Нужно недолго подержать ее на расстоянии вытянутой руки, расточая при этом флюиды обольщения. Потом познакомиться с Борзовыми-старшими, заранее очаровав бабушку, и все. Мартов улыбнулся. Ему стало спокойно на душе. Когда есть план, становится легче жить. А его план тянул на долгосрочную стратегию. Настоящих, глубоких чувств от общения с женщинами Георгий не ждал. Поэтому решил извлечь пользу из необходимости иметь их.
Надо сказать, Георгий мастерски воплощал свой план в жизнь. Можно было подумать, что ему не раз приходилось заниматься запудриванием мозгов слабому полу. Светлана попала на крючок сразу. Она словно находилась рядом с пылающим костром, увидеть который невозможно. Знаешь, в какой стороне огонь, ощущаешь его жар, а хоть одним глазком взглянуть не получается. Мартов блестяще очаровал, подчинил бойкую девчонку. Он всегда был и рядом, и на расстоянии одновременно. Он окружал себя кокетливыми однокурсницами и незаметно наблюдал, как бледнеет от ревности Светлана.
Степан не сразу понял маневры друга, а позднее махнул рукой. Еще раз проигрывалась ставшая для него привычной ситуация, когда объект его мечтаний увлекся другим. Доценко нравился девчонкам, но чаще тем, к которым сам оставался безразличным. На Жорку он не обиделся, но их общение сократилось. Во-первых, из-за того, что Мартов все больше внимания уделял Светлане, во-вторых, Степан больше не хотел углубления отношений. Зарождавшаяся мужская дружба, подкошенная традиционным треугольником, засохла, словно растение без воды.
Георгию не хватало веселой болтовни Доценко. Тот стал более молчаливым и ни единым словом не обмолвился об отношениях Мартова со Светланой. Когда, ради приличия, Жора попытался что-то объяснить, Степан остановил его:
– Все идет как идет. Было бы безумием надеяться на успех, имея такого соперника. Аполлон и Гефест.
– Доца, я думаю, ты себя недооцениваешь. Просто все вышло из-под контроля и понеслось.
– Имей совесть, Жорка, ведь теперь есть за что бить face, я по-прежнему не боевой петух, – Степан поднял на Георгия повлажневшие глаза и, устыдившись своих чувств, буркнул: – Ну, пока, больше об этом не говорим.
Однако история с Борзовой значила для него больше, чем он хотел показать. Когда он сказал Мартову, что однолюб, то вовсе не преувеличивал. Через два месяца, сразу после первой сессии, которую Доценко сдал на «отлично», прошел слух, что он перевелся на экономический факультет политехнического института. Мартов и вся группа узнали об этом только с началом нового семестра. Георгий был ошарашен.
– Жалко, Степка был такой компанейский, – пропела своим сахарным голоском Борзова. – Мне будет его не хватать.
Мартов удивленно поднял брови.
– Да что ты говоришь?
– То, что думаю. И странно, что ты, его товарищ, вместе с нами узнал о его переводе, а не раньше. Не могу в это поверить.
Ребята сидели в небольшой аудитории, ожидая профессора. Все разговоры стихли, и внимание переключилось на Мартова и его соседку.
– Ничего удивительного. У каждого крыша съезжает по-своему, – он начал злиться. Хорош Степан. Не вынесла душа поэта. И эта белявочка собирается по нему скучать. Когда был рядом и просил хоть каплю внимания, то был не нужен. Теперь ей будет не хватать его, вот лицемерка.
Вечером Георгий позвонил Доценко домой. Его мать, подняв трубку, поинтересовалась, кто звонит, узнав, резко ответила.
– Попрошу вас, именно вас, больше не звонить, – ее голос срывался, негодование передавалось отчетливо.
– Что за чепуха, тетя Марина? Жорка это, Жорка.
– Я узнала вас, юноша, – то, что с ним говорили на «вы», сбивало с толку. – Повторяю, забудьте наш номер. Я не приглашу к телефону сына.
– Мне все равно нужно с ним поговорить. Не позовете, поеду сам, еще лучше!
– Куда поедешь? – Казалось, она вот-вот заплачет.
– К политеху. Куда же еще?
– В больнице он. В больнице, понимаешь? Он пытался покончить с собой. Только посмей кому-нибудь рассказать! Из-за тебя, твоего каменного сердца. Когданибудь ты получишь по заслугам. И, конечно, тебя тоже сомнут, использовав, как ты это делаешь с окружающими людьми. Тебе тоже нанесут удар тогда, когда твое сердце будет готово любить по-настоящему. Господи, прости мне эти слова! Оставь нас в покое. Нам не о чем говорить, – в трубке послышались гудки. Мартов остолбенело продолжал держать ее возле уха. Монотонность звука притупляла впечатление от услышанного.
Неужели можно вот так сходить с ума от неразделенной любви? Стоит ли женщина того, чтобы, не получив ее, расстаться с жизнью. Георгий наконец отошел от телефона. Настроение испортилось. Он почувствовал, что Доценко гораздо счастливее его даже в этой ситуации. Пройдет время, и Степка полюбит другую, так же беззаветно, преданно. А ему, Мартову, пока не приходилось испытывать ничего подобного. Напротив, его собственная мораль исходила из того, что к женщине можно, как максимум, относиться снисходительно. Его сердце всегда стучит ровно. Он контролирует себя без особого труда. Наслаждение – видеть, как жеманные матрешки на каблучках, в сережках пускают в ход свое очарование. Он раздаривает авансы всем, не подпуская к себе никого. Только Борзова – исключение. На нее сделана важная ставка. Главное, не переусердствовать, не переиграть. Степа, Степа, что же ты в ней такого нашел, что без нее жизнь не мила? Хорошо бы она также влюбилась и, конечно, не в кого-нибудь, а в Георгия Мартова. Из памяти постепенно ушел срывающийся на плач голос тети Марины. Словно нажав кнопку «escape», юноша стер все ненужное. Он не размазня. Он – реалист. Шаг за шагом, продвигаясь к цели, Мартов не мучился угрызениями совести. Странно, что судьба была к нему благосклонна. Цель его намерений прозрачна, и ее приближение становится все очевиднее.
Три месяца ушло на накидывание поводка на шею доверчивой девушки. Еще через месяц баба Люба готова была каждый день встречать его с пирогами, ватрушками, пирожными, которые Мартов обожал. Несколько раз, когда становилось уже очень поздно, а гость все еще о чем-то разговаривал с внучкой, баба Люба предлагала ему остаться на ночь.
– Оставайся, Жорочка, завтра воскресенье, занятий нет. Квартира у нас просторная. Постелю тебе в кабинете Сергея Сергеевича. Оставайся. Утром твои любимые расстегаи с рыбой сделаю.
Такие сцены разыгрывались не один раз. Света при этом мило, загадочно улыбалась и поддакивала бабушке.
– За окном морозище, метет. Оставайся. Позвони домой, – баба Люба потрепала жесткие волосы Георгия. – В кого ж у тебя такая шевелюра? Воронье крыло, залюбуешься.
– В отца, – коротко ответил Жора.
– Поди, смотрит на тебя, а видит себя в молодости.
– Не видит, бабушка, его уже больше пяти лет как не стало.
– Прости, милый. Земля ему пухом.
– Спасибо. Ладно, уговорили вы меня. Остаюсь на широком кожаном диване Сергея Сергеевича. Возьму томик Тютчева и понаслаждаюсь.
– Библиотека у отца знатная, – вмешалась Светлана, пытаясь перевести разговор с ночевки Георгия на другую тему. У нее подкашивались коленки от одной мысли, что он будет спать так близко. Воображение рисовало одну эротическую картинку за другой. Благо, книг она прочитала об этом немало плюс фантазия влюбленной.
Однако все произошло гораздо проще и банальнее. Прошел примерно час, как перестала шуршать на кухне баба Люба. Светлана ворочалась, никак не могла согреться. От волнения ее знобило.
«Господи, дай мне уснуть», – молила она, но напрасно. Почему-то ей пришла в голову мысль, что если сближения не будет сегодня, она может распрощаться с Мартовым. Он такой шикарный, а она, если честно, ничего особенного собой не представляет. И что он в ней нашел? Он, который любую университетскую диву заполучит в любой момент. Она видела, какие взгляды бросают в его сторону. Кристина несколько раз прозрачно намекала, что у Жорки интерес особый. Правда, когда Света пыталась ее прижать к стене и разговорить, та постоянно отнекивалась, отшучивалась.
– Это я все от зависти, подруга. Плету себе интрижки, не запрещено ведь? А ты и сама не дуреха последняя, должна понимать что к чему.
Борзова злилась ужасно, но обижаться на Кристину не стала. Дружба дружбой, а сама точно хотела бы провести с Георгием хоть ночку. У нее с этим давно зеленый свет. Пока она тут страдает, время идет, и сейчас оно работает не на нее. Боже, у нее даже ладони стали холодными и влажными. Светлана вскочила, успокоив дыхание, на цыпочках подошла к кабинету отца. Дверь было приоткрыта. Посмотрев на свою голубую пижаму, Света едва не передумала. «Как глупо – явиться, словно чучело, в пижаме, с косичкой, скрепленной резиночкой». Но оставался один бесенок. Он хозяйничал в ее теле где-то ниже пояса и подбил ее тихонько открыть дверь.
– Я уже думал, ты никогда не решишься, – раздался голос Георгия. Стало ясно, что он не спал, ожидая ее.
Она быстро зашла в комнату и прикрыла за собой дверь. Сердце стучало в сумасшедшем ритме. Глаза привыкли к темноте. Тусклый свет ночных фонарей позволял увидеть контуры мебели, стеллажи книг и белоснежную постель, одеяло на которой было выжидающе откинуто.
– Это я все от зависти, подруга. Плету себе интрижки, не запрещено ведь? А ты и сама не дуреха последняя, должна понимать что к чему.
Борзова злилась ужасно, но обижаться на Кристину не стала. Дружба дружбой, а сама точно хотела бы провести с Георгием хоть ночку. У нее с этим давно зеленый свет. Пока она тут страдает, время идет, и сейчас оно работает не на нее. Боже, у нее даже ладони стали холодными и влажными. Светлана вскочила, успокоив дыхание, на цыпочках подошла к кабинету отца. Дверь было приоткрыта. Посмотрев на свою голубую пижаму, Света едва не передумала. «Как глупо – явиться, словно чучело, в пижаме, с косичкой, скрепленной резиночкой». Но оставался один бесенок. Он хозяйничал в ее теле где-то ниже пояса и подбил ее тихонько открыть дверь.
– Я уже думал, ты никогда не решишься, – раздался голос Георгия. Стало ясно, что он не спал, ожидая ее.
Она быстро зашла в комнату и прикрыла за собой дверь. Сердце стучало в сумасшедшем ритме. Глаза привыкли к темноте. Тусклый свет ночных фонарей позволял увидеть контуры мебели, стеллажи книг и белоснежную постель, одеяло на которой было выжидающе откинуто.
– Почему ты не сделал первый шаг? – шепотом спросила Света.
– Боялся заблудиться в твоих хоромах.
– Врешь.
– Если бы ты ночевала у меня, то я пришел бы ктебе.
– У меня коленки дрожат.
– Давно пора юркнуть под одеяло, а не вести глупые разговоры. Иди ко мне.
Он обнял ее худенькое, дрожащее тело. Почему-то ему показалось, что от нее пахнет молоком. Как от ребенка – чистотой и молоком. Его нежные поцелуи сменил жадный напор истосковавшегося по женщине мужчины. Пижама мгновенно оказалась на полу. Светлана уже находилась в состоянии, когда между реальностью и вымыслом стираются границы. Ушло чувство неловкости. Она понимала, что сейчас отдает свое тело любимому человеку. Остались позади наставления матери, осторожность, девичий стыд. Каждой клеточкой, изнывающая от страсти, она чувствовала жар, исходящий от возбужденного мужчины. Ее удивляла только его немногословность. Он не шептал ей на ушко слова любви. Только тяжелое дыхание и властные руки. Они обнимали, сжимали, мяли, ласкали, сковывали.
– Я люблю тебя, – обхватив голову Георгия ладонями, прошептала Света. Она сделала признание первой.
Черт с ними этикетом, предрассудками. Она счастлива и хочет, чтобы эта ночь никогда не кончалась.
От своего первого сексуального опыта Света не ожидала ничего, кроме неприятных ощущений, описанных в популярной литературе. Но, на удивление, вдруг почувствовала прилив волны, охватившей ее тело, заставивший ее застонать от наслаждения.
Кажется, Мартов тоже не ожидал такой быстрой реакции на свои ласки. Никаких неудобств, связанных с девственностью Светланы, он не ощутил. Промелькнуло подозрение, что он не первый, кто направляет ее на сексуальную ниву удовольствий. Это было неприятно, лишало его лавров победителя-открывателя. Но долго задумываться Мартову не пришлось, его захватил шквал удовлетворения. Наверное, стон был слишком громким. Ладонь Светы мягко легла на его полуоткрытый рот. Когда эмоции улеглись, она уткнулась в его плечо, поцеловала ключицу, шею, подбородок. В темноте она поймала его пристальный взгляд. В нем не было нежности, чувственности.
– Жорка, ты что застыл? Ты так странно смотришь. Он улыбнулся и чмокнул ее в кончик носа.
– Беги в ванную, пока я не помчался.
– Это все, что ты сейчас хочешь сказать? – Света приподнялась на локте и немного отстранилась от расслабленного тела Георгия. – Я не могу в это поверить.
– Светик, наша задача – не разбудить бабу Любу, а то мой авторитет беззаветно рухнет. Давай потихоньку двигайся и не плескайся долго.
– Господи, какая проза, – выдохнула Светлана и, подобрав пижаму, воровски выглянула в коридор. Дверь в бабушкину комнату была как раз рядом с ванной. Но, кажется, старушка спала крепко. Вернувшись, Светка прошептала: – Иди теперь ты.
Когда Георгий вышел, Света присела на диван. Вот он сейчас вернется. Что-то во всем случившемся было не так. С ее стороны восторг, благодарность, ревность, а он – словно парень по вызову. Доставил даме удовольствие и сейчас спокойно уснет. Ему, кажется, тоже было хорошо с нею. Но он не сказал даже об этом. Принял ее приход как должное – и все. Светка заерзала. Что она ему скажет? Спасибо, что я тебе предложила себя, а ты не отказался?
Мартов неслышно зашел в комнату, прикрыл за собой дверь. Подошел к окну, не глядя на Светлану. Медленно падали хлопья снега. По дороге проезжали одинокие машины. Было уже за полночь. Какие дела заставляли водителей в столь поздний час сидеть за рулем? В доме напротив в редких окнах горел свет. Там тоже не спали. Обернувшись, Георгий посмотрел на Свету. Она сидела, сжавшись, обхватив руками коленки. Опять в своей голубой пижаме, такая жалкая, испуганная. Он почувствовал себя повелителем. Она сделает для него все, а он рядом с нею будет создавать того Мартова, о котором пока никто не знает. Пауза затягивалась.
– Светка, ты правда ни о чем не жалеешь?
– Правда. Я счастлива, поверишь? Оказывается, так мало нужно для того, чтобы почувствовать крылья за спиной. Бывает первая любовь и любовь к первому мужчине. Для меня это соединилось в одном лице. Я твоя от головы до пяток. Знаю, такое лучше не говорить. Вы не любите открытой любви. Вас нужно водить за нос, держать на расстоянии и иногда подставлять щеку для поцелуя. Я так не могу. Сказать точнее, с тобой не могу. Не хочу тратить время на бессмысленные кривляния. Надоело кокетничать, очаровывать, расточать обаяние во все стороны, авось в кого-нибудь попадет – и наповал. Мне нужен ты, только твоя любовь. Разочаровала?
– Нет. Просто, думаю, рано говорить о сильных чувствах. Мы не так много времени провели вместе, но ты вправе говорить то, что чувствуешь. Искренность свойственна сильным личностям.
– Я слабая, ленивая, привыкла к роскоши, свободе. Родители и бабуля избаловали. Но я быстро учусь всему.
– Всему?
– Абсолютно, – Светка встала и, подойдя к Жоре, обняла его. – Я стану такой, какой ты захочешь меня видеть. Стервой, святошей, дурочкой, умницей. Только одно «но».
– Интересно.
– Ты должен быть только моим.
– Ходить на привязи и преданно заглядывать в глаза?
– Не утрируй. Хоть за тридевять земель, но душой и телом мой.
Мартов подумал, что Борзова не так проста и наивна, как ему казалось. Разговор о верности и обязательствах после первой же близости. Как мужчина, он увидел в этом посягательство на свою свободу. Если бы женитьба на Светлане не входила в его планы, то он, пожалуй, больше бы ни на что не претендовал. Но в данном случае ему следовало изобразить легкое негодование и только.
– Все вы, девушки, одинаковые. Сами ножки расставляете, а потом обязываете за это платить. Я, конечно, готов, но это просто попахивает.
– Так я и знала, – Светка повернулась и быстро пошла к двери. Мартов едва успел остановить ее, схватив за руку. – Отпусти. Спокойной ночи. Будем считать, что ничего не было.
– Нет, было.
– Зачем тебе настаивать, когда попахивает?
– Не воспринимай все так буквально.
– Зачем? Я хочу знать!
– Затем, что мы будем вместе.
– Что означает твое «вместе»?
– Муж и жена – одна сатана. Такая трактовка мне нравится, а тебе?
Света почувствовала себя на седьмом небе. Обидные слова тут же забылись. Он ведь просто бравировал, ему нужна ее любовь. Он хочет всегда быть рядом, только как-то странно это предлагает. Ни разу за время их знакомства не сказал, что любит. Сегодня молча, словно голодный зверь, взял ее. Даже не поинтересовался, было ли с нею когда-нибудь такое. Кажется, решил, что было, но ей-то лучше знать: никого так близко к себе она не подпускала. Она ждала такого, как он, – красивого, умного, статного, любимого. Хочется прыгнуть ему на шею, расцеловать, но она и так сегодня сказала слишком много.
– Знаешь, Жорка, я очень консервативный человек, люблю соблюдать традиции.
– Давай без загадок.
– Через два месяца, примерно в начале мая, возвращаются родители. Я бы хотела вас познакомить. И с твоими родителями желательно тоже познакомиться.
– Ты намекаешь о сватовстве по всем правилам? – Света кивнула, а Георгий все больше удивлялся. Зачем соблюдать такие формальности, от которых уже ничего не зависит? Что изменит встреча, пропитанная волнением и скованностью? – Никогда не предполагал в тебе такую старомодность.
– Я собираюсь замуж один раз и хочу все сделать как надо.
– Люди сами загоняют себя в рамки правил. Это глупо, но если тебе будет приятно, я готов, – Мартов опять смеялся в душе. В том, что он понравится Борзовым-старшим, сомнений не было. – Теперь давай спать.
Георгий поцеловал Свету. Торопливо чмокнул в щечку, предвкушая момент, когда останется один, но Света медлила.
– Жора, ты ни разу не сказал мне того, что говорят все влюбленные. Это такое блаженство, а ты лишаешь меня его.