— Ладно, заткнись, — сказал Уилл. — Хватит. Ты не имеешь права вот так залезать в мою жизнь. Никогда больше так не делай. Это просто шпионаж.
— Я знаю, когда надо остановиться, — сказала она. — Понимаешь, алетиометр почти как человек. Я вроде как знаю, когда он сердится, или когда есть вещи, которые он не хочет, чтобы я знала. Я как бы чувствую это. Но когда ты вчера появился из ниоткуда, я должна была спросить его кто ты, а то это могло быть небезопасно.
Мне пришлось. И он сказал, — она ещё понизила голос, — он сказал, что ты убийца, и я подумала, хорошо, всё в порядке, такому я могу верить. Но больше, до сегодняшнего дня, я ничего не спрашивала, и если ты не хочешь, чтобы я продолжала спрашивать, я обещаю, что не буду. Это не пип-шоу. Если бы я только шпионила за людьми, он бы перестал работать. Я знаю это так же хорошо, как знаю свой Оксфорд.
— Ты могла бы спросить меня, а не эту штуку. Он сказал, жив мой отец или мёртв?
— Не сказал, потому что я не спрашивала.
К этому моменту оба уже сидели. Уилл устало опустил голову на руки.
— Ну, хорошо, — сказал он, — я думаю, мы должны верить друг другу.
— Да, я верю тебе.
Уилл решительно кивнул. Он так устал, а в этом мире ни малейшей возможности поспать у него не было. Лира обычно не была так внимательна, но что-то в его поведении заставило её подумать: «Он напуган, но он преодолевает свой страх, как учил Йорек Барнисон; как я поступила у рыбного склада около замёрзшего озера».
— И ещё, Уилл, — добавила она. — Я никому тебя не выдам, обещаю.
— Хорошо.
— Однажды я поступила так. Я выдала одного человека. И это было самое худшее, что я сделала в своей жизни. Я думала, что я спасаю ему жизнь, но на самом деле я вела его в самое опасное для него место. Я ненавидела себя за это, за то что была такой глупой. Поэтому я буду очень стараться не быть легкомысленной, не забыться и не выдать тебя.
Он ничего не ответил. Он протёр глаза и с усилием моргнул, пытаясь проснуться.
— Мы не сможем пройти через окно, пока не станет поздно, — сказал он. — Нам всё равно нельзя было проходить днём. Мы не можем допустить, чтобы нас увидели. А теперь нам надо где-то шататься несколько часов…
— Я хочу есть, — сказала Лира.
Тогда он сказал: «Я знаю! Мы можем пойти в кино!»
— Куда?
— Я покажу тебе. Там можно и еды достать.
В центре города, в десяти минутах ходьбы, был кинотеатр. Уилл заплатил за вход и купил хотдоги, попкорн и Кока-колу, они взяли еду с собой и успели как раз к началу фильма.
Лира была в восторге. Она смотрел слайды, но к кино ничто в её мире её не подготовило. Она с жадностью пожирала хотдог и попкорн, пила «кока-колу» и радостно смеялась над персонажами на экране. К счастью публика была шумная, было много детей, и её восторги не вызывали подозрения. Уилл закрыл глаза и провалился в сон.
Он проснулся, услышав стук кресел, когда люди выходили, и зажмурил глаза от света. Его часы показывали четверть девятого. Лира ушла неохотно.
— Это лучшее, что я видела в своей жизни, — сказала она. — Не понимаю, почему в моём мире этого не придумали. Кое-что у нас лучше, чем у вас, но это лучше, чем что-либо, что у нас есть.
Уилл даже не мог вспомнить, о чём был фильм. На улице всё ещё было светло, и улицы были оживлены.
— Хочешь посмотреть ещё фильм?
— Да!
И они пошли в другой кинотеатр, пару сотен метров за углом. Лира забралась с ногами на кресло, сжав колени, а Уилл опять отключился. Когда они вышли на это раз, было уже почти одиннадцать — гораздо лучше.
Лире опять хотелось есть, так что они купили гамбургеров с тележки, и съели их по дороге — что тоже было для неё в новинку.
— Мы всегда едим сидя. Я никогда раньше не видела, чтобы люди шли и ели, — сказала она ему. — Это место так сильно отличается от моего мира. Например, машины. Они мне не нравятся. Но мне нравится кино и гамбургеры. Они мне очень нравятся. И этот Мудрец, профессор Мэлоун, научит свой аппарат использовать слова. Я уверена. Я приду туда завтра и посмотрю как у неё дела. Думаю, что смогу помочь ей. Я, наверное, смогу уговорить Мудрецов дать ей деньги, которые она хочет. Знаешь, как мой отец сделал это? Лорд Азраэль? Он разыграл их…
Пока они шли по Бенбери, она рассказала ему о той ночи, когда она спряталась в шкафу и смотрела, как Лорд Азраэль показывает Мудрецам отрубленную голову Станислава Граммана в вакуумной фляге. И так как Уилл был хорошим слушателем, она продолжила, и рассказала ему остальную часть истории, от момента её побега из квартиры госпожи Коултер, до того страшного момента, когда она поняла, что привела Роджера к смерти в ледяных утёсах Свельбарда. Уилл слушал без замечаний, но внимательно, с сочувствием… Её рассказ о путешествии на воздушном шаре, о панцирных медведях и ведьмах, о мстительной руке Церкви казался частью его собственного прекрасного сна о прекрасном городе у моря, пустом, тихом и безопасном: это просто не могло быть правдой.
Но, в конце концов, они дошли до кольцевой дороги и грабовых деревьев. Сейчас транспорта было мало: где-то одна машина в минуту, не больше. И окно было тут.
Уилл почувствовал, что улыбается. Всё будет в порядке.
— Подожди, пока не будет машин, — сказал он. — Я иду туда.
И секундой позже он уже стоял на траве под пальмами, и ещё через пару секунд Лира последовала за ним.
Они чувствовали себя снова дома. Тёплая ночь, аромат цветов и моря и тишина успокаивающе омывали их.
Лира потянулась и зевнула, а Уилл почувствовал, как с его плеч свалился груз, который он носил весь день, не замечая того, как этот груз почти вдавливал его в землю; но сейчас ему было легко, свободно и хорошо.
И тут Лира схватила его за руку. В ту же секунду он услышал, что заставило её сделать это.
Что-то кричало где-то в улочках за кафе.
Уилл сразу же бросился в ту сторону, и Лира последовала за ним по узкой улочке, на которую не проникал лунный свет. Через несколько поворотов они выбежали на площадь к башне, которую видели утром.
Около двадцати детей стояли полукругом у подножья башни, и некоторые из них сжимали палки, а некоторые кидали камни во что-то, что они загнали к стене.
Сначала Лире показалось, что это тоже ребёнок, но из полукруга слышались жуткие, пронзительные, совершенно нечеловеческие вопли. И дети тоже кричали, от страха и ненависти.
Уилл добежал до детей и отпихнул первого назад. Это был мальчик примерно его возраста, в полосатой футболке. Когда он повернулся, Лира увидела дикие белые ободки вокруг его зрачков, и тут другие дети заметили что происходит, и остановились посмотреть. Анжелика и её младший брат тоже были тут, с камнями в руках; глаза детей яростно сверкали в лунном свете.
Они замолчали. Только вопли продолжались, и тут и Уилл и Лира увидели, что это было — полосатая кошка, сжавшаяся у стены башни, с порванным ухом и поджатым хвостом. Это была та же кошка, которую Уилл видел на улице Сандерланд, похожая на Мокси, та, которая привела его к окну.
Как только он увидел её, он оттолкнул в сторону мальчика, которого держал.
Мальчик упал на землю и тут же вскочил в ярости, но другие удержали его. Уилл уже согнулся над кошкой.
Она оказалась у него на руках. Она прижалась к его груди, а он погладил её и повернулся к детям, и на какую-то сумасшедшую секунду Лире подумалось, что его деймон наконец объявился.
— Почему вы мучаете эту кошку? — спросил он, и они не смогли ответить. Они стояли, дрожа от его гнева, тяжело дыша, сжимая свои палки и камни, и не могли ответить.
Но тут ясно раздался голос Анжелики: «Вы не отсюда! Вы не из Цигейзы! Вы не знаете о Призраках, и о кошках вы тоже не знаете. Вы не такие как мы!»
Мальчик в полосатой футболке, которого Уилл бросил на землю дрожал от желания драться, и если бы не кошка на руках у Уилла, он бы бросился на Уилла с кулаками, зубами и ногами, и Уилл бы с радостью принял бой. Напряжение, возникшее между ними, могла разрядить только драка. Но мальчик боялся кошки.
— Откуда вы? — спросил он презрительно.
— Не важно, откуда мы. Если вы боитесь этой кошки, я заберу её у вас. Если она приносит вам несчастье, нам она принесёт счастье. А теперь прочь с дороги.
Какой-то момент казалось, что их ненависть победит страх, и Уилл приготовился поставить кошку на землю и драться, но тут из-за спин детей раздался низкий грозный рык, и, обернувшись, они увидели, что Лира обнимает за плечи большого пятнистого леопарда, белые зубы которого сверкали, когда он рычал. Даже Уилл, узнавший Пантелеймона, на секунду испугался. А уж его действие на детей было поразительным — они мгновенно повернулись и сбежали. Через несколько секунд площадь опустела.
Но перед тем как они ушли, Лира посмотрела на башню. Рык Пантелеймона предупредил её, и на мгновение она увидела кого-то на самом верху, смотрящего через каменный парапет. И это был не ребёнок, а молодой мужчина с вьющимися волосами.
Через полчаса они были в квартире над кафе. Уилл нашёл банку консервированного молока, и кошка его с жадностью вылакала и принялась вылизывать свои раны.
Пантелеймон из любопытства стал котом, и сначала кошка ощетинилась с подозрением, но скоро поняла, что кем бы Пантелеймон не был, он ни настоящий кот, ни угроза для неё, и стала игнорировать его.
Лира с изумлением следила, как Уилл ухаживал за кошкой. Единственные животные, которых она видела в своём мире (за исключением панцирных медведей) были рабочей скотиной. Кошки содержались для того, чтобы в Джорданском колледже не было мышей, а не для того, чтобы их ласкали.
— Похоже, у неё сломан хвост, — сказал Уилл. — Не знаю, что с этим делать. Может быть, он сам выздоровеет. Я помажу ей ухо мёдом. Где-то я читал, что это антисептик…
Стало грязновато, но, по крайней мере, кошка была занята слизыванием мёда, и рана всё время очищалась.
— Ты уверен, что это та, которую ты видел? — спросила Лира.
— О да. И раз они так боятся кошек, их в этом мире не так много. Наверное, она не смогла найти дорогу назад.
— Они просто психи, — сказала Лира. — Они бы убили её. Никогда не видела таких детей.
— Я видел, — сказал Уилл.
Но его лицо было непроницаемо; ему не хотелось говорить об этом, и она не стала спрашивать. Она знала, что не спросит об этом даже алетиометр.
Она очень устала, и через некоторое время, легла в кровать и сразу заснула.
Чуть позже, когда кошка свернулась клубком и заснула, Уилл сделал чашку кофе, взял зелёный бювар и сел на балконе. Через окно проникало достаточно света, и ему хотелось просмотреть бумаги.
Их было немного. Как он и думал, это были письма, написанные чёрными чернилами на почтовой бумаге. Эти знаки были оставлены рукой человека, которого он так хотел найти; Уилл проводил и проводил по ним рукой, прижимал к лицу, пытаясь приблизится к сущности своего отца. Потом он начал читать.
Фэрбанкс, Аляска.
Среда, 19 июня, 1985 г.
Моя дорогая — обычная смесь эффективности и хаоса — все запасы здесь, но физик, гениальный болван по имени Нельсон, не договорился о доставке своих чёртовых зондов в горы — приходится сидеть сложа руки, пока он мечется в поисках транспорта. Но это значит, что у меня было время поговорить с одним товарищем, встреченным мной в прошлый раз, золотоискателем по имени Джейк Питерсен. Нашёл его в грязной пивнушке, и, под звуки бейсбольного матча по телевизору спросил его об аномалии. Он не хотел разговаривать там — отвёл меня в свою квартиру. Под действием бутылки Джек Дениелс он говорил довольно долго — сам аномалию не видел, но встречал эскимоса, который видел, и тот сказал, что это дверь в мир духов.
Они знали о ней веками; инициация шамана включала задачу пройти туда и принести какой-нибудь трофей — хотя некоторые так и не вернулись. Однако у Джейка оказалась карта этого района, и он отметил место, где по словам эскимоса находится аномалия. (На всякий случай: 69°02′11'' N, 157°12′19'' W, на вершине хребта Лукаут, одна-две мили к северу от реки Колвилл.) Потом мы перешли к другим арктическим легендам — норвежский корабль, плавающий без команды уже 60 лет и всё такое. Археологи — достойная команда, рвутся к работе, сдерживают нетерпенье с Нельсоном и его зондами. Никто из них об аномалии никогда не слышал, и, верь мне, я ничего менять не собираюсь. Нежно люблю вас обоих. Джонни.
Умиат, Аляска.
Суббота, 22 июня 1985.
Моя дорогая — хоть я его не назвал гениальным болваном, физик Нельсон не такой, и, если я не ошибаюсь, он сам ищет аномалию. Представляешь, задержка в Фэрбанкс была подстроена им! Зная, что остальная часть команды не захочет ждать без веской причины, такой, например, как отсутствие транспорта, он сам послал письмо и отменил машины, которые заказал. Я это случайно обнаружил, и уже хотел спросить, чем это он занимается, когда подслушал, как он говорит с кем-то по рации, описывая не что иное, как аномалию, вот только местоположения он не знал.
Потом я предложил ему выпить, сыграл в грубовато-сердечного солдата, старого северного матроса, в духе «есть больше на небесах и земле». Поддразнил его пределами науки — бился об заклад, что нельзя объяснить йети и т. д. — внимательно следил за ним. Потом выложил ему про аномалию — эскимосская легенда о двери в мир духов — невидимой — где-то возле хребта Лукаут, поверишь ли, там, куда мы идём. И, знаешь, его аж подбросило. Он точно знал, что я имею в виду. Я сделал вид что не заметил, и перешёл в ведьмам, рассказал ему историю о Заирском леопарде. Так что надеюсь, что он принял меня за суеверного болвана-военного. Но я прав, Элаина, — он тоже её ищёт. Вопрос в том, рассказать ему или нет? Надо разобраться в его игре. Нежно люблю вас всех, Джонни.
Бар Колвилл, Аляска
Понедельник, 24 июня 1985
Дорогая, я некоторое время не смогу тебе писать — это последний город перед холмами, хребтом Брукса. Археологи торопятся забраться наверх. Один товарищ убеждён, что найдёт доказательства существования гораздо более ранних поселений, чем ожидалось. Я спросил насколько ранних, и почему он так уверен. Он рассказал о каких-то резных бивнях нарвала которые он нашёл на предыдущих раскопках, датированных углеродным методом каким-то немыслимым веком, гораздо более ранних чем могло быть, да просто аномальных. Не странно ли будет, если они из моей аномалии, из другого мира? Кстати, об этом, — физик Нельсон теперь мой лучший приятель, подшучивает надо мной, намекает, что он знает, что я знаю, что он знает и т. д. А я притворяюсь грубым майором Перри, отважным парнем в критическом состоянии, и с небольшим количеством серого вещества. Но я знаю, что он ищет её.
Во-первых, хоть он и настоящий академик, его финансирует министерство обороны — я знаю их счета. Во-вторых, его так называемые зонды совсем не то, чем кажется.
Я посмотрел в ящик — антирадиационный костюм, если я хоть один видел. Странное дело, моя дорогая. Я буду держаться своего плана — довести археологов до места, и пойти самому на несколько дней искать аномалию. Ежели столкнусь с Нельсоном, бродящим у хребта Лукаут, буду действовать по обстоятельствам.
Позже. Мне сильно повезло. Я встретил эскимоса Матта Кигалика, друга Джейка Питерсена. Джейк сказал мне где найти его, но я даже не смел надеяться, что он там будет. Он сказал, что русские тоже ищут аномалию; он набрёл на одного человека в этом году, высоко в горах, и незаметно следил за ним пару дней, потому что понял, чем он занимается, и оказался прав — этот человек оказался русским шпионом. Больше он мне ничего не сказал; по-моему, он его убил. Но он описал мне аномалию. Это как дырка в воздухе, как окно. Смотришь сквозь него и видишь другой мир. Но найти его непросто, потому что эта часть другого мира выглядит так же, как и эта — камни, мох и так далее. Это на северной стороне маленького заливчика шагах в пятидесяти от высокой скалы в форме стоящего медведя, и точка, которую мне дал Джейк, не совсем точна — это ближе к 12'' N, чем к 11.
Пожелай мне удачи, моя дорогая. Я принесу тебе подарок из мира духов. Люблю тебя вечно, поцелуй за меня сына.
Джонни Уилл почувствовал, что у него звенит в ушах.
Его отец описал то же, что он сам нашёл под грабовыми деревьями. Он тоже нашёл окно — он даже использовал для него то же слово! Значит, Уилл на правильном пути.
И именно за эти охотился тот человек…. Значит это ещё и опасно.
Уилл был маленьким, когда было написано это письмо. Через несколько лет наступило то утро, когда он понял что его мать в страшной опасности, и ему надо было защищать её; и потом медленно, за несколько месяцев, пришло понимание, что опасность была внутри неё, и ему надо было ещё больше защищать её.
А теперь, внезапно, открытие, что всё-таки не вся опасность была вымышленной.
Кто-то действительно охотился за ней, за этими письмами, этой информацией.
Он не знал что это значило. Но он был очень счастлив, что у него было что разделить с отцом; что Джон Перри и его сын Уилл по отдельности обнаружили это странное явление. Когда они встретятся, они смогут поговорить об этом, и его отец будет горд, что Уилл пошёл по его стопам.
Ночь была очень тихой, и море было спокойно. Он сложил письма и уснул.
Глава шесть. Освещённые в полёте
— Грамман? — переспросил чернобородый мехоторговец. — Из Берлинской Академии?
Очень опрометчив. Я встретил его лет пять назад в северных Уралах. Я думал, он помер.
Сэм Кансино, старый знакомый, и техасец, как и Ли Скорсби, сидевший в пропахшем нафтой дымном баре Самирской гостиницы, опрокинул стакан обжигающе-холодной водки. Он придвинул тарелку с копчёной рыбой и чёрным хлебом поближе к Ли, и тот взял себе кусок и кивнул Сэму, чтобы тот продолжал.
— Он попался в капкан, который насторожил этот кретин Яковлев, — продолжил мехоторговец, — взрезал ногу до кости. А вместо того, чтобы воспользоваться нормальными лекарствами, настоял на том, чтобы использовать эту дрянь, которую применяют медведи — кровомох — какой-то вид лишайника, это не настоящий мох. Ну, так или иначе, а он лежал на санях попеременно ревя от боли и выкрикивая команды своим людям — они делали замеры со звёздами, и они должны были сделать всё правильно, а не то он бы по ним так прошёлся… ругаться он умел, как никто.