– И куда я на этот раз попала? – спросила она.
– В Спирари – на секретную базу Дворников, – ответила Аниша.
– В Гренландии мы, – улыбаясь, добавил брюнет. – В самой «гриинистой» её части. Потом прогуляемся по окрестностям – ух, красотища! Ещё в твоё время почти все ледники растаяли, но природу так легко не возьмёшь. Сейчас наш остров прекраснее прежнего. А меня Константином зовут, кстати.
– Я тебя видела, – сказала Марина, пропуская мимо ушей болтовню о красотах мира. – Во сне. Ты играл с детьми в… в…
– В Дворников? Да. Было дело. Увы, забрать всех своих воспитанников мы не успели… – Он погрустнел, поник.
Рядом вздохнула Аниша.
– М-да. Хорошо же ты спряталась. Еле нашли.
– Но… – Марина удивлённо развела руками. – Я ничего не делала. В смысле не скрывалась от вас, я даже не знала о вашем существовании.
– Я понимаю. Просто мы вообще не были уверены, что найдём тебя и что есть смысл искать… Но думали, ты проявишься на территории бывшего Наукограда, а не Кока. Андрей ведь нашёл тебя в Наукограде?
– Андрей? Ах, его так звали… Он спас меня, а сам погиб. Его Мартин Брут застрелил! И отца он убил тоже.
– Да… Логично было предположить, что ты сместишься только во времени. Но, видимо, так боялась Брута, что сдвинулась ещё и в пространстве. Мы этого не учли. Вернее, не сразу сообразили, что возможен и такой вариант.
– Я вас не понимаю.
– Это нестрашно. Со временем во всём разберёшься.
Стукнула дверь. В комнату вошёл новый человек – мужчина в серых штанах, таком же гольфе и зелёной жилетке из искусственной кожи. Крупный, словно гора, бородатый, с заметной сединой в волосах, он кивнул на Марину.
– Значит, это она. Леди Гамильтон? Дочка профессора?
Под пристальным взглядом незнакомца, что рассматривал её, будто диковинную зверушку, Марине стало неуютно. Она вся подобралась и гордо ответила:
– Да! Мой отец создал этот мир и погиб из-за него. О, если бы он увидел, чем всё закончилось.
– Не исключено, что всё ещё можно исправить, – сказал бородач, усаживаясь на деревянный табурет напротив Марины. – Мы нашли тебя, а значит, градиенты вероятности не соврали, и нельзя утверждать, что твой отец жил и погиб напрасно. Можешь звать меня дядя Иван.
– Очень приятно. Кто, вы сказали, не соврал?
– Ярослава тебе совсем ничего не объясняла?
– Н-нет, только обмолвилась в самом конце, что однажды меня спасут Дворники, или что-то в таком духе.
– Ярослава, похоже, вообще не узнала в ней Дворника, – вмешалась в разговор Аниша. – Во всяком случае, она не попыталась с нами связаться и рассказать о Марине. А мы… ну ты знаешь.
– Не каждый потенциальный Дворник распознает второго такого же – потенциального.
– Говорил я: надо инициировать Яру, – возмутился Константин.
Дядя Иван фыркнул.
– Инициируй её, ага. Чтобы она сразу же сдала нас своему Руслану ненаглядному. Может, именно этого и выжидала. Сами говорили, что она сидела на двух стульях.
– Она любила, – тихо сказала Аниша.
Бородатый презрительно повёл бровью.
– Дядя Иван, ты её совсем не знал, – добавил Константин.
– Так она и правда… погибла? – робко спросила Марина.
Константин кивнул.
– Мы опоздали. Когда поняли, что тебя нет в пределах бывшего Наукограда, стали опрашивать информаторов в посёлках. А это не так-то просто: в любой миг мы к ним заявиться не можем. В общем, до Ярославы поздно добрались. Мерзавец застрелил её в саду. И там же в ячейке обнаружили твой след. И красный вектор – сигнал об угрожающей тебе опасности. Бросились вдогонку, еле успели.
– Да, – буркнул дядя Иван. – О том, что Либертию ликвидируют, она нам тоже не сообщила. Ладно, пойду посмотрю, что изменилось там благодаря нашей находке.
Он многозначительно посмотрел на Марину, встал и вышел. Аниша с Константином пошли за ним.
– Где изменилось? – крикнула им вслед «находка». – Из-за меня? И что значит – «ликвидируют Либертию»?
Но ей никто не ответил.
Ярославу решили похоронить как Дворника. Никто не возражал, даже дядя Иван. Он вообще куда-то пропал.
– Ты когда-нибудь видела радугу, в которую уходят Дворники? – спросил Константин. – Она совсем не похожа на те, что мы убираем. Необычайно прекрасна и чиста.
Константин стоял у самой кромки воды и смотрел вдаль, туда, где неторопливый океан сливался с небом. Плащ парня – сегодня не зелёный, а иссиня-чёрный, бархатный – развевался на ветру. За его спиной тропинка уводила к базе Дворников.
Удивительный это был городок – пещерный. Десятки маленьких домиков, отлично обустроенных изнутри, спрятаны под землёй и окружены термальными источниками, благодаря которым в Спирари тепло и зелено, кусты и деревья растут на «крышах», ещё сильнее маскируя жилища Дворников. Вернее, – объяснил Марине Константин, – раньше маскировали, первые тридцать шесть лет. А на тридцать седьмом молодое поколение Дворников сделало рывок в работе с физическим вакуумом. Именно тогда начались перемещения не только в пространстве, но и во времени. И тогда же над Спирари возвели барьер – невидимый, неощутимый, действующий исключительно на уровне психики. Пройти сквозь него под силу лишь Дворникам, остальные не могут даже приблизиться к их секретной базе. Однако пещерные домики всё равно сохранились: на барьер надейся, но и сам не плошай.
– Ты хоть радуги-то видела? – спросил Дворник, выводя из раздумий.
Марина хотела ответить что-то о дождях и прочих природных явлениях, но прикусила язык. Понимала: не о том Костя спрашивает. Так же, как и Яра, задавая вопрос о Дворниках, имела в виду вовсе не подметальщиков улиц.
– Не знаю, о чём ты… – осторожно начала она. – И всё же кое-что понимаю. Я видела грязь вокруг некоторых людей. Не обычную, а такую, что словно из самой души идёт. Как туман окутывает человека. Вы ведь именно её и чистите, да? Её называете радугой?
– Если вкратце, то да. Постепенно ты всё узнаешь. А сейчас нам пора. – Он кивнул, указывая за её спину.
Марина обернулась и увидела похоронную процессию.
Группа взрослых, несколько подростков шли полукругом. Впереди четверо мужчин несли широкие носилки, на которых лежала Ярослава. Белая туника, нежно-кремовые розы вместо простыни и зелёный вьюнок, что оплёл тело, руки и лёг короной на чело. Миндалеглазая брюнетка казалась заснувшей нимфой.
Дворники опустили носилки на мягкую весеннюю траву, стали вокруг них, скрестили мётлы над головами. Марина наблюдала со стороны. И вдруг увидела. С кончиков мётел заструился аквамариновый свет. Сначала совсем слабый, словно мерцающая ниточка, затем – всё сильнее, ярче, и вот уже на землю стекают изумрудные ленты света. А затем – мгновенная вспышка. Пожар, в котором смешались все оттенки зелёного, скрыл на долгую минуту и Дворников, и носилки с Ярославой, а потом так же стремительно исчез. И ложе опустело. Лишь вьюнок остался да одна роза. Бутон нераскрывшийся.
Ярослава ушла в Пустоту навеки.
Дворники опустили мётлы, склонили головы. Марина тоже слегка поклонилась и вдруг услышала музыку. Будто зазвенели сотни серебряных колокольчиков и вплёлся в их пение нежный женский голос. Марина осторожно глянула на Дворников. Они беззвучно подпевали. Никто не плакал. То ли потому, что мало знали Ярославу, то ли оттого, что здесь не принято лить слёзы.
Спустя несколько минут музыка стихла, и Дворники разорвали круг. Кто-то сразу ушёл домой, кто-то ещё стоял неподвижно у носилок с одиноким кремовым бутоном.
Дядя Иван на похоронах не был. Вернее, поспел как раз к концу церемонии. И вовсе не потому, что не любил Ярославу и никогда ей не верил. Просто нашлось у него дело поважнее. Очень уж обрадовались сестричка с братиком – Аниша с Костиком – своей находке. Ещё бы! Столько искали ключ к спасению, и вот он – в их руках. Юнцы! Не то чтобы сам Иван не верил в удачу, но он предпочитал убедиться во всём лично. А потому сразу после знакомства с Мариной отправился в путь, на шестьдесят лет вперёд. Не раз и не два ныряли они в будущее проверить, есть толк от их чисток? И всякий раз видели одну и ту же картину – Совет играет в экспериментальные посёлки, Дворники прячутся в Спирари и упорно метут за «светлыми строителями» грязь.
Андрей – отчаянный безумец – верил в другой путь. Пожалуй, единственный, кто воспринял всерьёз старые записи Сэлы, основательницы города Надежды. Она, конечно, была великой и мудрой женщиной, но… мало ли что кому привидится?
Впрочем, как минимум в одном Андрей оказался прав: дочка Гамильтона выжила. А станет ли она ключом к спасению…
– Дядя Иван! – Костик подкрался незаметно, заставив вздрогнуть. – Ты вернулся! И как там? Что увидел? Есть изменения?
Дворник медленно кивнул.
Перед глазами у него встали полузасыпанные, поросшие травой и кустарниками входы в пещеры, сломанные табуреты, заброшенная посуда, сгнившие кровати, холодный ветер в когда-то жилых стенах и выводок волчат на старом шерстяном пледе.
Перед глазами у него встали полузасыпанные, поросшие травой и кустарниками входы в пещеры, сломанные табуреты, заброшенная посуда, сгнившие кровати, холодный ветер в когда-то жилых стенах и выводок волчат на старом шерстяном пледе.
– Давай же, не тяни. – Костик аж подпрыгивал на месте. – Что изменилось?
– Посёлки, – дядя Иван прокашлялся, горло вдруг охрипло, – посёлки экспериментальные на месте. Потомки Лорда продолжают играть в богов. Только Спирари… Его нет. Совсем нет, разрушен до основания. И следов Дворников в том мире я не обнаружил. Сутки искал. Нет там нашего брата.
Костик спал с лица. Кажется, он даже дышать перестал.
– Но как же так. Марина… Мы зря её искали? Всё напрасно?
– Может, и не всё. Мы нашли ключ, но не подумали, что к нему необходим ещё и замок. Вот что, – Дворник достал из походной сумки тонкую металлическую пластину, – дай-ка ей это. Вдруг сама подскажет, для чего она здесь?
Марина с Костей прогулялись немного у самой кромки воды, затем свернули к базе Дворников. Константин шёл молча. Обычно улыбчивый, сейчас беспрерывно хмурился, морщил лоб. И бледный какой-то. Переживает из-за Ярославы? Марина уже выяснила, что парню семнадцать лет, а его сестре Анише двадцать семь. Но внешне оба выглядели года на двадцать четыре – двадцать пять. И Костя вовсе не был похож на семнадцатилетних детей, которых она встречала в Коке и Наукограде.
Тропинка вывела их прочь от базы, к длинным полуразрушенным строениям, за которыми начинался пустырь, поросший красноватой травой.
– Мои друзья не любят это место, слишком от него веет погибшей цивилизацией. А мне нравится приходить сюда, напомнить самому себе простую истину – ничто не вечно.
Марина кивнула.
– Это ведь Нуук, верно? Город Доброй Надежды?
– Да. Сэла дала ему новое имя. Сэла вообще многое дала нам, Дворникам. Потрясающая была женщина.
Марина едва заметно поморщилась. Помнила она, что с этой «потрясающей» остался её сын.
– Знаю, вас кое-что связывало, – словно прочитав мысли, сказал Костя. – И, думаю, ты должна это увидеть.
Он протянул ей серую, потёртую от времени металлическую пластину с двумя проводками по бокам. Марина покрутила её в руках.
– Было у меня когда-то нечто подобное. Неужели это…
– Гипнодневник Сэлы Фристэн. Ты должна знать нашу историю.
Дневник Сэлы«…Резкий запах ударил в нос. Сэла не удержалась, чихнула, открыла глаза.
– Очнулась, слава богу. – Ксения убрала флакончик от лица подруги.
– Это я виноват, – признал Давид. – Очень натурально падение имитировал. Прошу извинить, но иначе нельзя было.
Сэла огляделась. Она по-прежнему сидела в кресле трансформа. Рядом, за штурвалом – Давид, рука аккуратно забинтована. Позади – смущённый Алекс вытирает салфеткой какие-то подозрительные пятна со штанин.
– Если здесь всё в порядке, пойду взгляну, как Рой и дети себя чувствуют – Полёва застегнула сумку с походной аптечкой, повернулась к пассажирскому салону.
– Готов спорить: они даже не заметили моего кульбита, – бросил вдогонку Борн. – У них там гироскопы с противоперегрузочной системой. Машинка очень умно сконструирована.
– Я так испугалась, – вздохнула Сэла. – Первый раз в жизни в обморок брякнулась. Когда всё вокруг кувырком полетело, а потом – волны в лицо, уже решила…
И запнулась. За иллюминаторами трансформа клубилась зеленоватая муть. Лучи прожекторов пробивали её едва на десяток метров.
– А мы где? Нас всё-таки сбили?!
– Можно и так сказать, – кивнул Давид. – Во всяком случае, надеюсь, что в Наукограде поверили в нашу гибель. Я специально в сторону моря полетел. Над полуостровом в два счёта бы перехватили. У нас ведь никакого вооружения на борту, а у ловцов и ракеты, и крупнокалиберные пулемёты на трансформах установлены. Единственный шанс – что нас сразу после взлёта «собьют». Эта птичка ведь не только летает, но и ныряет отменно.
– В нас не попали?
– Чуть-чуть. Дырки в крыле трансформу нестрашны. Главное, в магнитогенератор Корсан промазал, и в пассажирский салон, хоть стрелок он первоклассный. А на то, что у него обойма для ночной стрельбы заряжена, я даже не рассчитывал. Повезло. Красиво упасть получилось.
Сэла улыбнулась. Она-то знала: дело не в везении. Огней услышал её беззвучный ответ: «Люблю. И всегда буду любить!» Нет, не напрасно она боролась за него, верила, чистила грязь. Огней нашёл тот единственный шаг навстречу, который ещё оставался. И решился его сделать. Ради неё. Ради сына. Ради всех.
– А ещё больше нам повезло, что Николай подоспел, – продолжал рассуждать Давид. – Иначе его братец нас бы не выпустил. И главное, ты так ловко придумала отвлечь Корсана. А я сплоховал, реакции не хватило. Только хуже сделал. Положил бы он нас всех за милую душу, как обдолбов во время зачистки.
Сэла удивлённо повернулась к пилоту.
– Я отвлекала Огнея? Когда?
– Как же? Ты на стену смотрела так, словно там чучело Мартина Брута висит.
Томински хихикнул из-за спины.
– Я не на стену… – Сэла запнулась.
Как объяснить видение, возникшее перед глазами всего на минуту? Лазорево-синий вектор горел над первым лабораторным корпусом, над крылом, где располагались квантовые физики. Он был настолько ярким и огромным, что просвечивал сквозь стену ангара. И глубоко-глубоко в его синеве мерцала картина.
Она видела Кок. Но совсем не таким, каким знала мегаполис. На месте бетонных лабиринтов – уютные домики, разбросанные между деревьями, будто разноцветные валуны. Прозрачные башенки тянутся к небу золотистыми шпилями. Между ними – едва заметные в высокой траве тропинки, посыпанные мягким песком. Бесшумные, чистые, круглые и плоские, как блюдца, машины скользят над травой. Другие – огромные, похожие на китов – плывут под самыми облаками. А ещё выше – невидимый купол, окутывающий планету, защищающий от любой опасности. Всех людей.
В центре картины стояла оплетённая вьюнком беседка. Колокольчики на стеблях светились, словно сотня крошечных фонариков, источали еле уловимый пряный аромат. К беседке спешили двое – прямиком по траве, босые. Статная синеглазая девушка в правой руке сжимала рукоять метёлки, а левой тянула за собой темноволосого юношу с детским взглядом карих глаз и с книгой под мышкой. На ней был лёгкий бирюзовый сарафан, на нём – светлые брюки и рубашка. Девушка улыбалась счастливо, слушая, как её спутник декламирует:
Сэла не могла рассказать об этом друзьям, она сама не понимала, что увидела. Неслучившуюся реальность? Неужели и такое настоящее было возможно?! Что и когда следовало изменить в человеческой истории, чтобы оно наступило? И кто мог её изменить?…»
Марина сняла с висков датчики – крохотные присоски, щупальца гипнодневника, что висят по его бокам и противно щекочут каждый раз, когда подключаешься к чьим-то воспоминаниям. Или отключаешься от них. Сейчас к щекотке добавился ещё и приступ тошноты.
В видении Сэлы Марина узнала и себя, и Дина. Сомнения не было: этот брюнет в белом – её возлюбленный, отец её ребёнка, хотя и сам на себя не похожий. Не хромает, не сутулится, не пахнет трёхдневным потом. В общем, выглядит именно таким, каким Марина его всегда и видела. Вот только откуда Сэле знать об их с Дином любви? Если от Огнея, то в видении был бы не красавец мужчина, а обдолб, помноженный на десять. А может, Фристэн так себе представляла отца ребёнка, которому назвалась матерью?
Эх, Сэла, Сэла, сероглазая бестия. Пролезла в Наукоград перед самой катастрофой, женила на себе Огнея – Огнея! Чистоплюя, который внешнемировцев и за людей не считал! – да ещё и стала матерью для её сына. А она в это время сидела в клетке, словно обезьяна. Теперь сомнений не осталось: она всё увидела глазами Сэлы, полночи просидела, изучая потерянные полтора года. Именно сероглазая спасла жизнь её будущему ребёнку, догадавшись, что плод подключён к ноосфере. Марина понимала, что ей нужно благодарить Сэлу, но вместо этого ещё сильней прорезалась обида – из-за утраченной жизни. Это она, Марина Гамильтон, должна была жить в Наукограде, растить сына и бок о бок с отцом искать выход из мировой катастрофы. Она, а не приблуда из внешнего мира.
Несмотря на поздний час, спать не хотелось. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, Марина принялась рассматривать жильё. Комнатку Аниша с Костей ей выделили небольшую, но уютную. Потолок и стены замазаны светлой глиной, слева от входа стоит маленькая софа с пухлым матрацем, набитым соломой, напротив – столик с зеркалом, над ним – горшок с вьюнком, чьи ветви расползлись по всей комнате. Пол выложен берёзовыми досками, из них же сделана лесенка, которая, поднимаясь, выводила в причудливый изогнутый коридор, тот, в свою очередь, разветвлялся на комнаты.