— Господи, спаси и сохрани, только не вы! — простонала она, еще больше бледнея. — О! Я имею в виду… прошу вас, милорд! Госпожа была так добра ко мне. Она так редко бранится, она приносит мне различные целебные… Она…
— Почему ты говоришь о ней?
— Она… она возненавидит меня, если узнает, что вы приходили ко мне!
— Почему?
Встретившись с ее очумелым взглядом, Ранульф пробурчал:
— Нет, я не для того пришел, и у нее не появится ни малейшего повода так полагать.
Его замечание еще больше испугало бедную женщину. Она споткнулась о ножку стола и в бессилии рухнула на скамью. Она так сильно сжала край стола, что косточки рук ее побелели.
— Вы хотите сказать, что пришли для того, чтобы выгнать меня?
— Что?! — нахмурившись, гаркнул Ранульф. — Не будь дурой, женщина! Твои услуги необходимы не меньше, чем любого другого жителя деревни. Мне же от тебя нужен только совет.
— Совет? — тупо пробормотала она.
— Да.
Ранульф задумчиво сделал несколько шагов, снимая перчатки и засовывая их за пояс. Когда он подошел к столу, то Леди Элла по-хозяйски прыгнула на него, покинув своего господина.
— А именно — твои знания женской природы. Медленно на лице ее появилась неуверенная улыбка, превратившаяся в конце концов в обольстительное сияние.
— Ну конечно, милорд! Все что угодно, милорд. Я отвечу на любой ваш вопрос. Спрашивайте же!
— Как я могу доставить удовольствие своей жене, не причинив ей боли?
Он сел на скамью рядом с ней, и тут же Леди Элла поспешила вернуться к нему, чтобы он нежно ее приласкал.
Ранульф не заметил, как в изумлении глаза Альмы округлились, когда она воскликнула:
— Неужели вы сделали ей больно?
— Еще нет. По крайней мере я так не думаю. Но если я дотронусь до нее так, как мне того действительно хочется, я боюсь, что причиню ей боль. Мне кажется, что с тех пор, как я впервые увидел ее, я больше не контролирую свое желание.
— А почему вы думаете, что причините ей боль?
Ранульф вытянул вперед руки и сердито посмотрел на женщину.
— А как же мне думать иначе, когда у меня есть они? Которые привыкли ласкать крупных, здоровых девок, не вздрагивающих от моих, возможно, слишком грубых ласк! Как могут они не причинить боль женщине, такой хрупкой и маленькой, как моя жена?
Произнося столь страстную речь, Ранульф нервно стучал своими ручищами по столу, отчего испуганная кошка снова забралась к нему на плечо. Ранульф взял ее в руки и пригрел на груди, стараясь успокоить. А Альма не отрываясь смотрела на эти его руки, нежно поглаживающие кошку.
— Эта кошка принадлежит вам, милорд? — задумчиво спросила она.
— Да.
— Вижу, что вы любите ее. Когда у меня была кошка, я тоже была сильно к ней привязана. Я так обожала свою кошечку, что иногда мне хотелось сильно-сильно сжать ее, чтобы показать, как я люблю ее. А вы когда-нибудь чувствовали подобное?
Ранульф улыбнулся, почесывая свою любимицу за ушами.
— Да, довольно часто.
— Однако вы ведь не сделали это?
— Конечно, нет. Ведь это бы убило ее!
— Или причинило бы сильную боль. Ранульф снова нахмурился:
— А что общего между всем этим и тем, о чем я действительно тебя спросил?
— Если вы можете быть нежны со своей кошкой, потому что знаете, что если поступите наоборот, то причините ей боль, то почему вы не считаете, что сможете поступить так и с вашей женой?
— Ты что, сравнила мою жену с кошкой?!
— Совсем нет, — поспешила она заверить его. — Я просто указала, что именно эти руки, которые, как вы боитесь, поранят вашу леди, ничего подобного не делают с кошкой, а ведь она гораздо более маленькое и хрупкое создание.
— Я не испытываю страсть к кошке, — прогремел Ранульф. Альме пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться. — Ну конечно же, не испытываете! Я пытаюсь предположить только, что у вас и мысли никогда не было, что вы можете пора нить всех этих женщин или даже собаку или лошадь своей чересчур пылкой привязанностью. Однако вы знаете, что можете причинить боль своей кошечке, то же самое касается и вашей леди. Вы знаете, что она не такая, как все те, кто был с вами прежде. Вы знаете, что должны быть очень осторожны, когда дотрагиваетесь до нее. И даже если вы потеряете контроль над своим желанием, эта мысль будет сдерживать вашу силу и защитит леди.
— Как же это может быть? Я говорю тебе, что никогда не знал столь поглощающей страсти, пока не встретил ее! Это может произойти где угодно: как только желание просыпается во мне, я не могу ни остановить его, ни побороть. И мыслей-то в моей голове в такой момент нет, все, о чем я могу думать, то нечеловеческое влечение, что сжигает все мое тело!
— Понятно, — только и сказала Альма.
Она задумалась о том, не может ли Ранульф быть просто влюблен в свою собственную жену. Однако Альма сомневалась в этом, и она была не настолько глупа, чтобы поделиться с ним своими мыслями. Однако если он так и не сможет поверить, что сам в состоянии обуздать приступы своей страсти, то как же она тогда могла помочь ему? И, что было гораздо важнее, самой леди?!
— Это совершенно меняет все дело, — сказала она наконец, снова взглянув на его руки. — Леди, возможно, хрупка и деликатна в сложении, однако она все-таки женщина, а мы, женщины, гораздо сильнее и выносливее, чем вы, мужчины, думаете. Возможно, ваши ласки вообще не причинят ей боли.
— Мне бы не хотелось поранить ее, чтобы выяснить, действительно это так или нет.
— Тогда покажите мне. А уж я скажу, что женщина сможет выдержать, а что — нет.
Взглянув на раздираемого сомнениями Ранульфа, Альма ободряюще ему улыбнулась, однако, опустив глаза и увидев его ручищи, пожалела о том, что только что сказала. Риск заключался еще и в том, что, однажды начав, он уже не сможет остановиться. Но как еще могла она облегчить его терзания?! Ибо если он не сможет избавиться от этих сомнений, то леди никогда не познает всю силу его страсти, чего Альма уж никак не могла допустить.
— Я не собираюсь соблазнять вас, милорд. Ничего подобного. Это не больше чем обыкновенная проверка, для того чтобы определить силу ваших прикосновений — не больше…
— Я понял, — прогремел Ранульф. — Но ты же ничуть не похожа на мою крохотную леди. Альма улыбнулась.
— Грудь есть грудь. Маленькая она или большая, одинаково чувствует как боль, так и удовольствие. Дотроньтесь до моей так, как привыкли это делать, и тогда я смогу…
Он повиновался, прежде чем она успела закончить фразу, и Альма вздрогнула.
— Теперь я действительно понимаю, что вы имели в виду, милорд. Вы очень сильно сжимаете, — вынуждена была признать она, а потом осмелилась сказать то, что не раз повторяла многим рыцарям:
— Грудь — это вам не рукоятка меча! Она не выпадет из вашей руки, если вы возьмете ее чуть нежнее… О Господи! Госпожа!
— Что?!
Он обернулся и увидел свою жену, стоящую в дверях с корзинкой, полной медикаментов, в руке. Но через мгновение она исчезла.
— Вы должны пойти вслед за ней и все объяснить! — закричала Альма.
— А зачем? Если я брошусь за ней следом сейчас, то скорее всего овладею ею снова где-нибудь в лесу, а ей это не особенно нравится.
Сраженная подобным заявлением, Альма дико посмотрела на Ранульфа.
— Но она ведь подумает…
— Не будь дурой, женщина, — прервал он ее. — Я же сказал тебе, что она не будет думать об этом. Она не сможет отказать мне, даже если не захочет меня, так зачем же мне искать другую женщину для удовлетворения своих потребностей?
Альма не стала говорить ему, что, как правило, мужчины приходят к другим женщинам в поисках более острых ощущений, если их собственные жены не очень-то часто и охотно занимаются с ними любовью. Однако в подобных случаях сами жены и благословляют мужей на это. К тому же уверенный тон Ранульфа развеял ее страхи. Возможно, леди Рейна еще будет ей благодарна. А если нет — Альма сама позаботится о ее муже…
— Милорд, боюсь, что неверно поняла ваш вопрос. Вы хотели знать, как можете доставить своей жене удовольствие, не ранив ее, а я-то кое-что важное и упустила. Возможно, вам следует начать это медленнее, не дотрагивайтесь руками, сперва ласкайте ее вместо этого губами, языком…
— Это будет совсем по-другому.
— Почему же? Ртом вы можете ласкать ее в тех же местах, что и руками.
— Везде где угодно?
— Да.
— Везде?!
Красная Альма усмехнулась, догадавшись, что он имел в виду.
— Да, и там тоже. Я знаю, что большинство мужчин даже не догадываются об этом, однако те, кто все-таки делает так, находят в этом занятии истинное удовольствие. Возможно, она и начнет сопротивляться, думая, что это более чем странно. Однако если вы все-таки будете настойчивы, она не только полюбит ваши новые ласки, но и сможет получить от них истинное удовольствие, достигнув вершин наслаждения.
— Как так?
Впервые за много лет Альма вспыхнула.
— Доверьтесь мне, милорд, это действительно может произойти. Если вы последуете моему совету, то постепенно поймете, от каких ласк она получает наибольшее удовольствие и насколько нежным вам следует быть, занимаясь с ней любовью. Когда вы узнаете ее получше, у вас еще будет много времени, чтобы насладиться вашей страстью.
— Как так?
Впервые за много лет Альма вспыхнула.
— Доверьтесь мне, милорд, это действительно может произойти. Если вы последуете моему совету, то постепенно поймете, от каких ласк она получает наибольшее удовольствие и насколько нежным вам следует быть, занимаясь с ней любовью. Когда вы узнаете ее получше, у вас еще будет много времени, чтобы насладиться вашей страстью.
Ранульф не стал задавать больше вопросов, оставив на столе серебряную монетку, что было большей суммой, чем она видела за всю свою жизнь. Он ушел, пообещав, что удвоит вознаграждение, если Альма окажется права. А вот говорила она действительно правду или нет, зависело только от самой леди. Некоторые женщины стали бы яростно сопротивляться тому, что она только что предложила, а мужчины в таких случаях обычно не особенно упорствовали. Однако ее новый господин не показался Альме человеком, который сдается без боя. Далеко не таким. Он был решительно настроен доставить своей леди удовольствие, независимо от того, хотела она сама этого или нет. Что бы только не отдала Альма за возможность оказаться букашкой в их постели в эту ночь.
Глава 29
— Но почему именно сейчас, миледи?
— Потому что сейчас — самое подходящее время, Оулмер. А про себя Рейна добавила: «Пока этот ублюдок мучается раскаянием из-за своей неверности!"
— Сегодня он согласится со всем, что бы я ему ни сказала.
— Я боюсь его, — пробормотал мальчик. Нахмурившись, Рейна взглянула на него:
— А я думала, что тебе бы хотелось заботиться о Леди Элле!
— Конечно, мне хочется! Но я не думал, что для этого мне придется встретиться с самим лордом.
— Ты не должен волноваться. Жди возле оконной амбразуры до тех пор, пока я не позову тебя. — С этими словами Рейна взъерошила волосы мальчика и ободряюще улыбнулась. — Давай, Оулмер! Тебе нечего бояться.
Однако как только Оулмер отвернулся от Рейны, улыбка мгновенно исчезла с ее лица. Она никогда не понимала, как ее матери удавалось делать это! В свое время саму Рейну тоже учили тому, что в мире, где женщины не вольны распоряжаться своей собственной судьбой и настолько бесправны, что им требуется согласие их господина, чтобы сделать что-либо или получить желанную вещь, они должны уметь воспользоваться любой возможностью получить это согласие, даже если они не были уверены, что мечта их осуществима.
Сознание вины было наиболее подходящей струной, на которой следовало играть в подобных случаях, однажды сказала Рейне мать. Не то чтобы она хоть когда-нибудь подозревала своего мужа в измене, однако пока она была жива, могла использовать в своих целях любую мелочь, будь то невыполненное обещание или пренебрежительное к ней отношение. Никогда отец Рейны не поступал настолько подло с ее матерью, как Ранульф поступил с ней в этот день.
Однако как могла она спокойно требовать у него что бы то ни было, если до глубины души была потрясена и расстроена из-за случившегося? Конечно, характер ее матери не был настолько буйным, как у Рейны, и ей всегда обходными путями удавалось дать своему мужу понять, что она была рассержена на него; и независимо от того, был он действительно виновен или нет, он склонялся к мысли, что наверняка что-то сделал не так, а поэтому стремился использовать малейший шанс, чтобы все исправить, соблазняя жену новой мантией или поездкой ко двору.
Рейна же не могла представить своего мужа-великана пытающимся смягчить ее гнев раскаянием и обещанием выполнить любое ее желание. Что было нормальным для обычных людей, необязательно было таковым для Ранульфа. Не могла она представить и себя спокойно выслушивающей его исповедь, в то время как с Гораздо большим желанием разбила бы о его голову вазу или что-нибудь не менее тяжелое. Однако если ее мать могла сделать это, те могла и она, Рейна. Но как только она получит столь необходимое ей согласие» так непременно убьет его, этого жестокосердого нахала, распутника и мерзавца!
Как мог он? Нет! Нет! Что же было не так с самой Рейной?
Ей не стоило так негодовать из-за подобной мелочи, поскольку неверность супруга считалась вполне обычным и совершенно неважным аспектом совместной жизни. Она прекрасно знала об этом, никогда не подозревая, что может быть и по-другому. Что же должна делать женщина в таких случаях, если не считать, конечно, примера ее собственной матери?
Лучшее, на что могла надеяться Рейна, что ее муж не опозорит ее настолько, что приведет в их дом свою любовницу, как это делали некоторые мужчины. И все же то, что он сделал… могло ли быть что-либо ужаснее?! Посетить Красную Альму при свете белого дня на глазах у всех деревенских сплетниц спустя всего два дня после их свадьбы! Почему Красная Альма? Рейна скорее поняла бы его, если бы застала Ранульфа в темном уголке зажимающим Эдвину! Ведь мужчины табуном ходили за ее служанкой. Почему же ее страстный супруг должен был от них отличаться?
Но Красная Альма?! Верно, эту женщину нельзя было назвать неприметной с ее огненно-красными волосами и близко посаженными глазами цвета анютиных глазок. И она к тому же была женщиной в теле, к чему, как Рейна знала, ее муж был неравнодушен. Однако он ведь знал, что Рейна, в отличие от других благородных дам, ухаживает за своими вилланами во время их недугов.
Он должен был знать, что ей немедленно будет известно о его посещении деревенской блудницы, и даже если бы он не догадывался об этом, она бы все равно его застала у нее, как, впрочем, все и произошло.
Так неужели он хотел, чтобы она обо всем узнала? Или это был его способ наказания за ее постоянные жалобы? А ведь она на самом деле жаловалась по всяким пустякам, причем так сварливо… Но думал ли он вообще о том, чтобы наказать ее? Скорее, он просто хотел получить больше удовлетворения от любви с другой женщиной. И все же Рейна не могла забыть того, как прошлой ночью он спросил ее, предпочитает ли она, чтобы он занимался любовью с другой женщиной или хранил верность ей одной. Может, молчание он воспринял как разрешение любить кого его душе угодно, а не наоборот? Неужели он был настолько глуп?! — Юный Манфред сказал, что вы хотите видеть меня? Отлично. Его предупредили заранее, и теперь он наверняка думает, что причиной всему его посещение Красной Альмы. Однако она не собиралась даже упоминать об этом, что наверняка немало его озадачит.
Рейна состроила свою самую сладкую гримаску и повернулась, чтобы взглянуть в лицо своему неверному супругу, однако не он, а именно она была крайне удивлена тем, что увидела. Она, конечно, не очень хорошо представляла себе, как должен выглядеть мужчина, погрязший в распутстве, когда он стоит перед своей обманутой женой, однако она уж точно не была готова увидеть выражение обиды на его лице. На руках Ранульф держал Леди Эллу, которая довольно мурлыкала и не чувствовала, как видно, и следа волнения в своем хозяине.
— Не соизволите ли вы присесть, милорд. — Она указала на стул лорда, который специально выдвинула ближе к камину, готовясь к этой беседе. — Не хотите ли вина?
Усаживаясь, Ранульф кивнул. Рейна махнула рукой, и слуга, который стоял неподалеку, поспешно направился в их сторону с подносом в руке. Рейна не упустила, как он вздохнул, когда садился. Неужели его пребывание в деревне было столь утомительным?! Усилием воли она подала ему кубок, вместо того чтобы стукнуть им по голове мужа, что ей так страстно хотелось сделать.
— Управляющий сообщил мне, что сегодня утром вы вместе с ним осмотрели поля и само поместье.
— Совершенно верно.
Ранульф потягивал вино, избегая прямого и настойчивого взгляда Рейны, так по крайней мере ей казалось. Она прошлась вдоль камина, чтобы все-таки заглянуть в его лицо.
— Полагаю, что остаток дня вы провели столь же разумно? Он подавился напитком и наклонился, чтобы откашляться. Кошка мгновенно спрыгнула с его колен, а Рейна взяла ее на руки и отерла капли вина с ее шерсти, прежде чем посадила на стоявшую рядом скамью, где та и приступила к более тщательному туалету. Ранульф все еще кашлял.
— Возможно, вино слишком крепкое, милорд? — невинно спросила Рейна. — Не предпочитаете ли пиво? Ранульф раздраженно сказал:
— Я предпочитаю, чтобы вы приступили к делу.
— К делу?! Я не собиралась ничего выяснять. Просто нам нужно обсудить некоторые вопросы, но, если день был слишком утомительным и вы не в состоянии разговаривать со мной, я могу подождать.
От Ранульфа не ускользнуло, с каким нажимом она говорила о его усталости. Да, он действительно устал. Но причина его усталости заключалась в том, что целый день он скакал по лесам в поисках разбойников или любого другого приключения, стараясь забыть то, что сказала ему Красная Альма. Он скрылся еще и потому, что слова Альмы снова разбудили его желание и он поклялся, что не позволит на этот раз своему чертовому «дружку» руководить своими действиями.