Фотографию Кармен. Девушка восседала на возвышении, на гейгеровском стуле из тикового дерева с высокой спинкой. В ушах — сережки, одета в костюм Евы, глаза — еще безумнее, чем в жизни. На оборотной стороне ничего не написано.
— И сколько же такая фотография стоит? — спросил я, вкладывая снимок обратно в конверт.
— Пять тысяч — за негатив и за все отпечатанные копии. Денег она требует сегодня же, в противном случае грозится передать фотографию в какую-нибудь бульварную газетенку.
— Кто «она»?
— Через полчаса после того, как принесли письмо, по телефону позвонила какая-то женщина.
— Насчет бульварной газетенки можете не волноваться. Если эта женщина поместит фотографию, упечь ее за решетку ничего не стоит — сейчас с такими не церемонятся. Еще угрозы были?
— А вам мало?
— Да, мало.
Миссис Риган озадаченно посмотрела на меня:
— Были. Женщина сказала, что Кармен замешана в одной темной истории и, если я в течение дня не заплачу, в дальнейшем придется общаться с сестрой через решетку.
— Ясно. А что за история?
— Понятия не имею.
— Где сейчас Кармен?
— Дома. Вчера вечером она себя неважно чувствовала. Наверно, еще не вставала.
— Она вчера вечером выезжала из дому?
— Нет, уезжала я, а Кармен, по словам прислуги, сидела дома. Вчера я была в Лас-Олиндасе, играла в рулетку в «Кипарисе», игорном клубе Эдди Марса. Продулась в пух и прах.
— Вы любите рулетку? Что ж, это неудивительно.
Она положила ногу на ногу и закурила вторую сигарету:
— Да, люблю. Мы, Стернвуды, азартные: любим или в рулетку поиграть, или выйти замуж за человека, который исчезает неизвестно куда; или же принять участие в стипль-чезе и упасть с лошади, оставшись на всю жизнь калекой. Деньги у нас есть, а вот счастья не хватает.
— Куда отправился Оуэн вчера вечером на вашей машине?
— Этого никто не знает. «Бьюик» он взял без спроса. Когда у него свободный вечер, мы всегда разрешаем ему пользоваться машиной. Но как раз вчера вечером он работал. — Она скорчила гримасу. — Вы считаете…
— А он мог знать об этой фотографии?
— Трудно сказать. Не исключено.
— Достать пять тысяч наличными можете?
— Да, но для этого пришлось бы все рассказать отцу, Правда, я могла бы одолжить эти деньги. У того же Эдди Марса, например. Уж он-то мне не откажет.
— Так и сделайте. И побыстрее.
Она откинулась на спинку кресла и закинула руку за подлокотник:
— А может, пойти в полицию?
— Идея хорошая, только вы ведь не пойдете.
— Нет?
— Нет. Ваша задача — выгородить отца и сестру. Вы же не знаете, как себя поведет полиция. Дело может принять такой оборот, что нельзя будет его скрыть, хотя обычно в случае шантажа полиция именно так и поступает.
— А вы сами могли бы что-нибудь сделать?
— Думаю, да. Но сейчас я не могу сказать вам, что именно.
— Вы мне нравитесь, — неожиданно сказала она. — Вы верите в чудеса. У вас в кабинете пьют?
Я открыл ключом ящик письменного стола, достал заветную бутылку и два стакана, разлил виски, и мы выпили. Миссис Риган защелкнула сумочку и отъехала на стуле от стола:
— Пять тысяч я достану. Одолжу у Эдди Марса, я же исправно посещаю его игорный клуб. Впрочем, он не откажет мне и еще по одной причине, о которой вы, вероятно, не знаете. — И она улыбнулась мимолетной улыбкой, одними губами: — Ведь жена Эдди — это та самая блондинка, с которой убежал Рыжий Риган.
Я промолчал. Она пытливо посмотрела на меня:
— Разве это вас не интересует?
— Интересовало бы, если б я его искал. Уж не думаете ли вы, что сюда и Рыжий Риган замешан?
Она пододвинула мне свой пустой стакан:
— Налейте еще. Из вас, я вижу, ничего не вытянешь. Гиблое дело.
Я наполнил ее стакан:
— Не скажите. Все, что надо было, вы из меня уже вытянули. Хорош бы я был, если б искал вашего мужа.
Она быстро поставила стакан на стол и изобразила на лице крайнее возмущение:
— Рыжий никогда не жульничал. А если и жульничал, то не для наживы. У него было пятнадцать тысяч — наличными. Говорил — на черный день. Он всегда носил эти деньги с собой — и когда на мне женился, и когда сбежал. Нет, Рыжий не из тех, кто станет заниматься грошовым вымогательством.
Она взяла со стола конверт и встала.
— Я сам с вами свяжусь, — сказал я. — Если же срочно вам понадоблюсь, звоните на квартиру — мне передадут.
Я проводил ее до двери. Постукивая ребром конверта по костяшкам пальцев, она сказала:
— Вы по-прежнему отказываетесь говорить, что отец…
— Для этого я должен сначала с ним увидеться.
Уже в дверях она остановилась, достала из конверта фотографию сестры и стала ее разглядывать.
— Хорошая фигурка, а?
— Ничего.
Тут она придвинулась ко мне и совершенно серьезно сказала:
— У меня не хуже.
— Не знаю, не видел.
Она громко расхохоталась, вышла из кабинета и, повернув голову, сухо заметила:
— С вами не соскучишься, Марло. Я могу называть вас Фил?
— Разумеется.
— А вы можете называть меня Вивьен.
— Почту за честь, миссис Риган.
— Идите к черту, Марло! — воскликнула она и, не оборачиваясь, вышла в коридор.
Я запер за ней дверь, с минуту постоял, держась за ручку, а потом вернулся к столу, убрал виски обратно в ящик и сполоснул стаканы. Щеки пылали.
Сняв с телефона шляпу, я набрал номер окружной прокуратуры и попросил к телефону Берни Олса. Он уже вернулся и сидел в своем кабинетике.
— Старика я тревожить не стал, — отчитался он. — Дворецкий сказал, что либо он сам, либо кто-то из дочек сообщит генералу о случившемся. Этот Оуэн Тейлор жил при гараже. Я просмотрел его вещи. Родители его живут в Дабеке, штат Айова. Я дал телеграмму тамошнему шефу полиции — поставить их в известность и узнать, не надо ли им чего-нибудь от нас. Телеграмму оплатят Стернвуды.
— Самоубийство? — спросил я.
— Неизвестно. Никаких записок Тейлор не оставил. Машину он взял без спроса. В тот вечер все Стернвуды, кроме миссис Риган, были дома. Она ездила в Лас-Олиндас с одним бездельником по имени Ларри Кобб. Я проверял, в «Кипарисе» у меня знакомый крупье.
— Давно пора прикрыть эти игорные притоны, — сказал я.
— И нажить себе врагов? Ты что, не знаешь, сколько людей этим кормится? Не валяй дурака, Марло. Что меня смущает, так это кровоподтек у парня на виске. Но тут ты мне не советчик, верно?
Типичный ход Олса. Тем самым он давал мне возможность, не покривив душой, с ним согласиться. Мы попрощались, я вышел из кабинета, купил все три вечерние газеты и на такси доехал до полицейской стоянки, где находилась моя машина. Про убийство Гейгера газеты по-прежнему молчали. Я вновь раскрыл синюю записную книжку, но шифрованные записи, как и днем раньше, мне никак не давались.
XII
Лаверн-террас. На выстроившихся вдоль улицы деревьях после дождя распустились свежие зеленые листья. При бледном свете заходящего солнца виден был крутой склон за домом Гейгера и спускавшаяся в проулок деревянная лестница, по которой, выпустив три пули, сбежал в темноте убийца. В проулок выходили фасадом два небольших дома. Их владельцы могли слышать выстрелы. А могли и не слышать…
Перед домом Гейгера, да и во всем квартале, было тихо, из-за живой изгороди выглядывала еще влажная от дождя черепичная крыша. Я медленно ехал мимо и тут вдруг сообразил, что накануне не заглянул в гараж. Не желая форсировать события, я, собственно, и не стремился во что бы то ни стало отыскать труп. А между тем убийца вполне мог оттащить тело в гараж и на гейгеровской же машине отвезти его в один из заброшенных каньонов, каких вокруг Лос-Анджелеса сотни, где труп пролежал бы незамеченным много дней, а то и недель. Но для этого необходимо было иметь, во-первых, ключ от гаража, а во-вторых, соучастника. В этом случае моя задача упрощалась, ведь когда из дома выносили труп, связка ключей от дома лежала у меня в кармане. Но попасть в гараж мне не удалось. На дверях висел замок, а когда я подъехал ближе, то за изгородью внезапно появилась женщина в бело-зеленом клетчатом пальто и в маленькой шляпке. Кармен Стернвуд — это была, конечно же, она — уставилась на мою машину с таким ужасом, будто не слышала, как я въезжал в гору, а затем быстро повернулась и вновь нырнула за живую изгородь.
Я доехал до конца улицы, заглушил мотор и пешком вернулся назад — в дневное время оставлять машину возле дома было неосмотрительно, даже опасно. Войдя во двор, я увидел Кармен, которая молча застыла у запертой входной двери. При виде меня ее правая рука медленно потянулась ко рту, а зубы вонзились в узкий большой палец. Под глазами лиловые круги. Лицо бледное, перепуганное.
— Привет, — улыбнувшись, сказала она тоненьким, дрожащим голоском. — Что… что… — не договорила и опять принялась за палец.
— Привет, — улыбнувшись, сказала она тоненьким, дрожащим голоском. — Что… что… — не договорила и опять принялась за палец.
— Помните меня? — спросил я. — Джек Потрошитель. Высокий такой. Помните?
Она кивнула, и ее губы скривились в жалкой улыбке.
— Давайте войдем в дом, — сказал я. — У меня и ключ есть. Здорово, правда?
— Что-что?
Я отодвинул ее в сторону, вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь, втолкнул девушку внутрь, закрыл дверь и, остановившись в холле, повел носом. При свете дня гостиная выглядела ужасно. Китайские гравюры по стенам, ковер, аляповатые лампы, вычурная мебель из тикового дерева, многоцветье, посередине фотообъектив, запах эфира и опиума — во всем этом в дневное время было что-то непристойное, как в пьянке гомосексуалистов.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Она пыталась улыбнуться, но осунувшееся лицо ее не слушалось, улыбка на нем не удерживалась, куда-то сползала. Огрубевшая матовая кожа, провалившиеся глазницы, полный идиотизма и ужаса взгляд, приклеившийся к нижней губе белый кончик языка. С этой хорошенькой, избалованной и не самой умной девицей творится бог знает что, а всем на это наплевать. Будь прокляты эти миллионеры, не переношу их! Я размял сигарету, отодвинул стопку книг и присел на край стола. Потом закурил, выпустил дым и некоторое время молча наблюдал за захватывающим поединком ее зубов и большого пальца. Кармен стояла передо мной, словно провинившаяся школьница в кабинете директора.
— Что вы здесь делаете? — спросил я наконец.
Она вцепилась в рукав своего пальто и молчала.
— Помните, что было вчера вечером?
На этот вопрос она ответила с лисьим блеском в глазах:
— А что помнить? Вчера мне нездоровилось, и я сидела дома.
Только сейчас я заметил, что говорит она каким-то низким, гортанным голосом.
— Будет врать.
Ее глаза вспыхнули и тут же снова погасли.
— До возвращения домой, — пояснил я. — До того как я отвез вас домой. Что вы делали? Здесь, на этом стуле? — Я показал на стул. — На стуле, покрытом оранжевой шалью? Наверняка же помните.
Подбородок и щеки Кармен залились густым румянцем. И на том спасибо. Значит, хотя бы краснеть не разучилась. Из грязно-серой радужная оболочка сделалась белой. Большой палец еще глубже погрузился в рот.
— Выходит, это были вы? — прошептала она.
— Я. Что вы помните?
— Вы не из полиции? — вяло спросила она.
— Нет, я друг вашего отца.
— Точно не из полиции?
— Точно.
Она облегченно вздохнула:
— Что… что вам надо?
— Кто его убил?
Кармен передернула плечами, но лицо ее оставалось совершенно непроницаемым.
— Кто еще… знает? — спросила она.
— Про Гейгера? Понятия не имею. Полиция не в курсе — иначе они бы уже давно здесь околачивались. Может, Джо Броди?
Я спросил наугад, но, как выяснилось, попал в точку.
— Джо Броди! Да!
Мы оба замолчали. Я с остервенением сосал потухшую сигарету, она — большой палец.
— Только, пожалуйста, не хитрите, — взмолился я. — Говорите начистоту, все как было. Его убил Броди?
— Кого «его»?
— О господи! — вырвалось у меня.
Она обиделась. Уперлась подбородком в грудь.
— Да, — совершенно серьезно сказала она. — Это сделал Джо.
— Зачем?
— Не знаю. — Она решительно замотала головой, словно бы уговаривая себя, что и в самом деле ничего не знает.
— Вы последнее время с ним часто виделись?
Ее руки упали и сжались в маленькие белые кулачки.
— Нет, всего пару раз. Я его ненавижу.
— Так вы знаете, где он живет?
— Да.
— И вам он больше не нравится?
— Я его ненавижу!
— Значит, вы были бы не против, если б он сел за решетку?
Опять пустой взгляд. Вероятно, она за мной не поспевала. Я и сам за собой не поспевал.
— Вы беретесь сообщить полиции, что убийца — Джо Броди? — осторожно спросил я.
По ее лицу пробежала тревога.
— При условии, разумеется, что о фотографиях я молчу, — добавил я.
Она захихикала. От ее смеха мне стало не по себе. Если бы она закричала, или заплакала, или даже рухнула без чувств, это было бы совершенно естественно. Но она хихикала. Ее, видите ли, вдруг разобрал смех. Ее фотографировали в чем мать родила, фотографию эту украли, Гейгера прямо у нее на глазах пристрелили, сама она была пьяней целой армии запойных алкоголиков — и, несмотря на все это, ей почему-то вдруг стало ужасно весело. Веселей некуда. С каждой минутой смех ее становился все громче, все заливистее, отдавался в углах комнаты — у девушки началась истерика. Я соскочил со стола, подошел к ней вплотную и дал ей пощечину.
— То же самое было вчера вечером, — сказал я. — Хорошенькая парочка: Джек Потрошитель и Кармен Стернвуд — непревзойденные комики в поисках комедианта!
Смех прекратился, однако к пощечине Кармен отнеслась так же спокойно, как и накануне. Вероятно, она привыкла к тому, что ее били по лицу поклонники. Что ж, их можно понять. Я опять сел на край письменного стола.
— Никакой вы не Джек Потрошитель, — неожиданно совершенно серьезно сказала она. — Вы — Филип Марло, частный сыщик. Мне Вивьен говорила. Она показала мне вашу визитную карточку. — И Кармен погладила покрасневшую щеку, улыбнувшись с таким видом, будто ей ни с кем не было так хорошо, как со мной.
— Вот видите, все вы помните, — сказал я. — А сегодня вы вернулись сюда, чтобы забрать свою фотографию, но в дом попасть не смогли. Правильно я говорю?
Повела подбородком — вверх-вниз. Изобразила улыбку. Устремила на меня пристальный взгляд. Готова дружить. Ура! Еще минута — и можно будет пригласить ее прокатиться в Юту.
— Фотография исчезла, — продолжал я. — Вчера вечером, прежде чем отвезти вас домой, я искал ее по всему дому. Может, ее взял Броди? Вы насчет Броди ничего не выдумали?
Она решительно покачала головой.
— Ничего, не волнуйтесь, дело поправимое, — успокоил я ее. — Главное, помните, вы здесь не были — ни вчера, ни сегодня. Об этом не должен знать никто, даже Вивьен. А в остальном положитесь на Джека Потрошителя.
— Вас зовут не… — начала было она, но осеклась и закивала головой, соглашаясь то ли с моими словами, то ли со своими мыслями. Глаза ее сузились и стали такими же черными и непроницаемыми, как эмалированные подносы в закусочной. Ей явно пришла на ум какая-то идея.
— Мне пора домой, — сказала она таким тоном, как будто зашла ко мне на чашку чая.
— Конечно.
Я не сдвинулся с места. Кармен снова пристально посмотрела на меня и направилась к выходу. Но едва она взялась за ручку двери, как за окном послышался шум мотора. Девушка вопросительно посмотрела на меня. Я пожал плечами. Лицо Кармен исказилось от ужаса. Послышались приближающиеся шаги, раздался звонок. Не выпуская ручку двери, Кармен покосилась на меня через плечо, ловя губами воздух от страха. Звонок звонил не переставая. Потом смолк. Щелкнул замок. Кармен, как ошпаренная, отлетела от двери и застыла на месте. Дверь распахнулась. Через порог переступил неизвестный мне мужчина, остановился и спокойно, не теряя самообладания, обвел нас глазами.
XIII
За исключением до блеска начищенных черных штиблет и двух ярко-красных рубинов в шерстяном галстуке, напоминавших по форме бубны на зеленом сукне рулетки, он был весь, с головы до пят, серый. Серыми были и галстук, и сорочка, и отличного покроя двубортный фланелевый костюм. Увидев Кармен, он снял серую шляпу и обнажил пепельно-серые волосы, такие тонкие, словно их просеяли сквозь сито. В его густых серых бровях было что-то щегольское. У него был длинный подбородок, нос с горбинкой и задумчивые серые глаза, которые слегка косили из-за нависающих над веками складок кожи.
Одной рукой он касался двери, в другой держал шляпу, слегка похлопывая ею себя по ляжке. Лицо его оптимизма не внушало, хотя скорее он был похож на опытного жокея, чем на отпетого преступника. Но это был не жокей, это был Эдди Марс.
Он захлопнул дверь и сунул руку в карман пиджака, выставив наружу большой палец, ноготь которого блеснул в полумраке комнаты. А потом улыбнулся Кармен обаятельной, светской улыбкой. Девушка облизнула губы, уставилась на него и, преодолев страх, улыбнулась в ответ.
— Простите за вторжение, но я долго звонил, — сказал Марс. — Мистер Гейгер дома?
— Нет, — сказал я. — Мы не знаем, где он. Дверь была приоткрыта, мы и вошли.
Марс кивнул, коснувшись шляпой своего длинного подбородка.
— Вы его друзья, да?
— Нет, знакомые. Мы пришли по делу. За книгой.
— За книгой, говорите? — быстро сказал он и хитро прищурился, как будто хорошо знал, что собой представляют книги Гейгера. А потом снова посмотрел на Кармен и повел плечами.
— Мы, пожалуй, пойдем, — сказал я, двинувшись к двери и взяв Кармен за руку. Но она не отрываясь смотрела на Эдди Марса. Он ей нравился.