Олег первым спрыгнул, взял кружку. Конь сразу же потянулся к воде, отпихнув его теплым боком. Олег поспешно отвел коня к деревьям, привязал. Здоровые дурни, а меры не знают, напьются сгоряча, сразу калеки!
Кружечка сплетена непросто умело и неторопливо, а расписана диковинными цветами, птицами, узорами. Здесь и верхнее небо с его хлябями, и среднее, даже нижнее есть, зато подземный мир отсутствует начисто, хотя место у донышка нашлось бы — явно рисовал язычник, ибо ад — придумка христиан.
Вода обожгла рот, от нее заломило зубы, словно бежала прямо с высоких гор, где белеют вечные нетающие снега.
Томас принял из рук калики кружечку, доверху наполненную ключевой водой. Он долго и жадно пил, напоил коней, дав им сперва остыть, а когда расседланные кони пошли щипать траву, Томас снова взял в ладони хрупкую кружечку, повертел перед глазами, словно не веря в такое чудо:
— Все-таки есть в этом проклятом мире, полном крови и предательства, жестокости и вероломства, есть же красота и любовь!.. Неизвестный мог наплевать в этот чистый источник, напакостить, нагадить... Однако почистил ямку, камень подволок ближе — вон старая канавка, где тащил! — сплел из березовой коры такую хрупкую красоту!.. Есть еще на свете люди, сэр калика!
Олег скривился в угрюмой усмешке:
— Кроме нас двоих? Есть еще и третий, теперь вижу.
В огромных стальных перчатках хрупкая беленькая кружечка выглядела новорожденной бабочкой. Томас сидел на каменной глыбе, держал плетенку на ладони, не желая расставаться. Синие беспощадные глаза, которые в минуты гнева становились жестокими и холодными как лед, сейчас выглядели по-детски чистыми и беззащитными.
— Помоги тебе Пречистая Дева во всех твоих делах, благородный человек, — сказал Томас благочестиво.
Калика засмеялся:
— А ежели он не благородный?
Томас удивился:
— Как не благородный? Всякий, кто делает доброе дело, благородный! Богородица таким помогает!
Калика нежился в тени, вид у него был скептический. Томас рассердился:
— Не веришь?
— Ну, не очень, — сказал Олег уклончиво. — Все-таки молодая девка, на руках ребенок... Какая от нее помощь? Вот если взывать к вашим крепким ребятам: Георгию Победоносцу, Михаилу, сорока мученикам...
— Сэр калика, — сказал Томас с великим чувством достоинства, — да будет тебе известно, что Пречистая Дева не однажды помогала даже рыцарям! Я могу поведать случай, коему сам был свидетелем. Мы собирались на ежегодный рыцарский турнир в честь святого Боромира. Со всей Британии съезжались отважнейшие из отважнейших, дамы заранее готовили наряды, а рыцари обучали коней и слуг новым трюкам. Мы съехались за два дня до турнира, с нетерпением ждали нашего общего друга, отважного Арагорна, потомка древнейшего рода, что корнями уходит в тьму веков... Но день сменился другим, герольды объявили начало турнира, а доблестного Арагорна все не было!
— По бабам, небось, — предположил Олег хладнокровно. — Ехать далеко, мог и заночевать у какой вдовушки.
— Сэр калика! С Арагорном случилось удивительнейшее происшествие. Он выехал, как и мы, за трое суток до турнира. Но когда ехал через один маленький городок, то увидел впереди черный дым, услышал крики. Пришпорил верного коня, вихрем ворвался на площадь, где глазам его предстало ужасное зрелище! Горела часовня Пречистой Богоматери, оттуда неслись женские крики. Сэр Арагорн, не раздумывая, как принято у рыцарей, опустил забрало и пустил коня галопом прямо на запертые двери, из-под которых вместе с дымом уже рвалось пламя. Дверь рухнула от рыцарского удара, сэр Арагорн ворвался в кромешный ад, где горели стены, церковная утварь. В дыму и огне он сумел отыскать бедную молодую женщину, что совсем обезумела от ужаса и сопротивлялась, когда ухватил ее к себе на седло. Сэр Арагорн вывез ее из пожара, а затем, препоручив сбежавшимся горожанам, оставил коня, чтобы тот не сжег себе роскошную гриву, бросился в огонь снова! Не показывался он долго, народ на площади уже кричал, жалея молодого рыцаря, но он все-таки вышел из пожара: обгоревший, шатающийся, к груди прижимал спасенную икону богородицы!
— Стоило рисковать, — пробурчал калика, но слушал с интересом. — Разве не из одного дерева икона и лопата?
— Эх, сэр калика!.. Конечно, он так наглотался дыму, что упал замертво. Долго отливали водой, а когда очнулся, то был слаб, как птенец. Лучшие лекари выхаживали отважного героя, ибо спасенная женщина оказалась дочерью знатного сеньора, а икона — дар его Святейшества из Рима. Прошло два дня, прежде чем сэр Арагорн сумел взобраться на коня. Он тут же поспешил в Гисленд, на турнир...
— Конечно, опоздал? — спросил Олег скептически.
— Сэр калика, у тебя злой ум. Когда сэр Арагорн приближался к турнирному полю, услышал серебряные звуки труб, извещавших, что турнир только что закончился...
— Ворона, — пробурчал калика.
— А когда приблизился, очень удрученный, к воротам, навстречу уже ехали нарядные рыцари. Завидев его, бросились навстречу, начали поздравлять, восхищаться его могучими ударами, рыцарским искусством, непостижимым умением управлять конем одними коленями, не прибегая к поводьям...
Калика хмыкнул, но все еще смотрел с интересом. Томас продолжал горячо:
— Потрясенный Арагорн узнал, что он, оказывается, прибыл на турнир в последний час, вызвал на поединок сильнейших рыцарей, одного за одним вышиб из седел, даже не меняя копья! Он победил с легкостью даже могучего Черного Быка, которого не могли пошатнуть в седле сильнейшие рыцари Британии!.. Арагорн вознес молитву Пречистой Деве, рассказал друзьям все как было, и мы все, я тоже там был, горячо поблагодарили Пречистую Деву, которая, приняв облик сэра Арагорна, взяла коня и копье, выехала вместо него на рыцарский турнир сильнейших! Благородные поступки вознаграждаются, сэр калика!
Олег подумал, спросил невинно:
— На кого ж ребенка оставила? На иконах держит такого карапуза, что отвернись хоть на миг — дом спалит или еще что натворит.
— Это ее дело, — сердито отрезал Томас. — Но в ее помощи не сомневаешься?
— С чего бы? — удивился Олег. — У нас поляниц было хоть пруд пруди. Амазонками еще звали. Конями правили без поводьев, стрелы метали на скаку... А уж силача сшибить — особо любили! Этому всему верю. А вот на кого ребенка оставила? Наши девки все же резвились только до замужества...
Покинули рощу после короткого отдыха, но Томас еще долго с сожалением оглядывался на мирную зеленую рощу. Деревья поднимались огромные, древние, толстые, зеленые кроны переплелись ветками, укрывая от знойных лучей молодую траву, под которой прокладывали подземные ходы неторопливые кроты, в густых ветках певчие птицы вили гнезда, а белки весело носились по стволам и веткам. Избегая поселений, ехали по большой дуге, постепенно забираясь на север, чтобы выйти к побережью, а там морем можно до Константинополя. Объезжали даже крупные караваны и странствующих паломников, которые могли упомянуть о странной паре.
Лишь на пятый день пути, считая от ночлега у гостеприимных монахов, заехали в небольшое село: кончился хлеб, овес для коней, а без соли в жаркой пустыне, каким выглядел этот край для обоих, вообще не выжить!
Местный кузнец осмотрел копыта коней, погремел молотом над доспехами Томаса:
— Вы странная пара. Едите в Мерефу?
Томас смолчал, Олег поинтересовался:
— Город, что впереди?
— Да, прямо по дороге. Если у вас есть золотишко, советую заехать к великому магу Пивню.
— А чем он хорош? — поинтересовался Олег.
— Знает будущее. Предскажет все, что случится завтра, послезавтра, через год! Всегда сбывается. Мы, окрестные жители знаем.
Томас уже вскочил в седло, засмеялся весело, грохочуще:
— Если маг, почему платить золотом? Должен знать заклятия, чтобы творить золото из опавших листьев!
Кузнец пожал плечами:
— Как знаете. Я дал совет как добрый человек добрым людям. Любой маг умеет делать золото из листьев, но те монеты снова превращаются в листья, если к ним прикоснется железо!
Олег сел на коня, тепло попрощался, а Томас вдруг взорвался хохотом:
— Вот почему наш золотой бросил сперва на наковальню.
Томас выехал на дорогу задумчивый, долго молчал, наконец сказал твердо:
— У Пивня надо побывать обязательно!
— Сэр Томас... — начал было Олег, но Томас решительно оборвал:
— Сэр калика! Ты дал свои обеты, а я свои. Ты служишь Истине, я служу любви! И должен знать, что с моей Крижинкой, ждет ли, притесняют ли ее братья. Клянусь, я узнаю все, никакие силы не остановят!
Олег выставил обе руки вперед ладонями, отметая гнев рыцаря:
— Ради Бога! Узнавай, кто против? Я думал, ты хочешь знать, что ждет нас впереди...
— Чтобы я трясся всю дорогу? Благодарю покорно! Я не такой дурак, чтобы знать свое будущее. Не хочу брать на себя то, что присуще Богу. Но знать о Крижинке...
— Сэр калика! Ты дал свои обеты, а я свои. Ты служишь Истине, я служу любви! И должен знать, что с моей Крижинкой, ждет ли, притесняют ли ее братья. Клянусь, я узнаю все, никакие силы не остановят!
Олег выставил обе руки вперед ладонями, отметая гнев рыцаря:
— Ради Бога! Узнавай, кто против? Я думал, ты хочешь знать, что ждет нас впереди...
— Чтобы я трясся всю дорогу? Благодарю покорно! Я не такой дурак, чтобы знать свое будущее. Не хочу брать на себя то, что присуще Богу. Но знать о Крижинке...
Он все поторапливал коня, Олег смотрел на рыцаря с удивлением. Томас словно бы светился изнутри, а в седле подался вперед, будто вот-вот мог сорваться и полететь впереди скачущей лошади. Похоже, в это время даже забыл о мешке с чашей, притороченном к седлу.
Высокие белые стены Мерефы показались издалека, но прошло полдня, прежде чем извилистая дорога привела путешественников к городским воротам. Томас жадно глазел на стены из белого камня, уже различал полосы на воротах, когда створки внезапно распахнулись во всю ширь. Из города выметнулись один за другим всадники на взмыленных храпящих конях, за плечами развевались красные плащи, а в руках тускло блистали окровавленные мечи и сабли.
Томас насчитал двадцать человек, пятеро едва держались в седлах. Почти у всех доспехи и латы были посечены, забрызганы кровью. Вся группа вихрем пронеслась по соседней дороге, что вела к зеленым холмам.
Томас и Олег перевели коней с галопа на осторожный шаг. Томас покрепче стиснул копье, а Олег привычно подвигал лопатками, проверяя, на месте ли лук.
Из города донесся нарастающий грохот копыт, звериный рев, лязг оружия, мощный зов боевых труб. Из ворот вырвалась новая группа всадников: на быстрых конях, в лохматых шапках, все визжали истошными голосами, в их руках тоже блистали окровавленные сабли. Всадники люто размахивали оружием, разбрасывая капли крови, кони неслись как птицы, догоняя первую группу. Передний всадник из догоняющих сорвал с седельного крюка лук с натянутой тетивой, наложил стрелу, на скаку прицелился, долго задерживая стрелу, соразмеряя конские скоки, наконец резко отпустил тетиву. Рука его загнулась крючком. Томас и Олег разглядели даже белые зубы, блеснувшие в хищной усмешке.
Последним мчался на усталом коне юноша с бледным детским лицом, почти мальчишка, еще безусый и безбородый, но уже с кровью на плече и груди. Стрела ударила его в спину возле шеи, юноша даже не вскинулся — молча повалился на шею коня, судорожно обхватив ее руками. Оперенная стрела торчала из спины. Всадник в мохнатой шапке взвизгнул, выдернул из колчана другую стрелу.
Томас выругался, потряс копьем. Всадники в красных плащах пронеслись в трех десятках шагов, а еще дальше дороги соединялись, сливаясь у ворот Мерефы в утоптанную площадь. Томас и Олег успели рассмотреть юные лица, дорогую одежду, запачканную кровью. Первыми пронеслись на белых, как молоко, конях двое воинов, с обеих сторон закрывая крупными телами совсем юную девушку с выбившимися из-под легкого покрывала золотыми волосами, на которых изумленный Томас углядел небольшую золотую корону! За принцессой или королевой проскакали остальные воины, создавая между златоволоской и преследователями заслон в полторы дюжины всадников. Задний внезапно вскинул руки, мешком свалился с седла — в спине торчала стрела, конь потащил по земле, руки бессильно волочились, загребая пыль.
Томас круто повернулся к Олегу, крикнул в ярости:
— Стреляй! Стреляй же!..
— Это не наша война, — отрезал Олег.
— Но то враги!
— Откуда ты знаешь, кто из них прав?
— Долг рыцаря — бросаться на защиту слабого! Благородство должно всегда становиться на сторону слабейшего!
Олег смолчал. Томас закричал громовым голосом:
— Хайль Британия!.. Если не довезу Святой Грааль, прости и пойми меня, Пречистая Дева!
Он пришпорил коня, пустил наперерез скачущим всадникам в мохнатых шапках. Олег в бессилии выругался, поспешно схватил лук. Томас на бешено скачущем коне был в двух десятках шагов от звероватых всадников, когда первая стрела пронзила переднего. Тот едва успел схватиться за рану, как в седле подпрыгнул второй, выронил поводья, а третий упал на полном скаку вниз головой, словно нырял в реку.
Конь под Олегом стоял неподвижно как гора, но Олег зло ругался, стрелял намного медленнее, чем хотел. Любой русич должен держать шесть стрел в воздухе до того, как седьмая поразит тыкву с сотни шагов. Олег мог держать в воздухе восемь до того как девятая — или первая — срывает обручальное кольцо, подвешенное на шелковой нити, но всадники не стояли, а неслись на полном скаку, и Олег стрелял, стиснув зубы, страшась промахнуться: Томас уже был в гуще схватки.
Томас всадил в противника копье, выхватил меч и ударил второго, рассек третьего, и лишь тогда обнаружил, что во всех троих на мгновенье раньше появились стрелы, всаженные с такой мощью, что оставались торчать лишь кончики с белым пером. Он взревел от обиды и оскорбления, пронесся на могучем жеребце через весь отряд, расшвыривая живых и пораженных стрелами, пока не сшибся с задними, недосягаемыми для стрел этого чертового калики, хладнокровного убийцы, не понимающего радость честного боя лицом к лицу, глаза в глаза, отвагу на отвагу! Затем с ревом обрушил смертоносный меч на ближайшего всадника, разрубил до пояса вместе с доспехами, с усилием выдернул меч, застрявший между костями и жилами, замахнулся на следующего. Один из противников коротко и быстро махнул саблей, ударил сбоку в шею рыцаря, а другой, привстав на стременах, выдохнул с жутким воем, обрушил сверкающую дамасскую саблю на голову неожиданно возникшего врага. Томас взревел, как разъяренный медведь, отбросил щит и ухватил рукоять меча обеими руками.
Всадник слева еще держал в кулаке обломанную рукоять, не веря глазам, глядя то на обломок сабли, то на блестящий шлем врага, где не осталось и царапины, и длинный меч задел его незащищенного — в воздух с тупым звуком подскочила голова и срубленная по плечо рука. Второй упрямо пытался перерубить шею рыцаря, выщербливая лезвие дорогой сабли и раздражая Томаса звоном в ушах, — двуручный меч разрубил его до пояса.
Олег быстро выпустил оставшиеся стрелы, дорогу усеяли трупы и ползающие под копытами обезумевших коней раненые, но на Томаса насело пятеро оставшихся. К счастью, кони метались по дороге и по обочине, сшибались, испуганно ржали, трое волочили за собой запутавшихся в стременах всадников, и все пятеро не могли насесть разом. Томас вертелся в седле, как вьюн, рубил громадным мечом, орал, выкрикивал угрозы.
Олег хотел было остаться в стороне от драки, дождаться конца, но двое противников Томаса что-то прокричали друг другу, оба спрятали сабли в ножны и сняли с крюков тяжелые топоры. Оба начали заезжать к рыцарю со спины, и Олег вынужденно пустил коня в тяжелый галоп.
Всадник с топором успел прокрасться в гущу схватки, вскинул топор, но Олег догнал, перехватил за руку. Всадник оглянулся, побелел от боли. Олег передавил кисть, круша кости, отпустил несчастного. Всадник закричал что-то гортанным голосом, другой рукой выдернул из-за пазухи нож. Олег неохотно ударил его по лицу, щедро брызнула кровь, и всадник без звука рухнул под копыта своего коня.
Томас сразил еще двоих, четвертый нечаянно наткнулся на Олега, тот скорбно отмахнулся, не желая, но вынужденно прерывая человеческую жизнь, и для Томаса остался последний противник. Из панциря валил пар, Томас дышал тяжело, а его исполинский меч поднимался медленно.
Внезапно донесся далекий топот. Олег и всадник в мохнатой шапке разом оглянулись, а Томас, который видел через их головы, что это возвращались всадники в красных плащах, обрушил последний победный удар. Мертвец, разрубленный до седла, сполз с коня и тяжело шлепнулся на дорогу, уже без того залитую кровью, заваленную трупами и стонущими ранеными.
Всадники в красных плащах остановились в десятке шагов, с недоверием оглядывали побоище. Между ними и оставленным городом на вытоптанной дороге лежали трупы по меньшей мере двадцати, а то и больше врагов, а еще человек восемь уползали в густые заросли спелой пшеницы. За ними волочились кишки, оставляя кровавые полосы. Один из всадников, немолодой и со злым лицом, соскочил с коня и бросился по следам в пшеницу, на бегу выдергивая из ножен саблю.
Томас сунул меч в ножны, приветственно помахал растопыренной пятерней:
— Благородные сэры! Мы с моим другом благодарим вас за представленную возможность подраться!
На него смотрели, вытаращив глаза. Один повторил недоумевающе:
— По... подраться?
— Вот именно. Три дня едем, а еще ни разу не скрещивали ни с кем оружия!
Всадники расступились, открывая золотоволосую красавицу с короной на макушке. Она сидела величественно на прекрасном белом коне, но ее дорогая одежда была в пятнах сажи, копоти. Всадник справа от нее сердито посмотрел на Томаса и сплюнул в дорожную пыль, а тот, что слева, сказал ей громко: