Вера поднимает голову. За спиной стоит Губин.
Вера.
Товарищ лейтенант...
Губин.
(начинает стучать на ключе).
Читай.
Вера.
(расшифровывает морзянку).
Я... тебя... очень...
Губин перестает нажимать на ключ.
Вера.
А дальше?
Губин.
Дальше?
(Снимает с головы Веры наушники). Вера, я тебя трогал?
Вера.
Как?
Губин.
Ну, руками?
Вера.
Нет.
Губин.
(прячет руки за спину, наклоняется к ней, целует).
А теперь?
Вера.
(смеется).
И теперь нет...
Эпизод 34.
Библиотека. Вечер.
Заведующая библиотекой Мария Степановна ведет Иваницкого вдоль полок в свой кабинет.
Мария Степановна.
Жаль, что так поздно, Георгий Иванович. Последние читатели ушли. Вот был бы сюрприз! Встреча с самим Иваницким!
Иваницкий.
(удивленно).
А что, читатели ходят?
Мария Степановна.
Ходят, Георгий Иванович. Меньше, чем до войны, но ходят.
Иваницкий.
И что же читают?
Мария Степановна.
Про любовь просят. Про счастливую жизнь. Про войну не хотят.
Она вводит гостя в свой кабинет, где топится печка.
Часть кабинета отгорожена ширмой, за которой стоят две кровати.
На диване под светом лампы сидит Клавдия Петровна Румянцева и читает газету.
Мария Степановна.
Клавочка! Смотри, кто к нам пожаловал! Знаменитый писатель Георгий Иваницкий!
И он пришел к тебе!
Клавдия Петровна.
Ко мне?
Иваницкий.
Здравствуйте, Клавдия Петровна! Я был у вас на квартире, соседка сказала, что вы теперь живете в библиотеке...
Мария Степановна.
Да, Клавдия Петровна мне помогает. Мы с ней старинные подруги.
Иваницкий.
Я знаю. Вместе были в ссылке в Красноярской губернии.
Одна тысяча девятьсот десятый год. Не так ли?
Мария Степановна.
Откуда вы знаете?
Иваницкий.
У каждого писателя свои профессиональные тайны.
Клавдия Петровна.
Как там моя соседка? Старушка... Я ее уже неделю не видела, с тех пор, как Верочка уехала в Пушкин, в свою школу...
Иваницкий.
Старушка? Прелестно! Качается от голода, но при этом кокетничает и поигрывает пластмассовым попугаем...
Клавдия Петровна.
Значит, еще не вскрыла его... Она из „бывших“. Графиня.
Иваницкий.
Ну, значит, туда ей и дорога, раз из „бывших“. Мы „бывшими“ не занимаемся, мы пишем о „будущих“. Я к вам по поводу вашей дочери.
Клавдия Петровна.
У меня их две. О какой?
Иваницкий.
О Вере Румянцевой.
Мария Степановна.
Это очень правильно, Георгий Иванович! Замечательная девушка!
Иваницкий.
А чем занимается старшая? Кстати, намного она старше Веры?
Клавдия Петровна.
Ника старше на 27 минут. Они близнецы.
Иваницкий.
Что?! У Веры есть сестра-двойняшка?! Не может быть!
Мария Степановна.
Да они как две капли воды!
Эпизод 35.
Госпиталь. Утро.
В дыму и чаду прачечной, расположенной в подвале госпиталя, Ника стирает на стиральной доске белье раненых. Кидает тряпку в таз, хватает корыто за край, опрокидывает на пол. Прачечную заволакивает паром. Ника ставит корыто под кран, наливает воду.
Открывается дверь. В клубах пара появляется Вера в форме.
Вера.
Смирно!
Ника.
Вера...
Вера.
Никочка!
Ника.
Ты в форме... тебя взяли в ополчение?
Вера.
А вот и не угадала! Я – курсант разведшколы!
Ника.
С ума сошла! Ну, какая из тебя разведчица! Душа нараспашку, что на уме, то и на языке...
Вера.
Да, да, да! А вот из хороших выбрали лучшую.
Ника.
А как мама?
Вера.
Мама ушла к тете Маше в библиотеку...
Ника.
А наши старики? Соседи? Они как?
Вера.
Я им отнесла немного из своего пайка.
Ника.
(закуривает).
И я дам. У меня три куску сахару...
Вера.
Съешь сама. Посмотри на себя. Кожа да кости!
Ника.
А вот и нет! Я нравлюсь. Ухаживают...
Вера.
Ой, а я... Ника, я, кажется, сама влюбилась!
Ника.
Ты без этого не можешь! Офицер?
Вера.
Да!
Ника.
Лейтенант?
Вера.
Да! Откуда ты знаешь?
Ника.
Сейчас имя отгадаю. Одно из трех: Сергей, Алексей, Андрей.
Вера.
Алексей... Тебе кто-то рассказал?
Ника.
Дура. Мы близнецы, ты забыла? А у близнецов духовная связь значительно сильнее, чем у обычных сестер. Они чувствуют друг друга на расстоянии. И если умирает один – умирает и другой, где бы он ни был.
Вера.
Мы будем жить, Ника! Дай затянуться!.. Значит, я от тебя завишу?
Ника.
А я от тебя. Что за лейтенант?
Вера.
Веселый и красивый. Истории смешные рассказывает, как они с товарищем Сталиным в бане парились...
Ника.
Врет!
Вера.
Врет. Но смешно... Ника, представляешь, я в кальсонах! А хочу трусики и лифчик.
Проверять же не будут, правда? Ты мне разрешаешь взять из нашего общего белья?
Ника.
Конечно, Вера. Как ты могла подумать!
Вера.
Спасибо, Ника...
Ника.
Мама все еще обижается на меня?
Вера.
Она на твои стихи обижается. А я соскучилась. Почитай, Ника.
Ника.
Я сейчас не пишу. Устаю очень... Хочешь вот это: „Светлеет. Утро. По домам!
Позвякивают колокольцы. Ты хладно жмешь к моим губам свои серебряные кольцы.
И я в который раз подряд целую кольца, а не руки...“
Эпизод 36.
Кабинет Лежавы. День.
Лежава и Иваницкий сидят в креслах в кабинете Лежавы, между ними столик, на столике бутылка с коньяком и – чудо в блокаду! – яблоки.
Иваницкий держит в руках листки рукописи и читает.
Иваницкий.
"...Самолет летел низко над лесом, чтобы не заметили вражеские зенитчики. Вера с тяжелым парашютом сидела, смотрела в иллюминатор и думала. Внизу огни линии фронта. Через 5 минут прыжок – в зимнюю морозную ночь, на вражескую территорию...»
Лежава.
Что думала?
Иваницкий.
Что? Кто? Вера?.
Лежава.
Да, Вера. Что думала?
Иваницкий.
Ничего не думала. Что она могла думать?
Она у меня дальше много думает. А здесь ей некогда думать.
Лежава.
(веско).
О Сталине думает. Всегда и везде – думает о нем.
Иваницкий.
Хорошо, я поправлю.
Эпизод 37.
Площадь у Смольного. День.
Все здание и памятник Ленину перед входом затянуты маскировочной сеткой. У подъезда несколько машин. Медленно подходят люди. Охрана проверяет пропуска.
Подъехала машина кинохроники. Из кабины выходит оператор, смотрит в кузов.
Оператор.
Прикрой Штюбе. Охрана бодрая, увидят.
(Догоняет высокого человека с палкой).
Здорово, Гриша!
Высокий человек останавливается и медленно, всем туловищем, разворачивается.
Оператор хочет его обнять.
Гриша.
Осторожно, не урони меня. Здравствуй, Петя.
Оператор.
Да, брат, как тебя доконало. Твои живы?
Гриша.
Если это можно назвать жизнью... Петя, кто это там смеется? Кому так весело?
Оператор.
Так смеется только Иваницкий.
Иваницкий и охранники весело смеются.
Гриша.
Я стал плохо видеть. Скажи, у товарища Жданова надо снять пальто?
Эпизод 38.
Туалетная комната. День.
Светло и чисто. Можно посмотреть на себя в зеркало.
Вымыть руки, вытереть их полотенцем. Причесаться, покурить.
И, главное, разглядеть друг друга. Многие давно не виделись.
Разговоры.
Вынес шкаф не продажу... Не берут. Красное дерево... И прошу всего двадцать рублей, не берут! Чувствую – замерзаю. Не тащить же обратно. Раздолбал на дрова... И тут же продал... За тридцатку. Дрова красного дерева...
Какое количество народо должно умереть, чтобы город капитулировал?
Умоляю, говори тише.
Париж – открытый город. Рим – тоже. И ничего, люди живут.
Умоляю, перестань.
Да плевать я хотел! Власть, имеющая 150 миллионов жизней, не заметит потери двух или трех из них. В сущности, нас уже 25 лет приглашают поскорее умереть...
Да плевать я хотел! Власть, имеющая 150 миллионов жизней, не заметит потери двух или трех из них. В сущности, нас уже 25 лет приглашают поскорее умереть...
Все, все, хватит! Я ничего не слышал...
Вдруг из кабины туалета, вместе с шумом спускаемой воды, раздается торжествующий клич. Дверца распахивается. Из кабинки выходит Гриша.
Его землистое лицо выражает потрясение.
Гриша.
Товарищи! Смотрите, товарищи!
(Бегает по кабинам и дергает цепочки слива воды).
Смотрите! И здесь! И здесь! А здесь? И здесь тоже!
Товарищи! Вы понимаете? Это грандиозно!
Оператор.
Гриша, успокойся! Возьми себя в руки!
Гриша.
Мы победим! Если в Смольном течет вода – мы победим!!!
Оператор.
Гриша, кончай! Ловите его!
Гришу ловят, удерживают, он обессилел.
Оператор.
Успокойся, старина! Мы победим! Ты прав, мы победим.
Иваницкий.
А почему ты в пальто, Гриша? Здесь тепло. Неудобно идти к товарищу Жданову в пальто.
Гриша.
Я зашит. Видите, я зашит... нет пуговиц. Я работаю и сплю в пальто.
Иваницкий.
Но вы представляете «Ленинградскую Правду»! Я, например, надел галстук...
И другие товарищи тоже... Неудобно... Дай-ка я тебя освобожу...
Оператор.
Гриша, не дергайся!
Гриша.
Не надо! Не сметь! А кто меня обратно зашьет?
Эпизод 39.
Кабинет Жданова. День.
Участники совещания сидят за столом. Во главе стола – Жданов.
Жданов.
Партия на вас рассчитывает, партия вам доверяет! И я выражаю твердую уверенность в том, что ленинградские писатели и журналисты, работники радио и кино отдадут все свои силы, свой талант, а если понадобится, и саму жизнь делу укрепления героического духа ленинградцев.
Все аплодируют. Иваницкий встает. Его примеру следуют другие. Гриша пытается встать, но ему не удается. Аплодирует Жданов и партийные руководители города.
Из боковой двери выходят люди с подносами в руках.
Несут чайную посуду и накрытые салфетками тарелки с белыми булочками.
Аплодисменты усиливаются.
Жданов.
Извините за скромное угощение. Пировать будем, когда одержим полную победу над врагом.
Перед каждым участником совещания ставили стакан с подстаканником и на блюдечке две булочки.
Гриша незаметно одну булочку прячет в карман.
Эпизод 40.
Лестница Смольного.
Журналисты, поэты, дикторы радио спускаются по ковровым дорожкам.
Их догоняет человек в полувоенной форме.
Человек.
Товарищ Гринберг! Товарищ Гринберг! Прошу прощения, я относительно булочки.
Гриша.
(останавливается).
Какой булочки?
Человек.
Она у вас в кармане.
Гриша.
И что?
Человек.
Достаньте.
Гриша.
Это моя булочка!
Человек.
Ваша. Достаньте ее!
Гриша вытаскивает из кармана булочку и смотрит на «товарища».
Человек.
Съешьте!
Гриша.
Я хотел...
Человек.
Знаю. Съешьте... Выносить нельзя. Ешьте здесь. Начинайте!
Гриша.
У меня дочь... понимаете... ну, хоть половину... Товарищ, я вас умоляю...
Человек.
Я сожалею... Ешьте, Гринберг!
Гриша начинает есть. Глаза его полны слез.
Эпизод 41.
Улица у дома Румянцевых. Вечер.
Воет сирена воздушной тревоги. Редкие прохожие спешат спрятаться в подъездах домов. Ударили зенитки. Слышатся далекие взрывы.
Тяжело дыша, в подъезд дома вбегают Вера и Алексей.
Эпизод 42.
Подъезд дома Румянцевых.
Губин.
(обнимает Веру).
Курсант Румянцева, время налета я прибавляю к вашему увольнению.
Вера.
Вы нарушаете приказ полковника. Вы трогаете меня руками...
Вы рискуете потерять свое звание.
Губин.
Я потерял больше, я потерял голову... Чувствуешь?
(Целует Веру долгим поцелуем).
Вера.
(переводит дыхание).
Теперь чувствую.
Гремит взрыв. посыпались стекла. Где-то наверху заплакал ребенок.
Эпизод 43.
Квартира Румянцевых. Вечер.
Алексей и Вера крадутся по коридору квартиры.
Где-то близко стреляют зенитки.
Вера.
(открывает ключом дверь своей комнаты).
Соседи в убежище не ходят. Я быстро... Мне нужно собрать кое-какие вещи.
(Открывает шкаф).
При первых налетах мама укрывала меня и Нику подушками.
Говорят, осколки запутываются в пуху и не летят дальше.
Алексей.
(обнимает Веру).
Я тебя спасаю.
Он бросает ее на кровать и забрасывает подушками.
Вера.
(смеется).
Спасите от спасителя!
Раздается близкий взрыв.
Вера и Алексей замирают.
Алексей начинает расстегивать пуговицы на шинели Веры.
Вера.
Алеша, я в кальсонах.
Губин.
Я тоже.
Эпизод 44.
Коридор квартиры Румянцевых. Вечер.
Приоткрывается дверь соседской комнаты, и в коридор выходит Анна Никитична.
Она размахивает попугаем.
Соседка.
Конец воздушной тревоги! Конец воздушной тревоги!
Эпизод 45.
Комната Румянцевых. Вечер.
Алексей и Вера повернули головы – в дверях комнаты стояла Анна Никитична.
Она трясла попугаем.
Соседка.
Конец воздушной тревоги? Правда? Милые соседи, попросите Олега Николаевича поиграть. Он после налета всегда играет веселую музыку, а сегодня он перестал меня слушать...
Попросите Олега Николаевича...
(Направляется в свою комнату. Вера и Алексей следуют за нею).
Эпизод 46.
Комната соседей. Вечер.
Соседка.
Олежек, видишь, пришли соседи, твои поклонники. Ты не сможешь нам отказать...
Олег Николаевич, обложенный со всех сторон одеялами и подушками, сидит у рояля.
Он мертв.
Соседка.
Олежек, мальчик, не упрямься, играй... Тревога кончилась!
Алексей подходит к роялю и берет аккорд.
Соседка.
Спасибо, мой мальчик.
(Гладит его по голове). Спасибо...
Вера плачет.
Эпизод 47.
Кабинет Лежавы. День.
Полковник Соболев входит в кабинет Лежавы. Майор, как всегда, в штатском.
Сидит за столом и рассматривает что-то в лупу.
Соболев.
(отдает честь).
Товарищ майор! Полковник Соболев явился по вашему приказанию.
Лежава.
(встает, идет навстречу, протягивает руку).
Ну, что ты, дорогой! Какое приказание? Просьба. И давай без церемоний. На «ты».
Я с твоим дядькой на «ты».
Соболев.
(сухо).
Я вас слушаю.
Лежава.
Обижаешься, что не посвятил тебя в суть операции? Не имею права.
Список имеющих доступ утвержден.
(Показывает вверх). Там. Но я тебе скажу: если все сделаем, как надо, быть тебе генералом!
Соболев.
Вы меня за этим вызывали?
Лежава.
(удивленно).
Ах, какие мы гордые...
(Внезапно жестко). Не за тем. Доложить обстановку, полковник.
Соболев.
Разведчицы проходят подготовку.
Через неделю после Нового года будут готовы к выброске в тыл врага.
Лежава.
Нет, не в тыл. Не надо в тыл. Много риска. Забрось их к линии фронта.
А за ночь наши войска отойдут. Вот они в тылу и окажутся.
Соболев.
Слушаюсь.
Лежава.
Ну что ты: слушаюсь да слушаюсь! С тобой по-человечески можно? Выпить хочешь?
Соболев.
Нет, спасибо.
Лежава.
И вот что. В штабе фронта не должны знать, что органы готовят операцию.
Это тактическая операция разведки. Приказ об оставлении деревни дашь ты.
С командующим фронтом согласовано. Там, вверху.
Соболев.
Хорошо.
Лежава.
Косу отрезали?
Соболев.
Что? Какую косу?
Лежава.
У Веры. Коса была.
Соболев.
Отрезали.
Эпизод 48.
Госпиталь. День.
Заканчивается выступление писателя Иваницкого в военном госпитале.
Одна из самых больших палат полна ранеными и медперсоналом.
Иваницкий дочитывает по рукописи текст.
Иваницкий.