«Приезжает военный трибунал с бойцами…»
Александр Лихачев, начальник штаба полка, подполковник:
– В разгар боев на Минутке в штаб полка нагрянул представитель военной прокуратуры из группировки с группой солдат. Оказалось – за комбатом майором Булавинцевым, арестовать за то, что оставил мост через железную дорогу. Стали разбираться… Булавинцев прошел на Минутку не полосой, выделенной его батальону, а справа (там соседа не было), обогнув этот мост. Прошел его и вернулся в свою полосу наступления. Доклад о том, что Булавинцев прошел мост, ушел из полка в штаб группировки. Генерал Булгаков рвет и мечет: «Оставил мост!» А мост был нужен. Булавинцев не стал его оборонять, потому что мост не в его полосе наступления, и ушел на Минутку, там у него была боевая задача. Он трое суток в окружении, ему ничего подвезти не удается, зато приезжает военный трибунал с бойцами: «Давайте сюда майора Булавинцева!» Я говорю – езжайте на Минутку и попробуйте его взять. Затем показал боевой приказ полка, где четко было написано, что этот мост исключается из полосы наступления батальона Булавинцева. «Давайте мне этот приказ…» – попросил представитель военного трибунала. «Не дам, он издан на основании боевого распоряжения группировки; оно есть в штабе группировки». На этом все и закончилось…
«Четыре дня до дембеля осталось…»
Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:
– Батальон Булавинцева, по-моему, без разведки, ночью через гаражи вошел на площадь Минутка, засел в подвалы пятиэтажки и два дня «чехи» их молотили. Вечером 25 января Булавинцев, со слов комбата и ротного, выходит по связи в полк: «Мы сами не выйдем, нужна помощь». Меня вызывают к командиру роты – мы как раз собирались спать. В 0.30 команда взводу – «Подъем!».
24 и 25 января наша рота стояла на улице Воздвиженской, на улице Ханкальской был кинотеатр – без стен, уцелела только стена, откуда кинооператор показывал фильмы. Задача наша была – пробить коридор в батальон Булавинцева. Пошли всей ротой, взводами. Мой взвод называли «рейнджерским» – у меня были гранатометчик, пулеметы – два «ПКМ», три «РПК» и снайпер, нормальный парень.
Срочники рвались в бой, сколько мне стоило сил, чтобы не пускать их: «Вам же четыре дня до дембеля осталось…» Выдвигались обычно так: я, за мной Вова-радист – Пейджер Джан, пулеметчик Сережа Петропавловский – Трачача и один контрактник. Сначала пускали дымы, и только тогда шли срочники, пять-шесть, в сопровождении одного-двоих контрактников. Замыкающими шли пулеметчик Краснов Коля, мы его звали Кранов Кля, после его рассказа, как он так подписал свою тетрадку в первом классе, – и «контрабасы», снайпер и пулеметчик «РПК». Выходили из боя в такой же последовательности. Я уходил последним, ни разу не ушел впереди своих солдат, не было такого. По моей тактике и другие взвода действовали.
Заходили мы в час ночи через вырубленный сад частного сектора, шириной метров 20–25, правее были виадук и площадь Минутка, слева – Дом быта. Второй взвод идет первым, первый – следом, а мне ротный вдруг говорит: «Со мной останешься, надо КП роты прикрывать». Я был сильно обижен: «Сам пойду!» – «Под трибунал пойдешь!»
В час ночи первый и второй взводы стали выдвигаться, а в два-три часа начался бой…
«Попал в пробку…»
Артур Сатаев, начальник штаба 1-го мотострелкового батальона, майор:
– После первых боев, ночью командир полка по радиостанции указал мои недостатки в организации связи и потребовал моего присутствия в частном секторе Грозного, где находились подразделения, комбат и помощник командира батальона по артиллерии.
Взяв с собой БМП-1КШ, ночью выехал к подразделениям. В ту ночь был туман, и тяжело было сориентироваться на незнакомой местности ночью в городе. В частном секторе все было развалено, и местами не поймешь, то ли это бывшая улица, то ли танк проехал по дворам. Попал в пробку, стоят БМП, и наши, и соседних частей, и не знают, ехать ли вперед: головная машина попала под обстрел. Слез с БМП, офицеры говорят: «Впереди засада, боевики». По моим сведениям, там должно быть чисто. Спросил на всякий случай название улицы, на которой находимся. Послал своего солдата найти табличку с названием улицы, тот пришел через 10 минут, ничего не нашел.
Решил опираться на свои данные о местонахождении, и не ошибся. Связался с комбатом, обрисовал ему обстановку и местонахождение. Он ответил, что там можно выехать прямо к боевикам, начал объяснять, что надо ехать дворами, объяснить, какими дворами – не получилось, сказал, что пришлет человека, чтобы провести боевую машину. Через 20 минут ко мне пришел солдат из гранатометного взвода нашего батальона, он провел машину к дому, где находился комбат. Вспоминаю комбата майора Илюхина в тот момент… Человек несколько суток вообще не спал. Не знаю, что он делал, чтобы не спать: ел кофейные зерна, или принимал препараты от сна, или просто держался. Но не падал. Он сказал: «Артур, связь – дело начальника штаба, бери начальника связи батальона лейтенанта Нейкшина и сделай ее нормальной».
Проблемы со связью были из-за того, что в ходе боя не заряжались, а большей частью были утеряны аккумуляторные батареи радиостанций. Этой же ночью я выехал на КП полка в надежде найти батареи. У связистов получилось выпросить только несколько заряженных батарей. Нужно было найти заряженные батареи, чтобы выкрутиться сейчас и завтрашний день. У нас все получалось, но одно подразделение оставалось без связи. Выход был найден. Я приказал командиру минометной батареи, которая на тот момент не перемещалась и находилась в депо, раскурочить пассажирские вагоны и достать вагонные аккумуляторы, подсоединить к радиостанциям с помощью проводов, создав нужное напряжение, исключая аккумуляторные банки больших вагонных батарей. Все заработало.
Устранив недостатки, решил находиться в городе, ближе к подразделениям.
На рассвете с лейтенантом Нейкшиным обошли дома, где были подразделения, все роты батальона собрали достаточно батарей, сдали их на зарядку в роту связи. Запомнилось: когда в депо зашел во взвод обеспечения, там бойцы сидят, пьют чай, играет двухкассетник, работающий от батарей станций и штук пять рядом лежит… Я готов был застрелить их, но дал разнос солдатам, успокоился и забрал батареи.
В ходе боевых действий часто ночью приходилось ездить по Грозному. Всегда на передовой, среди подразделений, было гораздо уютней, чем ехать ночью по городу, хоть и едешь на КП полка. Напороться на недобитков или на «дружественный огонь» своих ночью было реально. Но тот первый раз, в незнакомом городе, на командно-штабной машине, ориентируясь в туман по карте, среди развалин – ощущение было не из приятных…
«Снайпер нас больше не беспокоил…»
Андрей Актаев, пулеметчик 3-го взвода 1-й мотострелковой роты, контрактник:
– Всю ночь просидели в гараже. Утром духовский снайпер опять шалить начал. Помню, гранатометчик, контрактник из первого взвода – точно безбашенный парень – кричит: «Пацаны! Прикройте!» Все в ту сторону – шквал огня. Он выбегает с «граником», прицеливается и с каким-то криком выпускает вакуумную гранату. И так раза три.
Где-то ближе к обеду к нам перебежали три бойца и офицер из 506-го полка. Каждый приволок с собой спарку «Шмелей». Попросили: «Прикройте!» Выбежали и как дунули из трех огнеметов – у нас даже крошка с подоконников посыпалась. И все, снайпер нас больше не беспокоил. После обеда выдвинулись дальше. Взвод расположился в каком-то доме. Там и заночевали. На следующий день для моего взвода штурм Грозного закончился: отправили охранять артдивизион.
«Все простреливалось боевиками…»
Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты, капитан:
– Наступило двадцать пятое января. Моя рота уже получила задачу и вся была на броне, выстроенная в колонну, когда подошел психолог полка и поздравил меня с рождением дочери. А до меня эта мысль как-то не доходила…
Отправился с ротой выполнять поставленную задачу. Технику с экипажами оставили на окраине частного сектора в районе железнодорожного депо. Разбились на три взвода, каждому была указана улица, по которой предстояло наступать. Каждая рота представляла собой штурмовую группу. Таким образом, весь наш батальон был поделен на группы: легкая, средняя и тяжелая.
Вперед с началом штурма ушла одна рота, за ней вторая, моя рота была замыкающей. Запас боеприпасов, медикаментов и продуктов питания был минимальным. Штурм начался часов в 16–17. Приходилось продвигаться в частном секторе, проделывая при этом проходы в заборах, стенах домов, так как по дороге перемещаться было невозможно: все простреливалось боевиками. Пробирались так до темноты.
«Все простреливалось боевиками…»
Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты, капитан:
– Наступило двадцать пятое января. Моя рота уже получила задачу и вся была на броне, выстроенная в колонну, когда подошел психолог полка и поздравил меня с рождением дочери. А до меня эта мысль как-то не доходила…
Отправился с ротой выполнять поставленную задачу. Технику с экипажами оставили на окраине частного сектора в районе железнодорожного депо. Разбились на три взвода, каждому была указана улица, по которой предстояло наступать. Каждая рота представляла собой штурмовую группу. Таким образом, весь наш батальон был поделен на группы: легкая, средняя и тяжелая.
Вперед с началом штурма ушла одна рота, за ней вторая, моя рота была замыкающей. Запас боеприпасов, медикаментов и продуктов питания был минимальным. Штурм начался часов в 16–17. Приходилось продвигаться в частном секторе, проделывая при этом проходы в заборах, стенах домов, так как по дороге перемещаться было невозможно: все простреливалось боевиками. Пробирались так до темноты.
Комбат собрал командиров рот и еще раз уточнил задачу. Через полчаса из частного сектора вышла первая рота. Через некоторое время оттуда доложили, что заняли кинотеатр «Родина» и еще один дом. За ней пошла следующая рота с комбатом. Затем начала свою работу артиллерия полка. Боевики обнаружили нашу среднюю группу и открыли по ней огонь. Мне же было уточнено, что я со своей ротой нахожусь на окраине частного сектора. Закрепился, занял круговую оборону и пробыл здесь до утра. Утром боевики открыли по мне огонь, а две роты в это время вели бой в кинотеатре – было слышно по связи. Постоянно корректировался огонь полковой артиллерии. Я приказал приданному мне минометному расчету обработать участок местности впереди нас, откуда велся огонь боевиками. Так мы отстреливались до обеда следующего дня. У двух рот в кинотеатре заканчивались боеприпасы.
«От ствола можно было прикуривать…»
Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:
– Ночью, часа в два-три, роту собрали и сказали, что надо пройти вперед, взять торговый центр. Впереди был маленький парк шириной метров двадцать, слева от него кинотеатр, справа торговый центр, а прямо на нас смотрела пятиэтажка. Мы залегли у парка, и тут командир нашей третьей роты говорит моему бывшему командиру разведроты: «Ну что, разведка, давай вперед, а мы за тобой», а ротный разведки, старший лейтенант Катунькин отмазался: «Нам не давали такой задачи вас вперед вести…», в общем – испугался.
Мы тихо прошли по парку (нам уже сказали, что торговый центр наш), и надо было перебегать к нему. Первый побежал Андрюха Колосов с Юрой, по ним дали пулеметную очередь, но не попали. Мы перебежали уже спокойнее. Зашли во двор этого универмага и в здание. Обосновались на втором этаже, в соседней комнате лежали раненые, которых не смогли вывести из-за обстрела.
Здесь с утра начался непрерывный бой. Торговый центр хоть и стоял боком к «чеховской» пятиэтажке (до нее метров 30), но простреливался хорошо. К тому же напротив стояла двенадцатиэтажка, с которой работали снайпера. Мы стреляли из окон по «чехам», из пулеметов и автоматов. Умудрились как-то даже стрелять из гранатомета и из огнемета «Шмель» из соседней комнаты точно в окно другой, а оттуда граната летела в окно пятиэтажки (если промахнуться, то всем нам в комнате – каюк). Просто вплотную к окнам подходить было опасно, хотя все равно мы оттуда периодически стреляли.
Напротив в кинотеатре тоже были наши. Один раз оттуда к нам во двор днем на огромной скорости проехала «бэха». Только она влетела во двор, как от выстрела из гранатомета разлетелась будка сторожа, мимо которой она проехала.
Из пулемета я стрелял так, что от ствола можно было прикуривать. Даешь три длинных очереди по окнам, ставишь пулемет в угол, облокачиваешься на него, и бушлат от ствола начинает тлеть. Из одного окна я стрелял особенно часто, в том числе и из «СВД», и когда в соседней комнате на костре грели с пацанами сухпай, услышали повторяющиеся щелчки. Это был «чеховский» снайпер, он, наверное, час стрелял точно в то место, откуда я стрелял. Показал, что не надо больше оттуда нам стрелять. Также мы постоянно работали из подствольников по окнам. Довольно-таки удобная вещь в городе – подствольники.
Один раз в угол дома, в соседнюю от нас комнату, там как раз лежали раненые, попал снаряд, наверное, наш. В комнате образовалась дыра, но раненые вроде бы остались живые.
Смотрим видео, снятое автором в конце февраля 2000‑го…
Дороги в Грозном, на удивление, без выбоин, без воронок. Старик бредет по дороге… Руины… Вроде бы площадь Минутка…
– Она? – спрашиваю.
– Нет, Минутку мы знаем.
– Что – тогда не всматривались в развалины?
– Да вроде все нормально было, – засмеялись. – Был нормальный пейзаж.
Александр Шмелев:
– Вот она, Минутка! А мы были налево, с той стороны наступали. Вот кинотеатр, он был у нас как Дом Павлова в Сталинграде…
Юрий Чердаков:
– Вот это знакомое место, родное… Мы в этом доме сидели и не могли сказать, что это мы – не было связи. По нам свои так стреляли, что стали падать перекрытия, пришлось уйти в подвал, закопались там. Сидели там до ночи. Ночью я двоих отправил, сказать, чтобы больше сюда не долбили, что здесь свои. Сутки нас долбили свои…
Александр Шмелев:
– А мы в это время в соседнем доме сидели… Так нас долбила наша же артиллерия, что в кирпичном доме несущие стены поехали. Один снайпер-чеченец стрелял по нам с балкона, магазинов десять выпустил. Я туда выстрелил из гранатомета – балкон рухнул вместе со снайпером.
Юрий Чердаков:
– Как было все спланировано… Три штурмовых группы. Первая – основная. Вторая, где был Саша, огневая, самая мощная…
Александр Шмелев:
– В нашей группе было три пулемета «ПК», один снайпер, он же подносчик выстрелов для гранатомета, один автоматчик и у меня гранатомет с шестью выстрелами.
Юрий Чердаков:
– У меня была третья группа. Похоронная команда. Девять самых слабеньких солдат-срочников собрали со всей роты. Мы должны были собирать убитых и раненых, подносить боеприпасы и воду. Дали команду «Вперед!». Командир первой штурмовой группы, капитан, фамилию не помню, испугался, спрятался, не пошел в бой. Ему как раз в этот день приехал сменщик. Он был из Наро-Фоминска прикомандированный. Офицер шкура оказался, спрятался, группа из-за него вообще не пошла в бой. Срочники потом говорили, что он уехал домой со здоровым баулом, с женским бельем и колготками.
Комбат говорит: «Да, командира первой группы нет, значит, первой становится вторая». А ей на поддержку – моя. А у меня – одни автоматики и гранатомет неисправный. И нас – всего десять человек. Так первой пошла вторая группа, потом группа поддержки – моя похоронная команда…
«Каким надо быть бесстрашным…»
Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:
– Долгое время мы помогали огнем, когда вытаскивали из окружения четвертую роту. Она зашла ночью в пятиэтажку, а выйти из нее уже не смогла. Нам сказали, что сейчас будут вытаскивать наших из окружения, и чтобы все, кто есть, открывали шквальный огонь по пятиэтажке и другим домам. А к пятиэтажке, в левую ее часть, где были наши, летела «бэха». Честное слово, я бы дал Героя России механику БМП. Это каким надо быть бесстрашным, чтобы лететь в упор на боевиков, которые тебя расстреливают, в том числе и из гранатометов!
Это был, наверное, один из самых страшных моментов в моей жизни: со всех сторон грохот, море огня, и я вижу, как БМП, с раскрытыми десантными дверцами, сначала мчится к окнам первого этажа пятиэтажки, а потом рвет назад к кинотеатру. Десанты раскрыты, на них висят трупы, а на броне за башней, как на ладони у боевиков, лежат раненые, и от раненых и убитых отлетают куски мяса, «чехи» их расстреливают в упор. Такие проходы «бэхи» были не один раз…
«Трое суток не мог спать и есть…»
Роман Кузьмин, оператор-наводчик БМП-2, рядовой:
– В Грозном приходилось не только стрелять, но и вывозить раненых из-под обстрела, прикрывая их броней. Были моменты, когда страх одолевал, но все делали, как на автомате. Тогда трое суток не мог спать и есть: слишком страшные впечатления были от увиденного. Был случай, когда рядом погиб боец. Мы тогда обстреливали пятиэтажку из БМП, а ребята ее штурмовали. Потом пришлось вывозить раненых и заряжаться. Тогда я впервые увидел настоящую картину войны. Выгрузил двоих «двухсотых» с брони, на борту остались кровавые подтеки. Мы отошли и взяли у полковника по сигарете, закурили. Когда я – грязный, небритый брал сигареты, даже не понимал, кто передо мной, и вдруг слышу крик полковника и вижу, как он направляется к БМП. Я оборачиваюсь – картина: закат красного солнца, дым, полевой госпиталь, и на фоне этого стоит наша БМП с кровавыми потеками по борту, и на нее лезет молодая медсестра, а молодой лейтенант ее подсаживает, чтобы сфотографировать. Мне так стало противно, я был готов их расстрелять за это, но полковник опередил: так их отмудохал!