– Да очень просто, ты ж не читал отчет доктора?
– Нет.
– То—то, а дело я думаю было так. Выпили они крепко, потом оказались на мосту, там продолжили ругаться. Лиза стояла спиною к ограде или опиралась спиною. Петр стоял напротив то ли со зла, то ли еще по какой причине несколько раз ударил ее кулаком. Потом, может, толкнул, а может она поскользнулась, схватила его за пиджак и вместе полетели вниз. Она упала на спину, он на нее. От этого и остался жив, а она ударилась спиною и сверху получила несостоявшегося суженного. Бедняжка не почувствовала никакой боли. Доктор говорит, что смерть была мгновенной. Такова она петербургская обыденная история.
Убийство дворника. 1874 год
В последний вечер уходящего года необычайно рано спустилась на город непроглядная тьма. Черные тучи, дымящими паровозами, мчались по зимнему небу, через несколько часов вьюга завывала над крышами домов голодной волчицей и пронеслась по улицам, поднимая с земли и разбрасывая в холодном воздухе большие горсти снега.
Зато в кабинете все было спокойно, только плясали по стенам отблески пылавшего в камине красноватого с оранжевым отливом пламени, и от этого вся комната озарялась призрачным весёлым светом. В тишине что—то щелкнуло, захрипело и висевшие над камином часы начали отбивать одиннадцать ударов.
Иван Дмитриевич привык к такому поведению часов и даже не повернул головы, продолжая задумчиво смотреть на открытую чернильницу.
Через два дня начальник сыскной полиции Санкт—Петербурга Путилин должен представить доклад градоначальнику, из которого Фёдор Фёдорович Трепов выберет некоторые дела для упоминания во «Всеподданъйшем отчетъ С. Петербургскаго градоначальника за 1874 годъ» в третьем отделе под заголовком «О деятельности Сыскной Полиции».
Иван Дмитриевич обмакнул перо в чернильнице и по бумаге побежали мелкие, одна к одной, буковки:
«7 января, въ 10 часу утра, в дворницкой дома купца Шнуркова, на углу Тверской улицы и Лафонской площади, 3 Участка Рождественской Части, найденъ убитымъ дворникъ этого дома, крестьянинъ Псковской губерiи Дмитрiй Васильевъ, 18 летъ».
Как не устроена память, а события, словно фотографическая карточка, запечатлеваются где—то внутри. И теперь перед Путилиным пробегали картинки того, не столь далёкого, события.
Иван Дмитриевич сидел в кабинете и просматривал бумаги, пришедшие из канцелярии градоначальника, когда дежурный чиновник доложил о происшествии на Лафонской площади. Начальник сыскного отделения более склонялся к «живой» работе, документы, реляции, отчеты, доклады занимали много времени и были рутинным выполнением служебного долга.
Приятно, конечно, выйти на улицу, вдохнуть морозного воздуха, чтобы спёрло дыхание, пройтись по скрипучему снегу, остановиться и просто постоять в саду или лесу, прислушиваясь к пению птиц. Эх!
– Кто в отделении?
Дежурный понимал с полуслова.
– Из чиновников по поручениям никого.
– А Жуков?
– Здесь.
– Пусть ждёт у саней, сейчас выйду.
Миша Жуков, переведённый из младших, стал полноправным помощником начальника сыскного отделения и был малым не промах. Внимательный, подмечает иной раз то, что Путилин со своим опытом просматривал, вежливый в обращении со всеми, не только дамами, но и рабочими людьми, не отягощенными высокими целями в жизни.
Путилин поднялся с кресла, перед этим убрал со стола бумаги, аккуратно сложив в папку, которую положил в ящик стола. Размял ноги, в последнее время побаливало колено, не иначе чёрт сунул туда раскаленную кочергу и забыл. Накинул на плечи меховое пальто с большим бобровым воротником, взял в правую руку трость и направился к выходу.
Миша стоял без головного убора.
«Наверное, – подумалось Ивану Дмитриевичу, – молодёжь всегда одинакова. Поступает вопреки тому, что говоришь. Эдакий молчаливый протест».
– Шапка где? – Вместо приветствия спросил у помощника Путилин.
– Вот такая незадача, – после приветствия произнёс пристав 3 участка Рождественской части капитан Хоруженков. Мужчина лет под пятьдесят с густым басом и брюшком, которое обтягивала форменная шинель, – не успел год начаться, как беда катит в полную силу.
– Не всё, Константин Васильевич, складывается так, как нам бы хотелось, – ответствовал Путилин, – в такой час сидеть у камина, вытянув ноги и попивать горячий чаёк, а заместо этого приходится смотреть на лужи крови, старенький топор. Вы говорите топором дворника убили?
– Так точно, топором, сами сейчас увидите, Иван Дмитрич.
– Вот именно, топором и, вероятно, со старой потёртой ручкой?
– Как вы….
– Догадался? Да, просто, – улыбнулся начальник сыскной полиции, – угадал, а то, что топорище старое или новое, не, суть, важно, главное, что одной душой на свете стало меньше. Константин Васильевич, давайте пройдём на место преступления, всё—таки оттуда всё началось.
«По положению тъла и отсутствiю признаковъ борьбы можно было заключить, что Васильевъ убитъ во время сна. Окровавленный топоръ и переломленный столовый ножъ, которыми, по всей въероятности, совершено было преступленiе, лежали около кровати убитаго, носившаго на себъ слъды страшных ранъ на левом виске и правой сторонъ шеи».
Дворницкую купец Шнурков пристроил во дворе к глухой стене. С одной стороны пожалел места в доме, а с другой не поскупился – большие сени, комната со сложенной из кирпича печью с чугунной верхней крышкой, на которой можно было готовить.
Путилин отряхнул снег с обуви, осмотрел сени. Вдоль стен две лавки, на одной стояло ведро с плававшим в нём льдинками и деревянным ковшом, по стенам висел инструмент – пила, какие—то щипцы, молотки, в углу стояло несколько лопат, в том числе для снега, несколько мётел. Здесь же висела по виду старая одежда, хотя разобрать было невозможно. Свет проникал сквозь две открытые двери – одну со двора, вторую – из жилой комнаты, окон не было. На полу множество следов – оставшийся от обуви снег.
– Успели натоптать, – проворчал Иван Дмитриевич, хотя к этому привык давно. Полицейские, родственники, свидетели, слава Богу, что любопытсвующих не пускают.
Пристав ничего не сказал.
Комната – скорее всего, прикинул Путилин, четыре аршина на четыре. Справа от входа печь с чугунной жарочной плитой, рядом несколько полок, на которых нехитрая домашняя утварь: несколько железных закопчённых кастрюль, сковорода, глиняные миски. Напротив входа стояла кровать, более напоминавшая широкую лавку, на которую брошен тонкий тюфяк, поверх постелено одеяло, именно, на нём лежал убитый. Молодой парень со спокойным выражением на красивом лице, которое портил чёрный провал раны на левом виске, запёкшаяся кровь, в уголках торчали белые острые края развороченной кости. Волосы, словно солома, разметались по подушке.
– Лёгкая смерть, – произнёс Иван Дмитриевич.
– Что вы сказали? – Не расслышал начальника сыскной полиции капитан Хоруженков.
– Лёгкая, говорю, смерть, – Путилин остановился рядом с убитым, – он не успел ничего почувствовать.
На полу около кровати лежал небрежно брошенный колун с окровавленным обухом и рукоятью, на которой остались тёмные отпечатки, рядом с топором скомканная старая рубаха, нож с деревянной ручкой, тоже почерневшей от крови.
– Преступник не думал убивать, – изрёк начальник сыска
– Почему? – Поинтересовался пристав.
– Топор стоял в углу сеней, – Иван Дмитриевич указал рукой куда—то на открытую дверь, – злоумышленник, если шёл убивать, так не понадеялся на удачу, а принёс бы орудие убийства с собою. Вдруг хозяин, – теперь указал на лежащего на кровати молодого человека, – убрал, спрятал, сунул куда—то топор или нож. Нет, наш злой герой, наверное, так бы не рисковал, а прихватил бы с собою.
– Но ради чего?
– Кто знает? – Посетовал Путилин, – они не ссорились, иначе Васильев так спокойно не лёг спать.
– Но что тогда?
– Вот это нам и предстоит узнать.
«Из вещей, находившихся въ дворницкой, не оказалось принадлежащего домовладельцу овчиннаго тулупа и синей суконной поддевки убитаго, въ которой было денег около 10 рублей. Взамънъ недостававшаго, найденъ в дворницкой же сърый суконный пиджакъ».
Вошедший полицейский что—то тихо сказал приставу. Капитан обратился к Путилину.
– Здесь купец Шнурков, – и пояснил, – хозяин дома…
– Прекрасно, Константин Васильевич, – Иван Дмитриевич обернулся, – хотел с ним попозже поговорить, но раз уж… Пригласите.
В дворницкую вошёл мужчина низенького роста, такой круглый фигурой, что сразу напомнил колобка из детской сказки. Лицо, словно блин на масленице, лоснилось то ли от пота, то ли от жира. Шнурков снял с головы бобровую шапку, перекрестился и вытер откуда—то появившимся белым платком в руке со лба испарину.
– Здравия всем!
Путилин кивнул в ответ.
– Я, – начал было купец, но рука вновь потянулась вытереть со лба выступившие капли.
– Господин Шнурков, могу ли я называть отеческим именем? – Спросил Иван Дмитриевич.
– Не имею никаких возражений, – и откуда купец набрался таких выражений пронеслось в голове у Жукова, – можете звать меня Фрол Кузмич, – платок вновь проехал по лбу.
– Хорошо, – начал начальник сыска, – вы заходили сюда?
– Конечно, – с радостью в голосе произнёс купец и тут же скосил глаза на убиенного и перекрестился, – это же мой дом и я обязан следить за работниками, иначе они начинают увиливать от работы, прости меня Господи! – И вновь рука скользнула со лба на грудь, а потом двинулась вправо и завершила движение напротив сердца.
– Понимаю, когда в последний раз?
– Дак, два дня тому.
– Два дня?
– Совершенно верно, Дмитрий, – он указал рукой, – заступил на службу вместо дяди, а тот в свою очередь заменил мне Андрея.
– Постойте, – остановил Шнуркова Иван Дмитриевич, – значит, Дмитрий только два дня на службе?
– Точно так.
– До этого были другие?
– Точно так.
– Теперь по порядку, до убитого дворником был его дядя?
– Точно так, рядовой сто сорок шестого пехотного Каспийского полка Потапов, прибывший из Кронштадта в десятидневный отпуск.
– Отчего он согласился быть дворником?
– Так Андрея потребовали на родину для отбытия рекрутской повинности. Вот дядя его и заменил до прибытия младшего брата.
– Ясно, – задумался Путилин, – Дмитрий имел в столице знакомых?
– Не могу знать, но, – купец опять вытер лоб, – на следующий день после приезда…
– То бишь вчера?
– Точно так, попросил у меня в счёт будущего десять рублей, сказал, что приехал без гроша в кармане.
– Скажите, когда возвратился в Кронштадт Потапов?
– Два дня тому, сразу по приезду Дмитрия.
– Сказать, как я понимаю, кто приходил за эти дни к убитому вы не можете.
Шнурков развёл руки, показывая, мол, рад сказать, да нечего.
– Вы можете сказать, чего не достаёт в дворницкой – одежды или ещё чего.
Купец осмотрелся, нахмурился.
– Вот здесь, – рукою указал на вбитый в углу гвоздь, – овчинного тулупа нет, его я для дворника купил, и, – купец посмотрел на убитого, – он в поддёвке приехал, ее тоже не вижу, а вот пиджак, – Шнурков подошёл к табурету, на котором лежал небрежно брошенный пиджак, – не Дмитрия, и ни Андрея точно.
– Может, Потапова?
– Нет, тот в военной форме был.
«По произведенному на месте дознанiю оказалось, что Дмитрiй Васильевъ поступилъ дворникомъ въ домъ Шнуркова за несколько дней до совершенiя преступленiя, на мъсто роднаго брата своего Андрея Дмитрiева Васильева, уъхавшего на родину 2 Января для отбытiя рекрутской повинности и что послъ отъъезда послъднего оставался в двориницкой родной дядя ихъ, рядовой 146 пехотнаго Каспiйскаго полка Потаповъ, прибывшiй из Кронштадта въ 10 дневный отпускъ и еще приходилъ въ гости какой—то крестьянинъ, помогавшiй покойному работать».
– Миша, – повернул голову к Жукову Иван Дмитриевич, – проверь Потапова, когда он прибыл к месту службы или домой?
Помощник кивнул и собрался выходить, но уже у двери обернулся:
– Мне в Кронштадт?
– Телеграммой, – отмахнулся от помощника и тут же обратился к купцу. – Значит, вы не знаете, кто мог в эти дни приходить к Дмитрию?
– Рад бы помочь, – платок вновь полетел ко лбу, казалось, что Шнурков изойдёт потом, как в парной жарко натопленной бани.
– Но вы—то проверяли нового дворника, заходили к нему.
– Конечно, – купец тяжело задышал, – я же должен быть уверен в честности взятого на место брата молодого человека. Вы же знаете, что не во всём можно иметь веру к родственникам, иной раз такие, – и он умолк, в глазах сверкнул какой—то недобрый огонёк.
– Знакомо мне, – спокойно сказал Путилин, понимая, что более сведений от Шнуркова он не получит, а только стенания, жалобы и тому подобную непотребный для следствия поток излияния на жизнь.– Не смею вас более задерживать, Фрол Кузмич.
– Вы разыщите злодея?
– Непременно, – за начальника сыскного отделения ответил пристав, взяв за локоть купца и препроводив к выходу, шепча что—то тому на ухо. – А теперь что? – Спросил он, вернувшись.
– Расспросим прислугу, живущих в доме, может быть, кто—то что—то видел, слышал.
Опросы заняли часа полтора, Путилин намётанным глазом видел, кто знает, что сказать, а кто беседует ради любопытства. Пока ходили, вернулся Миша с телеграммой из Кронштадта. Там подтверждалось, что рядовой Потапов вернулся к месту службы накануне и быть причастным к убийству не мог.
Одна из служанок, бывшая в работницах у жильцов со второго этажа, смогла поведать, что к ней иной раз приходит односельчанин Василий Михайлов, который в последние два дня помогал новому дворнику в работе. Снега—то навалило почти по колено, потом девушка смутилась и призналась, что односельчанин «уж очень ревновал, подозревая каждого молодого и красивого в любовной связи с нею, Наталией».
Иван Дмитриевич взял полученные сведения на заметку, но продолжил обход с целью расспросов.
– Так поинтересовались бы о братьях у Дарьи, – с хитринкой в голосе произнёсла кухарка с третьего этажа, – не успел братец на повинность уйти, как она другого брата в оборот взяла.
– Как говоришь? Дарья..
– Филиппова, на соседней улице проживает, – и назвала адрес, а в глазах такая ненависть, хоть ножом режь.
«По отношенiю къ Потапову обнаружилось, что онъ наканунъ убiйства выбылъ въ Кронштадтъ, слъдовательно совершить преступленiе не могъ; что касается неизвъстнаго лица, навъщавшаго Дмитрiя Васильева и помогавшаго ему въ работъ, то изъ дальнъйшаго дознанiя сдълалось извъстнымъ, что онъ былъ крестьянинъ Новгородской губернiи Василiй Михайловъ, проживавшiй въраiонъ того же Полицейскаго Участка, у содержателя извоза Петрова и отмъченный 5 Января выбывшимъ на родину для исполненiя рекрутской повинности».
– Да, был у меня в работниках Василий, – лицо со сведёнными к переносице широкими бровями походило на птицу, которая распростав крылья приземлилась на толстые щеки и широкий нос Петрова, – пятого числа получил у меня сполна расчёт и отправился исполнять повинность – служить Царю—Батюшке.
– Какого числа это было?
– Так, – содержатель извоза начал загибать пальцы, причмокивая толстыми сальными губами, – пятого, точно пятого.
– Покажите пиджак, – попросил Путилин пристава, тот щёлкнул пальцами и перед ними предстал полицейский. – Вам знакома эта вещь?
– Да, его Василий носил.
– Вы не ошибаетесь?
– Никак нет, вот, – Петров указал на нижнюю пуговицу, – она отличается от остальных, хотя в кармане должна лежать родная, – содержатель извоза запустил руку в карман, вытащил и раскрыл ладонь, на которой лежала пуговица. – С ленцой Василий, а бабы не было вот и брал, что под руку попадалось.
Путилин с приставом переглянулись, в глазах Константина Васильевича читалось торжество, вот и дело раскрыто.
– Михайлов в гости к кому—нибудь ходил?
– Сох он по одной Наталье, односельчанке евоной, ревновал жутко, чуть что сразу с кулаками лез.
– Понятно, мог он за нож схватиться?
– Мог, – сощурил глаза Петров и покачал головой, – мог и с ножом в драку, ежели дело Натальи касалось, готов был ее на руках носить, но каждого, кто близко к ней подходил, рёбра готов был пересчитать.
– Кто из земляков у него в столице?
– Приходили к нему, но по чести говоря, не запомнил никого.
– Где он может быть сейчас?
– Так в деревню возвращается, – с удивлением в голосе заметил содержатель извоза, – на службу ж ему надо идти.
«По предъявленiи Петрову оставленнаго въ дворницкой сърого пиджака, онъ призналъ таковой за принадлежащiй Михайлову».
Дарья Филиппова, солдатка, двадцати восьми лет, с густыми волосами, скрытыми под тёмным платком, открыла дверь сразу после стука, словно бы стояла и ждала.
Путилин поздоровался, спросил разрешения пройти.
Комната, в которую провела нежданных гостей женщина, была небольшой, но уютной. Казалось всё в ней дышит благодушием и спокойствием.
– Простите, – оробела она, теребя в руках полы кофточки.
– Дарья, ты хорошо знала Дмитрия Андреева брата? – Начал Путилин.
– Года два—три тому он приезжал к Андрею, вот тогда впервые его увидела.
– Понятно, на днях ты к Дмитрию не заходила?
– А как же? Ведь он брат, – она запнулась и тихо добавила, – Андрея, а он попросил помочь в случае нужды, ведь город большой, а Дмитрий молодой, – и слёзы потекли по щекам.
– От кого ты узнала, что Дмитрия убили?