– Ты такой же одиночка, как и я, – говорила она Гэврилу. – Такой же одиночка…
Ясмин не знала, почему решила спуститься в подвал с отцом, когда ему потребовалась новая порция крови вендари. Игла проткнула бледную кожу Гэврила. Поршень пополз вверх, заполняя шприц кровью. Вот он, наркотик для сверхлюдей. Вот их зависимость. И вот источник – лежит прикованный к кровати ремнями за железной дверью, лишенный сил. Его кормят лишь изредка. С ним никогда не разговаривают. Нужна лишь его кровь. И этот шприц в руках отца… Ясмин казалось, что он выкачивает кровь не только из тела Гэврила. Он выкачивает жизнь из всего мира. Даже из своей дочери. И все в угоду эфемерным ночным вакханалиям. Словно ничего другого и нет. Но у нее, у Ясмин, нет и этого. Она не любит это. Не хочет этого.
И кровь, которая заполняет шприц в руках отца, кажется, заполняет весь мир. Кажется, что эта кровь течет не из вен Гэврила, а из ее собственных вен. Это ее кровь пьют родители и гости. Это ее кровь отправляет их в мир грез, где нет запретов. Хотя вряд ли у них были запреты и прежде, когда игры были лишь жаром плоти. Может быть, лишь вначале. У матери. Но Ясмин уже не помнила об этом. О прошлом в памяти осталась лишь Фэй и сверхлюди, которых она привозила в этот дом. Да еще, возможно, большая родительская кровать и комната для гостей, где вспыхивали и гасли костры безумия, на которых горела Ясмин. Снова и снова. Сейчас уже ничего не осталось. Только кровь Гэврила в шприце для очередной ночной утехи. Эти ночи убили ее, сожгли.
– С тобой все в порядке? – спросил отец, проходя мимо Ясмин. Она не ответила. Взгляд ее был прикован к шприцу в его руках. Казалось, еще мгновение, и он воткнет иглу ей в грудь, прямо в сердце, и начнет выкачивать кровь из нее. Всю кровь, что еще осталась.
Отец улыбнулся и начал подниматься по скрипучей лестнице. Ясмин подумала, что скоро без крови древних она состарится и будет выглядеть старше отца, старше матери. Седая и одинокая. Непонятая, забытая, брошенная…
Где-то далеко хлопнула дверь, закрывшись за отцом. Тишина. Шум мира отступает. Голосов нет. Нет и чужих мыслей. Лишь редкий стук падающих капель в этом сыром подвале. И, кажется, что время остановилось, застыло. Еще чуть-чуть, и можно будет увидеть, как разрастается ржавчина на железной двери в камеру узника. Но узником был не только Гэврил. Узником было и детство Ясмин. Оно кануло в небытие в этом доме, за этой железной дверью. Ее детство, девичество, вся ее жизнь. И нет шанса освободиться. Она такой же беспомощный пленник, как Гэврил. Как узник этой дьявольской семьи сверхлюдей, которую она вынуждена любить и ненавидеть одновременно, потому что никого другого у нее нет, ничего другого у нее нет. И никто не сможет это изменить. Никто не сможет вернуть утраченное. Как в случае с Гэврилом, кровь которого растворилась в желудках и венах. Ее не извлечь, не собрать и не вернуть назад.
Ясмин открыла железную дверь и вошла в камеру узника.
– Хочешь извиниться за то, что пила мою кровь? – спросил Гэврил.
– Хочу доказать тебе, что я, в отличие от моих родителей, могу не только брать.
– Боюсь, у тебя нет ничего, что ты могла бы мне дать. Даже твоя кровь заражена кровью древних.
– Я говорю не о своей крови. – Ясмин позволила ему увидеть свои мысли…
Их близость продлилась не больше пары минут. Близость узника, чье тело было стянуто крепкими ремнями, и девушки, которая считала, что такие же ремни фиксируют ее мысли, ее чувства. Оковы, которые надели на них ее родители, сверхлюди…
– Презираешь меня? – спросила Ясмин Макса Бонера. Она не желала тратиться на слова и просто показывала ему свои воспоминания, не особенно заботясь о том, чтобы заблокировать свои чувства того дня. Свои ощущения. Потому что не было чувств. Почти не было. Даже когда она узнала, что беременна от Гэврила. Ничего.
– Не проще ли было просто отпустить его? – тихо спросил Макс.
– Отпустить? После того, что с ним сделала моя семья?
– Тогда зачем ты…
– Я не знаю.
– Но может после этого… Может, он сможет…
– Простить? – На губах Ясмин появилась улыбка. – Он ненавидит нас, Макс. Ненавидит всех. Включая меня.
– Почему ты так решила?
– Потому что каждый раз, когда я приходила к нему, как женщина… Он хотел лишь одного – причинить мне боль. Сильную боль. И это было меньшее из того, о чем он мечтал.
Они замолчали, увидев, как вдалеке дорогу перебегает обезумивший Илир, устремляясь к новому дому, к новым жертвам. Его залитое кровью тело искрилось метаморфозами.
– Он похож на смерть, – тихо сказал Макс.
– Это и есть смерть, – сказала Ясмин. – Я видела его мысли. Там только безумие. Не месть. А безумие и голод.
– Он просто хотел увидеть таких, как ты и твоя семья. Таких, как ваши друзья.
– И таких, как Мэйдд?
– Да. И таких, как Мэйдд. – Макс заглянул Ясмин в глаза. – Ты ведь знаешь, зачем я приехал сюда? Видишь это в моих мыслях?
– И не только это.
– И что ты скажешь?
– О чем?
– Ты поможешь мне достать кровь древнего?
– Для Мэйдд?
– Да.
– И ты думаешь, что все еще сможешь пережить эту ночь?
– Я не знаю.
– Тварь, которую ты привез, хочет набраться сил и убить всех, кто собрался в доме моих родителей. Он что-то увидел в мыслях Фэй, в наших мыслях, и ему это не понравилось больше, чем присутствие вендари в нашем подвале.
– Может быть, он увидел тебя? Увидел, что ты ждешь от древнего ребенка?
– Думаю, дело не во мне. Не только во мне, а в каждой женщине нашего вида. – Ясмин услышала еще один предсмертный крик одного из соседей и, разозлившись, ударила Макса в плечо. – Это ты виноват! Ты привез смерть в наш город! Ты! – Она вдруг стихла, успокоилась.
Окружившие дом ее родителей тени сгустились, собрались, оставив окна и стены, и начали медленно отступать. Они струились по земле, ползли к своему хозяину.
– Они что, уходят? – растерянно спросил Макс.
– Нет, но, кажется, их хозяин наелся. – Ясмин заглянула в мысли Илира, в которых она видела смерть. Свою смерть. Смерть всех своих близких. Смерть друзей.
Внезапно мысли Илира ворвались в ее сознание. Она пыталась их остановить, но не могла. Они пробирались так глубоко, как хотели, изучали все, что им было нужно. Никогда прежде отец и другие сверхлюди не могли проделать подобного. Не мог и Гэврил в минуты их близости. Ясмин зажмурилась, пытаясь выгнать чужака из головы, которая, казалось, превратилась в котел раскаленных углей.
– Господи! – Макс растерянно уставился на хлынувшую из носа Ясмин кровь.
– Мне нужно вернуться в дом, только там отец и его друзья смогут меня защитить, – сказала Ясмин. Она открыла налитые кровью глаза, попыталась выйти из машины. Чужак в голове сильнее сдавил мозг. Ясмин пошатнулась, едва не упала. – Помоги же мне! – заорала она Максу.
Илир вышел из соседского дома и, стоя посреди дороги, смотрел, как его жертвы пытаются спастись, скрыться. Увидев Макса Бонера и свою дочь, Эндрю Мэтокс открыл дверь. Клео ахнула, попыталась приложить к носу Ясмин полотенце, чтобы остановить кровь.
Тени на улице снова устремились к дому, но на этот раз их стало еще больше. До рассвета оставалось чуть меньше часа, но Илир знал, что этого времени ему хватит, чтобы разделаться с этим домом. Никто не сможет ему помешать. Посланные им тени укрыли дом, сдавили, вгрызаясь в доски. Перекрытия затрещали, черепица начала ломаться, зазвенели разбившиеся окна. Входная дверь выгнулась, сопротивлялась несколько долгих секунд, затем треснула, сломалась пополам. Вход был открыт, но за ним не было ничего, кроме тьмы. Такая же тьма была за разбитыми окнами. Казалось, что сама ночь, сам ад восстал против этого дома. Тьма поглощала дом, пульсировала, переливалась. Но у тьмы был хозяин, который хотел забрать своими руками жизни людей, которых он поймал в этом доме.
Чей-то неосторожный разум пробрался к нему в голову и попытался заглянуть ему в мысли. Знакомый разум. Илир уже знал его. Знал до того, как наступил день Великой Кормежки. Это была та самая женщина, которую он встретил в начале этой ночи на пороге дома. Женщина, которая показала ему так много и помогла перешагнуть грань. Илир был благодарен ей за подаренную смелость и ненавидел ее за то, что стал почти таким же, как Дикое Наследие. Ненависть победила.
Женщина пыталась общаться с ним, пыталась умолять отпустить их, но он не хотел слушать. Его мысли проникли в ее голову и сдавили мозг. Внутри дома раздался крик. Фэй упала на колени. Из ушей, носа и глаз у нее текла кровь. Зубы сжались так сильно, что начали крошиться. Время замерло. Замерли и звуки. Никто не двигался. Боль Фэй эхом раздавалась в сознаниях собравшихся в доме людей. Даже Макс слышал в своей голове крик этих страданий. Затем глаза Фэй лопнули, забрызгав стены и стоявших рядом людей, а из пустых глазниц хлынула серая слизь, в которую превратился раздавленный мозг. Тело Фэй упало на пол, но конечности продолжали судорожно вздрагивать. В царившей тишине раздался неестественно громкий крик Клео. И снова все стихло. Лишь жалобно трещали балки дома да осыпалась штукатурка.
«Я сплю. Я, наверное, сплю», – думал Макс Бонер, не в силах оторвать взгляд от конвульсивных вздрагиваний мертвого тела женщины, у которой лопнул мозг. «Это сон. Это просто сон». Он почувствовал, как кто-то взял его за руку. Прикосновение было неожиданным, но онемевшее тело осталось неподвижным. Ясмин дождалась, когда он посмотрит на нее, и поманила к двери в подвал. Где-то наверху сломалось перекрытие, не выдержав давления извне. Загремела часть провалившейся в дом крыши. Тени зашептались, чувствуя свою победу.
– Да двигайся же! – цыкнула Ясмин на Макса.
Они начали спускаться в подвал в тот самый момент, когда сгустившаяся темнота за дверным проемом, ведущим на улицу, начала пульсировать, искриться, расступаясь перед хозяином.
Илир приближался к дому Мэтоксов. Шел неспешно, зная, что его жертвы никуда не денутся, не смогут сбежать или спрятаться. Он посылал это понимание в головы каждого, кто был в доме. Макс тоже чувствовал это. Стоял в подвале перед железной дверью в камеру, где держали Гэврила, и понимал, что в эту ночь он умрет. Он готов был бороться, но… что-то чужое говорило ему о смерти, сводило с ума отчаянием.
Щелкнули замки. Ясмин открыла железную дверь. Макс не хотел входить в эту камеру, но на столе, рядом с кроватью, лежал шприц с кровью Гэврила, который отец Ясмин приготовил на случай, если фантазии в эту ночь зайдут слишком далеко, требуя больше пищи, больше крови. Мысль о том, что эта кровь может спасти Мэйдд Нойдеккер, помогла Максу оттеснить отчаяние и страх. Ради этого шприца он и вошел в камеру.
– Хватит притворяться, что спишь! – зашипела на Гэврила Ясмин. Глаза древнего открылись – черные, холодные. – Ты знаешь, что происходит? – спросила Ясмин. Он кивнул. – Мы не сможем справиться с Илиром, верно?
– Верно.
– А ты? Если я отпущу тебя? Ты сможешь противостоять этой твари?
– Зачем мне это делать?
– Затем, что сейчас мы все на одной стороне. – Ясмин выдержала долгий холодный взгляд древнего. Где-то наверху раздался крик Клео, которая увидела на пороге залитого кровью, искрящегося метаморфозами Илира. Тени расступились перед ним, позволив войти в дом. Времени не осталось. Ясмин чувствовала это. Видела в сознании своей матери и своего отца. – Помоги мне отвязать его, – сказала Ясмин Максу.
Он убрал шприц с кровью Гэврила в карман, ослабил ремни. Древний поднялся на ноги, пошатнулся, с трудом удержав равновесие.
– Мне нужна кровь, – сказал он.
– Ты знаешь, где отец хранит ее, – сказала Ясмин.
– Не донорская кровь. Настоящая. Живая. Без вирусов. Без примеси крови вендари. – Взгляд древнего устремился к Максу.
Сил, которые он хранил, тщательно скрывая все эти годы, хватило на то, чтобы лицо его вспыхнуло метаморфозами. Макс не успел вскрикнуть – Гэврил подчинил его мысли своей воле. Зубы-иглы прокусили шею.
Наверху, в доме, снова раздался крик. На этот раз кричала Джессика Грандье, чувствуя близость своей смерти, близость конца. Кричал человек, который думал, что будет жить вечно. Но смерть пришла за ней. Пришла за всеми, кто считал себя сверхчеловеком. Смерть с лицом Илира.
Джессика метнулась к лестнице на второй этаж, но тени уже проникли в дом через обвалившуюся крышу. Холодные сгустки тьмы. Словно бешеные псы они накинулись на ее ноги, лишая их плоти. Тени струились по ступеням, текли подобно реке, вышедшей из берегов. Джессика снова закричала, схватилась за перила, чтобы не упасть в эти смертельные воды, но ноги уже не держали ее. Она упала на колени, цеплялась еще какое-то время за перила руками, превращаясь в густую черную слизь, но шанса не было.
– Да помогите же ей кто-нибудь! – закричала Ноэли Свон, видя, как Джессика погружается в эту живую реку ночи. – Кто-нибудь…
Ноэли тихо заплакала. Она оплакивала Джессику. Оплакивала Фэй. Оплакивала себя, потому что ей в этом мире осталось совсем немного. Им всем осталось совсем немного.
Внизу, в подвале, Ясмин вскрикнула и схватилась за голову, чувствуя, как мысли Илира пробираются в ее мозг. Он звал ее, заставлял подняться на эшафот, к своему палачу. Женщина, которая способна выносить ребенка древнего, не достойна жить. Мужчина, который может дать жизнь такой женщине, не достоин жить. Ни один сверхчеловек не достоин жить. Гнев Илира был таким сильным, что, казалось, может уничтожить не только этот дом, но и весь мир.
– Пожалуйста, не надо… – взмолилась Ноэли Свон, когда Илир подошел к ней. Нет. Она не просила его о жизни. Она умоляла, чтобы он подарил ей быструю смерть.
Илир положил ей на плечи свои искрящиеся, обезображенные появившимися когтями руки, заставляя опуститься на колени. Ноэли Свон подчинилась, закрыла глаза. Боль вспыхнула, но тут же погасла. Из обезглавленного тела хлынула кровь, заливая стены и людей. Одновременно с этим на смежной с гостиной кухне рухнула стена. Тени поползли в дом, не обращая внимания на вспыхнувший огонь. Черный едкий дым поднялся к потолку.
– Если можешь, то беги отсюда, – услышала Ясмин в своей голове голос отца, затем он проник в голову Илира, заставляя его отпустить дочь. Он знал, что это убьет его, но смерть в эту ночь все равно уже внесла его в свой список. Мозг вспыхнул огнем.
Илир рассмеялся, решив, что Мэтокс пытается бросить ему вызов. Он подчинил его разум, заставил поднять руку к лицу и выдавить себе глаза, погружая пальцы все глубже и глубже в череп, пока они не проткнули мозг. Все это продолжалось не дольше минуты, но этого времени хватило Ясмин, чтобы не только прийти в чувства, но и разозлиться. Разозлиться на Илира, который убил ее отца и друзей, на мать, которая родила ее от Мэтокса – от сверхчеловека, на Гэврила, который убивал ее последнего друга.
– Пусти его! – зашипела Ясмин на голодного вендари, толкнула его в плечо. Гэврил оскалился, зарычал на нее. – Не смей убивать его! – Ясмин смотрела в его налитые кровью глаза. Она не боялась его. Она уже ничего не боялась. – У меня никого больше нет. Никого! – Ясмин оттолкнула Гэврила в сторону, помогла Максу подняться.
Где-то наверху вспыхнула чья-то предсмертная мысль. Ясмин вздрогнула. Черные, густые тени ожили в темных углах подвала. Но тени эти не принадлежали Илиру. Их хозяином был Гэврил. Тени зашептались, потянулись к стене, вгрызаясь в камень. Голодные и безумные. Этим лохмотьям смерти было все равно, что есть. Лишившись части фундамента, дом вздрогнул. Треснула еще одна стена. Тени не остановились. Покончив с камнем, они взялись за землю, корни деревьев. Гэврил направил их вверх, и они выбрались на улицу. Ночная прохлада хлынула в затхлый подвал.
– Теперь уходи, – сказал Гэврил Ясмин. Она позвала его с собой. – Я спасаю не тебя. Я спасаю то, что в тебе. С тобой мы все еще враги.
Он дождался, когда Макс и Ясмин выберутся из подвала на улицу, и шагнул к лестнице, ведущей в дом. Илир ждал его. Ясмин чувствовала это. Казалось, что сам воздух пульсирует этим ожиданием. Бой еще не начался, но сражение уже велось в эфемерных мирах. Сражение Гэврила и Илира. Сражение их сознаний. Точно так же, только в доме, уже начали сражаться и слуги этих существ – безумные, голодные тени. И в этой войне не было места преследованию. Ясмин чувствовала это, знала.
– Увези меня отсюда, – сказала она Максу. – Увези как можно дальше.
Они сели в его старую машину. Загудел мотор. В какой-то момент Илир почувствовал беглецов, но Гэврил тут же вцепился в его разум, заставляя вернуться в дом. Все это чувствовала и Ясмин. Чувствовала и после того, как они покинули город. Казалось, что этот бой захватит весь мир. Но потом связь ослабла. Разум успокоился. Ясмин задремала, а когда открыла глаза, то было уже позднее утро.
Макс остановился на заправке, купил пару футболок с рекламой какого-то индейского казино. В туалете он умылся и сменил залитую кровью одежду.
– Тебе тоже нужно переодеться, – сказал он Ясмин.
Она смерила его не то растерянным, не то отрешенным взглядом и, кивнув, начала устало выбираться из машины.
Эпилог
В туалете было холодно. Трубы толчками выплевывали из кранов ржавую воду. Запах ржавчины напоминал запах крови. Ничего другого больше не было. Словно весь мир погрузился в пустоту. Только этот туалет и раковина, в которую льется грязная вода. Ясмин умылась, натянула купленную Максом футболку, долго вглядывалась в зеркало, в свое отражение. Она одна в этом мире. Никого не осталось. Ничего не осталось. Все умерли. Все, кого она любила и ненавидела. Ясмин попыталась вспомнить что-то хорошее. Что-нибудь о своих родителях, друзьях, но вместе с оставшимся где-то далеко разрушенным родным домом, казалось, остались и все хорошие воспоминания. А остальное… Ясмин не хотела думать об этом, не хотела вспоминать. Все в прошлом. Все умерло.
– Что теперь собираешься делать? – спросил Макс, когда она вернулась в машину.
Ясмин пожала плечами, долго молчала, глядя, как за окном тянется унылый канадский пейзаж, затем вспомнила Нью-Йорк, который видела в мыслях Макса в прошлую ночь, театр Саши Вайнер, Клодиу…