— На радостях?! — Ян озадаченно потер подбородок. Конечно, его друг Шурик юморист и затейник, но «радость» — это, пожалуй, перебор даже для него.
— Кстати, за тобой должок, я врачу бутылочку «Хеннесси» из собственных запасов выделил, да еще и соврал, что это от тебя, чтобы человек не думал, что ты жмот и хамло неблагодарное. Он тебе и лечение прописал, массажиста хотел хорошего посоветовать.
— Массажиста, — Ян криво усмехнулся. — Шурик, где ты видел, чтобы опухоль головного мозга вылечивалась массажем?
— А у кого опухоль? — Шурик испуганно выпучил глаза.
— У меня, дорогой. У меня.
— У тебя?! Господи, а что же ты молчал?! Когда узнал-то?
— Вот тогда и узнал, на компьютерном обследовании, — сказал Ян зло. — Слушай, Шурик, кончай дурака валять. Мне, понимаешь ли, не до смеха.
— Это на том самом обследовании или на каком-нибудь другом? — переспросил друг.
— На том самом.
— Так откуда ты знаешь? Ты же даже к доктору не зашел, сразу слинял куда-то.
— А что заходить, когда и так все ясно?
— Что тебе ясно?
— Что у меня опухоль мозга, и жить мне осталось совсем ничего.
— Кто сказал?
— Да врач твой!
— Подожди, — Шурик потряс головой, — а как он тебе мог это сказать, если ты к нему не заходил?
— Он не мне сказал, а коллеге своему.
— Что?
— Что у меня опухоль со всеми вытекающими. Все, Шурик, кончай этот балаган!
Друг повел себя как-то совсем уж неадекватно: похлопал Яна по плечу и, давясь хохотом, замычал что-то нечленораздельное.
— Очень весело, — Ян поморщился, отошел к окну. — А еще лучший друг…
— Значит, ты бросил все к хренам, когда решил, что у тебя опухоль мозга?! — не унимался друг.
— Я не решил, я знаю, — буркнул Ян. — А ты мог бы проявить хоть немного уважения к чужой беде.
— Знаешь что, Немиров, с сегодняшнего дня ты должен называть меня не иначе как крестной феей.
— Пошла в жопу, крестная фея!
— Дурак, — сказал друг неожиданно серьезно. — Нет у тебя никакой опухоли! Не знаю, что ты там подслушал в клинике, только речь, сто пудов, шла не о тебе! У тебя не опухоль, дурачина! У тебя самый обыкновенный остеохондроз! Физиопроцедуры и массаж — вот что тебе нужно, а ты уже о вечном думаешь.
— Остеохондроз?.. — Комната вдруг закачалась и поплыла. Чтобы удержаться на ногах, пришлось схватиться за стену.
— Ну да! Я собственными глазами видел результаты твоего обследования. — Шурик дружески ткнул его в бок, и этот легкий тычок едва не выбил у Яна почву из-под ног.
— А опухоль?
Друг развел руками:
— Похоже, какому-то другому парню повезло меньше, чем тебе. Хотя и тебя счастливчиком не назовешь. Больше месяца жить с такими тараканами в голове! Я бы свихнулся.
— Я тоже чуть не свихнулся. — Ян вдруг решил, что на полу ему будет лучше, и аккуратно уселся у ног приятеля.
— Эй, Немиров, тебе плохо?! — Над ним склонилось испуганное лицо Шурика.
— Мне хорошо. — Он вяло улыбнулся. Оказывается, радость — это тоже стресс. Еще похлеще, чем горе. Ноги не держат, мозги не варят… — Ты точно не шутишь?
— Да ты что?! Кто ж станет шутить такими вещами?! Все с тобой в порядке. Так что собирайся, труба зовет. Хватит, наотдыхался.
— Подожди, — Ян потряс головой, — дай в себя прийти.
— Ну что ж я, садист какой? Что ж, не понимаю, в каком ты сейчас состоянии? А давай-ка, знаешь что, давай шандарахнем какого-нибудь французского пойла за твое второе рождение! У вас в Париже есть приличная забегаловка?
— Есть, — Ян рассеянно кивнул, — где-то точно есть.
— Ну, так что мы сидим? Вперед, обмывать новорожденного!
Обмывая свое второе рождение, Ян напился. И не напился даже, а упился. Легко потерять чувство меры, когда вновь обретаешь надежду, когда когорта живых готова раскрыть тебе, еще вчера бывшему ходячим мертвецом, свои объятья, когда больше нет необходимости вести обратный отсчет и с содроганием смотреть на календарь, когда смертный приговор заменен на амнистию, когда водку тебе наливает лучший друг и крестная фея в одном флаконе…
Кажется, упившись, он уснул, и сон ему снился какой-то обрывочный и заполошный: индус-таксист, лопочущий что-то на ломаном английском, огромное здание из стекла и бетона, самолет, сосредоточенное и от этого вдвойне хорошенькое личико стюардессы и приглушенный голос Шурика: «Ну вот, Немиров, мы и дома…»
* * *Это был очень плодотворный день, Тина возлагала на него большие надежды. Мадам Роза, с которой она чисто по-женски поделилась их с Яном бедой, со свойственным ей неистребимым оптимизмом заявила, что отчаиваться рано, что в тридцати километрах от Парижа живет одна целительница, способная излечивать даже рак. Тина решилась ехать. Для этого пришлось соврать Яну, что у них с мадам Розой на целый день запланирован шопинг. Ян поверил. Дурачок, как будто она способна думать о каких-то шмотках, когда он болен.
Тине повезло, целительница пообещала помочь. Осталось уговорить Яна. Она уговорит, обязательно. Она же его жена…
Яна в гостинице не оказалось, наверное, решил прогуляться. Теперь он достаточно хорошо знал Монмартр, чтобы не заблудиться в одиночку. Это даже неплохо, что его нет — будет время все как следует обдумать и подобрать нужные слова.
День клонился к вечеру, а муж все не возвращался. Тина забила тревогу, когда на Париж опустилась ночь. Ян не мог гулять так долго. В последние дни они вообще не расставались больше чем на полчаса. Вот только сегодня…
В душе вдруг стало холодно и пусто от страшной догадки. Ян ушел. Может быть, почувствовал себя хуже, может быть, решил, что уже пора. И она сама позволила ему уйти, своим долгим отсутствием развязала ему руки.
Как он мог?! Как он только посмел бросить ее одну?! Особенно сейчас, когда появилась надежда…
И даже не попрощался, не забрал свои вещи. Долгие проводы — долгие слезы. Он ушел, а ей остались слезы и хрупкая надежда, что он передумает и вернется, позволит ей остаться с ним до конца.
Они же муж и жена! Они клятву давали! И в горе, и в радости… а он ушел.
Это была самая долгая ночь в ее жизни. Ночь подпитывалась отчаянием и надеждой. Много отчаяния, мало надежды…
Тина не сомкнула глаз, ждала, прислушивалась, боялась уснуть.
Утром в дверь постучали.
Вернулся! Понял, что без него она пропадет, и вернулся!
…На пороге стоял дядя Вася.
— Здравствуй, девочка, насилу тебя нашел, — сказал он будничным тоном, точно она не сбежала полтора месяца назад, а не виделись они всего пару дней.
Тина попятилась, пропуская дядю Васю в комнату.
— Славно тут у тебя, — он одобрительно покачал головой, а потом спросил: — Не надоело еще бездельничать?
Она равнодушно пожала плечами: после того как Ян ушел, ее уже ничто не волновало.
— Ну, тогда собирайся! Погуляла, и хватит.
— Куда собираться?
— Домой.
— У меня нет дома. — Да, у нее нет дома, а еще ее муж ушел, чтобы она не видела, как он будет умирать…
— У тебя есть дом, — сказал дядя Вася мягко, — и этому дому нужна хозяйка.
— Вы о поместье? Думаю, Амалия и Серафим прекрасно справятся без меня. Кстати, если вы не в курсе, я там нежеланная гостья. Мои новые родственники ясно дали понять, что мне нечего делать на их территории.
— Нет, девочка, это ты не в курсе. Поместье — это твоя, а не их территория.
Тина тряхнула головой — по большому счету, ей все равно, Ян ушел, и все остальное утратило смысл.
— Твой отец оставил все свое состояние тебе, — сказал дядя Вася. — Ну, за исключением кое-каких мелочей. Ты должна вступить в права наследования не позднее завтрашнего дня. В противном случае все перейдет твоим, как ты изволила выразиться, родственникам.
— Почему? — она задала этот вопрос не потому, что было так уж интересно. Скорее по инерции.
— Так решил твой отец. По условию завещания ты должна заявить о своих правах на наследство не позднее сорокового дня с момента его смерти. Клементина, у нас осталось очень мало времени, нужно лететь!
— Я никуда не полечу, — она скрестила руки на груди.
— Хочешь, чтобы все досталось этим дегенератам: Амалии и Серафиму?
— Мне все равно.
— Зато мне не все равно, маленькая идиотка! — рявкнул дядя Вася так, что Тина испуганно вздрогнула. — Эти двое, — он брезгливо поморщился, — пустят все на ветер. Их не интересует фамильный бизнес.
— Меня тоже.
— Ты — другое дело. У тебя есть обязательства, ты его дочь!
— Дядя Вася, я замуж вышла, — сказала Тина, глядя прямо перед собой.
— Я знаю.
— Да, вы всегда все про меня знаете, — она кивнула. — А знаете, что мой муж смертельно болен, что вчера он от меня ушел? Не захотел, чтобы я оставалась с ним до конца.
— Соболезную, девочка.
— Я хочу его найти. — Она сжала кулаки. — Вы нашли меня, значит, сможете найти и его!
— Ты — другое дело. У тебя есть обязательства, ты его дочь!
— Дядя Вася, я замуж вышла, — сказала Тина, глядя прямо перед собой.
— Я знаю.
— Да, вы всегда все про меня знаете, — она кивнула. — А знаете, что мой муж смертельно болен, что вчера он от меня ушел? Не захотел, чтобы я оставалась с ним до конца.
— Соболезную, девочка.
— Я хочу его найти. — Она сжала кулаки. — Вы нашли меня, значит, сможете найти и его!
— Это было нелегко, мне понадобилось время.
— У меня нет времени! — Ногти больно впились в кожу. — Предлагаю сделку: я еду с вами, а вы находите моего мужа.
— Договорились, Клементина. Собирайся!
* * *Ян проснулся с адской головной болью. Что это с ним было? Что такое произошло?
Он точно помнил, что произошло что-то очень важное, но чертова боль не давала вспомнить, что именно.
— С возвращением, Немиров! — послышался над ухом знакомый голос. — Ну и горазд же ты пить, брат! Совсем распоясался в этом своем Париже.
Ян сжал ладонями виски, застонал.
— Что, головушка болит? — поинтересовался все тот же голос. — Ничего, старик, головная боль — это не самая большая плата за право родиться заново.
Родиться заново. Все, он вспомнил! У него нет опухоли, у него банальный остеохондроз! Слава тебе господи! Спасибо тебе, верный друг Шурик! У него еще целая жизнь впереди, а он до сих пор не рассказал об этом Тине…
Ян сел — в голове тут же бабахнула парочка разрывных снарядов. Ерунда, это похмелье, просто он вчера слишком много выпил. Тина, наверное, страшно злится. Удивительно, что до сих пор не принялась читать ему мораль. Наверное, пожалела.
Ян открыл глаза, моргнул от яркого электрического света. В поле зрения вплыло изрядно помятое, но довольно лыбящееся лицо.
— Ну привет! — сказало лицо.
— А где Тина? — Ян обвел взглядом комнату.
Черт! Черт!! Черт!!! Это не номер для новобрачных в гостинице мадам Розы, это… его московская квартира!
— Шурик! — заорал он. — Где Тина!
— Это ты о своей маленькой подружке?
— Это я о своей жене! Где она?!
Друг виновато развел руками.
— Извини, брат, про твою э… жену мы вчера как-то не подумали.
Ян в одну секунду забыл про головную боль, сил хватило на то, чтобы вскочить на ноги и схватить испуганного Шурика за шкирки.
— Ты хочешь сказать, что мы с тобой улетели в Москву, а Тина осталась в Париже?!
Тот растерянно кивнул. Чтобы не набить ему морду, Яну пришлось мобилизовать всю свою силу воли. Тина осталась совсем одна. Наверное, она там с ума сходит. Наверное, думает, что он ее бросил.
— Мне нужно возвращаться, — сказал он мрачно.
— Это невозможно. — Шурик опасливо покосился на его сжатые кулаки.
— Ты меня остановишь?! — спросил Ян с угрозой.
— Не я, — друг замотал башкой, — взгляни, что творится на улице.
Ян подошел к окну, отдернул штору и тихо застонал. За окном было настоящее светопреставление: деревья пригибало к земле порывами ветра чудовищной силы, по асфальту лились потоки воды.
— И так всю ночь, — прокомментировал ситуацию Шурик. — Так что придется подождать маленько.
— А я не могу ждать! — взвыл Ян. — Там моя жена, и она теперь думает, что я ее бросил. Вот скажи мне, — он уставился на друга ненавидящим взглядом, — какого хрена ты решил, что я хочу в Москву?!
— Я подумал…
— Да плевать, что ты подумал! Надо было не думать, а меня спросить!
— Прости, — Шурик покаянно опустил голову, — это я на радостях. Решил, что раз ты воскрес, то и в Париже тебе теперь делать нечего. Хотел сюрприз сделать…
— Сделал! Сюрприз удался!
— Я же не знал, что у тебя с той девчонкой…
— Она моя жена!
— Прости, я же не знал, что у тебя все так серьезно, думал, что это просто легкая предсмертная интрижка, — сказал Шурик и на всякий случай попятился. Правильно сделал, черт возьми. Чтобы не давать воли кулакам, Ян закрылся в ванной.
Холодный душ вернул ему способность соображать более или менее здраво. Ненастье наверняка не продлится слишком долго, разумнее переждать. А пока можно попробовать дозвониться до гостиницы мадам Розы. Да, у него нет номера ее телефона, но во Франции тоже есть справочная служба, а адрес гостиницы, к счастью, он помнит. Надо лишь найти человека, бойко разговаривающего по-французски.
Ян вышел из ванной, бросил совсем поникшему Шурику:
— Ты еще можешь искупить свою вину.
— Да? А как? — Друг встрепенулся. — Что мне нужно сделать, чтобы ты сменил гнев на милость?
— Найди мне переводчика с французского!
Шурик превзошел самого себя: на поиск и доставку переводчика ушло менее двух часов. Еще двадцать минут понадобилось, чтобы узнать номер отеля и выяснить что мадам Клементина совсем недавно, буквально только что, съехала из гостиницы. За ней зашел какой-то очень импозантный месье, и вуаля — Пташка улетела…
Вот так! Его Пташка не терзалась и не мучилась, она улетела с каким-то «очень импозантным месье» и даже не оставила ему, Яну, прощальной записки.
Он уже знал, что такое головная боль, а после звонка в Париж узнал, что такое боль сердечная, когда сердце превращается в осколок льда и вместо крови гонит по жилам смертельный холод. От холода этого сводит челюсть и больно дышать.
А «очень импозантный месье» — это скорее всего тот самый Пилат, которым Тина бредила по ночам. Первая любовь или что-то вроде того. Она попыталась спастись от любви бегством, она даже вышла замуж, но Пилат нашел ее, и все сразу вернулось на круги своя. Хорошо, что он, Ян, этого не видел. Спасибо верному Шурику, что увез его в Москву. Если бы не увез, то драма могла бы запросто превратиться в фарс, а так все закончилось как нельзя лучше, цивилизованно. Теперь все произошедшее с ним можно списать на Париж, на его отравленный романтикой воздух. Сумасшествие — они оба подцепили его где-то на узких улочках Монмартра и приняли это чувство за любовь. Но жизнь все расставила по своим местам. Черт, почему же тогда так больно?..
* * *Ее возвращению обрадовались немногие. Пожалуй, только Анна Леопольдовна да Надежда Ефремовна. Ну, может быть, еще Серебряный. А остальные… остальных ее появление в поместье в сопровождении дяди Васи и нотариуса убило наповал.
До начала следующего дня оставалось всего каких-то пять часов, Амалия и Серафим уже чувствовали себя полноправными наследниками. Кажется, они уже начали праздновать, если судить по ведерку со льдом и открытой бутылкой шампанского. Поспешишь — людей насмешишь. Впрочем, в сложившейся ситуации смеяться никому не хотелось: ни «родственникам», ни самой Тине. Ей хотелось послать все к чертовой матери и вернуться обратно в Париж, но она дала слово, заключила сделку с дядей Васей. Обратной дороги нет. Пять лет она бежала от отца и от ответственности, но отцовская воля все равно ее настигла. От судьбы не уйдешь. Раз надо быть сильной, она станет сильной.
Цивилизованного разговора с «родственниками» не получилось. Получился скандал, щедро приправленный истерикой и угрозами. И то, и другое сразу же прекратилось, стоило только в комнату войти дяде Васе и Серебряному, Тининой группе поддержки. Дальше переговоры шли практически без ее участия. Тина теперь была скорее наблюдателем и с легким сердцем отдала бразды правления этим двум зубрам от бизнеса и криминала. А может, здесь, в России, бизнес и криминал — это одно и то же? По большому счету, ей было все равно, она тут по велению долга, а не по зову сердца и вникать в тонкости ведения бизнеса в России не станет.
Спорные вопросы были урегулированы ближе к ночи. Кажется, Серебряному и дяде Васе удалось отстоять все ее права и убедить Амалию в бесполезности дальнейших судебных тяжб. «Родственники» укатили в Москву, а Тина осталась в отцовском, нет, теперь уже своем доме, кое-как добралась до постели, положила рядом с подушкой их с Яном свадебные фотографии — всего две — и провалилась в глубокий, без сновидений сон…
Дни тянулись один за другим, прошло уже две недели, а от дяди Васи не было никаких известий. Тина начала паниковать: слишком мало осталось времени, она может не успеть.
Тот день она запомнила на всю оставшуюся жизнь. Дядя Вася приехал рано утром, в ответ на ее вопросительный взгляд бросил:
— Собирайся, девочка.
— Вы нашли его?
— Собирайся, я жду тебя в машине.
Они ехали в полной тишине: дядя Вася молчал, а Тина боялась заговорить.
Она все поняла, когда их «Мерседес» въехал на кладбище, чтобы не закричать от отчаяния и безнадежности, до крови закусила губу. Опоздала…
…На свежей могиле не было ничего: ни венков, ни цветов, только черное гранитное надгробие. Она опоздала на неделю. Целую неделю жила вдовой и ничего не почувствовала…
— Как ты, девочка? — Дядя Вася обнял ее за плечи.