Сердце тревожно колотилось в груди. Раньше, читая приключенческие книги, Маша часто считала героинь то слишком трусливыми, то чрезмерно неосторожными и вот теперь сама оказалась на их месте. Теперь-то она понимала, что все, что происходит именно С ТОБОЙ, здесь и сейчас выглядит совершенно иначе, чем со стороны – когда читаешь это, лежа на диване и завернувшись в теплый мягкий плед.
Опасность, казалось, грозила отовсюду. Темные силуэты деревьев, тонущие во тьме наступающей ночи, казались зловещими. Сквозь ветки, словно в обрамлении изящной решетки, просвечивала луна. Полнолуние еще не наступило, но луна уже округлялась, тускло поблескивая в разрывах туч.
Покосившись на Эльвина, Маша порадовалась, что не осталась одна. Сейчас ей, как никогда, было необходимо присутствие рядом живого существа.
– Что произошло? – тихо спросила она.
– Я не знаю, – покачал головой парень. – Но не думаю, что служанка выпала из окна случайно.
– Ты говорил про отца Давида… А если он…
– Никогда не обвиняй никого, не получив прямых доказательств его вины! – резко бросил Эльвин. – Погубить человека легко – достаточно сущей малости…
Последние слова он произнес с такой отчаянной горечью, что Маша поняла: она нечаянно коснулась чего-то глубоко личного. Должно быть, этот мальчик пережил нечто страшное. Он видел и умеет гораздо больше, чем его сверстники в том времени, из которого прибыла сюда Маша. Он опытнее, умнее и словно бы старше их. Именно это и притягивает ее к Эльвину – его настоящая, не показная взрослость.
– Я тебе не враг, – сказала Маша и положила свою руку на пальцы Эльвина.
Он вздрогнул и посмотрел на нее.
Серые глаза в темноте ночного сада казались почти черными.
– Да, ты права. И я попытаюсь помочь вам. Ради тебя. Не ради твоего отца.
– Моего отца? – удивилась Маша. – Но разве ты его знаешь? Он тоже был в Святой земле… Он сделал тебе что-то плохое?
– Клянусь Пречистой Девой Марией, что никогда не встречал его в Святой земле, – ответил Эльвин сухо. – Пойдем в замок. Оставаться здесь рискованно, к тому же тебя могут хватиться. И будь осторожна. Опасность рядом – буквально за нашей спиной.
Словно в подтверждение его слов в саду глухо заухал филин.
Маша обратила внимание, что Эльвин не ответил на ее вопрос. Вернее, ответ его звучал так, что его можно было толковать по-разному, но не стала настаивать: видимо, время для откровенности еще не пришло.
Вместе они дошли до входа в замок. Маша стала подниматься по лестнице, а Эльвин остался внизу. Оглянувшись, она увидела, что он стоит, задумчиво глядя ей вслед.
Из пиршественного зала по-прежнему доносились голоса. Исчезновение Берты, похоже, прошло незамеченным.
– Где Берта? – спросила Маша одну из служанок.
– Не знаю, миледи, должно быть, пошла спать, – равнодушно отозвалась девушка.
– Так посмотрите! Найдите ее! – велела Маша. Ей стоило большого труда, чтобы не проговориться: но нет, она не может подставлять под удар ни себя, ни Эльвина, поэтому никто не должен узнать, что они были в саду и видели падение тела. – Найдите ее немедленно!
– Да, миледи!
Служанка убежала, явно испуганная, а Маша пришла в свою комнату, зажгла свечи и села на кровать, глядя на оставленный Бертой ткацкий станок. Этот предмет притягивал ее взгляд словно магнитом. Она смотрела на незаконченную работу, понимая что Берта уже никогда не придет, чтобы ее доделать, не будет стучать челноком и не задремлет, уронив на пол недопряденные нити… Неужели и вправду смерть ходит совсем близко, а жизнь подобна трепетной свече: малейшее дуновение – и она погасла.
Взяв в руки свечу, Маша подошла к станку. На отполированном руками Берты дереве темнели пятна. Что это? Неужели тоже кровь?
– Позвольте войти? – послышался от двери голос.
Маша вздрогнула и оглянулась. В дверном проеме стоял аббат.
– Я пришел справиться о вашем здоровье, дитя мое, – проговорил он, сплетая на груди пальцы, – мне показалось, что вы сегодня бледны и выглядите уставшей. Помните, что лишь недавно милостью Божьей оправились от тяжелой болезни, поэтому поберегите себя ради вашего отца.
– Я так и сделаю, – согласилась девушка.
– И поменьше гуляйте в саду… Ночи в это время такие холодные, так что прогулка может оказаться опасной.
Что это – предупреждение или открытая угроза? Неужели аббат следил за ними и видел их с Эльвином. Не может быть!..
Маша пристально вгляделась в лицо аббата, но оно по-прежнему оставалось бесстрастным. Глаза смотрели все так же холодно и отчужденно, тонкие губы сжаты… вот только на щеках аббата, похоже, появился легкий румянец, заметный в ярком свете множества свечей, – хотя, скорее всего, это от тепла очага и выпитого за ужином вина.
– Вы не видели Берту? – прямо спросила Маша и замерла, ожидая ответа.
– Твою служанку? Слуги всегда так нерадивы, вечно не дождешься их, когда они нужны. Я велю кому-нибудь прислать ее к тебе.
Аббат, как и прежде Эльвин, не ответил на вопрос. Видимо, здесь принято изворачиваться и мудрить.
– Господин аббат?.. – в комнату заглянула леди Роанна. – Как хорошо, что я вас встретила. Мне как раз хотелось с вами посоветоваться по одному деликатному вопросу.
– К вашим услугам, миледи, – он поклонился.
– Ну пойдемте же, не будем беспокоить мою дорогую племянницу. – Тетя кокетливо улыбнулась и поправила волосы, выбивающиеся из-под наброшенной на голову накидки.
Они ушли, а Маша вернулась к кровати. На одеяле лежал массивный серебряный перстень. Взяв его в руки, девушка разглядела, что на украшавшем его кроваво-красном камне выбито изображение странного трехлепесткового цветка.
Откуда эта вещь взялась в ее спальне? Похоже, вокруг происходит столько таинственного, что не стоит удивляться уже ничему.
Глава 6 За Иерусалим!
Тело бедной Берты обнаружили только утром.
Всю эту ночь Маша провела без сна. Иногда она впадала в странную полудрему, больше всего похожую на прострацию, и просыпалась, когда ей начинало сниться падающее с башни тело. Иногда с лица Берты смотрели глаза Машиной матери – пустые, какими они стали после ухода отца.
Во время утренней службы в церкви, когда о гибели Берты уже стало известно, отец Давид прочитал молитву за упокой души бедной служанки. Маша не сводила с него глаз, но если священник и был причастен к гибели девушки, он умел ловко притворяться. По крайней мере, Маша читала на его лице лишь растерянность и страх.
После вчерашнего разговора с Эльвином она смотрела на церковь другими глазами. Теперь все здесь казалось ей зловещим: и трепет толстых, собственноручно отливаемых отцом Давидом свечей, и мрачные стены, расписанные уродливыми картинами, изображающими большей частью мучения грешников и смерть в виде скелета, победно шествующую среди людей, и бледное лицо священника, избегающего встречаться с ней взглядом.
– Бедная Берта! Вы об этом говорили мне в прошлый раз? – спросила Маша по окончании службы.
Отец Давид отпрянул и торопливо перекрестился.
– Я не говорил этого! Я ничего не говорил! – торопливо забормотал он, отступая от девушки, словно она была разносчицей чумы.
Оглянувшись, Маша поискала глазами Эльвина. Он стоял у колонны, у самого входа, и наблюдал за ними.
Воспользовавшись тем, что девушка отвернулась, отец Давид поспешил укрыться в ризнице. Не возникало сомнений, что он знал нечто, но не хотел делиться своей тайной. По его ли вине происходят все беды в замке, или он только молчаливый напуганный свидетель. Увы, ответа на эти вопросы не было.
Маша хотела подойти к Эльвину, но тот поспешно вышел из часовни, и девушка вспомнила, что он говорил ей вчера. Ну конечно, это в ее мире они были бы ровней, а здесь он – обычный, на посторонний взгляд, слуга, который не имеет права разговаривать с госпожой. Да и дамы обычно не снисходят до слуг.
Выйдя во двор, Маша заметила что-то синее, мелькнувшее между деревьями сада. Она поспешила туда и увидела поджидающего ее Эльвина.
– Доброе утро, госпожа, – сказал он осторожно, и Маша чуть не расхохоталась: он и вправду думает, что она – совсем чокнутая и уже забыла, что еще вчера общалась с ним почти на дружеской ноге.
– Доброе утро, Эльвин, – ответила она, улыбаясь, но тут же снова нахмурилась. – Отец Давид что-то скрывает. Я пыталась поговорить с ним сегодня, но он стал уходить от ответа, а потом вообще сбежал.
– Да, я видел. – Эльвин поднял с земли золотистый яблоневый лист и заткнул его себе за пояс. – Мне кажется, он чего-то боится.
– Но чего?
– Это и предстоит нам узнать. Я слышал разговоры слуг о погибшей девушке. Говорят, ее зовут Бертой и в последние дни она была сама на себя непохожа.
– Она была моей служанкой, – тихо сказала Маша, идя среди рядов яблоневых деревьев, на некоторых из них еще висели крупные осенние яблоки, пахло яблоками и едва уловимо – осенью и тленом. – Мне кажется, она болела в последнее время. Я видела, Берта несколько раз едва не упала в обморок, все валилось у нее из рук… Ты и вправду думаешь, что ее кто-то сбросил с башни? Что, если ей стало плохо и она упала сама, без чьей-либо помощи?..
– Но чего?
– Это и предстоит нам узнать. Я слышал разговоры слуг о погибшей девушке. Говорят, ее зовут Бертой и в последние дни она была сама на себя непохожа.
– Она была моей служанкой, – тихо сказала Маша, идя среди рядов яблоневых деревьев, на некоторых из них еще висели крупные осенние яблоки, пахло яблоками и едва уловимо – осенью и тленом. – Мне кажется, она болела в последнее время. Я видела, Берта несколько раз едва не упала в обморок, все валилось у нее из рук… Ты и вправду думаешь, что ее кто-то сбросил с башни? Что, если ей стало плохо и она упала сама, без чьей-либо помощи?..
– Может, и так, – согласился Эльвин. – А может, и нет. Мне все равно не нравится то, что здесь происходит.
– Ах да! – оживилась Маша. – Только посмотри, что я нашла вчера у себя на кровати!
Она достала привязанный к поясу вышитый кошелек и извлекла из него серебряный перстень.
Эльвин осторожно взял украшение, касаясь его лишь кончиками пальцев, будто кольцо несло на себе смертельную заразу.
– Красивая штука, – произнес он после того, как тщательно осмотрел перстень, – ты хочешь сказать, что никогда раньше его не видела?..
Маша замялась. Она не представляла, знаком ли этот перстень настоящей Марии, дочери сэра Вильгельма. Она сама видела его впервые.
– Кажется, да, – произнесла она.
В ее голосе была лишь капля неуверенности, но Эльвин внимательно посмотрел ей в глаза.
– Я… не помню. Я многое забыла после болезни, можно сказать, что стала ммм… другим человеком, – пояснила Маша, с ужасом представляя, как будет объяснять ему, откуда она взялась, а Эльвин, судя по нравам и вере своего времени, сочтет ее каким-нибудь порождением ада.
Однако он не задал больше ни одного вопроса, а только кивнул. У него есть свои тайны, возможно, именно поэтому он и уважает чужие.
– Посмотри, на перстне вырезан узор, – задумчиво проговорил Эльвин, все еще вертя украшение в руках. – Это трилистник. Сейчас его считают символом Святой Троицы – Отца, Сына и Святого духа, однако он был известен и раньше. Еще задолго до принятия учения Христа трилистник считался особенным знаком. Люди говорили, что он олицетворяет круговорот – жизнь, смерть и новое возвращение к жизни. Это волшебный защитный символ, – парень осторожно провел пальцем по граням камня. – А еще узор вырезан слишком выпукло… – добавил он, – однажды, еще в Святой земле, я видел, как таким перстнем открывали некую дверь, вкладывая его в соответствующее место так, чтобы рисунок совпал. Тебе нигде не встречался этот символ?
Маша беспомощно развела руками…
Шорох листьев предупредил, что кто-то подходит к ним со стороны замка, и девушка едва успела взять из ладони Эльвина странный перстень и на всякий случай отступить на шаг, как среди деревьев появился сэр Чарльз.
– Вот ты, бездельник! – крикнул он, заметив слугу. – Везде тебя разыскиваю! Ну-ка марш, приготовь мои доспехи. На нижнем дворе устраивают тренировку, пора бы и мне немного поразмяться!
– Слушаюсь, господин, – отозвался Эльвин и мгновенно, едва слышно, исчез за деревьями.
Маше только оставалось удивляться, как ловко и быстро он двигается.
– Простите меня, миледи! – обернулся к девушке сэр Чарльз. – Слуги такие ленивые!.. Но довольно о них. Ваша красота слепит меня точно солнце. Вы похожи на прекрасную статую Мадонны, которую я как-то видел в Вестминстерском аббатстве!
Маше стало неловко в присутствии рыцаря, к тому же от него пахло потом и вином… не слишком приятное сочетание.
– Благодарю вас, сэр, вы слишком… любезны, – вовремя подобрала она достойную замену слову «навязчивы».
– Через несколько дней в вашем замке состоится турнир, и я буду иметь честь сразиться в вашу славу конным и пешим, чтобы вас заслуженно назвали прекраснейшей… Но полно, я не сладкоголосый менестрель, мне больше по душе сражаться, чем говорить галантные речи, – добавил рыцарь после небольшой заминки.
– Благодарю вас, – повторила Маша. – А давно ли при вас Эльвин? – вдруг спросила она.
Сэр Чарльз нахмурился.
– Этот негодный мальчишка уже успел оскорбить вас, миледи?! Клянусь Святой Девой Марией, я из него всю дурь выбью!
– Нет, что вы, – поспешно заверила Маша, направляясь к выходу из сада, – он был очень ммм… предупредителен. Я просто хотела узнать, давно ли он у вас.
– Нет, совсем недавно, – отвечал сэр Чарльз, размашисто шагая за ней, – мне нужен был слуга, а он сказал, что прибыл из Святой земли, умеет снарядить и распрячь лошадь, надеть на господина кольчугу и всякое такое, ну я его и взял.
– Спасибо, – поблагодарила Маша. – Мне пора. – И ускользнула, оставив рыцаря одного посреди двора.
Итак, об Эльвине тоже ничего толком неизвестно, и еще вопрос, стоит ли ему доверять… Но Маше казалось, что стоит. Нельзя сомневаться во всех. Сэр Вильгельм и Эльвин, пожалуй, единственные здесь люди, в которых она не хотела бы сомневаться. «Нужно просто верить», – сказала себе девушка.
В такт ее мыслям стучали молотки. Внизу, за оградой, у подножия замка, сооружали трибуны. Барон уже разослал гонцов, сообщая соседям о дне начала турнира, и замок ожидал наплыва гостей.
* * *На нижнем дворе, там, где обычно паслись овцы и домашняя птица, уже собрался гарнизон замка. Солдат было не так много, человек двадцать. В стороне толпились любопытные: мельник, весь, словно пудрой, обсыпанный мукой; скотник, несколько служанок, мальчишки-конюхи.
Маша встала среди зрителей и стала наблюдать, как солдаты усердно целятся в мишени. В основном в их руках были большие неуклюжие луки, только у двоих она заметила более компактные, крестообразной формы устройства, кажется, их называли арбалетами.
Стреляли солдаты плохо – никакого сравнения с любимым Машиным фильмом про благородного разбойника Робин Гуда, только двое с арбалетами попадали куда лучше и дальше. Видимо, они являлись элитой местного воинства.
После стрелковых тренировок пришла очередь тренировки с оружием ближнего боя. Почти все вооружились секирами или странной разновидностью копий с длинными широкими лезвиями на конце. Гость замка, сэр Чарльз, тоже принял участие в тренировке. Сражался он весьма неплохо, и Маше, втайне надеющейся на то, что он окажется обыкновенным хвастуном, даже стало стыдно. За прошедшие дни она стала всерьез опасаться, не сэра ли Чарльза прочит барон ей в женихи…
После сэра Чарльза на поле вышел сам старый барон. В длинной кольчуге и с огромным мечом он смотрелся сурово и внушительно. Маше показалось, что при виде его высокой фигуры солдатам стало немного не по себе.
Начался второй этап тренировочного боя. Сэр Вильгельм махал мечом направо и налево, и постепенно даже Маше стало понятно, что происходит что-то не то.
«Иерусалим! – кричал старый барон, бросаясь на солдат, в панике разбегавшихся с его пути. – Не уйдете, неверные!»
– Ну вот опять, – послышался рядом с Машей вздох, – бедный братец.
Девушка оглянулась.
Леди Роанна, как всегда, в своем привычном траурном убранстве, стояла рядом с ней и, глядя на лужайку, где еще недавно мирно паслись овцы, а теперь гонял несчастных солдат старый крестоносец, скорбно качала головой.
– Что опять? – осторожно переспросила девушка.
– Ах, милая, – тетка снова вздохнула, словно собираясь сообщить, что на их голову обрушились все казни египетские разом, – мой несчастный брат был тяжело ранен во время Крестового похода. С тех пор как он вернулся домой, он… периодически забывает, где находится. Вот и теперь вообразил, будто сражается с неверными у стен Иерусалима. Однажды он случайно убил одного из солдат, изо всех сил ударив его мечом. Меч сейчас у барона, конечно, незаточенный, но, увы, это не всегда спасает, учитывая силу моего брата. Пойдем, милая, нам здесь делать нечего.
Она обхватила Машу за плечи и повела к внутренним воротам.
Девушка оглянулась. Солдаты теперь наседали на барона со всех сторон, силясь отнять меч, а рыцарь отчаянно защищался. Должно быть, сейчас он видел перед собой выжженные солнцем земли Иерусалима и коварных врагов, окруживших его на поле боя…
«Так вот откуда тот чудовищный шрам на голове!» – догадалась Маша.
На помощь солдатам уже спешил управляющий, сэр Саймон.
Девушка отвернулась, чтобы не видеть, как барона одолеют несравнимые по силе, однако значительно превосходящие числом противники. Ей стало до слез жалко старого рыцаря.
И, увы, она так и не успела поговорить с ним о странном поведении священника.
За обедом сэр Вильгельм не появился.
– Барон плохо себя чувствует, – объяснила леди Роанна, взявшая на себя управление замком. Она же приняла новых гостей, которые стали съезжаться на турнир.
Болезнь хозяина вовсе не помешала гостям чувствовать себя как дома, пить вино, хохотать так громко, что, казалось, обрушатся стены, и сыпать такими шуточками, что краснела не только Маша, спеша укрыться в своей комнате, куда доносились только отголоски творящегося внизу бесчинства. Девушка уже всерьез думала, что сэр Чарльз еще наиболее скромный и тихий из всех присутствующих.