Мы сердце ей все отдаем.
Пусть враги на нее нападут,
Мы их разобьем, постоим за нее.
"Берегите, товарищи, маму",
Завещал нам Владимир Ильич.
"Мама" - священное слово.
Люби же и ты свою мать".
Таня Г. (3 класс)
Что за "враги" такие? Откуда им взяться? Да, в сущности, неважно. Главное, "пусть нападут", а мы уж как-нибудь "постоим". Так уж нам завещано.
Нет на свете мамы дороже,
Чем в семье нашей дружной, пригожей.
Пусть она будет здоровой и смелой,
Пусть она бьется за правое дело.
Слава Г. (2 класс)
Опять ей, бедной, биться. Такая вот у них любовь. В суровости своей просто удержу не знающая.
Оберегая нас от зноя,
Укутывая нас в мороз,
Порой нередко забывали,
Что холод уж по ним пополз.
Алеша М. (6 класс)
Это опять на тему "мать". И снова сурово. От этих строк "холод уж" по кому угодно поползет.
По счастью не всегда они так беспощадны:
Мать я люблю, как растенье,
Мать берегу, как себя.
Мать отдает всю заботу,
Чтоб воспитать мне меня.
Саша И. (3 класс)
А пятиклассница Люда В. четко и недвусмысленно формулирует, почему мамы так любимы. Да потому что полезны:
У грузин и у татарок,
У таджика и узбека
Есть от мам большой подарок
Мамы дарят человека!..
И, наконец, стихи про дедушку, который хотя и не мама, но в нижеследующем сочинении странным образом ее напоминает:
Дедушка - это тот, кто родил меня.
Дедушка - это тот, кого вижу я.
Дедушка - это символ земной доброты.
Дедушка - это целое: я и ты.
Дедушка - это друг мой и это брат.
Как бы отдать я рад свою жизнь для тебя подряд.
Витя Б. (5 класс).
"ЗВЕРИНЕЦ"
Есть у Велемира Хлебникова большое стихотворение с таким названием. Не стихотворение даже, а целая поэма.
Я приведу здесь сокращенный вариант этой поэмы.
"О Сад, Сад!..
Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку...
Где орлы сидят подобны вечности, означенной сегодняшним, еще лишенным вечера днем...
Где верблюд, чей высокий горб лишен всадника, знает разгадку буддизма и затаил ужимку Китая...
Где олень лишь испуг, цветущий широким камнем...
Где черный взор лебедя, который весь подобен зиме, а черножелтый клюв - осенней рощице, - немного осторожен и недоверчив для него самого...
Где обезьяны разнообразно скалятся и выказывают разнообразные концы туловища и, кроме печальных и кротких, вечно раздражены присутствием человека...
Где медведи проворно влезают вверх и смотрят вниз, ожидая приказания сторожа.
Где грудь сокола напоминает перистые тучи перед грозой...
Где смешные рыбокрылы заботятся друг о друге с трогателностью старосветских помещиков Гоголя...
Сад, Сад, где взгляд зверя больше значит, чем груды прочтенных книг...
Сад...".
Я прочел ИМ эту поэму целиком и спрашиваю: - Понятно?
- Смотря что, - отвечают ОНИ.
И тогда я впадаю в незапланированный экстаз и долго и восторженно рассказываю о способах использования заранее разработанного литературного приема, задающего принцип построения метафорического ряда, позволяющего за притчевостью изложения видеть вполне осознаваемые реалии окружающей действительности, которая будучи использованной в качестве рабочего материала для создания предполагаемого произведения... Тут я останавливаюсь и спрашиваю: - Что это вы на меня так странно смотрите?
- Интересно, - отвечают ОНИ.
- А понятно?
- А чего тут непонятного, - говорит один из НИХ. - Надо взять бумагу и написать свой собственный "Зверинец".
- Правильно, - говорю я. - А чего же мы тут время зря теряем?
- А вот это непонятно, - отвечают ОНИ.
- Ну вот и пишите тогда, - говорю я. - Только не обязательно "зверинец". Можно про цирк написать или про сумасшедший дом. Или про школу. Или про рынок. Или...
Но ОНИ уже давно строчили со страшной скоростью.
ИМ с самого начала все было понятно.
О, класс, класс,
Где моя соседка Яна просиживает
всю перемену под партой в поисках ручки,
А потом вылезает и найденной ручкой
сдувает с меня алгебру;
Где двоечник Юра по пол-урока простаивает у доски,
Не в силах сообразить, почему дважды два - четыре;
Где отличница Наташа сидит за партой с лицом отличницы
И рисует на клочках бумаги отличниц;
Где торопливая Настя целый день
торопится куда-то успеть,
Чтобы узнать, зачем она так спешила;
Где задумчивый Саша говорит так тихо,
Что на другом конце коридора
приходится переспрашивать.
Где общеизвестная Ия стоит у окна,
как памятник неизвестной семикласснице,
Вырубленный из глыбы известняка;
Где Сережа и Слава на всех смотрят с презрением,
А друг на друга с подозрением;
И где наша учительница тщетно пытается выяснить,
Сколько все это может продолжаться,
И если этому есть предел, то почему он не наступает.
(Марьяна Орлова, 13 лет)
В оркестре, где есть инструмент,
Черный, с тигриной пастью,
Толстый, с тремя ногами,
То воркующий, то гремящий,
В оркестре, где есть инструмент
Рояль;
В оркестре, где есть инструмент,
Скрипучий, как дверь в небеса,
С пустыми, как небо, глазами
И длинным, как жизнь, языком,
В оркестре, где есть инструмент
Скрипка;
В оркестре, где есть инструмент,
Изогнутый, как улитка,
Блестящий, как брошь и слеза,
С голосом, как у слона,
В оркестре, где есть инструмент
Труба;
В оркестре, где есть инструмент
Всего на одной ноге,
Его голос - глухой басок;
И если задеть по нему
Прутиком с волоском,
То будет он долго вздыхать,
В оркестре, где есть инструмент
Виолончель;
В оркестре этом
Есть еще один инструмент,
Который может стать скрипкой,
Трубой и виолончелью,
Роялем и барабаном,
Он тоньше тоненькой флейты,
Проворней смычка и легче
Самой высокой ноты,
Главный среди инструментов
Палочка дирижера.
(Аня Аврутина, 12 лет)
О, четыреста сорок восьмая, о восьмая,
о, сорок восьмая, о четыреста!
Где Марьяна что-то рисует и пишет рьяно
И явно стыдится своей гениальности,
Где Лиза раздраженно говорит по
телефону "Ну, мама!"
И кусает трубку, и откусывает ее
насовсем, и швыряет в окно,
И злобно ворчит, и лезет на стенку;
Где Сева сосредоточенно смотрит на розетку,
Как будто и вправду хочет засунуть
туда два пальца и засветиться;
Где Вера мрачно скрипит глазами и вращает зубами
И вообще производит ужасное впечатление;
Где Аня так тяжело вздыхает, что другая Аня
Не выдерживает и тоже вздыхает в ответ,
И от их совместного вздоха всем становится плохо
И содрогаются стены, и со стен слетает портрет;
Где Вова, ох, этот Вова, вечно уж этот Вова,
которого, впрочем здесь нет,
Но это ничуть не мешает ему всем мешать;
Где Вячеслав Абрамович ходит и бродит,
и стулом скрипит, и хлопает дверью,
И улыбается во всю четыреста сорок восьмую, восьмую,
сорок восьмую, четыреста!
(Сева Зельченко, 12 лет)
Прошло лет пять. Или даже шесть. И я опять читал ИМ (уже, правда, другим, но все равно - ИМ) стихи Хлебникова и, в частности, этот самый "Зверинец".
И когда читал, подумал, а почему, собственно, ОНИ должны писать не про "Зверинец", а про что-то другое.
Пусть про "сад" пишут, ведь у каждого должен быть свой собственный "сад", свой "зверинец".
Так ИМ и предложил.
Так оно и получилось.
1. Сад,
Где медведи стоят по обе стороны пустого стула,
Где львы замечают мышей только внутри себя,
Где слон учит обезьян грамоте, наказывая их хоботом,
Где лемуры занимаются восточными единоборствами
и ловлей насекомых,
Где бараны упорно сидят в своих креслах
и никакими палками их оттуда не изгнать,
Где люди ходят между клеток
и орут на всех, кроме лемуров,
приговаривая: "Мой лемур меня защитит".
(Аркаша Абрамов, 12 лет)
2. Сад,
Где фонтаны разбивают фонарный свет,
Где львиные пасти поглощают желания,
Где белые вороны уединяются в стороне
от черных соплеменниц,
Где не нужно быть Пушкиным,
чтобы тебя застрелили на дуэли,
Где янтарь превращается обратно в смолу,
а морские звезды научились менять
количество своих концов;
Сад,
Где вовсе не нужно иметь отличительных знаков,
чтобы оказаться оскорбленной,
Где существуют люди, больше похожие на зверей,
чем сами звери,
Сад, где живете вы и я.
(Полина Рапопорт, 13 лет)
3. О, сад,
Где шкура с бегемотов слезает слоями,
Где медведя перекормили сахаром
и он страдает диабетом,
Где мохноногий сыч в тайне от всех
жрет подвальных мышей,
А гепард соревнуется с "Москвичом" и ломает себе лапы;
Сад,
Где на деревьях весной распускаются почки
Сад,
Где на деревьях весной распускаются почки
и прочие внутренности,
Где арбузы пахнут ацетоном,
Где скворца поставили в угол за то,
что он клюнул скворечник,
Где корреспондент вечерней газеты
ныряет в цистерну с пивом,
чтобы доказать, что пиво плохое,
но вопрос остается открытым.
(Дима Давыдов, 10 лет)
4. Сад, сад, о, сад,
Где звери, как птицы, а птицы как звери,
Где каждый зверь, человек, цветок
чувствует себя богом,
Сад, где ответом на ласку будет оскорбление,
а ответом на оскорбление ласка,
Сад, где кто-то не становится кем-то,
даже не прикладывая к этому усилий,
Где луна дружит с солнцем,
а солнце не дружит ни с кем,
Это место, где у каждого свой сад, сад, о сад.
(Полина Махлина, 12 лет).
"ПОЭТ И..."
Странное все-таки существо - Поэт. И невероятно сложное.
Это отнюдь не томный красавчик в белоснежной тоге, который, сидя под миртовым деревом, неторопливо бряцает на позолоченной лире в то время, как над ним жизнерадостно порхают полупрозрачные музы, а вокруг гоняет крыльями мух совершенно ручной Пегас.
На самом деле, Поэт - это нервный, суетливый тип, измученный бдениями, видениями, неустройством личной жизни и безмятежной разнузданностью лирического героя.
Это самоуверенный господин, необъяснимым образом соединяющий в себе откровенность с неискренностью, простодушие с изощренностью, трепетность юнца с искушенностью старца.
Это затейливый лето-, а чаще зимописец, кропотливо фиксирующий радости, а чаще печали, творимые обстоятельствами "быстротекущей жизни".
И, наконец, это довольно активно действующее лицо (как правило, главный герой) поэтико-драматических миниатюр, где в спорах с другими персонажами он выясняет сущность и направление человеческих намерений, притязаний, пристрастий...
Александр Сергеевич Пушкин стал развивать этот весьма оригинальный жанр еще в лицейской юности, в "Исповеди бедного стихотворца", где добрый священник благополучно отпускает грехи страждущему и страдающему сочинителю. Затем были написаны "Поэт и толпа", "Разговор книгопродавца с Поэтом", "Чиновник и Поэт".
После знаменитого некрасовского "Поэт и гражданин" стихи в этом роде стали появляться значительно реже.
А в наше время направление это вновь расцвело, например, в стихах Давида Самойлова "Поэт и старожил", или же у Олега Чухонцева "Поэт и Редактор"...
Естественно, сочинители из Четыреста Сорок Восьмой не смогли остаться в стороне и с присущей им живостью и изобретательностью тоже испытали свое неокрепшее, но неугомонное перо в столь блестящем, столь замечательном жанре.
Оля Рапопорт:
Поэт и смерть
Смерть: - Я пришла, ведь ты меня звал,
Ты со мною жаждал свиданья.
Ледяное мое дыханье
В пыльном воздухе ты искал.
Я пришла. Я покорна тебе.
Я в руках твоих стала пешкой.
Обними же меня, не мешкай,
Не ропщи, покорись судьбе.
Поэт: - Я не звал тебя, право, нет...
Не сейчас, подожди немного...
Недопита бутылка грога,
Недописан лучший сонет.
Я хочу и боюсь тебя.
Дай мгновенье на размышленье.
Не забвенье страшит, а тленье.
Но достойно ли жить, скорбя?
Соня Вечтомова:
Поэт и продавец
Поэт: - Отвесьте сыру мне кусман. Продавец: - Ступай, несносный сыроман,
Сыр просто так не продается.
А этот еж еще суется...
Поэт: - Усатый, слушай, я - Поэт. Продавец: - ...Тем более, что сыра нет.
Поэт: - Вы не хамите, здесь не баня!
Не усмехайтесь тут в усы!
Я вам поэт, Капустин Ваня...
(смотрит на прилавок)
А может, взять мне колбасы? Продавец: - Несчастный, жизнь побереги,
Не ешь колбасные круги,
Не трогай этой колбасы.
Уж лучше сьешь мои усы...
Полина Махлина:
Поэт и акробат
Акробат: - Зачем поэту голова?
Ему рука нужна, не боле.
Слова, слова, еще слова
Как незавидна эта доля.
Он в мире мыслей и идей,
А в кошельке, конечно, пусто...
Поэт - пройдоха и злодей,
Он оккупировал искусство.
Поэт: - Какая глупость! Что за вздор!
Слова?! - А что еще весомо?
"В калитке должен быть забор"
На все готова аксиома.
"Искусство добрым быть должно"...
Кому ж еще, как не поэтам,
Пить славы горькое вино,
Оставшись трезвыми при этом?
Акробат: - А что взамен? Мы отдаем
За славу пот, и кровь, и силы.
Мы не вино, а слезы пьем,
Себя доводим до могилы.
Поэт: - Ну, знаю, знаю - что с того?
Вы сладость муки не познали,
Не ненавидя никого,
Романа с истиной не знали.
Всю жизнь трудиться. Потерять
И одиночества награду,
И вдохновения отраду,
И радость - в смерти застонать.
Книг долгожданных не читать,
От крыльев сделаться горбатым...
(задумчиво)
А может, стать мне акробатом?
Акробат: - (не менее задумчиво)
А может, мне поэтом стать?
"КАК Я ПРОВЕЛ ТРИДЦАТЬ ВТОРОЕ ЯНВАРЯ"
- Сегодня мы будем писать сочинение "Как я провел зимние каникулы".
- Да вы что?!
- А что?
- Нам это "как я провел" в школе-то надоело.
- То про лето, то про праздники, то про каникулы.
- А теперь еще и здесь.
- А вы напишите "провел" в смысле - "перехитрил"
- А как это?
- А вы подумайте. Подумали быстро и говорят:
- Не получается. Их ждешь-ждешь, весь календарь наизусть выучишь, а когда, наконец, они придут, их перехитривать?! Жалко.
- Хорошо. Тогда напишите сочинение "Как я провел жизнь".
- В смысле - "перехитрил"?
- Нет, в самом прямом смысле.
- Но мы ведь ее еще не провели. Она ведь еще только-только начинается, наша жизнь.
- А вы как будто?
- А если "как будто", то времени не хватит. Это же огромная целая жизнь. Да еще придуманная. А у нас на все меньше часа осталось.
- Ладно, согласен: целая жизнь - это надолго. А если взять один день? Давайте напишем сочинение "Как я провел тридцать второе января".
- Такого дня и нет.
- А если договориться?
- Ну, если договориться...
- Вот и пишите.
Марьяна Орлова (12 лет)
32 января было восьмисенье.
В школу в восьмисенье мы не ходим, а взрослые на работу ходят, поэтому с утра я не стала есть манную кашу, но зато съела тридцать два пирожных, заодно высчитав их объем.
После завтрака я пошла искать восьмое чудо света. Нашла. Сначала в сугробе нашла ноги, потянула за них и вытащила восьмое чудо.
Это была Света из нашего класса. Я взяла ее за руку и мы пошли искать девятое чудо света.
Пока искали, встретили ребят из нашего класса, которые тоже искали какие-нибудь чудеса света: кто восьмое, кто двенадцатое, а кто уже двадцатое. Стали искать вместе.
Тридцать второе чудо света - горка - не выдержало и сломалось, потому что нас было много, а оно - одно.
Потом мы разошлись по домам и я стала обедать. Суп, оставленный родителями, я послала маме по почте, а сама стала есть конфеты.
Наелась до отвала на диван и захрапела. А когда я захрапела уже под диваном, с которого свалилась, то проснулась и пошла искать сорок восьмое чудо света.
И нашла. Это были мои папа и мама, которые как раз вернулись с работы.
Лена Пяткина (13 лет)
Я проснулась оттого, что по радио объявили - "Сегодня тридцать второе января!" И сразу же стали петь и на гитарах играть. А какой день недели - не сказали.
Я вскочила и к календарю, а там вообще про тридцать второе не слова. Вот, думаю, идиотское положение: не пойдешь в школу, а это среда или четверг - будет скандал, а пойдешь - и как раз воскресенье окажется. Сама же себя и засмеешь потом.
Небо было голубое, солнце желтое, снег белый - и отправилась я гулять. Гуляю, а сама все думаю, какой же сегодня все-таки день недели. Думаю, а спрашивать - ни у кого не спрашиваю: вдруг понедельник или пятница. Зачем мне это знать? Незачем. Вдруг настроение испортится. Эх, моя бы власть, я бы в календаре все дни сделала бы такими же - какими-нибудь тридцатьвторниками или междуянварьфевральниками.
И всем было бы хорошо. И мне тоже.
Сева Зельченко (11 лет)
32 января, чтоб не было скучно, объявили новый день недели восьмерду.
А на дверях Четыреста Сорок Восьмой объявление вывесили - "Занятия с утра до вечера по восьмердам".
Я обрадовался и побежал туда.
Прибежал, - а там все спят. Я давай их будить.
Первой Марьяна проснулась: - Что? - говорит, - Пожар?!
Я говорю: - Сама ты - "пожар". Сегодня же восьмерда!
Марьяна так обрадовалась, что даже ручку проглотила.
Вторым Вова проснулся: - Что такое? Почему? Кто?
Я ему: - Сегодня восьмерда!
Он тоже обрадовался и стал под Диму кнопку подсовывать. Тут и Дима проснулся и все проснулись. "Ура! - кричат. - Восьмерда!"
И началось. Вова вещал что-то гениальное, сидя на лампе. Марьяна надела на голову корзину для бумаг и прикинулась привидением. Сева съел тетрадь и принялся за сумку...
Потому что была восьмерда.
И тридцать второе января.
И всем все было можно и нужно.