– Дедуля, мы напишем о тебе книгу. Роман! Так что ты должен ещё долго жить, чтобы мне всё успеть рассказать. О себе и о своей родословной. Мир узнает о тебе. И о той ночи… Мы заставим содрогнуться обывателей, они будут рыдать над нашей книгой.
Похоже, деду понравилась эта идея. Но он как будто хотел ещё что-то сказать и не решался. Вернее, не знал, как начать.
– Это хорошо. А то ведь до сегодняшнего дня мне некому и слова было сказать. Одна девочка, правда, которая приходит ко мне уколы делать, вот она и слушает меня всегда.
– Уколы? Ты болен?
– Нет. Дело в том, что я… Хожу в церковь… я уверовал… а они заботятся обо мне. Делают уколы – витамины там разные… Поддерживают меня.
– Ты ходишь в церковь? – изумлению Владимира не было предела. – И в какой же церкви прописывают уколы?
– Эта церковь называется «Братство людей». Там очень милые люди собрались.
– Это не церковь, это секта! – вскричал Владимир. Он всё понял – мошенники обрабатывают одинокого старика, чтобы…
– Нет, не секта, а церковь! – с обидой сказал дед. – Никогда больше не называй это сектой! Эти люди не любят, когда их называют сектой! Это церковь! Так вот, они заботятся о моём здоровье – как я уже говорил, вводят витамины. Я даже стал лучше себя чувствовать. И видя такую бескорыстную их любовь к ближнему, в частности, ко мне, а в то же время полное безразличие моих внуков, я… я полностью отписал в своём завещании «Братству» и этот дом, и все свои деньги, и ценные бумаги.
– Всё ясно, – спокойно сказал Владимир. – А теперь подумай: после того, как ты им всё отписал, разве будут они о тебе заботиться? Теперь им нужен не ты, а твоё имущество.
– Что ты! Да как ты можешь такое говорить? Даже думать так не смей! Ведь ты не знаешь этих людей – они такие милые, приветливые, услужливые, они так любят ближних!
– А ты уверен, что тебе колют именно витамины?
– Я вижу, Владимир, тебя задела информация о том, что я завещал всё церкви, – официальным тоном заговорил дед Егор. – Так вот, чтобы ты больше не говорил плохого о моих братьях и сёстрах, я твёрдо тебе обещаю, что перепишу завещание, оформлю всё на тебя и на Таню. Что касается нашей договорённости насчёт адвоката – я выполню своё обещание. Оставь мне свои банковские данные, я переведу тебе необходимую сумму.
– Ты уверен, что тебе вводят витамины? – повторил свой вопрос Владимир.
– Ну, конечно! У меня даже использованные ампулки остались, если не брезгуешь порыться в мусоре, то пожалуйста.
Владимир осторожно открыл пакет с мусором. Сверху лежали пустые стеклянные ампулы с отбитыми концами. Он пересмотрел каждую из них. На них действительно стояли названия витаминов: А, В1, В6, В12, С, алоэ…
– Вот видишь, – торжествующе сказал дед. – А ещё вот что они дали мне для внутреннего употребления, – и он показал два пузырька с жидкостью. На одном из них было написано «настойка женьшеня», на другой – «элеутерококк».
Владимир открыл, понюхал. Ничего подозрительного он не обнаружил, но всё же безжалостно вылил всё в раковину, а бутылочки бросил в мусор.
– Я куплю тебе всё сам, – сказал он деду. – И запомни: ничего больше не бери от этих людей. Мы сами о тебе будем заботиться.
Видя, что дед пытается что-то возразить, он опередил его:
– Посуди сам: они уже получили от тебя всё, что хотели получить. Но только на бумаге. А чтоб реально взять всё в свои руки, им надо избавиться от тебя. Ты осознаёшь опасность? Поэтому больше никаких уколов! Пообещай мне, дедуля, твёрдо пообещай, что ни единого укола ты больше не примешь. И вообще, надо тебя забрать к нам. Будешь жить у нас. У Тани есть подруга, она работает в госпитале, так вот она прекрасно делает уколы. Так что не волнуйся, твоё здоровье будет в надёжных руках. Я готов забрать тебя уже сегодня.
– Да я вообще-то не думал о переезде, – несколько обескуражено ответил дед. – В любом случае, надо закончить денежные дела, мой банк находится здесь. Я сделаю перевод на твоё имя. А там видно будет, – уклончиво сказал он. – Может, я и вправду решусь переехать, хоть на старости лет пожить возле любимых внуков.
За круглым столом четверо изысканных джентльменов играли в бридж и вели неспешную беседу.
– Как там наши старички поживают?
– Хорошо поживают. Один за другим пишут нам завещания.
– Вы контролируете? Они действительно отписывают всё нашей церкви?
– Всё под контролем, шеф! Все как один.
– Ну, так и продолжайте. Какова судьба тех, кто уже составил завещание?
– Увы! Они почему-то покидают нас и уходят в мир иной.
– Ай-яй-яй! Как печально! Но что поделаешь – возраст. И как давно умер последний прихожанин?
– Два месяца назад одна старушка умерла.
– Ну что ж, достаточный срок, пора убирать следующего. Давайте брать по возрасту. Чем старее умерший, тем меньше подозрений. Может, его и вскрывать не будут. Кто у нас самый старший?
– Я как раз сегодня просматривал списки. Есть такой Егор Бобров. С его стороны всё в порядке: всё подписано и заверено нотариусом. Можно убирать.
– Что за фамилия? – поморщился тот, что был ведущим в беседе. – Он что, не англичанин?
– Славянин какой-то. Русский, кажется. Да какое это имеет значение? Усадьба у него хорошая.
– Он там такой клоповник развёл! В дом войти страшно. Скоро кирпичи будут на голову падать.
– Так в чём дело? Почему его до сих пор не убрали? Чего ждали – пока доведёт свою усадьбу до такого состояния, что его денежного наследства не хватит потом на ремонт? Ведь продавать усадьбу надо так, чтоб она имела товарный вид. Нам что, ещё деньги других клиентов придётся вкладывать, чтоб её отремонтировать и продать?
– А кто сказал, что её собираются продавать? Место тихое, хорошее. Меня всё устраивает. Я семью туда перевезу и буду жить.
– Ладно, я не против. Что у нас с молодёжью?
– Негусто. У этих другое на уме. У кого любовь, у кого – карьера, у кого – рок-музыка. А кто-то колется или пьёт без просвета.
– Плохо, плохо работаете. Ищите перспективную молодёжь. И из бедных семей тоже не брезгуйте. Мы сможем оплатить обучение, а потом он или она по гроб жизни нам должны будут. Станут директором банка или президентом компании – и потекут к нам денежки рекой. А если ставленник попадёт в правительство, то мы и вовсе мировую политику вершить будем. Работайте, ищите: обиженных, растерявшихся, преданных близкими людьми, разочаровавшихся в любви – всех подбирайте. В их сегодняшней слабости наша сила завтра. И главное – благотворительность. Средств не жалеть. И не дай Бог узнаю, что воруете благотворительные деньги. Ведь это тот крючок, на который ловится наша рыбка. Кто там из новеньких?
– Профессор из Оксфорда. Но он настоящий сумасшедший. Его уволили с работы из-за этого. Он фанатик. Молится, как якутский шаман.
– Ничего, пусть шаманит. Для толпы фанатиков, для стада это то, что нужно. Пусть кричит, рвёт на себе волосы, их это только подстегнёт. Есть ещё новенькие?
– Да. Библиотекарша, которую муж бросил; почтальон, всю жизнь выпивавший и наконец осознавший свой грех; две домработницы; жена фермера, сбежавшая с любовником, а теперь её и любовник бросил и фермер назад не берёт.
– Ну, это статисты. Толку от них нет, но для количества они нужны. Хотя, – после некоторого размышления сказал главный, – жена фермера перспективна. Мужа надо обработать. Воссоединить их, вовлечь к нам, ну, а затем оставить их без фермы – дело времени. Да и домработницы – чьи они? Через них выйти на хозяев, надо полагать, они люди обеспеченные…
В это время в комнату вошёл молодой человек с мобильным телефоном в руке.
– Извините, что прерываю. Позвонил наш агент, сказал, что к старику Боброву приезжал внук, пробыл у него почти шесть часов.
– Чёрт возьми! – рассвирепел главный. – Почему не убрали его до сих пор? Ждёте, когда он ваши денежки родственничкам отдаст? Вспомните, сколько вы его обрабатывали, а теперь всё насмарку? Приехал внук, поплакал на дедовой груди, тот и побежит теперь переписывать завещание. Ему уколы делают?
– Делают.
– Так в чём дело? Почему он до сих пор жив?
– Мы же не можем возбуждать подозрений у других стариков. Все наблюдают за развитием событий. Что же – только начали уколы, и тут же клиент умирает? Надо показать всем, что мы заботимся, что уколы – безвредны. Промашка, конечно, вышла с этим Бобровым…
– Так уберите его сегодня же, немедленно! Пока он не успел переделать завещание. Джон, вызывай свою девку, пусть сейчас же едет к нему.
Егор Степанович Бобров после отъезда внука испытывал необыкновенный душевный подъём. Словно молодая кровь влилась в старое тело. Много ли надо было старику – родные объятия, понимание, поддержка. Сколько лет он этого ждал! Думал, что этого уж и не дождаться ему на своём веку. А вот поди ж ты – внук Володя оказался умнее своего деда, смог после стольких лет отчуждения найти общий язык со стариком. «Какой милый мальчик – мой внук», – подумал дед Егор. Теперь Таня. Вляпалась она в историю, конечно, хуже не придумаешь. Но ничего. Егор Бобров костьми ляжет, но добьётся освобождения невиновной из тюрьмы.
Раздался звонок в дверь. Всё ещё раздумывая о том, что он может успеть сделать хорошего для внуков, дед Егор пошёл открывать.
– Мистер Боброфф, это я, – раздался знакомый голосок. – Я пришла сделать вам укольчик.
Хозяин не мог не впустить в дом девушку.
– Милая, я, пожалуй, откажусь отныне от ваших услуг, – сказал он.
– Почему? – искренне огорчилась гостья.
– Мой внук нашёл мне другую сестру милосердия и взял с меня обещание больше не делать уколов. Я пообещал ему.
– Разве я плохо выполняла свои обязанности?
– Нет-нет, что вы! Просто отныне мы будем жить по-другому. Мы в корне изменим жизнь, а в ваших услугах более не нуждаемся.
– Я приехала сюда специально ради вас…
– Я вам заплачу.
– Да нет, я не о том. Что я теперь скажу своему шефу? – вконец расстроилась девушка. – Ведь я не выполнила его поручения.
– А вы не говорите. Или скажите, что вкололи мне всё, что надо.
– Я не умею врать, – простодушно сказала она.
Эти слова, а также её голубые глаза, молящие о понимании, поколебали стойкость деда Егора.
– Раз уж я пришла сюда, давайте я сегодня сделаю вам укольчик и, клянусь, это будет последний. Больше вы меня здесь не увидите.
– Но я обещал внуку…
– В последний раз!
И Бобров не устоял перед натиском голубых глаз. Он покорно обнажил руку, дал найти вену. Когда жидкость из шприца стала перетекать в тело, ему вдруг стало очень жарко, словно он горел в пламени костра, так жарко, что он хотел выдернуть шприц из вены, но у него мгновенно потемнело в глазах. А потом словно всё осветилось вокруг, и он увидел большой белый дом с колоннами, на лужайке перед домом стоял стол с самоваром и плюшками, а за столом сидели мужчина в полурасстёгнутом кителе и женщина с толстой косой, уложенной вокруг головы. Его папа и мама. Он ясно увидел их лица, полузабытые за долгие годы. А ещё он увидел себя – маленького мальчика с кудрявыми локонами в белоснежном костюмчике. Он стоял у черты, которую почему-то очень боялся переступить.
Родители, увидев его, обрадовались и заулыбались.
– Егорушка! – позвала мама. – Наконец-то! Мы так давно тебя ждём. Уж самовар простыл. Иди скорее к нам, – и она протянула к нему руки.
Отец тоже звал и манил рукой. Они звали его, и он хотел к ним, но боялся переступить границу. А потом он подумал, как он соскучился по ним, как нужны они ему сейчас и разве может он, встретив их после многих лет разлуки, не пойти к ним. И он оставил колебания. Он перешагнул черту и, протянув руки, побежал по зелёной лужайке навстречу папе и маме…
Глава 7
Снова та же унылая комната для свиданий. Владимир пришёл к сестре и сегодня он с удовлетворением отметил, что её состояние улучшилось. Очевидно, за прошедшие дни она свыклась со своим положением и принимала его как данность. Она оживилась и разговорилась.
– Знаешь, у меня осталось воспоминание детства, – сказала она. – Я была совсем маленькая, на дворе стояла осень, и папа повёл меня гулять. Он сам одевал меня на прогулку, мамы, наверное, дома не было, так вот он напялил на меня сразу все мои свитера и кофты, которые нашёл в шкафу. Пальтишко еле застегнулось. Я была похожа на колобок. Пришли мы с ним в парк, а он встретил своего знакомого и, усадив меня на скамейку, стал о чём-то с ним говорить, забыв обо мне. Я долго ждала, а когда мне надоело, я хотела спрыгнуть с лавочки и подойти к нему. Но так как я была абсолютно круглая и неуклюжая, не смогла спрыгнуть, а вместо этого упала и покатилась по жухлой осенней листве. Я катилась, а перед глазами мелькали то жёлтые прелые листья у самого лица, то голубое бездонное небо, уходящее вдаль, в бесконечность. То небо, то листья, то небо, то листья… Я даже помню запах этих листьев. И помню эти ощущения, когда после необъятной небесной шири вдруг натыкаешься на твёрдую землю с мокрыми листьями. И понимаешь – вот оно и есть твоё. А потом – снова небо и воспаряешь, кажется, то, что было перед этим – какое-то минутное наваждение, которое проходит, а остаётся только вот это небо. И как только ты успеваешь об этом подумать, снова оказываешься носом у земли. Вот так и теперь – мне кажется, что я куда-то качусь, а перед глазами всё мелькает, мелькает… Тогда меня поднял с земли папа, а сейчас где те сильные руки, которые вырвут меня отсюда? Ладно, давай о чём-нибудь другом, – Таня попробовала улыбнуться. – Знаешь, ко мне сюда приходила Лидия. Она принесла целую корзину всякой снеди. Всё, конечно, из супермаркета, но сказала, что какой-то пирог испекла сама. То, что она испекла, было непонятно что, абсолютно несъедобное, пришлось выкинуть. Но она же старалась… Она такая милая и смешная, – тут уже Таня, вспомнив подругу, улыбнулась по-настоящему, от души. – Она настоящий друг. Ко мне никто сюда не приходит, даже из редакции. Все отвернулись. А она пришла. Знаешь, Володя, я тебя очень хочу попросить: пригласи Лидию на ужин куда-нибудь в ресторан. Она так одинока, у неё никого нет. Ей не с кем провести время. У неё совсем нет личной жизни. Подари ей хоть один вечер.
– Танюша, проси меня о чём угодно, только не об этом!
– Но ведь она пришла сюда, в тюрьму. Наверное, ей тоже пришлось переступить через себя. Сходи с ней в ресторан, и мы будем квиты.
– А если она неправильно поймёт? Если она расценит это приглашение как начало романа?
– Если ты будешь соответствующим образом вести себя, она всё правильно поймёт.
– Ну, сестрица, ты пользуешься тем, что я не могу тебе ни в чём отказать. Это удар ниже пояса.
– Да ладно тебе капризничать. Сходить в ресторан куда приятнее, чем в тюрьму. Зайди сегодня к ней домой. Хотя её редко можно дома застать. Скорее Лидию можно найти на работе. Ты ведь знаешь, где она работает?
Владимир понимал, что он не в силах противостоять бурному натиску. Лидия вовсе не являлась женщиной его мечты, и перспектива пообщаться с ней целый вечер его не радовала.
Но разве это сейчас главное? Надо думать о серьёзных вещах.
– Таня, я ездил к деду Егору.
Он увидел в её глазах сначала непонимание, а потом – тот детский ужас, с которым она всегда смотрела на старика.
– Ты – к деду Егору?! И… И он знает обо мне?…
– Да. Послушай внимательно. Мы нашли с ним общий язык. Мы были несправедливы к нему. Он совсем не такой, каким нам казался. Он любит нас. Переживает за тебя. Он даёт деньги на адвоката. Может быть, мы даже сможем настоять на том, чтобы тебя выпустили под залог. Давай-ка я всё расскажу по порядку. Сначала я поехал в Норфолк-холл. Оттуда родом эта девочка, Кэт. Из родственников у неё только дядя по отцовской линии. Так вот с этим дядей мы обнаружили в их замке клад, о котором не знали даже владельцы замка. Это дело рук бывшего управляющего. Кто-то знал об этом. Сам управляющий давно мёртв. Они, те, кто знал, охотились за кладом, но могли его получить вместе с недвижимостью только после смерти Кэт – таковы особенности завещания. Её выследили и убили. А знаешь, что было среди сокровищ? Скифское золото! И в том числе скифская пектораль! Помнишь, я рассказывал тебе?
Владимир видел, что Таня немало удивлена.
– Энрике продал это золото, чтобы выкупить свой замок, который после смерти Кэт выставили на торги. Именно этого требовало завещание. А теперь слушай дальше. Знаешь, чьим оказалось это золото? Деда Егора! Его семья владела землями, на которых расположен курган Огуз, где и были найдены скифские украшения. Получается, что Кэт убили из-за золота, которое по праву принадлежало нашей семье, но было спрятано в её доме.
– Так вот в чём дело! – Таня закрыла лицо руками. – Но если об этом узнает обвинение…
– Остаётся выяснить, кто охотился за скифскими сокровищами.
– Свидание окончено! – раздался чей-то властный голос.
Татьяна всё ещё сидела, опустив голову, закрыв лицо руками, и охранница тронула её за плечо, словно пытаясь разбудить.
– Мы ничего не знали о прошлом, – будто очнувшись, сказала Татьяна. – Мы никогда не интересовались историей нашей семьи. А ведь мы должны были знать. Должны! И тогда всё было бы иначе. Не было бы тюрьмы… А главное – девочка была бы жива. Мы забыли свои корни. Мы отреклись от них. И вот она, кара.
Выйдя из мрачного тюремного здания, Владимир почти физически ощутил желание стряхнуть с себя все те отрицательные флюиды, которыми он заряжался каждый раз, приходя сюда. Он всегда знал, что тюрьма – это гнусный притон для отбросов общества, где им и должно находиться, дабы они не отравляли жизнь добропорядочным гражданам. И вдруг по нелепой, чудовищной ошибке там оказалась его младшая сестрёнка. Та самая маленькая девочка, которую он когда-то кормил манной кашей, которую учил ходить, которую он водил в школу, которая терпеливо ждала его на стадионе, ожидая конца тренировки, та самая девочка, которая стала талантливой журналисткой. И вот такая несправедливость… Он ещё раз оглянулся на тюремные стены. Да, там сидят одни преступники, и Таня среди них. Одна среди нелюдей с грязными помыслами и чёрными делами за спиной. А одна ли?… От этой мысли он даже замедлил шаг. А может быть, там ещё есть невиновные, попавшие туда по ошибке, по роковому стечению обстоятельств. Ещё совсем недавно он мог бы утверждать со 100 %-ной уверенностью, что такого не может быть. Но вот с его сестрой случилось. Значит, бывает? Каждый раз, приходя на свидание, Владимир смотрел в лица других людей, пришедших к своим родственникам, ища в них ответ на вопрос: кто же сидит нынче в тюрьмах? Он видел перед собой самых обычных людей, обременённых теми же заботами, что и остальные граждане, только усиленными болью за близких. Каждый переживал за брата, мужа, сына, отца, кто-то – за дочь, мать или сестру. Наверняка среди них есть такие, как Таня, которые ни в чём не виноваты. Не виноваты, но сидят… Как же это получается? Как может невинный человек нести на себе груз несправедливого обвинения? Как может человек отбывать наказание за то, чего не совершал? И как потом, после тюрьмы, жить с клеймом, зная, что ты его не заслужил? Но ведь случаются же судебные ошибки, это ни для кого не новость. А как жить людям, чьи судьбы перемолоты мясорубкой равнодушных судейских стряпчих? Сколько веков, тысячелетий существует человечество, столько и вершили человеки суды над своими собратьями, не особо заботясь о справедливости. Сколько слёз несправедливо обвинённых пролилось на этой земле! Наверное, это реки слёз, способных переполнить берега Темзы, Нила, Ганга, Амазонки, Волги, Миссисипи…