– Не перебивай. И потом, у нее даже телика нет, она живет в полуразвалившемся домишке.
– Ну да, и зарабатывает сто пятьдесят долларов за сеанс. Уверена, что домик – это просто декорация, а на самом деле она носит вязаную норку, водит «Мерседес» и по субботам танцует в «Ферсте».
– Она рассказала, что впереди меня ждет слава и успех. И любовь, которая принесет одни неприятности.
– Ничего удивительного. Не надо быть ясновидящей, чтобы знать, что от любви вечно одни неприятности. Это всем женщинам известно. Пошли уж в примерочную.
Аля покорно засеменила за мной.
– Еще она рассказала, что у меня есть две близкие подруги, старше меня.
– Вот это больше похоже на правду. Блин, в следующем году мне тридцать. – Я повертела в руках серебристое коротенькое платье, весьма симпатичное. Интересно, тридцатилетним женщинам позволительно такое носить?
– Да подожди ты! И она заявила, что нашу дружбу ждет кризис. И что камнем преткновения станет мужчина!
– Альбина, замолчи. – Я вошла в примерочную, бросила тяжеленные вешалки на стоявший там кожаный табурет. – В нашей дружбе постоянно наступает кризис. И мы постоянно уводим друг у друга мужиков. А твоя бабка просто шарлатанка, и все тут.
Глава 5
В итоге самое лучшее платье в мире было найдено мною в крошечном авторском бутике на Кузнецком Мосту. Стоило оно столько, что для его приобретения мне пришлось опустошить заначку, в которую я складывала деньги на свой будущий автомобиль. Ну и наплевать, что машины у меня пока не будет. Женщине, которая носит такое платье – небесно-голубое, с лифом, который визуально увеличивает грудь размера на два с половиной, с пышной струящейся юбкой, которая из любых неприметных конечностей сделает ножки богини, – такой женщине машина и вовсе не нужна. Потому что такие женщины не ходят по пыльным мостовым, не спускаются в смрадную подземку, не покупают картошку и сосиски в круглосуточном супермаркете, не ищут, уныло матерясь, парковочное место. Такие женщины парят над грешной землей, и на их красивейших лицах сияют волшебные улыбки богинь.
И вот теперь я была одной из них.
Что там Боря Сыромятин, да сам Том Круз не устоял бы передо мной (при условии, что на мне было бы надето вышеописанное платье, конечно).
Я собиралась ужинать с мужчиной, от одного взгляда которого у меня слабели коленки.
Не знаю, что было важнее. То, что я целых полтора года эпизодически сохла по Борису Сыромятину, а он не обращал на меня внимания – всем известно, что холодность женщин возбуждает, – или то, что у меня почти два месяца не было секса (а о том, что случилось почти два месяца назад, лучше и не вспоминать, потому что это было всего лишь бездарное соитие с басистом андеграундной рок-группы, на концерт которой привела меня Альбина). Я была настолько пьяна, что, подпрыгивая, танцевала на столе и орала во весь голос: «Хочу мужчину!» А потом, перекинувшись парой фраз с вышеупомянутым басистом, уединилась с ним в гримерной. Несмотря на то что Аля чуть ли не силой оттаскивала меня от разомлевшего мужика и шипела мне в ухо: «Ты что, с ума сошла? Он же алкоголик!»
Два месяца без секса. А я ведь не обитательница монастыря, а здоровая молодая девка, к тому же проживающая в Москве, общепризнанном центре русского разврата.
Да и стоит ли вообще задумываться о первопричинах такого странного поведения, вместо того чтобы расхлебывать его последствия?
Подкрашивая перед зеркалом ресницы, нетерпеливо ерзая на заднем сиденье такси и лихорадочно расправляя подол платья перед входом в ресторан, я уговаривала себя, что это просто встреча двух друзей.
«Ага, у одного из которых текут слюнки при виде другого», – ядовито комментировал мой внутренний голос.
Просто дружеская встреча.
Ни к чему не обязывающий ужин со старым знакомым.
И не надо ждать от этого тривиального события чего-то сверхъестественного.
Однако стоило мне увидеть, как он, склонившись над меню, хмурит брови, и как он поглядывает то на входную дверь, то на часы, и как он радостно улыбается, встретившись взглядом со мной… Стоило мне это увидеть, как в голове моей с оглушительным треском взорвалась шаровая молния, а по телу разлилась приятная прибойная волна тепла.
Я отдала гардеробщику пальто и, с максимально возможным изяществом огибая другие столики, пробралась к Сыромятину.
Он встал, сделал встречный шаг, наклонился было для поцелуя, но я уже успела подать ему руку. А когда спохватилась и тоже подалась вперед, он уже ответил на рукопожатие. Неловко, короче, получилось.
– Может быть, закажем вина? – хором сказали мы, усаживаясь друг напротив друга.
И хором рассмеялись. Надо признаться, так глупо я не ощущала себя с тех пор, как пятнадцать лет назад девятиклассник Леша Семечкин пригласил меня в кафе-мороженое, где я сосредоточенно выпила четыре молочных коктейля подряд, но так и не придумала, о чем с ним разговаривать. А он, юный подлец, потом раззвонил всей школе, что я использовала его чувства, чтобы от души пожрать.
– Забавная ты, Настя из отдела светских новостей, – усмехнулся Сыромятин. – Так какое же вино ты любишь?
Это просто дружеский ужин.
– Сухое. – От волнения у меня немного сел голос, так что ответ получился басовитым.
– Тогда давай чилийское, «Замок дьявола».
Мы подозвали официанта. Срывающимся голосом я попросила салат с креветками. Хотя обычно в итальянских ресторанах я не теряюсь и заказываю пиццу размером с колесо грузового автомобиля. Но в тот вечер аппетит оставил меня, не попрощавшись.
– О чем же ты хотела со мной поговорить? – спросил Борис, когда официант нас оставил.
Моя гусарская лихость куда-то улетучилась.
– Да так, – проблеяла я, – просто хотелось узнать тебя получше.
– Выпьем за твою решительность, – предложил он, разливая темно-рубиновое вино по бокалам.
Вино было терпким и крепким, с приятной кислинкой. На Сыромятине был шерстяной бежевый свитер – такой мягкий на вид, что мне вдруг захотелось зарыться в него лицом. Интересно, он пользуется одеколоном или предпочитает естественный аромат? Лучше бы второе – мне почему-то кажется, что его мягкие густые волосы должны пахнуть как-то особенно, волшебно…
– Нравлюсь, что ли? – прищурился Борис. – Странно, как же я раньше мог тебя не разглядеть. Сколько лет ты уже у нас работаешь?
– Почти два, – немного обиженно ответила я, – но, в общем-то, меня это не удивляет. Я не блондинка, у меня средний рост, мои ноги берут начало не от резцов, как тебе нравится, а банально от попы. Мне лень каждый день красить глаза, и джинсы я люблю больше, чем юбки.
– А вот это зря, – перебил он, – ноги у тебя что надо… А насчет всего, что ты сейчас сказала… если ты намекаешь на Аллочку, то с ней у меня ничего нет.
«А с кем есть?» – захотелось спросить мне, но я промолчала, ибо была неглупой женщиной, которая еще не успела накачаться вином до состояния «море по колено».
– Она хорошая девчонка и, кажется, в меня влюблена. Но это же просто детский сад какой-то. Стоит мне выйти из комнаты, как она звонит своим подружкам и начинает докладывать, как я на нее смотрел и что сказал. Я услышал пару раз, так чуть не описался от смеха.
Мне было не смешно. Но я улыбнулась, чтобы его не разочаровывать.
Официант поставил перед нами тарелки с весьма аппетитным содержимым. Сыромятин тут же доказал свою причастность к узкому клану безукоризненных собеседников, ловко уйдя от потревожившей мое спокойствие темы.
Заговорили о еде и о том, кого как виртуозно обманывали в ресторанах. Сыромятин рассказал, как во время летнего отдыха в Таиланде официант долго уговаривал его заказать самое дорогое блюдо из меню, гарантируя, что это будет нечто особенное. А в итоге блюдо, которое с поклонами вынес к нему сам шеф-повар, оказалось обычной жареной картошкой. В Таиланде картошка считается изысканным деликатесом. Да, Сыромятин этого не знал, но официант-то – стервец официант был прекрасно осведомлен о том, что его клиенты – русские.
В ответ я вспомнила историю о том, как случайно забрела на кухню одного весьма уважаемого столичного заведения (я разыскивала санузел, но ошиблась дверью) и увидела там тараканов такого размера, что их можно было бы продавать в зоомагазине по десять рублей штука устроителям тараканьих забегов. В итоге я отказалась платить по счету, пригрозила подать на кафе в суд и в качестве моральной компенсации получила от менеджера бутылку отличного французского вина.
Постепенно мне удалось расслабиться. Ужинать в компании самого лакомого кусочка редакции было совсем нетрудно. Разговор лился полноводной рекой, и вот мы уже самозабвенно сплетничали об общих знакомых и планировали, что будем делать на следующей корпоративной пьянке.
Но Сыромятин неожиданно все испортил.
– А почему у тебя никого нет, Насть? – вдруг спросил он.
– А почему у тебя никого нет, Насть? – вдруг спросил он.
Я поперхнулась и запила неловкость огромным глотком вина.
– А с чего ты взял, что… – начала было я, но осеклась, потому что мое одиночество было у меня на лбу выписано огромными сияющими буквами. К тому же, стала ли бы я приглашать его на такое недвусмысленное свидание, если бы за моей спиной маячил любимый и влюбленный бойфренд? – Понимаешь, чем старше ты становишься, тем сложнее найти спутника жизни.
– Потому что мужчины предпочитают молоденьких? – усмехнулся Сыромятин, и мне захотелось дать ему по лбу круглой ложкой для спагетти.
– Нет, потому что с возрастом рассеиваются иллюзии. Ты больше не веришь в прекрасных принцев, как в детстве, и замечаешь все недостатки новых знакомых. Ты рассматриваешь новых мужчин с цинизмом особы, у которой есть немалый жизненный опыт.
– Звучит многообещающе… Это я по поводу опыта, – гортанно усмехнулся Сыромятин. – И сколько же тебе лет, извини за хамство?
– Двадцать девять, – честно ответила я, – не думаю, что мне есть смысл это скрывать.
– Ого, значит, нам предстоит кризис тридцатилетия? Как вспомню себя в тридцать, так мурашки по коже!
– Неужели у таких мужчин тоже бывают комплексы? – удивилась я.
Он опустил взгляд в тарелку. В густом сырном соусе плавали креветки и мидии. Кто бы мог ожидать, что наш разговор примет такой философский оборот. И неизвестно еще, что хуже – весь вечер бессмысленно трепаться о курортах, на которых когда-то побывали, концертах, которые понравились, и романах, которые нас воспитали, или вот так, с ходу, выслушать лекцию о комплексах своего спутника. Второе, конечно, предпочтительнее с точки зрения перспективы серьезного романа. Зато есть риск, что через энное количество минут тебя затошнит от собеседника, который при ином раскладе мог бы стать как минимум сногсшибательным одноразовым любовником.
– Это не комплексы, наверное, – пожал плечами Борис, – я в себе уверен. Просто «тридцать» – пугающее число. Вроде бы жил себе, как жил, и тут осознаешь, что время быстротечно. Я не успел заработать первый миллион. У меня нет «Феррари». Да фиг с ним, с «Феррари», я свой «Опель» старенький поменять пока не могу. У меня нет детей и нет любимой женщины.
– С другой стороны, в наше время нет понятия «молодость», – оптимистично заметила я, – мы же не планируем жизнь, как наши родители. В двадцать, максимум в двадцать два года выйти замуж, к двадцати пяти родить первенца, к тридцати – второго, защитить кандидатскую, купить телевизор и мебельный гарнитур и каждый год ездить в Крым. Вот моя мама говорит, что я старая дева. А большинство моих подруг не замужем. Молодости нет.
– Объясни это моему другу, который вчера подцепил в кафе пятнадцатилетнюю, – усмехнулся Сыромятин, – а потом собрал тесную мужскую компанию и рассказывал, что пусть у нее нет мозгов и груди, зато такой тугой попы ему до этого встречать не приходилось.
Я поморщилась. Ненавижу физиологический юмор, особенно в мужском исполнении.
– А у тебя, наверное, за спиной роковая любовь? – спросил Сыромятин. – В двадцать девять-то лет?
– Нет, – улыбнулась я, – ты не поверишь, но у меня отвратительно гладкая жизнь. Никаких страстей. Я никого не люблю, никого не ревную. Иногда мне даже кажется, что я какая-то ущербная… А у тебя?
Ну вот, сейчас он расскажет мне о роковой женщине, которая сломала ему жизнь, с замиранием сердца подумала я. Об этой покрытой мраком истории судачит вся редакция. И я даже не знаю, хочется мне узнать ее от первоисточника или нет. Я только что публично заявила об отсутствии вируса ревности в моем организме, а вот теперь с ужасом констатирую, что все его признаки налицо.
Я не хочу, не хочу, не хочу ничего знать о женщине, которую так любил и, возможно, любит до сих пор Борис Сыромятин.
Это просто дружеский ужин, в очередной раз напомнила я самой себе.
– Да что мы, в самом деле, говорим о таких глупостях? – Сыромятин подлил вина сначала мне, потом себе. – Лучше давай выпьем за то, что самая красивая девушка редакции пригласила меня на ужин.
– Ты так всем девушкам, которые тебя куда-то приглашают, говоришь? – чокнувшись с ним, поинтересовалась я.
– Не поверишь, Настя, но все эти сплетни, которые ходят обо мне в офисе, не имеют ничего общего с действительностью. – Он протянул руку через стол только для того, чтобы мягко отобрать у меня вилку, за которую я держалась, как за спасательный круг, и сжать мою ладонь в своей.
В этот момент я чувствовала себя героиней какого-нибудь рекламного ролика о дезодоранте-антиперспиранте. (В стрессовой ситуации Даша воспользовалась дезодорантом «Антипот», а Маша – нет. В итоге Даша сидит с видом победительницы, а у Маши под мышками расплылись темные пятна. Надеюсь, всем понятно, какую роль исполняю в этом мини-сюжете я.)
– Ты красивая девушка, Настя, – продолжал искуситель, – и умная, судя по всему. И хоть я сначала удивился, когда ты меня сюда позвала, но теперь думаю, что ты все сделала правильно. Если бы не этот ужин, я бы никогда вот так с тобой не поговорил.
Я польщенно хохотнула. По моей спине весело струился тоненький ручеек пота. Если так пойдет дальше, то у меня отпадет необходимость в посещении спортивного клуба (хотя я и так туда через пень-колоду хожу).
Расслабьтесь, Анастасия.
Срочно позовите официанта и закажите двойной эспрессо, а то от выпитого вина приятно кружится голова, влажно блестят глаза и тянет на бездумные поступки.
Это просто дружеский ужин.
Это просто дружеский ужин.
– Вообще-то я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной, – сказал Сыромятин.
Я вздрогнула – то ли он обладает способностями медиума, то ли, глядя на мою простодушную физиономию, можно сразу же во всех подробностях ознакомиться с особенностями моего внутреннего состояния, то ли я просто сошла с ума и озвучиваю свои мысли.
– Это шовинизм, – пробормотала я, в то же время с ужасом понимая, что по первому его требованию я буду готова послать феминистские принципы ко всем чертям и отдаться ему прямо на столе в этой забегаловке, на глазах у изумленной толпы.
– Наверное, я не совсем точно выразился, – улыбнулся Борис, – я просто хотел сказать, что в основном общаюсь с мужчинами и легкодоступными девицами. Так уж получилось. Ну а если найдется женщина, которая станет мне другом… То дружбы в полном смысле этого слова все равно у нас не получится. Потому что я в эту женщину немедленно влюблюсь.
– Я сделала это! Сделала!
– Не понял? – Гена сдавленно зевнул. – Ты с ним все-таки переспала, что ли?
– Ненавижу, когда ты такой! – возмутилась я. – Конечно, нет. Мы поужинали, а потом гуляли по Тверскому бульвару.
– А потом отправились к нему домой, и это была самая сногсшибательная ночь в твоей жизни, да? – продолжил он.
– Еще одно слово в таком ключе, и я бросаю трубку, – пригрозила я. – Я уже популярно объяснила, что секса не было! Мы даже не целовались. Зато он пригласил меня на конную прогулку!
– Куда? – По его голосу я чувствовала, что подонок-Генка еле сдерживает смех.
– На конную прогулку, – отчеканила я, – в Битцевский лесопарк. Он там конным спортом занимается и сказал, что я тоже могу попробовать.
– А может быть, он имел в виду совсем не это? Ты ведь знаешь, что многим мужчинам нравится «поза наездницы».
– Если бы я не знала тебя столько лет, решила бы, что у тебя не все дома. Может быть, тебе пора завести подружку?
– А может быть, я уже завел? – в тон мне ответил Геннадий.
– Почему же я тогда ничего про нее не знаю? – удивилась я.
– Я же не девчонка, чтобы после каждого акта соития мчаться к телефону и рассказывать подружкам о размере пениса нового любовника… Я так понимаю, ты в него уже влюбилась?
– Не знаю, – честно ответила я, решив не лезть на рожон из-за беспричинного Генкиного хамства. В конце концов, много лет подряд он был в меня влюблен, так, может быть, то старушка-ревность больно ноет, словно режущийся молочный зуб? – У меня такое странное состояние. Я даже уже не нервничаю. Почему-то у меня есть внутреннее убеждение, что у меня с ним все получится.
– Ну-ну, – скептически усмехнулся он, – как бы с такими убеждениями тебе не загреметь в психушку, когда он окажется подлецом.
Его непримиримая тупость начала меня раздражать. Я уже успела пожалеть о том, что позвонила именно Генке. Лучше бы рассказала новость Татьяне или Але – вот они бы искренне за меня порадовались.
– А почему ты так уверен в том, что он мне не подходит?
– Потому что серьезные взрослые отношения с порядочным мужчиной никогда не начинаются с силиконовых губ, – серьезно ответил он.
Я как раз примеряла очередной наряд, который мог бы подойти для верховой прогулки в компании самого сексуального мужчины на земном шаре, когда зазвонил мой мобильный телефон. С трудом отыскав миниатюрный «Сименс» в раскиданном по дивану ворохе тряпья, я даже не посмотрела на определившийся номер, так как не люблю, когда в процессе моих поисков мобильного он и вовсе перестает звонить.