Свет фар упал на старые, потемневшие от времени и непогоды доски, из которых были сколочены ворота амбара. Ворота были громадные, как в ангаре; внимательный наблюдатель мог без труда заметить, что они, в отличие от стен и кровли, совсем недавно были отремонтированы и с тех пор старательно поддерживались в исправном состоянии.
Не выключая мотора, водитель выбрался из машины, а вслед за ним на звонкую от легкого ночного морозца землю с подножки спрыгнул пассажир. На обоих были короткие утепленные куртки с лохматыми меховыми воротниками, облегающие джинсы и удобные теплые ботинки на толстой рифленой подошве. Оба молодые и смуглые, а их густые волосы были иссиня-черными и блестели, словно их обильно смазали гуталином.
Водитель отпер тяжелый навесной замок, и тот, звякнув, повис на откинутой дужке. Руки в теплых овчинных перчатках ухватились за края огромных дощатых створок, и ворота распахнулись с неожиданной легкостью.
Освещения внутри не было, источником света служили только фары оставшегося снаружи автомобиля, и в их лучах стало видно, что в амбаре хранится вовсе не сено или какой-нибудь облепленный засохшим навозом фермерский драндулет. На ровном земляном полу, густо усыпанном соломенной трухой, стоял, раскинув ярко-красные, лаково поблескивающие крылья, легкий двухместный биплан.
Не тратя времени на разговоры, водитель джипа и его пассажир приступили к проверке аппарата. Она не отняла много времени, поскольку настоящая, тщательная проверка состоялась накануне. Убедившись, что все в порядке, водитель вернулся к машине и скоро вновь возник в свете фар, неся в каждой руке по большой дорожной сумке. Сумки явно были очень тяжелые, но пассажир даже не подумал помочь своему товарищу, ограничившись тем, что открыл дверцу кабины, когда водитель подтащил свою ношу к самолету.
Небо на востоке уже начало понемногу становиться из черного темно-синим, предвещая скорый рассвет. Пассажир затоптал сигарету и, опершись о крыло, ловко забрался в кабину. Захлопнув дверь, он включил подсветку приборной панели, повозился немного, пристраивая поудобнее сумки, почти целиком занявшие тесный салон, и включил зажигание.
Раскатистый треск выхлопов поршневого авиационного двигателя разорвал предутреннюю тишину в клочья, огромный амбар наполнился клубами сизого дыма. Пропеллер мгновенно набрал обороты, превратившись в дрожащий, расплывчатый круг, который, как гигантский миксер, дробил на мелкие искры лучи автомобильных фар. Водитель машины махнул на прощанье рукой и, не получив никакого ответа, бегом вернулся к "рейндж-роверу" и сел за руль. Машина попятилась, развернулась и съехала в поле, освобождая дорогу. Пилот еще немного помедлил, в последний раз проверяя показания приборов и давая двигателю прогреться, а затем осторожно тронул легкий самолет с места.
Выкатившись из ангара, тот, набирая скорость, двинулся вперед. Скорость все увеличивалась, самолет слегка подпрыгивал, когда колеса натыкались на незаметные глазу неровности импровизированной взлетной полосы. Эти прыжки становились все длиннее, а затем легкая машина окончательно оторвалась от земли, перемахнула темную полосу живой изгороди и, набирая высоту, ушла в темное пасмурное небо. Громовой треск перешел в отдаляющееся ровное гудение, в рокот, в тонкий комариный писк, а затем смолк вдалеке.
– Аллах акбар, – одними губами прошептал водитель джипа, глядя в ту сторону, где скрылся биплан.
Он снова вышел из машины, закрыл и запер ворота амбара и, покончив с делами, огляделся. На тончайшем снежном покрывале осталось множество темных, хорошо заметных даже в предрассветных сумерках следов, но это не имело ровным счетом никакого значения, да и снег обещал растаять, как только взойдет солнце. Водитель вернулся за руль, и вскоре потрепанный "рейндж-ровер" уже мчался по узкому асфальтированному проселку, направляясь в ту же сторону, что и самолет. Помимо всего прочего, водитель должен был убедиться, что все прошло гладко, а разница в скорости между его машиной и летевшим где-то впереди бипланом, учитывая небольшое расстояние, была не так уж значительна.
* * *Биг Бен еще не пробил шесть утра, но хозяин белого особняка в одном из фешенебельных и самых дорогостоящих (ввиду удаленности от мест компактного проживания арабов и, в особенности, русских) районов Лондона уже был на ногах – впрочем, как обычно. Другое дело, что сегодня был далеко не самый обычный день, и хозяин трехэтажной виллы с бассейном, террасой, гаражом на четыре машины и всем прочим, чему полагается присутствовать в доме, которому осталось всего ничего до настоящего дворца, с самого момента пробуждения испытывал душевный подъем, этакую смесь легкого нетерпения со спокойной, деловитой уверенностью. Все было продумано, расчеты подверглись многократной и весьма тщательной проверке, и теперь все должно было пройти как по маслу, без сбоев и случайностей – если, разумеется, на то будет воля Аллаха.
Безоружный телохранитель, одетый так, как одеваются слуги в богатых домах у него на родине, внес поднос с кофейником и почтой, которую хозяин не успел просмотреть накануне вечером. Хозяин, уже с раннего утра надевший европейский костюм с белой рубашкой и галстуком, но без пиджака, рассеянно кивнул в ответ на его приветствие, взял с подноса чашечку кофе и одной рукой ловко развернул вечерний выпуск лондонской "Таймс". Некоторое время он пытался читать, но вскоре оставил это бесполезное занятие: мысли разбегались, занятые тем, что должно было вот-вот произойти, да и в газете, против обыкновения, не оказалось ничего интересного. То есть газета, как обычно, была весьма содержательной, но новости вчерашнего дня меркли на фоне того, что должно было произойти с минуты на минуту. И газетные новости казались пустыми и незначительными, как будто относились не к вчерашнему дню, а к позапрошлому веку и теперь представляли лишь чисто академический интерес.
Его внимание ненадолго привлекла заметка, посвященная затянувшемуся спору между Россией и Украиной по поводу цен на российский газ. Тон заметки был тревожным, и это заставило полные, красиво очерченные губы хозяина особняка изогнуться в легкой иронической улыбке. Да, топливо – это кровь цивилизации, оно во многом предопределяет судьбы наций и исходы войн, которые еще не начались. Тому, кто владеет топливными ресурсами, не нужны золотые прииски – все золото мира само стечется к нему в руки; отсутствие обыкновенного автомобильного бензина способно в считанные часы парализовать жизнь могущественной, развитой державы куда эффективнее, чем вооруженная интервенция воинственных соседей. Топливо! Странно, что до сих пор никто не удосужился воспеть в стихах красоту и мощь бьющего прямо из земли нефтяного фонтана. Конечно, русские во времена владычества коммунистов пытались затронуть эту тему, описывая в стихах и прозе все подряд, от возведения жутких типовых домов из силикатного кирпича и бетонных панелей до вытачивания каких-нибудь болванок из куска железа. В том числе, надо полагать, они воспели и процесс добычи нефти из своей ужасной вечной мерзлоты, но это не то: они воспевали именно процесс, делая упор на героику своего рабского труда, а воспевать следовало продукт, который до сих пор остается незаменимым, драгоценным и едва ли не единственным двигателем политики и бизнеса. Нет такого человека, будь он беднейшим из феллахов или простым козьим пастухом высоко в горах, чьих интересов не затронуло бы изменение цен на нефть, и нет и не будет такого пешехода, который не ощутил бы на себе последствий топливного кризиса. Да...
Допив кофе, хозяин виллы встал из глубокого, очень неудобного кресла викторианской эпохи и подошел к широкому окну. В мертвом свете галогенных прожекторов зябли голые деревья сада, идеально ровный газон победно зеленел назло зиме; среди аккуратно подстриженных, похожих сверху на толстые низкие стены какого-то фантастического лабиринта живых изгородей неторопливо прохаживались охранники со свирепыми доберманами на коротких поводках. Город уже проснулся, если такие города, как Лондон, вообще хоть когда-нибудь спят. Но здесь, в тихом фешенебельном предместье, бурление жизни огромного мегаполиса не ощущалось совсем, лишь кое-где сквозь голые кроны деревьев золотились редкие пятна освещенных окон в соседних особняках.
Задумавшись, хозяин виллы сделал странное движение рукой, будто намереваясь привычно и плавно огладить длинную окладистую бороду, но вместо этого лишь неловко потер фалангой указательного пальца гладко выбритый подбородок. Лицо у него было сухое, оливково-смуглое, со впалыми щеками и тонким носом, а глаза – большие, темно-карие, бархатистые. Про такие глаза говорят "библейские", но их обладатель, во-первых, был мусульманином, а во-вторых, один глаз был искусственный. Правда, выполнен протез был отменно и стоил тех денег, которые за него пришлось заплатить. По крайней мере увечье не было заметно.
Отойдя от окна, за которым пока не на что было смотреть, он приблизился к столу и нажатием тонкого и длинного, как у пианиста, смуглого пальца утопил клавишу аппарата селекторной связи. Подержав немного и не проронив ни слова, он отпустил клавишу и вернулся к окну, которое притягивало его, будто магнитом.
Через минуту в комнату беззвучно вошел секретарь – молодой, гладко выбритый, подтянутый, безупречно одетый, с лицом отмеченным легко различимой печатью острого ума и самого лучшего образования, какое можно получить, не будучи стесненным в средствах. Как и на хозяине, европейский костюм сидел на нем лучше, чем на самих европейцах, даже лучше, чем на манекене в дорогом магазине. Сделав три шага по пушистому ковру, который полностью заглушал шаги, секретарь остановился, глядя хозяину в затылок с выражением почтительного внимания.
– Приготовьтесь отменить все назначенные на эту неделю встречи, начиная с сегодняшнего дня, – не оборачиваясь, произнес хозяин, разглядывая его отражение в темном оконном стекле. – Я имею в виду официальные контакты, – уточнил он, вспомнив о некоторых делах, отменять которые ему очень не хотелось.
– Разумеется, – коротко кивнув прилизанной головой, бесстрастно откликнулся секретарь. – Могу я узнать, какую следует называть причину?
Некоторое время хозяин молчал, заложив руки за спину и задумчиво склонив голову, а затем, будто спохватившись, развернулся на сто восемьдесят градусов, в три широких, неторопливых шага пересек комнату и остановился на расстоянии вытянутой руки от секретаря. Теперь тот смотрел на него снизу вверх, поскольку роста в хозяине было без малого два метра.
– Причина вскоре станет очевидна для всех, – его здоровый глаз заискрился дьявольским весельем. – Подозреваю, что здесь очень скоро будет буквально нечем дышать. Поэтому прошу вас также подготовить все для переезда в загородную резиденцию.
Ничего не поняв, секретарь тем не менее счел необходимым еще раз коротко кивнуть и, испросив разрешения, покинул кабинет так же беззвучно, как и вошел. Проводив его взглядом и подумав, что никакое образование не может заменить опыта настоящей полевой работы, хозяин заставил себя вернуться в кресло и снова развернул газету.
Читать, однако, по-прежнему не получалось. Он неподвижно сидел, уставившись в газетную страницу невидящим взглядом, и ждал. Он ждал телефонного звонка, подозревая при этом, что узнает обо всем раньше, чем зазвонит телефон. Конечно, сорок километров – расстояние немалое, но все же он надеялся услышать ЭТО своими ушами.
Долго ждать не пришлось. Секундная стрелка еще четырежды обежала циферблат, а затем...
Глава 9
Легкомоторный биплан, рокоча, летел над пустыми полями и сонными деревушками. Его позиционные огни не горели, рация молчала, баки были под пробку залиты горючим, хотя лететь предстояло совсем недалеко. Молодой пилот вел машину строго по прямой, почти не сверяясь с показаниями приборов. Все ориентиры на местности он знал назубок и видел как на ладони, а от альтиметра, с учетом погрешности, на такой высоте не было ровным счетом никакого толку.
Высота же была не просто малой, а самоубийственно малой. Легкий биплан шел над самой землей, точно следуя рельефу местности, и поднимался немного выше лишь затем, чтобы перемахнуть очередную рощу, почти задевая верхушки деревьев растопыренными шасси, или перевалить через невысокий холм.
Сидевший за штурвалом молодой человек, почти юноша, справлялся со своей сложной задачей без видимых усилий. Он имел лицензию пилота, хотя аллах свидетель, что получить такую лицензию парню арабского происхождения после событий в Нью-Йорке стало практически невозможно. Но лживая западная демократия потому и обречена на гибель, что люди не способны устоять перед деньгами, которые давно заменили бога в их насквозь прогнивших, погрязших в грехе и разврате душах.
Но никакая лицензия не помогла бы ему справиться с задачей, смертельно опасной даже для очень опытного пилота, если бы не многочасовые тренировки на тренажере-симуляторе. Маршрут, которым следовал биплан, был самым тщательным образом изучен и смоделирован на компьютере. Там, на плоском экране монитора, виртуальный мир был точным до мельчайших деталей повторением мира реального; своевременно, не раньше и не позже, из сумеречной мглы возникали линии электропередач, деревья, кусты, дома и даже камни, и каждый из этих предметов располагался в точности на том месте, где находился его прототип.
Молодой пилот преодолел этот виртуальный путь тысячи раз, при различном освещении и всевозможных погодных условиях вплоть до ураганного ветра, проливного дождя и обильного снегопада, и теперь ему ничего не стоило довести самолет до цели даже с закрытыми глазами. Он знал, что вот сейчас из темноты возникнут решетчатые опоры высоковольтной линии; опоры возникли именно там и тогда, где и когда он ожидал их увидеть, и он провел послушную машину под проводами, на высоте каких-нибудь десяти метров от поверхности земли. При этом у него хватило времени бросить взгляд на шкалу альтиметра, и пилот убедился, что погрешность прибора действительно велика: стрелка ясно указывала на то, что он вместе со своим летательным аппаратом находится не в десяти метрах над землей, а в трех метрах под ней.
Биплан продолжал двигаться над самой землей так легко и уверенно, словно за его штурвалом сидел признанный ас. Но юноша, управлявший этой наполовину игрушечной машиной, умел только одно: всего-навсего вести именно этот летательный аппарат именно по этому маршруту, но зато безошибочно, как хорошо запрограммированный робот. Большего от него, впрочем, и не требовалось.
Позже, когда все уже случится, официальные власти станут опровергать версию об атаке с воздуха на том основании, что наземные службы аэропорта в Лутоне не заметили, чтобы с экранов их радаров исчез хотя бы один самолет. Он и не мог оттуда исчезнуть, поскольку благодаря мастерству молодого пилота его там никогда и не было.
Мотор гудел ровно и мощно, машина идеально слушалась штурвала, чутко реагируя на малейшее движение рук, в тесной кабине было тепло и уютно. Затянувшие небо облака ничуть не беспокоили пилота, поскольку его аппарат шел намного ниже самой низкой облачности. Водитель двигавшегося по шоссе в сторону Эйлсбери молочного фургона едва не съехал в кювет, когда из тьмы слева с ревом и треском стремглав вынырнула, распластав широкие крылья, какая-то громадная тень и, едва не задев колесами крышу фургона, бесследно исчезла в точно такой же тьме справа. Стая ворон, копошившаяся на заснеженном поле в ожидании рассвета, с сонным карканьем бросилась врассыпную от издающего ужасный шум предмета, показавшегося им, наверное, гигантским коршуном. То слева, то справа из темноты появлялись цепочки электрических огней; пилот не знал, как называются населенные пункты, мимо которых он пролетал, да его это и не интересовало.
Все его помыслы были сосредоточены на предстоящем деле. Аллах благословил его на подвиг; он находился на полпути к вратам рая, которые уже были широко распахнуты в ожидании его скорого прибытия. Почти восемьдесят килограммов мощной взрывчатки в двух объемистых дорожных сумках, простые и безотказные детонаторы ударно-нажимного действия служили верным залогом того, что он непременно войдет в эти врата.
Вскоре на горизонте показались огни, располагавшиеся прямо по курсу. Это был Хемпел-Хемпстед, а скопление особенно ярких огней на его окраине обозначало терминал Бансфилд – одно из крупнейших нефтехранилищ на территории Великобритании. Здесь находились огромные запасы топлива, от мазута до авиационного керосина высшей очистки; десятки гигантских серебристых резервуаров, в каждом из которых помещалось более тринадцати миллионов литров горючего, молчаливо ждали случая превратиться в невообразимый костер, пламя которого будет очень непросто погасить. Пилот не сомневался, что, нежась на облаках, лелеемый гуриями, будет любоваться делом рук своих еще не один день.
Самолет набрал высоту, развернулся и с пронзительным, леденящим душу воем ринулся вниз. Этот нарастающий вой слышали многие жители Хемпел-Хемпстеда, но они так и не успели понять, что происходит, потому что через секунду прогремел ужасающей силы взрыв, который был слышен даже в сорока километрах отсюда, в Лондоне.
* * *Оконное стекло мелко задрожало, пол под ногами ощутимо дрогнул, а по поверхности кофе в тонкой фарфоровой чашке пошли мелкие концентрические круги, как это бывает при землетрясении. Через секунду хозяин виллы услышал отдаленный гул. Отбросив бесполезную газету, высокий одноглазый араб порывисто встал и подошел к окну.
Тьма снаружи заметно поредела, приобретя неприятный буроватый оттенок, наводивший на мысль о свернувшейся, полузасохшей крови. За северо-западным горизонтом родилось и быстро набрало силу красноватое дымное зарево. Позже газеты напишут, что высота пламени достигла шестидесяти пяти метров. Хозяин виллы предполагал, что они напишут что-то в этом роде, но ему не требовалось дожидаться выхода в свет очередного выпуска новостей, чтобы понять: акция прошла успешно.