– А они есть? – похмельная тяжесть в голове и желудке окончательно прошла, уступив место неприятному покалыванию в груди.
– Хорошенько поразмыслив, – кивнул Ставр. – Найдется… Но, лично я убежден: всех их можно развеять простой дружеской беседой, если бы не…
– Если бы не Ищущий истину, – проворчал Любомир. – Догадываюсь: братец своего не упустил и придумал очередную пакость. Верно?
– Именно, – согласился граф. – Вышемир, как хранитель Равновесия, воспользовался своим правом и потребовал от графини, подвергнуть Игоря Испытанию Создателя. Предусмотренное, как раз на тот случай, если подозрения невозможно ни доказать, ни опровергнуть. А сам ускакал с докладом, то ли к Остромыслу, то ли в Турин.
– И матушка согласилась? Ты мне ничего не говорил! – возмутился Любомир.
– Не успел…
– Но, ведь…
– Глядя на Любомира, я догадываюсь, что ничего хорошего меня не ждет? – я прервал перебранку братьев, как не конструктивную. – Надеюсь, вы объясните: в чем заключается Испытание? Что должен свершить подозреваемый, чтобы воля Создателя стала очевидной даже для хранителя.
– Выжить… – проворчал Ставр.
– Вот и делай после добро людям… – вздохнул я. – А отказаться нельзя?
– Увы… – ответил вместо графа Любомир. – Отказ от испытания равен признанию вины. И мы будем вынуждены заковать тебя в кандалы и препроводить для дальнейшего дознания либо в столицу, либо в Оплот. И хоть самому мне не приходилось бывать под следствием, говорят, что самые закоренелые преступники предпочитают королевских палачей, гостеприимству хранителей…
– В целом, брат прав, – вздохнул Ставр. – Испытание воли Создателя в том и состоит, что, без помощи высших сил, пройти его почти невозможно. А если Создатель будет благосклонен к испытуемому, то и все иные обвинения снимутся. Ибо кто мы такие, чтоб препятствовать изъявлению воли Самого?
– Ну, что-то такое я и предполагал… – почесал я затылок, глядя на все происходящее уже с учетом снов и сновидений. – Куда не сунешься, везде тесты на профпригодность. Даже, если по личному приглашению. Сразу приступим, или позавтракаем?
– Брат Вышемир, умен и хитер, но – не воин, – ухмыльнулся в ответ Ставр. – Я предложил начать испытание ближе к вечеру, и он согласился.
– Хоть одна приятная новость за все утро. Спасибо, брат, – искренне произнес Любомир.
– Уверен, это, наверное, отличная уловка, – согласился я с ними. – Но, пока не понял: в чем соль?
– В том, что наш замок стоит на восточном берегу Веселой, – усмехнулся младший Вепрь и поинтересовался у Ставра. – И как тебе удалось его убедить в своей правоте?
– Сказал, что на фоне садящегося солнца, лучникам лучше будет видна фигура убегающего человека.
Любомир коротко хохотнул.
– Кстати, хочу заметить, что услышав это, матушка удивленно вскинула бровь, но промолчала… – продолжил Ставр.
– Еще одно доброе известие, Игорь! – воскликнул Любомир. – Если графиня на твоей стороне, то ты только постарайся не погибнуть, – а все остальное образуется… Уж, поверь мне!
– Мне послышалось, – прищурившись, уточнил я хмуро. – Или здесь упоминали о лучниках?
* * *
Кому взбрела в голову мысль, назвать широченную реку, каждый год заливающую восточную низину и подрывающую с западного берега лес – Веселой, не упомнит никто. Но, вот уже которое столетие, именно под этим названием, зародившийся в озере Кара-Даш, бурный горный поток, подпитанный в пути множеством ручьев и прочих мшар, радостно шурша галькой и прибрежным песком, проносил свои глубокие воды левее Зеленецкого замка. Заполняя его оборонительный ров и спеша достигнуть Щедрого залива, чтобы слиться там с холодными волнами Пролива.
Обычно в реке, у более пологого правого берега в это время дня, плескались только гуси и дети, но сегодня собралось почти все население замка, а самые любопытные, взирали на происходящее, высовываясь промежду каменных зубцов западной стены.
Казалось, само солнце, устыдившись столь откровенной глупости, спешило скрыться за горизонтом. Но, даже ему нельзя было нарушить, раз и навсегда установленные правила. Поэтому, уходило степенно… Надменно взирая издали на все громче галдящих, в предвкушении кровавого зрелища, людей.
Я глядел на березовую рощу, махоньким лоскутом выбегавшую из угрюмого темного леса на противоположный берег реки. Обычная, совершенно ничем не примечательная рощица, в несколько десятков белоствольных деревьев. Но, только после того, как я выйду из нее, держа в руке зеленую ветку, Испытание будет закончено, и все окончательно убедятся, что Создатель на моей стороне.
Казалось, ничего сложного, даже, учитывая водную ширь, если бы не шестеро лучников, по количеству возникших у Вышемира невыясненных вопросов. Стрелков, имеющих по три стрелы в колчане, и стоящих в ста шагах позади меня. Сто шагов – дающих человеку, прыгнувшему с берега, фору в пятнадцать ударов сердца, прежде чем лучники добегут до реки и смогут прицельно выстрелить. Все, как предписано в своде законов об Испытании воли Создателя. И надеяться на то, что они промахнуться со столь ничтожного расстояния, было бы непростительной ошибкой. Даже учитывая слепящие глаза блики, отбрасываемые водной гладью. Шутки закончились. Я бросил взгляд за спину, встретился с суровыми взглядами воинов, ждущих моего прыжка, и понял, что если немедленно не придумаю какую-то хитрость, то придется проститься с жизнью. Без какой-либо надежды на загробную жизнь. Товарищ в фуфайке, нынче утречком, высказался по этому вопросу вполне однозначно. В том, что я прав, и Создатель должен быть на моей стороне, я не сомневался, но – вдруг у Него в это время найдутся более важные дела? Не зря же говорят: 'На Бога надейся, но и сам не плошай!'
Я подошел к самому краю берега, так что следующий шаг уже пришелся бы в пустоту, оценил по цвету воды, приблизительную глубину в этом месте и, взявшись руками за подол рубашки, неспешно потащил ее вверх, как бы желая раздеться. А в следующее мгновение запнулся за собственные ноги и с громким всплеском ушел под воду.
Произошедшее было столь нелепо, что даже лучники, готовые мгновенно сорваться с места, опешили от неожиданности. А громкий смех, раздавшийся со всех сторон, еще на миг задержал их, давая мне дополнительный шанс. Но, в целом это ничего не меняло. Меткому стрелку, что полсотни шагов, что сотня – а дальше я уж никак не мог успеть отплыть – разница не существенная. Тем более что и плечи у меня гораздо шире тренировочной мишени.
Сперва, один, самый прыткий, а потом – и все остальные лучники выбежали на берег, и еще не видя цели, привычно потащили стрелы из колчана, обшаривая цепким взглядом прибрежные воды. Но, ни вблизи, ни на стремнине, ни левее, ни правее беглеца не было видно. Догадываясь, что я держусь под водой, трое из них побежали вниз по реке, рассчитывая перехватить меня, если я попытаюсь использовать силу течения, чтоб увеличить расстояние между собой и стрелками. Двое осталось на месте, а еще один неспешно двинулся вверх.
Возбуждение преследователей возрастало, но с каждым последующим мгновением, оно постепенно сменялось недоумением. Любое разумное время, которое человек может находиться под водой без воздуха, давно минуло, а я все не выныривал.
Лучников для Испытания отбирали самых опытных, дабы никто не смог усомниться в исходе дела, и они просчитывали все возможные уловки беглеца. Кроме одной… Никто из них не знал, что делать в том случае, если беглец – утонет.
Ведь никому не пришло в голову спросить меня: умею ли я плавать? У выросших на берегу реки, Вепрей такой вопрос даже не возник. Но любое разумное время сплывало, а я все еще не показывался на поверхности.
Ставр, Любомир и все, кто был поближе, бросились к самой кромке воды, усиленно высматривая средь мелкой ряби речных волн человеческую голову. Но, Веселая оставалась безучастной к их надеждам, совершенно не собираясь отдавать людям, доверившегося ей беглеца…
Удача, как обычно, дело случая.
Я понимал, что переплыть реку, когда с берега в тебя целиться полудюжина отменных стрелков, можно лишь под водой. Но, человек – не рыба и дышать жабрами не научился. Учитывая ширину реки, даже самому умелому ныряльщику, пришлось бы не менее пяти раз вдохнуть воздух, а для этого – показаться на поверхности. Лучникам, бьющим птицу на лету, а белку – в глаз, промахнуться в такую цель почти невозможно. И вот в этом 'почти', умноженном на восемнадцать, и был заключен смысл Испытания. Если, в столь безнадежной ситуации, человек, вопреки здравому смыслу, сумеет выжить – значит, он еще нужен Создателю среди живых. Но, нельзя же и в самом деле во всем полагаться исключительно на высшую волю! Зачем, в таком случае, ум? Нуждайся Создатель в безмозглых помощниках, он заселил бы сушу овцами или коровами, а не стал бы возиться со столь капризными созданиями, как люди.
Спасительная идея пришла мне в голову в то мгновение, когда я уже почти стащил с себя рубашку. Вернее калейдоскоп отдельных сполохов, словно молнии в ночную грозу, осветил в голове главную мысль…
Вспышка первая: для того, чтобы выжить, необходимо, как можно дольше оставаться на глубине. Вторая: задержаться там можно только имея возможность дышать. Третья: под водой воздуха нет! Четвертая: его необходимо взять с собой! Пятая, воздуха не зачерпнешь в ладони! И как гром: бабах! Так зачерпни же, хоть чем-нибудь!!! Хоть немного, хоть – совсем чуть-чуть! Ведь даже один-единственный вдох вдвое увеличит шансы на выживание!..
Скомкав в одном кулаке подол рубахи, и стиснув другим, как можно туже, ворот, Я плюхнулся в реку, давая потянуть себя на дно. А когда увидел, как шелковая ткань упруго вздулась над головой, от радости и надежды на благоприятный исход, едва не заорал от восторга.
Но, шанс на спасение – всего лишь шанс, ибо далеко не каждый умеет им воспользоваться.
Поскольку обе руки у меня были заняты, я встал на колени и стараясь сильно не отталкиваться от дна, двинулся вправо и вперед – на глубину и вниз по течению. К счастью для меня, буквально в нескольких шагах от берега русло реки резко углублялось, а течение усиливалось. И вскоре, я почувствовал, как вода подхватила меня и потащила за собой. Теперь оставалось только, как можно дольше не показываться на поверхности. Что, несмотря на уловку, все же было не так просто. Ткань, не стекло, и воздух все ж понемногу уходил из пузыря, и надо было хорошенько рассчитать, что лучше – задерживать дыхание, как можно дольше, чтобы потом использовать оставшиеся крохи, или вдохнуть пораньше, а уж после – держаться до конца. А помимо всего прочего – с укутанной рубахой головой, я не имел ни малейшего понятия, к какому берегу меня несет река. Если она, вообще, не кружит сейчас по широкой дуге от берега к берегу, как это часто случается со спокойным течением. Но, тут уж приходилось полагаться исключительно на волю провидения…
Почувствовав, что удерживать дыхание невмоготу, я как мог аккуратнее выдохнул под воротник, а после потянул в себя воздух из рубашки. К счастью, того оставалось как раз на хороший вдох.
Отпустив подол, я быстро заработал руками и ногами, стараясь удерживать себя поперек течения, так, чтоб чувствовать его напор левым боком. И поскольку тот продолжал возрастать, можно было надеяться, что я двигаюсь к середине реки, а не наоборот.
Еще пара сильных гребков и подошло мгновение, от которого зависела жизнь. Воздух был на исходе, и надо было подниматься на поверхность. И тут я почувствовал, как тело охватывает парализующий мышцы ужас. 'Нет! Только не наверх! – вопило сознание. – Там смерть!' Умирать всегда страшно, а умирать человеку, который как бы только что начал жить, не хочется вдвойне. К сожалению, смерть была не только наверху, но, и здесь, в уютной тиши речных вод. Приходилось выбирать ту, что менее вероятна.
Чтоб прогнать страх, я рванулся к поверхности с такой силой, что буквально вылетел из воды по пояс, словно огромная белуга или осетр. И, пока легкие жадно вдыхали воздух, успел заметить, что нахожусь почти на средине реки, ближе к лучникам, чем к роще, а уже в следующее мгновение, вновь погрузился в воду.
Лучников для Испытания и в самом деле подобрали самых лучших. Поэтому, хоть я вынырнул гораздо позже и дальше чем меня выглядывали, три стрелы свистнули в воздухе с ничтожным запозданием. Но, и его хватило для того, чтоб смерть пронеслась мимо, лишь слегка царапнув плечо.
Теперь я знал куда плыть и использовал свой шанс до конца, мощно загребая руками и ногами, разрешая течению уносить себя подальше от стрелков. Но, теперь и те знали, что беглец не утоп и где можно примерно ожидать моего следующего появления.
Больше уповая на милость Создателя, я все же использовал, не бог весть какую хитрость и, прежде чем вынырнуть, поднял над головой снятую рубаху. Шесть стрел пробили ткань почти одновременно с тем, как она забелела среди волн. И вновь взяли свою дань – одно острее пронзило мне левую ладонь, и я, едва не захлебнулся от острой боли. Но все же сумел воспользоваться предоставленным шансом, и вдохнул еще раз.
Я уже миновал стремнину и существенно приблизился к противоположному берегу, но со стрелой в руке плыть дальше было затруднительно, и почти весь запас воздуха я использовал на то, чтоб оставаясь под водой, сломать древко и вытащить его из раны. Только течение увеличивало расстояние между мной и лучниками. Да и то, если те не побежали вниз по течению. В чем я не сомневался ни на мгновение. Но, нужно было плыть дальше, а для этого – хотя бы еще раз вдохнуть полной грудью.
Как можно осторожнее я всплыл, задрав лицо вверх, пытаясь лишь одними губами достать до вожделенного воздуха. Я этого не видел, но собственную сметливость вполне смог оценить Ставр, за что и был вознагражден дружеским тумаком от Любомира. В любое иное время суток, подобный маневр окончился бы моей смертью, но играющие на ряби волн, блики от лучей заходящего солнца, создали на воде такое количество белесых пятен, что прибавление к ним еще одного, прошло почти незамечено. А когда все ж распознали лицо беглеца, время было упущено. Шесть раз тренькнула тетива, и шесть, оперенных серыми гусиными перьями, стрел вспороли воздух, вслед уходящему на глубину человеку, но, даже не царапнули меня.
Крик досады вырвался из уст троих, оставшихся без стрел, лучников, и они в азарте бросились к привязанным неподалеку лодкам. Правилами Испытания не предусматривалась смена оружия, но и не запрещалось помешать испытуемому, выполнить задание, голыми руками. А трое осталось на берегу, условившись между собой, теперь стрелять только по очереди…
Не зная обо всех этих приготовлениях, я продолжал плыть, пока на очередном гребке, не задел пальцами, к счастью, целой руки, прибрежный ил, а потом и грудью не наполз на отмель. Понимая, что сквозь мелкую воду мое крупное тело отлично видно, я резко откатился в сторону, подтянул ноги и толчком бросил себя вперед. Оба движения уберегли меня от двух выстрелов, но третья стрела все ж настигла, глубоко вонзившись в мякоть левого плеча. Боль, рванувшая измученное и задыхающееся тело, была ничем в сравнении с радостью, которую я ощутил. Ведь эта стрела была последней, а я находился на противоположном берегу, живой и, сравнительно, невредимый.
Лодку, пересекающую реку, я конечно же заметил, но не отнес ее к разряду опасностей. И только отдышавшись настолько, что сквозь шум в ушах смог различить приветственные крики горожан, большая часть из которых даже не знала, в чем подозревается чужак, но все равно была рада столь очевидному изъявлению милости Создателя, – обычно не балующего людей особым вниманием. А среди них и вопль Лукаша:
– Игорь, беги к роще! К роще беги! В лодке враги! Беги!
– Что же вы собственные правила нарушаете? – возмутился я, но вместо того, чтоб со всех ног броситься к спасительной рощице, уселся на берегу, давая телу отдышаться. – Говорили, что надо всего лишь увернуться от стрел, а сами драться хотите? Ну, добро… Кулаками махать, дело знакомое. Вот только стрелу вытащу, мешает…
И забормотал привычно: 'Мы кроме мордобития, другому не обучены. Кроме мордобития никаких чудес…'.
Одновременно, я крепко ухватился за древко и ровно, без рывков потащил стрелу из раны. Кость была не задета, а кровь, хоть текла и обильно, но без толчков, характерных, когда задеты сосуды. Пожалев об утопленной рубахе, лоскутами которой можно было бы перевязать раны, я встал на ноги и неспешно, по-прежнему основное внимание обращая на восстановление дыхания, двинулся к березняку.
Три свежих и раззадоренных собственной оплошностью бойца, против измотанного и дважды раненого в левую руку, испытание достаточно серьезное, даже для мастера кулачного боя. Но, я уже шел на кураже, и остановить меня можно было только убив.
Первого, бросившегося, я даже не удостоил ударом, а всего лишь уклонился влево, подставляя ногу, и тот – со всего маху, кубарем укатился куда-то за спину, ломая своим весом кусты и собственные ребра. Второго остановил сильнейшим ударом в живот ногой, оставив его мужчиной лишь благодаря тому, что в последний момент вспомнил слова наставника: 'Никогда не бей воина в пах, если не собираешься прикончить! Заимеешь врага на всю жизнь'. Третьему лучнику я разрешил начать удар, потом перехватил кулак, развернул вокруг оси, нагнул и сильным пинком послал в реку. После чего – неспешно подошел к опушке, отломил с ближайшей березы веточку и стал обмахиваться, словно отгоняя мух…
* * *
Трудный день остался позади, вместе с восторженными воплями жителей Зеленца, клятвенными заверениями Любомира, что с этой минуты, каждый, кто усомниться в моей искренности будет должен сперва убить по меньшей мере двух из рода Зеленых Вепрей и одобрительным кивком графини. Звенислава была не многословна, но о том, что Испытание воли Создателя завершено и с меня снимаются все подозрения, огласила сразу. Потом моими ранами занялся лекарь, и, похоже, от примененных снадобий, я незаметно для себя заснул. Поскольку, когда вновь открыл глаза, за окном была ночная темень, а я лежал на своем ложе, раздетый, укутанный легким покрывалом и с перевязанными ранами, которые, кстати, совершенно не беспокоили. Умение здешнего лекаря, было достойно всяческих похвал, увы, было с чем сравнивать из прошлой-то жизни.