Надо несколько слов сказать о самой этой незаурядной личности.
Фашист – ругательное слово. Олицетворяет что-то тёмное, мрачное, чудовищное. Не удивительно: в нас ещё жива коллективная память о войне, о смертях, крови и слёзах. О страданиях русских, вернее советских людей: мужчин, женщин, детей, о миллионах замученных… Но подождите-ка…
Мы выражаем свою ненависть фашизму или стране, называемой Германия, с её поразительной историей и богатейшими культурными традициями? К немцам что ли? Нет, именно к фашизму как политическому строю. К тоталитаризму. Но у нас-то, в то время, сталинский режим – разве не был тоталитарным?! Почему мы к нему не выражаем такой ненависти, неприятия? Ведь с определённой натяжкой слова «фашизм» и «сталинизм» можно считать синонимами. Только построены они были на разных принципах, на разной идеологии. А так – те же самые лагеря, те же сотни, тысячи, миллионы казнённых и замученных.
И ещё – мы стали врагами… А представьте, просто ради тренировки воображения, такую ситуацию. Мы объединились: Германия, СССР и Япония. Что было бы? Ну явно мировое развитие пошло бы по совершенно иному руслу. И возможно Америка не диктовала бы сейчас свою волю всему остальному миру, а… была бы чем-то вроде приусадебного участка для нас, арийцев, великороссов и потомков несгибаемых самураев! Не так-то уж мы и победили в этой войне.
Владимир на скрывал, открыто выражал свои взгляды. Был русский националист. Даже в социальных сетях так и именовал себя: Владимир Русский. Имел какие-то связи с движением скинхедов. Был волевым, решительным, сильным духом человеком. Тем более не укладывается в голове то, что произошло в дальнейшем… А может наоборот, стало прямым следствием всех его умонастроений и характера.
Здесь у нас неизбежно должен появиться ещё один фигурант. Назовём его Н. Н. Начальник нашего трамвайно-троллейбусного управления. Высокий, благообразный, интеллигентный мужчина, по словам, бывший депутат, естественно, неплохой оратор, привыкший выступать на публике. Речь его хорошо поставлена, изобилует обтекаемыми, гладкими, кажущимися исполненными высокого и обширного ума фразами. Такими, как: «Действия нашего подчинённого мы будем рассматривать прежде всего с точки зрения действующего российского законодательства, и они, несомненно, получат должную правовую оценку»…
С приходом нового начальника несколько лет назад в нашем загнивающем, тухлом, обанкротившемся трамвайном хозяйстве наметилось какое-то движение, какой-то прогресс. Стали выплачиваться долги… не знаю, кому. Бюджету, наверное, энергетикам. Хотя ведь муниципальное предприятие ТТУ и содержится за счёт бюджета. Занимается, по словам того же Н. Н., социальными перевозками. То есть наши пассажиры в основном – бабушки, пенсионеры с кошёлками и проездными, совершающие планомерные марш-броски на «броне» наших вагонов от рынка до магазина «Ветеран», где подешевле, и обратно. И всё в таком роде, и так по несколько раз на дню… И откуда долги? Мы же не какое-то самоокупаемое, коммерческое ООО или ЗАО.
…Меняются рельсы, на месте старого прокладывается новое полотно. Закупаются, за счёт города или даже края конечно, новые суперсовременные трамваи. Не вагоны, а загляденье! Особенно с нашими рыжеволосыми, белокурыми, русыми и тёмненькими красотками-вагоновожатыми за управлением, которые смотрятся со стороны, с улицы как молоденькие или отмеченные зрелой грацией и очарованием августейшие особы на престоле!
Единственное, в чём нет абсолютно никакого сдвига за эти годы – так это в нищенской зарплате водителя трамвая. А ведь в советские годы, для примера, это была одна из самых высокооплачиваемых профессий! Новички получали по 200—250 рублей. Моя наставница рассказывала, как она 17-тилетней девчонкой принесла домой первую зарплату… чуть не в два раза больше, чем у мамы-бухгалтера с солидным стажем! А с 1—2-м классом заработок доходил до 400 рублей – как у заслуженных профессоров.
Видимо в те времена до власть предержащих доходило, что такой труд должен оплачиваться достойно. Нелёгкий труд: с очень ранними подъёмами или поздними приездами домой, если во вторую смену, с постоянными стрессами… а сравните дорожную обстановку тогда и сейчас, когда дороги просто запружены обилием разношёрстных иномарок! Сейчас, если работать как положено по графику, т. е. 4 дня в первую смену – выходной – 4 дня во вторую, с 3-им классом ты будешь получать 17—18 тыс. руб. Показал бы свои собственные расчётки, да не храню. Да ещё наказывают за всякую мелочь, штрафуют.
Ну что делать с такой зарплатой?! После того как выплатишь за квартиру, за кредиты, купишь необходимое, на остаток просто невозможно глядеть без слёз. Хочется взять, пойти да не мудрствуя лукаво пропить его к чёртовой матери! И не выйти на следующий день на работу и лишиться 100% премии, т. е. половины зарплаты. Или выйти… если не забракует медик… и с тяжёлой, похмельной головой трястись в кабине, глядя мутными глазами на орущий, ворчащий, возмущающийся вечно чем-то людской поток, вдавливаемый сам собой в готовое вот-вот срыгнуть брюхо трамвайного вагона…
А тут ещё эта задержка. Два месяца – шутка ли?
Н. Н. считал, что он облагодетельствовал бедных, несчастных работников городского трамвайного парка. С его же собственных слов я делаю такой вывод. То, что при нём деньги стали выплачиваться регулярно два раза в месяц – аванс и получка – ставил себе в великую, неоценённую никем заслугу! Ну подумаешь, один раз задержали… выискался, понимаешь ли, герой, поднял шумиху на весь город! И прокуратура заинтересовалась, и общественность…
Уязвлённое самолюбие – страшная вещь и ведёт порой к непредсказуемым последствиям.
Началась война. Не на жизнь, а на смерть. Как оказалось, в прямом смысле. Столкнулись две личности нерядового масштаба, два характера, две воли. И никто не хотел уступать.
Вот краткая хроника военных действий. Насколько она мне известна: ведь я стоял, как и большинство работников наших, в сторонке и знаю обо всём только понаслышке.
Суд оштрафовал Владимира за незаконную забастовку на 10 тыс. рублей.
Он выступает в прессе с серией разоблачительных статей. Я тоже подписывался, придя на смену на вокзал, под какой-то из них. Речь в них шла, в основном, об ужасных условиях труда и не менее ужасном техническом состоянии большинства единиц подвижного состава. О придирках и штрафах. О злоупотреблениях, нарушениях прав работников и даже каких-то финансовых махинациях руководства ТТУ.
Смело, честно, почти сплошь конструктивно… Но по-моему, не у одного меня складывалось впечатление, что Владимир малость перегибает палку. Многое из этого сора можно было бы и оставить в нашей и впрямь неказистой избе, не выносить на широкий суд публики. Многие говорили: Вова, остановись! Но куда там! Как говорится, нашла коса на камень.
В чём цель этих выпадов, этого демарша? Чтобы сняли Н. Н. с должности? Ну поставят другого… лучше ли?
Никогда, никогда не примет близко к сердцу интересы простых работяг человек, проводящий свои «трудовые будни» в просторном светлом кабинете, у которого интеллигентная обаятельная секретарша и дорогая машина, благополучная семья и который никогда всерьёз не задумывался о хлебе насущном! Во-всяком случае, эта проблема никогда не хватала его грубо за горло! И каждый из нас, окажись он вдруг по ту сторону начальственного порога, точно так же адаптируется и «хамелеонизируется» и воспримет тот же начальственный подход! Чистой воды психология. Как говорится, бытие определяет сознание… Ну да, желательно, чтобы раб был сыт, здоров, имел подстилку для ночлега, не роптал… но не будешь же ты всерьёз держать их за равных себе людей!
Поэтому повторяю ещё раз и никто меня не разубедит: всё начальство, за незначительными вариациями, один другого стоят! С другой стороны, верно и следующее: кто на что учился… А повод для классовой ненависти всегда найдётся.
Ну, ответный ход нашего высокопоставленного, по своим меркам, вельможи предсказуем и подл. Началась травля Владимира и его ближайшего сподвижника. С использованием своих хорошо натасканных… ой простите, вышколенных блюстителей – ревизоров по безопасности движения – и всего своего чиновничьего аппарата. Была дана команда пристально отслеживать малейшие отклонения неугодных сотрудников от должностной инструкции, правил технической эксплуатации, внутренних предписаний и т. д. Именно на них заострить внимание!
Владимир не был ни пьяницей, ни разгильдяем, ни прогульщиком, это любой подтвердит. Дисциплинированный, грамотный, толковый, высококлассный водитель с 17-тилетним стажем. По справедливости, да больше половины из нас надо бы поувольнять, прежде чем до него добраться, если вы уж так якобы заботитесь о чистоте рядов!..
…По каким-то своим делам я приехал в депо, на территории которого находится управление. Допотопная вертушка на второй проходной. Потом её убрали вовсе.
Декабрь, но солнечно, сравнительно тепло. Зима, со всеми её передрягами, особенно для трамвайщиков, вся ещё впереди!
Вижу, как Владимир выходит из ворот, куда загоняют трамваи на осмотр и ремонт. Скромная куртка тёмного цвета, неизменная кепка. Собранный, спокойный.
– Ну вот, Дима, представь себе, уволили меня! – рукопожатие его было крепким, дружелюбным, как всегда. На лице никаких следов паники; он не был обескуражен, растерян – во всяком случае, никакие внешние признаки этого не выдавали.
Как раз и рыженькая зазноба моя подошла, зябко поводя плечиками – слишком легко одета.
– Пррывет!
Вокруг почти никого. Кто-то из водителей вышел из бригадной, встал, закурив, неподалёку. Тётенька-кондуктор на скамейке в курилке с пакетиком семок; юркий воробей, косясь воровским взглядом, егозит у её ног. Из-за забора доносится стук трамвайных колёс, шум моторов авто; беззвучно чуть покачиваются синеватые лапы елей… Это взмахи рук невидимого дирижёра, сплетающего мелодию дня – безмятежное лазурное адажио… в которое уже врываются тревожные и трагические нотки моцартовской «Лакримозы»… Ну или «Лунной сонаты»… Хотя вру, никакого ощущения приближающейся катастрофы не было, ничто её, как говорится, не предвещало… так уж явно.
Владимир ещё раз поделился своей новостью.
– Как уволили??
Видно, что и вправду удивлена, поражена неприятно – но в какой степени, трудно угадать.
– Ну вот так. За «неисполнение служебных обязанностей», такая формулировка. Не справляюсь с обязанностями водителя… Столько лет справлялся, а тут вот оказывается не справляюсь!..
Он иронически улыбается, но в голосе слышна горечь… да и странно, если б было иначе!
– Я пока на больничном, так что имею право никаких объяснений не давать и не ознакамливаться с приказом. Да и увольнение по этой же причине не имеет законной силы, – он развёл руками, как бы показывая всю вздорность и сфабрикованность этого инцидента, – Как выйду с больничного, явлюсь с адвокатом. Так что у кого есть желание помочь финансово, на адвоката, буду признателен!.. Если что, буду восстанавливаться через суд. Посмотрим ещё, кто окажется прав!
Апассионарий-бунтарь, он даже не сомневался в благополучном исходе дела… Я чувствую себя подавленным; какие бы то ни было слова утешения кажутся глупыми. Ведь он старался не только для себя, но для общей пользы, а теперь фактически остался один. Стараюсь поддержать, высказать свою солидарность… Совесть подсказывает, что я должен быть рядом с ним на этой баррикаде!.. Но моя «прекрасная полячка» – ну панночка, из-за которой Андрий предал отца, Тараса Бульбу, и отчизну – вот она, стоит рядом, меня даже как будто и не замечая! Просто расточительно даря небо и смех…
В данный момент-то, конечно, не до смеха… Да и не только ведь в ней причина, что я не пошёл с этим человеком героической судьбы до конца. Жизненные обстоятельства.
Мы разговариваем ещё какое-то время. Попрощавшись вскоре, Владимир уходит. Я смотрю ему вслед. Это был последний раз, когда я видел его живым. Мы так и не успели стать друзьями.
Через несколько месяцев его не стало. Выпрыгнул из окна своей квартиры на 5-м этаже.
Был суд, но увольнение признали правомерным.
Не будем спорить, мог ли он найти работу с такой статьёй в трудовой книжке или нет. Абы какую – возможно. Но учитывайте, что человек полжизни отдал этой профессии и ничего другого, по сути, не умел. Да и, я уверен, любил её! И мне она нравится… Нравилась.
Незадолго до этого, смирив свою гордость, Владимир приходил к начальнику управления, просил взять его обратно на работу. Вот здесь у Н. Н. был шанс проявить хоть какую-то толику человечности. Но по-видимому, он так и не смог переступить через свои амбиции. А то и торжествовал… преждевременно.
…Нет, я бы никогда такого не сделал, жутко высоты боюсь. Каким-нибудь другим способом – ещё куда ни шло, но так… Может быть, удар такой силы, что боли и почувствовать не успеешь, но вот эти несколько мгновений, пока летишь… Нет, даже представлять не хочу! Не знаю, в каком состоянии духа нужно пребывать для этого.
Но он решил так. Открыл окно и вышел из этой реальности в безграничную свободу, где нет ни дрязг, ни ненависти, ни пустословия, ни притворства. И тем самым поставил точку в этой затянувшейся распре, в своей неравной схватке с облечённым властью противником. На мой взгляд, победную точку! Жаль даже немного Н. Н. Ведь как ни отгораживайся крючкотворством, как ни уверяй себя в своей фактической или юридической правоте, что-то человеческое в нём всё-таки есть же. И несложно представить, как ему, словно булгаковскому Понтию Пилату, снится счастливый сон, что этой казни, то бишь, никакого самоубийства вовсе не было… что всё оказалось чистейшим недоразумением… но тем ужасней пробуждение к действительности!
Владимир частенько присылал мне в «одноклассниках» какие-то ссылки. Я их никогда не открывал почему-то. Нет, открывал как-то, но видеоролики оказались слишком длинными. Да и какой-то фанатизм в них чувствовался. Идеи национализма, по-моему, изжили себя. Другое надо. В-общем, отложил просмотр на потом… Теперь уже поздно. От этого адресата больше никогда, никогда и ничего не придёт.
И такое ощущение, будто он, разочаровавшись в том, на чью поддержку надеялся, заблокировал все контакты, прервал общение. И уже ничего не объяснить, не загладить, не искупить. Не повернуть вспять.
Сплошная каша, какой-то сумбур в голове. И из всех мыслей самая глупая всплывает на поверхность: интересно, он снял очки перед этим – или они упали вместе с ним и разбились об асфальт?.. Осколки жизни, разбитой вдребезги, в кровь…
Тут в газете «х… вести» натолкнулся на заметку, в которой говорится, что Владимир Н. протестовал против… двухдневной задержки зарплаты!.. Господи, каким же надо быть идиотом, чтоб такое написать!
Молитва
Смотри, какая-то лазурнокрылая бабочка так смешно всё кружит и кружит под потолком поднебесья, как будто описывает замысловатые перипетии нашей жизни, наших отношений. Да нет, какая бабочка в феврале!..
Мысли о тебе рассыпаются кроваво-красными кораллами по покрывалу утренних сумерек… Мы не виделись почти год. Ну разве что по интернету. Тогда, в декабре – помнишь, как занимались сексом по видео? И смешно, и грустно, и трогательно…
Я складываю дни в стопочку – довольно объёмистая уже получается! Каждый белоснежен. На каждом светится твоё имя, обрамлённое беспорядочным узором сорочьих лапок на снегу. Сегодня выходной – время выйти из себя и из рутинных дел и, покончив с холостяцкой яичницей, прочитать молитву… тебе, моему рыжеволосому ангелу, моему божеству.
Люди как снег: тают за окном, в глазах. Я закрываю их и вижу тебя голую. Когда я склоняюсь меж твоих широко разведённых бёдер – это ночь становится днём, а день – ночью… а сквозь серебряный туман стыдливости полыхают красные розы безумной надежды и любви.
Да, пусть многим ты давала ласкать свои нежные губки; вставала на колени и выставляла попу, демонстируя свои потаённые дырочки… но у нас с тобой было что-то особенное. Что-то, что остаётся на руках, если подержать ими ребёнка. Или прикоснуться к старой фотографии.
Магическая пыль, пыльца жизни.
Мы могли бы изучать друг друга, как старинные письмена и пиктограммы. Это целая огромная область неисследованной тайны. Мы могли бы пригубить друг друга, как новый, едва зарождающийся день, который льётся в окно серой водой рассвета.
Я, конечно, нечто большее, чем какой-то тип, зацикленный на рыжей Н… Но и это большее каким-то образом звучит тобой и отзывается в тебе. Я не верю древним мифам – я верю своей древней душе, которая была и будет всегда. Потому что она ведь равнозначна миру.