница, где народ приходит и уходит. Я подготовлю деньги... Учтите, здесь даже банку пива покупают по кредитной карте!
Ермаков удивился:
– Даже в мотелях?
– Ну, в мотелях... Впрочем, для пятизвездочных вы рылом не вышли. Да, в мотеле лучше. Там, понятно, налом. Советую взять по девочке на ночь.
Ермаков кивнул, только Дмитрий дернулся, рана все еще кровоточит:
– Зачем?
– Мужчины прибыли в город, – удивился Грумен, – да без женщин? Облике морале, блин!.. О конспирации надо думать, а не о возможном триппере. Когда берешь шлюшку, идешь вообще без регистрации, понял? Хозяин мотеля в доле с девочками.
Тарас покрутил головой:
– Ну, народ... Как будто обратно в Пермь попал!
Грумен усмехнулся:
– Вас примут за мафиози!.. Только они пользуются налом. Да еще бедные латиносы, но вы с такими рожами на бедных не тянете.
– За мафиози? – переспросил Тарас с интересом. – Хорошо, больше уважать буду.
Грумен покачал головой:
– Вряд ли. Здесь не Россия.
Когда входили в вестибюль мотеля, Тарас попросил:
– Мне номер с Максом. Он мне спину потрет.
Ермаков бросил на них косой взгляд:
– А что?.. Этот вариант тоже хорош...
Тарас ощутил нечто неладное, спросил настороженно:
– Да нет, – успокоил Ермаков, – все порядке. К гомосекам не так присматриваются. Народ в этом штате консервативный, таких стараются не замечать.
Тарас спросил уже испуганно:
– Каких?
– Голубых, – объяснил Ермаков. – Ведь только гомосеки берут один номер на двоих.
А Макс ехидно хохотнул:
– Я все-таки предпочитаю делить номер женщиной.
– Только не разболтай сколько у нас пулеметов, – ответил Ермаков.