– Снайпер типа?
– Ага, снайпер типа.
– Ишь, стрелок… – задумчиво произнес сталкер.
– Когда стреляю – стрелок, когда ем – едок. Лучше скажи, дорога открыта? Ловушки мы по температуре не всегда можем увидеть.
– Да, давай! – Бубо достал свой лазер и направил зеленый луч вдоль дороги. – До того поворота чисто. Только не нравится мне вот тот автомат по продаже сигарет. Постарайтесь близко не проезжать.
– Да, мне тоже не нравятся такие жизнерадостные автоматы, – заметила Клава, мягко выжимая сцепление – Тем более, такие новенькие и полные сигарет, судя по тому, что у них на витрине.
Глава 9
Где-то в Европе
Мауро Дисконте не смог избежать срока. Апелляционный суд все-таки оставил приговор в силе. Для Италии это был небывалый случай. Бывший премьер-министр осужден! Правда, осужден условно, на два года, с обязательным участием раз в месяц в общественно-полезных работах. Дисконте не был бы успешным деловым человеком, если бы не использовал это обстоятельство в свою пользу. Каждая третья суббота месяца, день отработок, был настоящим праздником для города. Во-первых, любопытству прессы не было предела, и городские власти готовились специально, чтобы выглядеть должным образом. Муниципальный духовой оркестр уже с утра занимал места на центральной аллее парка, и сейчас музыканты разогревались, тихонько выдувая каждый свое. В боковой аллее уже расположились торговцы поркеттой, выставив на общий обзор кабана, целиком запеченного в ароматных травах. Еще в утренних сумерках дворники из окрестных дворов тщательно вымели все газоны парка и живописно разложили листовки с программами партий, выступавших против Дисконте, которые должны были изображать мусор.
В назначенный час процессия дорогих автомобилей под охраной мотоэскорта карабинеров подкатила к центральному входу в парк. Из главной машины, дверцу которой распахнул расторопный мэр, важно вышел Мауро. По случаю предстоящих общественных работ он был облачен в рабочий халат поверх костюма. Халат ему лично разработали и сшили своими руками его давние друзья Дольче и Габбана. Метла с рукояткой из ценных пород дерева, тонко инкрустированная золотом и жемчугом, была подарком от дома Булгари, в свое время сильно увеличившей свой капитал при помощи тогда еще действующего премьер-министра Дисконте. Грянул туш, и под аплодисменты городской интеллигенции Мауро, приветствуя собравшихся, отправился на свою принудительную работу.
Картинно выжидая, пока операторы выберут наилучшие ракурсы, Мауро собрал мусор предвыборных программ конкурентов и широким движением отправил их, как он и сказал на камеру, на свалку истории. Потом Дисконте отправился уничтожать сухие ветки, которые предусмотрительно срезали и аккуратно сложили возле машины, превращающей древесину в опилки. Бросая в утилизатор отдельные ветки, бывший премьер порассуждал на камеру о том, как сложно победить единый народ и как легко уничтожить одиночек. Потом попытался размолоть пучок связанных хворостин. Тут произошла небольшая накладка, машина оказалась слишком мощной и одинаково легко перемолола и единый, и разобщенный народ. Впрочем, телевизионщики поклялись все исправить перед выпуском сюжета в эфир.
День принудительных работ завершал фуршет. Зону фуршета огородили красным шелковым шнуром и взводом карабинеров. Закуски были скромные, как и образ жизни Дисконте. Устрицы, различные салаты из морепродуктов, трюфеля в небольшом количестве и, конечно, хорошее вино. Гостям было предложено взять с собой в качестве сувениров серебряные ложечки со специальной гравировкой по случаю «третьего дня принудительных работ и сближения с народом».
Усталый, но довольный Мауро Дисконте с бокалом холодного фалерио в руках плюхнулся в мягкое кресло своего лимузина, с удовольствием откинулся на спинку, никак не отреагировав на то, что в салоне его автомобиля напротив сидел еще один человек. Дисконте хорошо знал повадки дона Пижини, старого мафиозо, с которым его связывала не только давняя дружба, но и масса общих дел. Впрочем, для Мауро он и не был доном Пижини, он был просто его приятелем Франко.
– Рад тебя видеть, – улыбнулся Мауро. – Вина?
– Да, немного, – согласился Пижини и сам открыл бар, содержимое которого за многие и долгие поездки на этом лимузине он хорошо изучил.
– Как тебе сегодняшнее шоу? Эти идиоты из правительства думали, что, посадив меня, хоть и условно, они обрушат мой рейтинг. А теперь посмотри отчеты социологов, у меня все шансы победить на ближайших выборах. Наш народ любит угнетенных и невинно осужденных.
– Ты знаешь меня, caro, я не люблю гласности, открытости и не люблю шума вокруг моей персоны. Я еще не люблю трахать несовершеннолетних, а ведь ты на этом и погорел. Впрочем, кто из нас не без греха?
– Ты же видел эту Сильвию… Какая, к дьяволу, несовершеннолетняя, – возмутился Дисконте. – И цену она заломила совсем не по-детски. Да ладно, стоит ли о них? Как наши дела, Франко? Как дети, как внуки?
– Спасибо, Мауро, твоими молитвами. И дела в порядке, и семья. Ты, кстати, следил за последним суперджекпотом?
– А надо было? – встревожился Дисконте. – У нас там что-то не так?
Дон Пижини протянул газету, которая лежала все это время рядом с ним на мягком кресле.
– Вот посмотри.
Мауро порылся в кармане пиджака в поисках очков, это оказалось непросто, пришлось стащить с себя халат, который был хоть и от модных дизайнеров, но все-таки сковывал движения. Водрузив очки в тонкой золотой оправе на нос, Дисконте перелистал газету и, найдя нужную колонку, стал читать.
– Этому бреду верят? – Мауро в сердцах отбросил газету. – Ты мне скажи, этому бреду верят?
– Я думаю, напиши они там еще больший бред, веры было бы еще больше.
– Как так может быть? Мы организовали эту государственную лотерею, мы много лет создавали этот хрупкий организм. Мы просто совершили чудо, создав эту систему с шариками и барабанами, мы потратили уйму времени и денег в поисках надежных людей. И что теперь? Теперь, оказывается, джекпот получаем не мы? Нет, ты почитай, почитай!!!
Мауро опять нацепил очки, которые он в гневе бросил на сиденье, и, чуть не порвав газету, стал цитировать:
– «Жители Чивитта-Нуова рассказали удивительную историю. Как поведал бармен из «Розовой Луны» Лоренцо Скиапарони, ночью к нему явилась Дева Мария и велела заполнить лотерейный билет, назвав выигрышный номер. Лоренцо поступил по-христиански и сообщил этот номер еще двумстам жителям Чивитта-Нуовы, его постоянным клиентам. Какова же была радость жителей, которые вечером узнали, что их номер выиграл джекпот! Рекордный джекпот за историю государственных лотерей, пять миллиардов евро! Потрясенные чудом Девы Марии жители передали почти всю сумму в фонд помощи неимущим, а на оставшуюся сумму закупили духовые инструменты для городского оркестра».
– Porca miseria! – выругался Дисконте. – У нас куда ни плюнь – эти оркестры! Уже скоро будут в клозете стоять и дудеть! Какая сволочь украла у нас номер? Кто у нас крыса?
– Успокойся, Мауро, – тихо сказал дон Пижини. – Сейчас не самое подходящее время в этом деле разбираться. Нынешнее пристальное внимание к тебе может спровоцировать излишний интерес к лотереям. Я думаю, нам надо на время отойти от этого бизнеса. Заодно за это время все кроты и предатели, почуяв свободу, вылезут наружу.
– Ты еще предложи мне всерьез улицы мести, – поджал губы Мауро. – Но я понимаю, что не только с печальными новостями ты ко мне прибыл, не так ли?
– Нам ли печалиться? – улыбнулся своей таинственно-очаровательной улыбкой старый мафиози. – Время не стоит на месте, а нам нужно бежать впереди него на несколько шагов вперед.
– Точнее, на несколько дней, а еще лучше месяцев, – поправил Дисконте.
– Ты прав, дорогой друг. И посему нам нужно осваивать новые просторы. Ты не слыхал о таком шейхе – Абдуль ибн Ляхейдане?
– Франко, ну ты же знаешь, что я не имею дел с арабами. Италия все-таки страна католическая…
– Мы должны иметь дело не с арабами, не с китайцами, не, избави бог, с русскими, а с их деньгами. И тут…
– Прости меня, Франко, ты прав. Я погорячился. Предательства последних дней меня сильно выбили из равновесия.
– Важно, что ты находишь в себе силы бороться. А эмоции пройдут. Так вот, этот самый шейх, судя по нашим данным, затеял очень прибыльное дело.
– Газ? Нефть? Рабыни? – весело поинтересовался Мауро. – Что еще есть у шейха?
– И газ, и нефть, и рабыни. Все то, что дают живые деньги.
– Ну, денег у шейхов всегда хватало. Какое дело он запускает, объясни наконец.
– Шейх берется осваивать Москву. – Пижини поморщился при слове «Москва».
И он, и все его родственники при упоминании России ежились – три деда Франко замерзли семьдесят лет назад под Сталинградом.
– Он хочет купить Кремль и продать по кирпичику? Что там еще в Москве осталось? Я интересовался, у них там после взрыва кордоны стоят, населения нет, и распоясавшиеся медведи теперь и впрямь ходят по улицам.
– Он хочет купить Кремль и продать по кирпичику? Что там еще в Москве осталось? Я интересовался, у них там после взрыва кордоны стоят, населения нет, и распоясавшиеся медведи теперь и впрямь ходят по улицам.
– В Москве остались сокровища, которые не успели вывезти. И над этим всем стоит армия, – сказал Франко. – А где Красная армия у нас?
– Вот тут! – улыбнулся Дисконте, сжав ладонь в кулак.
– Она-то тут, но вот Москву шейх уже потихоньку подгребает под себя. Но, как все шейхи, делает это не очень мудро и не очень скрытно.
– Ему нужны партнеры? Мне не очень хотелось бы начинать новое дело с давления или изъятия бизнеса. – Мауро с удивлением посмотрел на опустевший бокал и добавил вина.
– Он организует в Москве очень интересное представление. Кстати, на нем он уже заработал такие деньги, по сравнению с которыми наш потерянный джекпот – это две лиры, завалившиеся за плинтус. И мы можем начать с того, что вежливо поучаствуем в его играх. – Франко достал из внутреннего кармана своего кремового пиджака сложенный листок бумаги. – Вот, мне прислали приглашение от самого этого шейха. Почитай.
Мауро нащупал очки, снова оказавшиеся на сиденье, и стал изучать листок.
– Слушай, Франко, я и подумать не мог, что у них в Москве все настолько серьезно. У нас еще не возникли такие Зоны? Надеюсь, нет. Так ты предлагаешь?..
– Я настаиваю. Взнос в будущем покажется нам смешным по сравнению с открывающимися перспективами. Здесь же нам сразу все как на блюдечке. И в дело влиться, а это не так уж и бесполезно, и встретиться с такими людьми, которые вместе вряд ли соберутся по другому поводу.
– Ты уверен, что там будет достойное общество?
– Вот тебе список, предварительный, естественно. – Пижини достал из другого кармана следующий листок бумаги.
– Н-да… – Мауро пробежался по колонке со списком приглашенных и отложил бумагу в сторону. – Я примерно представляю себе это общество, и… Мне кажется, что приехать туда инкогнито – это дурной тон. Это же ярмарка тщеславия, Франко!
– А ты потерпи! – настаивал приятель. – Тоже пусти пыль в глаза, прилети с пучком девочек на своем – даже можешь мой взять – самолете, поддержи реноме. Не каждый в твои годы так кобелячится.
– Тебя это так раздражает? – Мауро скривился.
– Ничуть. Это простая зависть немолодого мужчины. Но сейчас это именно то, что нам надо. А представь, что если даже десятая часть того, что рассказывают о Зоне в Москве, окажется правдой и мы получим хотя бы частичный контроль над этим? Все эти артефакты, психомодуляционные газы, тайные знания предтеч?
– А они откуда там? – не понял посыл друга Мауро.
– Ну… Если их там нет, то мы все равно можем под их поиск получить хорошее финансирование. Пора уже прекращать тратить деньги на университетскую науку. Ты хорошо подготовил почву, когда был премьером.
– И когда? – Мауро принял решение.
– Через неделю.
Глава 10
Прапорщик Мареев Иван Андреевич скучал в окружном госпитале Московского округа. Рана уже практически затянулась, и только нудные и болезненные занятия лечебной физкультурой хоть как-то разнообразили тоскливое госпитальное бытие. За три недели лечения Иван Андреевич был знаком уже практически со всем младшим медицинским персоналом госпиталя и проникся глубоким уважением к главному хирургу, полковнику медслужбы Заманскому. Именно Заманский оперировал Мареева, когда его, израненного и потерявшего много крови, привезли из Кубинки. Уважал прапорщик хирурга еще за то, что тот, прочтя сопроводительные бумаги, поморщился, но ни разу не задал ни одного вопроса о том, где это Мареев ухитрился так пораниться. А то, что, ляпни Мареев правду, последствия будут самые непредсказуемые, прапорщик понимал очень хорошо и поэтому каждой санитарке, а особенно Верочке из урологии, подробно рассказывал, как зацепило его разлетевшимся в клочья ротором от «Крокодила», который после боя с террористами он еле дотянул до Кубинки.
Но сегодня к прапорщику пришел посетитель. Это был мужчина средних лет, в белом халате, наброшенном на офицерскую форму с медицинскими петлицами. Он представился майором центральной службы медицинского обеспечения. Мареев не стал особенно вдумываться, что это за должность такая. Гость сообщил, что по программе психологической реабилитации личного состава он должен провести беседу с больным, чтобы понять, что ранение не оставило никаких психических травм, а если оставило, провести простое лечение, которое может избавить Мареева в дальнейшем от многих проблем со здоровьем.
– Итак, товарищ прапорщик, – обратился майор к Марееву. – Можно, я вас буду называть Иваном Андреевичем? Расскажите, что случилось тогда на летном поле.
– Да можно, называйте по-граждански, я не против, – согласился Мареев. – Так я и не понял толком, что случилось.
– То есть, вы потеряли сознание?
– Я? Да нет, – сказал прапорщик и осекся. – То есть, конечно, я потерял сознание на мгновение, просто как шарахнуло, я вырубился и не помню, что случилось. А потом сразу в себя пришел, так уже вокруг суетились.
– А, да, такое бывает. Вроде нокаута в боксе, понимаю, понимаю, – закивал майор.
– Именно! – Мареев обрадовался. – Мужики молодцы, сразу помогли, кровь стали останавливать.
– Да, наши военные – это дружная семья, – торжественно сказал врач и, взяв в руки историю болезни прапорщика, лежавшую на тумбочке, стал читать вслух: – Множественные порезы в области широчайшей мышцы спины, сочетанная травма предплечья, трещина в левом пятом ребре… Я не пойму, они что, целую страницу потеряли? Ладно, я и сам разберусь. Скажите, где у вас после открытой ЧМТ шрамы остались?
– После чего? – встревожился Мареев.
– А, ну да. Я привык, что больные после черепно-мозговых травм моментально привыкают к аббревиатуре. Покажите, попросту говоря, где вас по голове приложило?
– А почему по голове? – Прапорщик забеспокоился еще больше. – С головой у меня все в порядке…
– А у вас в детстве не было эпилепсии или там… потери памяти?
– Нет, конечно! Я же медкомиссию прохожу регулярно.
– Но тогда очень сложно понять, что вы, военный с большим стажем, тренированный мужчина в расцвете лет, потеряли сознание после того, как вам чем-то порезало спину, порвало мышцу на руке и надавило на ребра. Потеряли сознание, да так, что ничего не помните? Амнезия происходит, как правило, при ударе по голове. Не от моментальной же потери крови? А у вас основное кровотечение произошло при транспортировке.
– Ну, я же не врач, я не знаю… – уныло ответил Мареев.
– Ладно, действительно… Не вы же в этом виноваты. Ну, потеряли и потеряли. Квалификационная комиссия пусть потом сама разбирается. Вам до пенсии сколько еще?
– 2842 дня, – не задумываясь, ответил прапорщик.
– Вот как! Ждете, небось, не дождетесь? – улыбнулся майор.
– Да нет… – Мареев смутился. – Просто так принято у нас.
– Скажите, вы алкоголя много потребляете?
– Я? Да как можно? – праведно возмутился Иван Андреевич. – Ни капли!
Майор сделал пометку в своей записной книжке. И как бы случайно повернул ее в руке так, чтобы прапорщик смог прочесть последнюю запись «Склонен ко лжи…».
– Нет, я имею в виду, – прапорщик сделал вид, что ничего не видел, – во время лечения, согласно рекомендациям… А так – не больше других. По праздникам, под хорошую закуску…
Прапорщик замялся, почему-то вспомнилась двадцатипятилитровая канистра с краденым спиртом, стоящая дома на кухне под умывальником.
Майор сделал еще одну пометку, но Мареев на всякий случай подглядывать не стал.
– Скажите, а вы записи для чего делаете? – набрался храбрости прапорщик. – Доклад какой потом или?..
– Ну, я ведь психолог, потом заключение напишу в вашу историю болезни. Вы ведь хотите вылечиться и вернуться на службу? Вам могут страховку заплатить и, может, даже к награде представить. Ведь нешуточное дело – закрыли собой личный состав от обломков ротора. Как написано в докладной вашего начальства.
– Ну да, – уныло протянул Мареев, чувствуя, что не верит ему майор ни на грамм.
– Ну, давайте поговорим о том, что случилось тогда. Я ставлю перед собой цель победить вашу ретроградную амнезию и вернуть вас в строй здоровым.
– Измену родины шьете? – сердито спросил прапорщик, смутно вспоминая, что слово «ретроград» – политически ругательное.
– Ну, во-первых, не родины, а родине, во-вторых, не шью, откуда только у вас такой жаргон блатной? А в-третьих, дорогой Иван Андреевич, сдается, что вы мне, вашим же словарем пользуясь, парите.
– Что парю, что парю! – Прапорщик с упавшим в глубины темного ужаса сердцем понимал, что майор никакой не врач и что сейчас его будут так потрошить, что рваные раны на спине покажутся лаской юной девы.
– Вот если окажется, что у вас не боевое ранение, а бытовое, то ничего страшного – в глобальном масштабе – не произойдет. А если выяснится, что ваше начальство что-то скрывает, то это уже совсем другая история. И сговор, и групповое преступление, должностное и уголовное.