Самая большая перемена произошла с Линайной. Она тоже была великолепно одета и уложила волосы так, как это делают знатные дамы. Щеки у нее стали румянее обычного, и она смеялась, болтала и суетилась вместе с Ганнером, спеша сделать сотню дел. Морил редко видел, чтобы мать смеялась, и никогда не видел ее такой разговорчивой. Казалось, она стала другим человеком. Это его тревожило. Это встревожило его гораздо сильнее, чем известие о том, что она в тот же вечер намерена выйти замуж за Ганнера.
Морилу Ганнер понравился. Барон разрешил детям делать все, что они хотят, и ходить, куда захотят, и он явно говорил искренне. Он оказался очень добродушным человеком, и другие обитатели дома Морилу понравились. Особенно старая нянюшка Ганнера, которая все хлопотала вокруг Морила и повторяла, что никогда не сомневалась в том, что Линайна Торнсдотер к ним вернется. Еще она называла Морила «утеночек мой» и «сокровище». И одевая мальчика, она рассказала ему историю о бароне Маркинда, которого объявили вне закона. Морил не знал этой истории, так что был рад послушать ее. Но на душе у него было… странно. И все вокруг было странное.
Морил принял слова Ганнера всерьез и обследовал весь дом. Он обнаружил два сада и кухню. Заглянул в чуланы и тесные комнатки под крышей, но между вылазками почему-то выходил на конюшенный двор. Повозку поставили там в каретный сарай в том виде, в каком она приехала, с винной бутылью, квиддерами и прочим, вплоть до связки лука под козлами. Повозка ничуть не изменилась, но почему-то казалась теперь маленькой, запыленной и немного поблекшей. Морил долго разговаривал с Олобом, который понуро стоял в стойле поблизости и, похоже, был рад компании. Морил стащил для него на кухне сахару. Это оказалось нетрудно, потому что там стояла ужасная суета — готовился свадебный пир. Олоб вежливо съел сахар, но радостнее не стал.
— Бедняга, — печально проговорил Морил. — Тебе тоже невесело.
К вечеру дом Морилу так наскучил, что он уже готов был выйти и погулять по городу. Но Маркинд не внушил ему желания познакомиться с ним поближе. Мальчик побродил по двору конюшни, а потом ушел в один из садов. Там он нашел Брид. Похоже, на душе у нее творилось то же, что и у него, поскольку она сидела, сняв свои вишневые сапожки и свесив ноги в пруд с золотыми рыбками.
Они обменялись печальными вежливыми улыбками, и Морил ушел во второй сад. У себя за спиной он услышал голос Ганнера:
— Милая моя девочка! Ты так до смерти простудишься. Пожалуйста, вытри ноги и надень свои сапожки. Твоя мама будет беспокоиться.
Морилу было жаль Брид. А потом ему стало еще жальче — очень-очень жалко самого себя. Этот дом был клеткой, из которой Морилу отчаянно хотелось вырваться. Он принялся озираться по сторонам, наверх — всюду. И крепкий плющ, вросший в толстую желтую стену, подсказал ему, что делать. Морил ухватился за него и начал карабкаться наверх.
Это оказалось удивительно легко — не считая самого последнего участка, где пришлось использовать в качестве опоры для ноги довольно далеко отстоящую выбоину в крошащейся стене и подтянуться на руках. А потом Морил оказался на просторной освинцованной крыше. Тут было великолепно! Он окинул взглядом город, долину и другие долины, расстилавшиеся за ней. Повернулся на север и посмотрел на туманные синие вершины, которые там виднелись, — куда ему так хотелось отправиться и куда должен был вскоре уехать Киалан. Счастливец Киалан! Морил принялся расхаживать по крыше и вокруг дымовых труб. Он обошел внутренний двор и заглянул в сады. А потом перебежал по узкому переходу на другое крыло дома и заглянул в другой внутренний двор.
И там оказался Ганнер, перепуганный и размахивающий руками.
— Слезай! Немедленно слезай вниз!
Морил посмотрел вниз. Там оказались водосточная труба и удобный ряд окон. Он послушно свесил ноги с края крыши.
Ганнер остановил его хриплым криком:
— Нет! Стой! Хочешь сломать шею? Подожди!
Он убежал и вскоре вернулся в сопровождении целой толпы людей, которые несли лестницу. За ними бежали несколько перепуганных горничных и старая нянюшка, заламывающая руки.
— Утеночек мой! Ах, мой утеночек!
Морил печально сидел на краю крыши, болтал ногами и глядел, как они возятся с лестницей. Теперь он понял, что с Ганнером не так. Барон был суматошный.
Лестница наконец стукнула по стене рядом с тем местом, где он сидел.
— Теперь можешь слезать! — крикнул Ганнер. — Спускайся очень осторожно!
Морил вздохнул и перелез на лестницу. Он спускался довольно медленно — из чистой вредности. Он решил, что когда слезет достаточно низко, то скажет: «Вы же разрешили мне ходить, куда я захочу!» Когда ему показалось, что он спустился достаточно низко, и уже повернулся, собираясь заговорить, во внутреннем дворе появился какой-то мужчина — светловолосый с голубыми, холодными глазами. Увидев Морила в двадцати футах над землей, на длинной лестнице, он на секунду остановился, пристально на него глядя. Потом пожал плечами, подошел к Ганнеру и что-то ему сказал. Ганнер ответил. Мужчина снова пожал плечами, сказал еще пару слов и неспешно ушел со двора.
Морил забыл, что собирался сказать. Вместо этого он быстро спустился и сразу же спросил:
— Кто был тот человек? Светловолосый, который разговаривал с вами?
Ганнер беспокойно отвел глаза — так беспокойно, что Морил задохнулся и почувствовал тошноту.
— О… э-э… Просто один из моих гостей, — ответил он. — И больше никогда, никогда не забирайся на крышу. Она очень высокая, а кровля скользкая. Ты же мог разбиться!
— Насмерть, утеночек мой! — охнула нянюшка.
Морил пропустил долгий выговор Ганнера и его нянюшки мимо ушей. Они в любом случае стали бы ему выговаривать, но Морил был почти уверен в том, что Ганнер ругает его главным образом для того, чтобы не обсуждать светловолосого мужчину. Морилу и не хотелось его обсуждать. Единственное, что ему хотелось, — это пойти и разыскать Линайну.
Мать оказалась в большом зале. Предположительно на этом самом месте Кленнен пел, а потом сыграл свою шутку над Ганнером семнадцать лет тому назад. Линайна весело распоряжалась установкой столов для свадебного пира — и делала это так, будто всю жизнь только этим и занималась. Морилу пришлось дернуть ее за рукав, чтобы она его выслушала.
— Мама! Один из людей, которые убили отца! Он здесь гостит.
— Ах, Морил, не отвлекай меня глупыми россказнями! — нетерпеливо сказала Линайна.
— Но я же его видел, — возразил Морил.
— Ты наверняка ошибся, — ответила мать.
Она высвободила свой рукав и снова занялась столами.
Морил остался стоять в центре зала, потрясенный и встревоженный. Он ясно видел, что мать не хочет ему верить. Она оставила Кленнена и всю ту часть своей жизни позади и не желала, чтобы ей об этом напоминали. Однако если Ганнер имел отношение к убийству Кленнена, ей… нет, им всем ни в коем случае не следовало здесь находиться. Морил посмотрел на радостно хлопочущую Линайну, безнадежно покачал головой и поспешно пошел искать Брид.
Брид быстро шла через сад в противоположном направлении.
— Морил!
— Один из тех, что убили отца, — сказал Морил. — Он здесь.
— Знаю. Я его видела, — ответила Брид. — Ты попробовал сказать матери?
— Да. Она не стала слушать.
— Меня она тоже не стала слушать, — подтвердила Брид. — Думаю, она просто не хочет этого знать. Что же нам делать? Мы ведь не можем здесь остаться, правда? Как ты думаешь, это Ганнер приказал убить отца?
Морил задумался над этим. Он вспомнил, что хотя Ганнер был явно рад видеть Линайну, ее приезд не стал для него полной неожиданностью. Мысль эта нисколько Морила не успокоила.
— Не знаю. Мог. Только он немного слишком квелый, чтобы такое устроить, правда?
— И если ему было до того обидно, что отец украл у него мать, то почему было не отомстить давным-давно? — поддержала его Брид. — Но мне не интересно, сделал он это или нет. Я здесь не останусь, и это решено!
— Мать останется, — отозвался Морил. — Боюсь, что это тоже решено.
— Значит, нам придется уехать без нее. Я могу готовить, и теперь мы хорошо одеты. Вот только… я плохо играю на ручном органе.
У Морила не было такого ощущения, будто они приняли какое-то решение. Казалось, он с самого начала знал, что они уедут.
— Но мы справимся? — спросил он. — Сможем давать представления даже без Дагнера?
— Дагнер тоже должен уехать, — заявила Брид. — Ему придется. Он — наследник отца, так что он обязан. И потом, ему, даже больше чем нам, не следует здесь оставаться. В былые времена ему пришлось бы мстить за отца.
Морил засомневался. Что бы Брид ни думала о долге Дагнера, он чувствовал: брат захочет остаться с Линайной. Морил знал — хотя сам не понимал, откуда он это знает, что Дагнеру всегда была ближе мать, а не Кленнен. И как Дагнер сможет взять на себя роль менестреля когда он на каждом представлении так нервничает и боится?
— Но Дагнер это сделает., сам? Я хочу сказать…
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — отозвалась Брид. — Но с Дагнером я справлюсь. Я всегда могу с ним справиться, когда мне родители не мешают.
— Пойдем его поищем, — предложил Морил.
Они оба довольно давно не видели Дагнера. Поскольку они не имели понятия о том, откуда начать поиски, как-то так получилось, что сначала отправились на конюшню, чтобы взглянуть на Олоба и повозку.
Дагнер оказался на конюшне: он чистил упряжь Олоба, и Киалан ему помогал. При виде Морила и Брид оба немного растерялись.
— Вы намерены поселиться на конюшенном дворе, что ли? — раздраженно спросил Киалан.
Морил решил взять быка за рога.
— Мы берем повозку и уезжаем, — сказал он. — Вы поедете с нами?
Киалан явно изумился и воззрился на Морила с видом человека, который не верит своим ушам.
— Мне все равно надо ехать, — ответил Дагнер. — Отец попросил меня отвезти Киалана в Ханнарт. Но вам двоим ехать не нужно.
— Нет, нужно! — возразила Брид. — Один из тех людей, что убили отца, сейчас в доме, и если это не причина уехать, то попробуй назови более убедительную!
Дагнер с Киаланом переглянулись, и Киалан криво улыбнулся.
— Правда? — спросил Дагнер у Морила.
— Я его видел, — подтвердил Морил. — Светловолосый со странными глазами. Но вы ведь его не видели, так?
— Нет, видели, — ответил Дагнер. — Мы были на краю леса. Тот был у них главным. Киалан, по-моему, это все решает, правда? Нам лучше уехать немедленно, как только я попрощаюсь с мамой.
— Не будь идиотом! — сказал Морил. — Если ты скажешь матери, что мы уезжаем, она скажет Ганнеру. А он такой заботливый и боязливый, что ни за что нас не отпустит.
Киалан с Дагнером снова переглянулись.
— Тут он прав, Дагнер, — согласился Киалан. — Ганнер — настоящая старая баба. Он так и так попробует нас догнать. Что ты скажешь, если мы дождемся начала свадебного пира, когда ему будет не до нас и он не заметит, что мы исчезли?
Дагнер встревоженно задумался. Он весь покраснел и съежился от беспокойства.
— Нет, — проговорил он наконец. — Нет, мы не можем ждать. Нельзя, раз этот тип здесь. — Он дернул головой в сторону дальнего конца двора. Там оказались большие старые облезшие ворота, закрытые на задвижки. — Мы проверили: они выходят в проулок. Вы двое откройте засовы, а я пока запрягу Олоба. Но не отворяйте ворот, пока я не буду готов.
Киалан помог Дагнеру выкатить повозку из сарая и завел Олоба в оглобли, так что все было готово почти тогда же, когда Морил и Брид справились с порученным им делом. Засовы оказались очень тугими и ржавыми. Брид хотела принести из повозки масла, но Морил ей не дал.
— Нет, — сказал он. — У меня есть идея насчет того, как провести Ганнера.
Им пришлось повозиться, и Брид прищемила себе палец, но они все-таки смогли открыть ворота.
— Готовы, — сказал Дагнер.
Олоб двинулся к воротам, едва ли не танцуя от радости, что снова делает привычную работу. Брид и Морил распахнули скрипучие створки. Брид легко запрыгнула в повозку, села и тут же сбросила сапожки. Повозка прогрохотала по двору — и заскрипела гравием в проулке, который оказался таким узким, что Олоб чуть было не уткнулся в дом напротив. Морил остался во дворе и снова тщательно запер ворота, с удовольствием убедившись в том, что выглядят они так, словно и не открывались. Разбежавшись, он подпрыгнул и сумел зацепиться за гребень стены. Перебирая ногами, вскарабкался и свесился наружу. Киалан встал на повозке, чтобы помочь ему спуститься.
— Хорошая мысль, — сказал он. — Будем надеяться, что Ганнер потратит много времени, пытаясь понять, в какую сторону мы поехали.
6
День близился к вечеру, и Маркинд казался совсем пустым. Повозка с шумом катила на север по респектабельным улицам между домами с закрытыми ставнями. Морил готов был поклясться, что вокруг не было никого, кто обратил бы внимание даже на такую заметную повозку, как у них. Тем не менее Дагнер был напряжен, словно давал представление. Он не расслабился даже тогда, когда они выехали из города. Вместо того чтобы искать главную дорогу, он свернул на первый же проселок, который шел на север, и все время беспокойно оглядывался, словно проверял, не преследуют ли их люди Ганнера.
Олоб охотно бежал вперед, радостно помахивая хвостом. Проселок — как и другие проселки, по которым они поехали после этого, — шел через яблоневые сады, которые как раз начали зацветать. Мягко пригревало солнце. Морил сидел, улыбаясь сонной и счастливой улыбкой, слушая знакомое цоканье копыт Олоба, плеск вина в огромной бутыли, пение скворцов в ветвях яблонь. Вот это настоящая жизнь! Он не сомневался в том, что они справятся, что бы ни думала об этом Линайна. Поблизости, перекрикивая скворцов, закуковала кукушка.
— О-ох! — вздохнула Брид, и по ее щекам заструились слезы. — Отец сказал мне… у озера… что в этом году он еще не слышал кукушки. Сказал, как жалко, что он ее уже не услышит. — Лицо ее сморщилось, слезы полились еще сильнее. — Он попросил меня послушать ее за него, по дороге на Север. А мать взяла и поехала прямо в Маркинд! Как она могла!
— Замолчи, Брид, — смущенно сказал Дагнер.
— Не стану! Не могу! — воскликнула Брид. — Как она могла! Как она могла! Ганнер такой глупый… Как она могла!
— Изволь молчать! — повторил Дагнер. — Ты не понимаешь.
— Нет, понимаю! — крикнула Брид. — Ганнер с матерью сговорились подослать к отцу убийц — вот что было!
— Нечего нести чушь! — резко бросил Кналан. — Это не имело никакого отношения к ним обоим.
— Откуда тебе знать? — плакала Брид. — Почему тогда она вот так поехала прямо к Ганнеру?
— Потому что всегда этого хотела! — сказал Дагнер. — Только не могла, считая, что это бесчестно. Я же сказал тебе, ты не понимаешь! — добавил он странным, тревожным тоном. — Ты слишком мала, чтобы замечать. Но я видел… о, достаточно, чтобы понять: мать ненавидела жизнь в повозке. Она не привыкла к ней с детства, как мы. Все было еще ничего, пока мы жили в доме графа Ханнартского: у нас была крыша над головой и матери было не так плохо, но… Наверное, ты не помнишь.
— Почти не помню, призналась Брид, — шмыгая носом. — Мне было всего три, когда мы уехали.
— А вот я помню, — сказал Дагнер. — И отец настоял на том, чтобы уехать, хоть и знал, что матери не хочется, И в повозке ей приходилось растить нас, обстирывать, убираться и готовить а она до этого никогда в жизни такого не делала. И порой у нас совсем не было денег, и мы постоянно переезжали с места на место, и всегда… Ну, ей не нравились другие вещи, которыми занимался отец. Но отец всегда поступал по-своему. Мать никогда ничего не решала. Она просто должна была работать. А потом она снова увидела Ганнера в Деренте, спустя столько лет… Она сказала мне, что это напомнило ей ее прежнюю жизнь, и на душе у нее стало просто отвратительно. Ты же видела, что Ганнер не будет ею командовать так, как это делал отец.
— Отец ею не командовал! — возмутилась Брид. — Он даже предложил отвезти ее обратно к Ганнеру.
— Да, и на секунду мне показалось, что мать действительно готова поймать его на слове, — ответил Дагнер. — Он прекрасно знал, что мать не поедет, потому что для нее это означало бы изменить своему долгу, но все равно волновался. А потом он стал выделываться, чтобы показать, насколько он умнее Ганнера.
— Но он же просто шутил! — возразила Брид.
— Для него все было шуткой. Послушай, Брид, мне не больше твоего нравится принижать отца, но в каких-то случаях он бывал… о, невыносимым! И если ты немного подумаешь, то увидишь, что они с матерью совсем не подходили друг другу.
Морил изумленно моргал, слушая все это. Дагнер никогда еще не говорил так много и так откровенно. Морил изумлялся тому, как брат сумел облечь в слова то, что они знали всю жизнь, но до этой поры по-настоящему не замечали.
— Как ты думаешь, мать вообще не была привязана к отцу? — жалобно спросил он.
— Не так, как мы, — ответил Дагнер.
— Но тогда зачем же она с ним убежала? — Торжествующе вопросила Брид, словно это все решало.
Дагнер задумчиво смотрел на море яблоневого цвета, колыхавшееся впереди.
— Точно не знаю, — сказал он, — но мне кажется, что это как-то связано с той квиддерой.
Морил обернулся назад и бросил опасливый взгляд на сверкающие бока старой квиддеры, которая была закреплена на своем месте в задней части повозки.
— Почему ты так думаешь? — спросил он встревоженно.
— Мать как-то раз обмолвилась, — объяснил Дагнер. — И отец ведь сказал тебе, что в его квиддере есть сила, правда?
— Скорее всего есть, если она принадлежала Осфамерону, — совершенно спокойно согласился Киалан.
— Не дури! Она не может быть настолько старой! — запротестовал Морил.