Егор Тимурович встретился с пролетариатом и попытался объяснить текущее положение в стиле заезжего лектора общества «Знание». Свою речь он пересыпал экономическими терминами, напирая на британский опыт и на неэффективность отрасли, объяснял, что государство никто не сможет поставить на колени. Уверен, что не обошлось и без любимого словечка Гайдара "отнюдь".
Беседа не удалась, Егор Тимурович с задачей не справился, и центру пришлось прибегать к помощи проверенных кадров. К шахтерам отправился Виктор Степанович Черномырдин.
Собрав мужиков, Черномырдин встал перед ними и, ткнув в первого попавшегося пальцем, сказал: "Что у тебя случилось?" Шахтер, не веря своему счастью, стал захлебываться скороговоркой: "Да баба в дом не пускает, детишки не кормлены, пол-литра купить не на что".
Черномырдин выслушал и ткнул пальцем в следующего: "А у тебя что?" – "Да, Виктор Степанович, в шахте с голоду падаем, дома ор, сил никаких".
Беседа по такому сценарию продолжалась около часа. Черномырдин подвел итог:
– А, так вам деньги нужны.
Вся толпа заулыбалась и закивала головами, конечно, Деньги, как же без денег, деньги нам очень нужны.
Подождав, пока стихнет гул, Черномырдин резанул правду-матку:
– Денег нет, а как будут, дадим, но ничего сейчас не обещаю.
Народ воспринял эту новость с пониманием и успокоился. Потом еще довольно долго шахтеры, обсуждая эту историю, говорили:
– Вот ведь Черномырдин нормальный мужик, и поговорили и объяснил все так хорошо, а этот Гайдар…
Новым не повезло с народом и со страной, не те достались, не демократы, и несознательные какие-то. Не хотели понимать всей глубины реформ, да еще отличались дурным характером и задавали странные вопросы о том, куда идут природные, некогда народные ресурсы.
Глубина перестройки не проняла всю толщину чиновничьего слоя. Те, кто был поближе к гражданам, усидел на своих местах и, перестроившись, продолжал свое маленькое столоверчение.
Фигура крепкого хозяйственника Черномырдина выглядела политически очень привлекательно, и этим нельзя было не воспользоваться. Создание партии "Наш дом – Россия" было неизбежным, да и ее крах тоже после того, как Виктор Степанович потерял должность.
В этом нет ничьей вины, чиновники, чувствуя по запаху в Черномырдине своего, идут к нему, но как только Акела промахивается, то они ждут нового вожака.
Чиновник любит власть – таков важный стабилизирующий фактор современной российской истории. Единственный консервативный институт в нашей стране – это институт чиновничества. А главный козырь любой оппозиции – борьба с чиновниками и их привилегиями.
ШПИОНСКИЕ МАНЕВРЫ ОПАЛЬНОГО ОЛИГАРХА
Не случайно, что после выведения с политической арены Бориса Березовского, центра возмущения, чиновники нашли общий язык и дружно консолидировались вокруг фигуры президента Путина.
Вряд ли могло произойти иначе. Потеря Березовским политических позиций однозначно обращала его в политический труп, а политиков, с ним напрямую связанных, – в маргиналов.
Пожалуй, именно Березовский послужил той последней каплей, которая переполнила чашу терпения чиновников. Уровень его неуважения к ним и откровенной манипуляции их судьбами в конечном итоге привел к ответным мерам, и с громадной скоростью Борис Абрамович стал терять позиции. Стиль его общения с окружающим миром я мог почувствовать и на себе.
Первую длительную беседу с Березовским я провел, работая на канале «ТВ-6», владельцем которого он являлся, хотя и проживал уже в Лондоне. Мне позвонил Евгений Киселев, на тот момент главный редактор канала, и сказал, что Борис хочет дать мне интервью. Для этой цели я должен полететь вместе со съемочной командой в Лондон. Быстро собравшись, мы оказались в столице Великобритании.
Никакого пиетета к фигуре Березовского я не испытывал, скорее наоборот, так как еще во времена работы на ОРТ мне регулярно объясняло руководство, что мои жесткие замечания в его адрес не очень уместны. Кстати, именно в тот момент времени Березовский и его партнер Бадри Патрикацишвили контролировали денежные потоки на ОРТ, и многомесячные задержки в оплате контрактов были обычным явлением. Денег эти граждане не любили платить никогда.
Интервью было очень жестким. Я спросил Березовского: "Листьева убили вы?" Ответ был минут на пятнадцать, и хотя у меня сложилось впечатление, что именно к этому убийству он отношения не имел, но неприятный осадок остался, от всей грязи вокруг этой трагической истории.
Моя дерзость заинтересовала Березовского, и потом еще не раз он появлялся на телемостах уже в недолгую эпоху ТВС.
По завершении проекта «ТВ-6» у меня осталась выписка из бухгалтерии о задолженности мне по зарплате в сумме, эквивалентной 30 тысячам долларов, и я спросил Березовского, как владельца канала, о том, что он собирается с этим делать. Его ответ стал классическим:
– Деньги были, деньги будут, сейчас – денег нет.
Я рассказал эту историю Виктору Шендеровичу, и он в одной из своих книг ее упоминает.
Не могу сказать, что только деньги интересовали меня пРи общении с Березовским.
Я не очень рассчитывал на их возвращение. Но вот сама фигура Бориса Абрамовича, бесспорно, притягивала внимание. Да и сам он не давал о себе забыть – регулярно звонил с очередной гениальной идеей.
Таких звонков было немного, и они, как правило, заканчивались просьбой немедленно прилететь в Лондон, так как есть архиважная тема для разговора.
Не всегда, но пару раз я пользовался приглашением.
Березовский человек одержимый, создающий вокруг себя аномальное поле. Все попадающие под его влияние оказываются выдернутыми из реальной жизни и помещенными в какую-то карикатурную вселенную, где ездят только на «Мерседесах», до которых перемещаются короткими перебежками под прикрытием накачанных словно насосом телохранителей, рычащих по-английски с французским акцентом себе в манжеты.
Окружают опального олигарха модельки-нимфетки, вызывающие у своего патрона обильное слюноотделение, отчего он производит на редкость отталкивающее впечатление, с годами все больше напоминая стареющего фавна. Особенно мерзко то, что Березовский женат, и тем не менее это его не сдерживает.
БАБ не верит в правила поведения, он даже не презирает их, а попросту дурно воспитан, что забавно сочетается с вычурностью домашней обслуги. Как-то раз я обедал дома в Англии у Бориса. Белые перчатки обслуги, серебро, хрусталь, фарфор, полное ощущение, что присутствую на съемках "Собаки Баскервиллей".
Сходство усиливалось и тем, что прислуга была из Прибалтики, так как Борис английского так и не выучил, а прибалты русский так и не забыли.
После того как обед был закончен, мы перешли в каминный зал. Благостное настроение было разрушено дикими воплями ссорящейся прислуги. Не столь важно, что они там не поделили, просто слой культуры оказался слишком тонким, этакое микронное напыление.
Каков хозяин, такова и обслуга.
Политика – основа основ жизни Березовского. Он относится к своей деятельности как к театральной постановке. Должно быть, именно поэтому каждое его действие превращается в перформанс. То он выходит из здания английского суда в маске Путина, то под именем Платона Еленина приезжает в Грузию подразнить русского медведя. Во время телемоста с Украиной его шею украшает оранжевый шарфик, должно быть, подарок от Ющенко, как выяснилось позже, совсем не бесплатный.
Борис прекрасно осознает, что политика должна быть интересной и телевизионной. У него нет иллюзий, что основные договоренности всегда в тени, но на потребу публике должен быть представлен яркий и броский пиар – продукт, как правило, самостоятельный, причем люди, его осуществляющие, никогда и не узнают об истинном плане.
Березовский всегда использует людей. Он рассматривает даже не их самих, а их отдельные черты как фрагменты в сложной политической мозаике. Такой подход на бумаге имеет смысл, но не учитывает реалий.
Человек всегда гораздо сложнее, чем представления о нем окружающих. Попытка столь беззастенчивой манипуляции людьми, как правило, приводит Березовского к фиаско. Бытует мнение, что БАБ плохо разбирается в людях. Это неверно. Он и не пытается в них разобраться, считая, что в этом нет никакого смысла.
Пренебрежение привело Березовского к тяжелым материальным потерям – прошло года три, пока до Бориса дошло, как мастерски его оттер Абрамович от всех дел и, по сути, выдавил как из бизнеса, так и из страны, проявив свою кукушенскую натуру.
Но не Романом Аркадьевичем бредит лондонский мечтатель – последние годы Березовский одержим борьбой с Путиным.
Я беседовал с Борисом о сопредседателе "Либеральной России" Михаиле Каданеве, мне этот гражданин казался более чем странным. Борис в своей манере, захлебываясь предлогами, стал объяснять мне, почему выбор пал именно на этого человека.
Но не Романом Аркадьевичем бредит лондонский мечтатель – последние годы Березовский одержим борьбой с Путиным.
Я беседовал с Борисом о сопредседателе "Либеральной России" Михаиле Каданеве, мне этот гражданин казался более чем странным. Борис в своей манере, захлебываясь предлогами, стал объяснять мне, почему выбор пал именно на этого человека.
– Понимаешь, он ведь похож на Путина, плюс ко всему он каратист.
Когда выяснилось, что Каданев заказал убийство Юшенкова, то удивительным это было только для БАБа.
С годами Борису становится лень разрабатывать длинные схемы, и он все чаще пользуется старыми наработками, пытаясь их компилировать. Это я почувствовал на себе, оказавшись в центре одной из комбинаций.
Декабрьские выборы в Госдуму закончились сокрушительным поражением СПС и «Яблока». Удар был тяжелым, пару дней демократическая общественность приходила в себя, пытаясь осмыслить новые реалии. На носу президентские выборы, но никакой кандидатуры, способной объединить рассеянные батальоны и вдохновить их на великий реванш, не наблюдалось. Хотя объединительное брожение происходило и какие-то переговоры велись, буквально через неделю должен был состояться съезд СПС, на котором планировалось решить вопрос об участии в президентских выборах.
В пятницу раздался звонок.
– Владимир, это Борис, срочное дело, архиважное, судьба демократии зависит от нашего с тобой разговора. Я знаю, что через пару дней съезд, позвони, пожалуйста, Немцову и попроси, чтобы ничего не решали до того, как мы с тобой переговорим. У тебя есть открытая британская виза?
– Нет, только пару недель как завершилась.
– Не страшно, я пришлю за тобой самолет, сам поднимусь на борт, ты и не будешь выходить, так что границу пересекать тебе не придется, а если вдруг спросят, то скажешь, что летишь транзитом. Нам обязательно надо поговорить, так что завтра за тобой заедут, доставят в аэропорт, и вечером того же дня ты уже будешь обратно в Москве.
На следующий день я отправился в Лондон. Борис поднялся на борт, улыбнулся длинноногой польской стюардессе и приступил к выбору вина, после чего его телохранители доставили на борт грузинские сыры, несколько часов назад прибывшие из Грузии от Бадри Патрикацишвили, и свежую зелень.
Удобно расположившись, Борис приступил к трапезе, через несколько минутой вспомнил, зачем, собственно говоря, он меня пригласил, и приступил к разговору.
Я не иронизирую, один мой приятель, великий российский поэт, а по совместительству консультант БАБа, рассказывал мне, как его экстренно вызывал работодатель в Лондон. Прилетев в Англию и приехав в мыле к обусловленному месту встречи в лобби отеля, поэт ждал Бориса часа три, под конец тот появился в окружении нимф, морщил лоб, делал прочие мышечные усилия, но мысли так и не пришли, так что, зачем вызывал, что хотел, почему такая срочность, осталось тайной.
Мне повезло больше. Борис знал, чего от меня хотел. Началась беседа довольно традиционно – с потока лести, о том, как я хорош на программе и что никто из политиков мне в подметки не годится, и прочий словесный мусор, очень далекий от правды. Елея было так много, что я насторожился. Закончил Борис довольно неожиданно:
– Ты должен баллотироваться в президенты от объединенной оппозиции. Я поговорил с Леней (Невзлиным), он тебя лично не знает, но ему идея нравится. Под тебя мы поставим "Либеральную Россию", плюс всех демократов, и ты сможешь выиграть. Ты ведь карате занимался? Так что как мужик ты тоже произведешь впечатление.
Мне эта идея совсем не понравилась. Во-первых, какой из меня президент, когда в России эта должность связана с необходимым управленческим опытом, да и мне совсем не хочется становиться главой государства. Во-вторых, меня не привлекает эта работа. А в-третьих, уж если бы журналисту Соловьеву попался на язычок кандидат в президенты Соловьев, то я бы от него мокрого места не оставил.
Борис огорчился и понял все по-своему:
– Ты не понимаешь, президент играет двадцать ролей, он может все. Может быть, ты просто боишься, я это могу понять. В России ведь все боятся чекистов, так мы готовы позаботиться о твоей семье, вывезти их за границу. Если нужны деньги, то дай номер счета и я моментально переведу столько, сколько ты сочтешь нужным. – Он сделал паузу и добавил: – Конечно, в разумных пределах. – Тяжело вздохнул, посмотрел куда-то в сторону и произнес с болью в голосе: – Не то поколение, все думают только о деньгах, за идею уже никто бороться не хочет.
Он поднял на меня глаза, полные любви к деньгам и боли от возможного расставания с ними, и продолжил:
– Надо все вернуть на демократические рельсы – как было при Ельцине. Выборы мы выиграем легко, ты предложишь состав правительства. Конечно, никто не собирается выполнять предвыборные обещания, но в момент агитации важно объединить широчайшие слои недовольных. Смотри, кого можно поставить на должность премьера.
Не без иронии я предложил Примакова. Березовского передернуло.
– Я и сейчас считаю, что даже такой Путин лучше Примакова-президента. Если бы не Доренко, то выборы мы бы тогда не выиграли, и всем бы пришел конец.
Обсуждение кабинета министров заняло минут пятнадцать, и выработалась абсолютно популистская и недееспособная команда с Глазьевым, Громовым, Федоровым, Герасимовым и многими другими, которые никогда бы свое согласие не дали, чего от них и не требовалось. Должен отметить, что Борис был предельно откровенен.
– Конечно, как только ты изберешься, все, кто сейчас в изгнании, должны вернуться на родину, ты должен понимать, что руководить государством по основным вопросам будуя, об этом давай сразу договоримся, ты назначишь меня либо министром иностранных дел, либо секретарем Совета безопасности.
Я поймал себя на мысли, что ведь, должно быть, именно такие разговоры Борис вел со многими российскими политиками, когда создавал партии, договаривался о дальнейшей работе в Думе и правительстве, как абсолютными марионетками были многие из публичных фигур, от Рыбкина до Лебедя, хотя генералу удалось вовремя соскочить с крючка.
Я спросил у Бориса, понимает ли он, что Путин действительно самый популярный политик в России и что сейчас нет никого, кто мог бы побороться с ним.
Борис задумался. В его стройной, но не имеющей никакого отношения к реальной жизни системе взглядов за последний год наметились трещины.
В течение всех наших предыдущих встреч он предсказывал немедленное падение "режима Путина", буквально через три месяца, и раз за разом ошибался. Верные козыри предыдущих кампаний давали сбои. Истовая вера в популярность журналистов, а главное, в их идеологическую близость или в продажность не находила своего подтверждения на практике. Идея создать оппозиционную партию с тройкой узнаваемых людей во главе была сильным ходом.
Борис даже просил меня весной 2003 года войти в тройку самому, а после моего жесткого отказа поговорить с Шендеровичем, Сорокиной, Максимовской о согласии – предлагались очень приличные деньги, десятки тысяч долларов в месяц, но никто не согласился, что несказанно удивило и огорчило Березовского. Борис понимал, что требуются радикальные шаги, учтя предыдущий опыт, он был к ним готов.
После довольно длительной паузы Борис предложил выйти прогуляться по аэродрому.
Как только мы спустились по трапу, к нам подбежали английские пограничники, но на ломаном английском Борис объяснил, что нам надо чуть-чуть подышать.
Конечно, дело было не в свежем воздухе, скорее в необходимом театрализованном действии, нагнетании обстановки – игра в шпионов.
Было довольно ветрено, да еще и гул двигателей – чтобы услышать друг друга, приходилось напрягаться.
– Есть план, понимаешь, популярность Путина может и упасть, но надо принести сакральную жертву, в интересах демократии, чтобы все содрогнулись и отвернулись от Путина, но это только первый шаг. Если ты согласишься баллотироваться, то мы встретимся еще раз, и я посвящу тебя во все детали кампании.
С этого момента разговор для меня потерял всякий смысл, стало очевидно, что Борис перешел все возможные границы. Говорить с ним было не о чем, я думал, кого он выбрал на роль сакральной жертвы – Немцова, Хакамаду? Через несколько дней, уже вернувшись в Москву, я узнал ответ, но до этого надо было улететь из Англии.
Напутствие было довольно банальным, поговорить с Немцовым, принять решение самому, и в случае положительного ответа уговорить лидеров СПС поддержать меня.
Забавно, что так как все происходило накануне Рождества, то Борис заодно передал для всей эспээсовской тройки подарки, куклы с кошачьими лицами. Я подумал, что это современная форма черной метки.
Прилетев в Москву, на следующее утро я отправился в Госдуму, где еще сидел Немцов, вручил ему подарок и рассказал о своем разговоре с Березовским. Борис Ефимович задумался, идея о сакральности жертвы ему не показалась убедительной.