Сказав это, она снова поднесла ко рту стакан с кока-колой, а свободной рукой достала из лежащей на столе кипы счетов, каталогов и газет журнал «Вуманс оун».[13] Развернув его, она стала сосредоточенно читать оглавление, давая понять, что разговор закончен.
Рейчел наблюдала, как яркий ноготь матери перемещался сверху вниз по названиям статей номера. Она заметила, как оживилась Конни, дойдя до «Семи способов уличить его в обмане». От одного названия Рейчел, несмотря на жару, бросило в дрожь: там наверняка объяснялось, как докопаться до правды. А ей-то хотелось бы прочитать другую статью, что-нибудь вроде: «Что делать, когда ты в курсе дела», — хотя ответ она уже знала. Ничего не делать и ждать. И именно так должен поступать каждый, когда ситуация доводит его до черты, переступив которую совершаешь либо предательство, либо еще чего похуже. Как ни крути, оба этих пути ведут к несчастью. То, что произошло за последние дни в Балфорде-ле-Нез, окончательно убедило в этом Рейчел.
— Вы пока не знаете, на сколько дней? — Брызги вылетали при каждом слове изо рта хозяина отеля «Пепелище». При этом он потирал руки так, словно между его ладонями уже находились деньги, с которыми Барбаре придется расстаться, перед тем как покинуть отель. Представляясь, он назвал себя Бэзилом Тревесом и добавил, что является отставным лейтенантом. «Вооруженных сил ее величества», — гордо объявил он, прочитав в регистрационной карточке, что Барбара служит в Нью-Скотленд-Ярде. Это делало их в некотором роде коллегами.
Что ж, это правильно: и военнослужащие и полицейские служат королеве и Англии, те и другие обязаны носить форму (сама она, правда, не надевала форму уже много лет, не придавая этому большого значения). Бэзила Тревеса во что бы то ни стало надо сделать своим постоянным помощником, размышляла Барбара. К тому же она была благодарна ему за то, что он тактично не обратил внимание на ее, прямо сказать, необычный внешний вид. Отъехав от дома Эмили, Барбара сняла пластыри и в зеркале салона увидела, что лицо все еще расписано желто-пурпурно-синим.
Вместе с Тревесом они преодолели лестничный марш и очутились в тускло освещенном коридоре. Никаких признаков того, что отель «Пепелище» является благословенным приютом, готовым предоставить ей все возможные удобства и комфорт, Барбара не заметила. Пышное великолепие здания, напоминание о давно прошедших временах королей Эдуардов, пришло в полный упадок. Сейчас отель мог похвастаться лишь выцветшими коврами, покрывающими скрипучие доски пола, над которыми нависали потолки, украшенные водяными разводами.
Тревеса, казалось, совсем не волновали эти мелочи. Провожая Барбару в номер, он постоянно приглаживал свои поредевшие и густо набриолиненные волосы и ни на секунду не закрывал рта. Барбара не без удивления обнаружила, что ее первое впечатление было неверным: отель «Пепелище» демонстрировал признаки обветшалости только, так сказать, снаружи. Хозяин рассказал и показал, что на самом деле он обеспечивает постояльцев всем необходимым современному человеку. В каждом номере был цветной телевизор, да еще и с пультом дистанционного управления; в придачу к этому в холлах стояли телевизоры с большими экранами и удобные диваны, видимо, на случай, если кто-то вдруг захочет вечером обсудить с соседями политические или спортивные новости; на прикроватных столиках были приготовлены электрические чайники со всем необходимым для утреннего чаепития; ванные комнаты имелись почти во всех номерах, а на каждом этаже были дополнительные туалеты и душевые кабины; в номерах стояли телефонные аппараты, причем звонить можно было куда угодно — имелся выход в международную сеть через девятку. И самое фантастическое, непостижимое и необходимое из современных удобств — факс на столе у администратора. Тревес назвал его «аппарат для пересылки и получения факсимильных сообщений». Он произнес эту фразу таким голосом, словно аппарат был его лучшим другом, после чего добавил:
— Но вам-то он, конечно, не понадобится. Ведь вы же приехали отдохнуть, мисс Хейверс?
— Сержант Хейверс, — поправила его Барбара и добавила: — Сержант уголовной полиции Хейверс.
Она сочла этот момент самым подходящим для того, чтобы объявить Бэзилу Тревесу, кто она такая, рассчитывая в дальнейшем на его помощь. Острый взгляд маленьких глаз и постоянная выжидательная поза подсказывали ей, что Тревес держит ушки на макушке и, если представится случай, с удовольствием поделится с полицией всем, что ему известно. На стене за стойкой администратора висела его фотография в рамке: Тревес на торжестве по случаю избрания его в члены муниципального совета, — вглядевшись в которую она поняла, что этот человек с трепетом относится к собственному успеху. А значит, наверняка будет первым, кто с радостью окажет содействие полиции. Что может быть почетнее, чем негласно участвовать в проведении уголовного расследования!
— Вообще-то я здесь по делу, — сказала она, позволив себе небольшую вольность слегка погрешить против истины. — По уголовному делу, если уж быть совсем точной.
Тревес остановился как вкопанный перед дверью ее номера с зажатым в руке ключом на цепочке, на которой к тому же имелся брелок в виде американских горок. Барбара еще у стойки администратора заметила, что ключи от всех номеров снабжены брелоками в форме того или иного аттракциона: одни имели форму качелей, другие — чертова колеса, а к дверям комнат вместо номеров были прикреплены таблички с соответствующими рисунками.
— Уголовное расследование? — спросил Тревес. — Это касается… Нет, конечно же, вы можете не отвечать, простите. Но, мэм, я умею хранить тайны. Будьте уверены.
Широко распахнув дверь номера, он включил верхний свет и отступил на шаг назад, пропуская Барбару. Пока она снимала рюкзак, осматривалась, он то ли шептал, то ли напевал что-то себе под нос. Указав на дверь ванной комнаты, он с гордостью объявил, что специально отвел ей номер, в котором туалет с окном, «выходящим на красивый пейзаж». Он похлопал по ядовито-зеленым покрывалам с бахромой на обеих двуспальных кроватях и сказал:
— Все в полном порядке и, надеюсь, не очень дорого.
Пройдясь по номеру, он расправил розовую скатерть на туалетном столике, напоминавшем формой почку, поправил две картины — на обеих были изображены конькобежцы викторианской эпохи с напряженными лицами, видно, на тренировке, — пощелкал выключателем бра над кроватью, словно подал кому-то сигнал.
— У вас будет все, что вы захотите, сержант Хейверс, а если вам вдруг потребуется что-нибудь сверх того, обращайтесь к мистеру Бэзилу Тревесу в любой час дня и ночи. — Он поклонился Барбаре и, сложив руки на груди, с подчеркнутым вниманием посмотрел на нее. — Не будет ли заказов на вечер? Может, что-нибудь из спиртного? Капучино? Фрукты? Минеральная вода? Греческие танцоры? — Он одарил ее лучезарной улыбкой. — Я всегда готов исполнить любые ваши желания.
Барбара решила было попросить его стряхнуть с плеч перхоть, но передумала. В комнате было так душно, что свет словно бы с трудом проникал сквозь спертый воздух, и ей очень захотелось, чтобы в отеле включили хоть один кондиционер, на худой конец принесли в номер вентилятор. Воздух был до того неподвижным, что казалось, будто вселенная вдохнула и забыла выдохнуть.
— Прекрасная погода, не правда ли? — разыгрывая бодрячка, спросил Тревес. — Отбоя от туристов не будет. Вы приехали как раз вовремя, сержант. На следующей неделе отель будет заселен аж по самую крышу. Но для вас комната всегда найдется. Дела полиции — самые важные.
Взглянув на руки, Барбара заметила, что перемазала их, пытаясь открыть окно. Она незаметно вытерла их о брюки.
— Скажите, мистер Тревес…
Он по-птичьи встрепенулся и вскинул голову:
— Да? Вам что-нибудь…
— Не останавливался ли у вас некий мистер Кураши? Хайтам Кураши?
Интересно, Бэзил Тревес сможет переключиться на важную для нее тему? Пока он совершенно зациклился на идее выполнить любое пожелание своей новой постоялицы, только что честь не отдает, — мелькнуло в голове Барбары. Тревес растерянно поморгал, но понял, чего по-настоящему желает сержант Хейверс.
— Досадное происшествие, — произнес он официальным тоном.
— Вы о том, что он остановился здесь?
— Да нет, что вы! Мы же приняли его, даже с радостью. Мы не допускаем проявлений дискриминации. — Тревес украдкой взглянул на открытую дверь. — Вы позволите?.. — И после утвердительного кивка Барбары, закрыв дверь, продолжил, но уже вполголоса: — Если уж быть до конца откровенным, я соблюдаю расовые разграничения, в чем вы, наверное, и сами убедитесь, пока будете жить у нас. Но, поймите, отнюдь не из-за собственных убеждений. Лично у меня нет ни малейшего предубеждения против людей с иным, чем у нас, цветом кожи. Но вот постояльцы… Скажу вам честно, сержант, настали трудные времена. Нельзя делать хороший бизнес и одновременно пробуждать в людях низменные инстинкты. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Досадное происшествие, — произнес он официальным тоном.
— Вы о том, что он остановился здесь?
— Да нет, что вы! Мы же приняли его, даже с радостью. Мы не допускаем проявлений дискриминации. — Тревес украдкой взглянул на открытую дверь. — Вы позволите?.. — И после утвердительного кивка Барбары, закрыв дверь, продолжил, но уже вполголоса: — Если уж быть до конца откровенным, я соблюдаю расовые разграничения, в чем вы, наверное, и сами убедитесь, пока будете жить у нас. Но, поймите, отнюдь не из-за собственных убеждений. Лично у меня нет ни малейшего предубеждения против людей с иным, чем у нас, цветом кожи. Но вот постояльцы… Скажу вам честно, сержант, настали трудные времена. Нельзя делать хороший бизнес и одновременно пробуждать в людях низменные инстинкты. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Значит, мистер Кураши жил в другой части вашего отеля? Вы это хотели сказать?
— Не совсем в другой… но отдельно от остальных постояльцев. Думаю, что он этого даже и не замечал. — Тревес снова прижал руки к груди. — У меня есть несколько постоянных жильцов. Это пожилые дамы, которые не совсем осознали, что времена изменились. Имело место событие, о котором и вспоминать-то неловко, но одна из дам приняла мистера Кураши за кухонного работника, когда он в первый раз пришел завтракать. Вы можете себе представить? Бедняга!
Барбара, так и не поняв, к кому относится последнее слово — к Хайтаму Кураши или к пожилой даме, решила перейти непосредственно к делу:
— Если позволите, я хотела бы осмотреть номер, в котором он жил.
— Стало быть, вы здесь по делам, связанным с его наследством?
— Не с наследством. С убийством.
Тревес остолбенел.
— С убийством? Боже мой, — еле слышно произнес он и, нащупав позади себя кровать, плюхнулся на нее со словами: — Простите меня. — Голова его опустилась на грудь, дыхание стало тяжелым. Наконец он поднял голову и хрипло спросил: — А то, что он останавливался здесь, является важным обстоятельством для следствия? Я имею в виду в отеле «Пепелище»? Это попадет в газеты? Ведь тогда о наших перспективах можно забыть…
Барбара задумалась, чем в первую очередь вызвана его реакция: потрясением, чувством вины, состраданием к людям? В очередной раз Барбара получила подтверждение тому, что уже давно считала непреложной истиной: Homo sapiens имеет генетическую тягу к мерзостям.
Тревес, должно быть, понял по выражению ее лица, о чем она думает, и поспешно добавил:
— Только не подумайте, что меня не волнует произошедшее с мистером Кураши. Волнует, и даже очень. Он был по-своему вполне приятным парнем, и я сожалею… Но ведь я должен думать и о том, как поддержать свой бизнес. А сейчас, когда наметилось некоторое оживление, нельзя допустить, чтобы все в одночасье рухнуло…
— А что вы имели в виду, говоря «по-своему»? — спросила Барбара, чтобы не дать втянуть себя в обсуждение проблем национальной экономики.
Бэзил Тревес растерянно заморгал глазами:
— Ну понимаете… они же отличаются от нас, ведь так?
— Они?
— Азиаты. Да вы и сами знаете. Вы же сталкиваетесь с ними в Лондоне? Какое несчастье!
— А чем отличался Кураши?
Тревес, очевидно, почувствовал какой-то подвох. Глаза его стали непроницаемыми. Защищается, подумала Барбара, неясно только от чего. Она понимала, что обострять с ним отношения сейчас было бы некстати, а потому постаралась как можно быстрее успокоить его:
— Поскольку вы регулярно виделись с ним, то, наверное, вы можете мне помочь, рассказать, что в его поведении показалось вам необычным. Разумеется, он представитель другой культуры и отличался от ваших постояльцев…
— В нашем отеле он был не единственным азиатом, — прервал ее Тревес, торопясь вновь подчеркнуть свою расовую терпимость. — Двери отеля «Пепелище» всегда открыты для всех.
— Не сомневаюсь. Но я хотела бы узнать, чем он отличался от других азиатов. Все, что вы скажете, мистер Тревес, останется между нами. Все, что вы видели, знаете или просто предполагаете относительно мистера Кураши, может оказаться той ниточкой, которая приведет нас к установлению причин его смерти.
Ее слова, казалось, успокоили и даже приободрили Тревеса, он почувствовал себя участником расследования уголовной полиции.
— Я все отлично понимаю, — сказал он, но лицо его оставалось по-прежнему задумчивым, а рука рассеянно теребила жидкую, неопрятную бородку.
— Так я могу осмотреть его комнату?
— Да, да. Конечно же.
Тем же путем они двинулись обратно, дошли до лестницы, спустились на один пролет и пошли по коридору к другому концу здания. Выходящие в коридор двери трех комнат были распахнуты в ожидании гостей. Четвертая дверь была закрыта. Из-за нее слышался негромкий голос диктора теленовостей. Последняя дверь вела в номер Хайтама Кураши.
Перед тем как открыть дверь, Тревес повернулся к Барбаре и сказал:
— Я ни до чего не дотрагивался с момента, как его… ну… — Он никак не мог придумать эвфемизма для слова «убийство» и, оставив напрасные попытки, выпалил: — Как полицейские сообщили мне, что он мертв. Они велели мне держать комнату закрытой, пока я не получу от них разрешения ее сдать.
— Не следует ничего трогать до тех пор, пока не закончено следствие, — объяснила Барбара. — Пока мы не выясним причину смерти: убийство, несчастный случай или самоубийство. А кто-то кроме вас туда заходил?
— Никто, — отрезал Тревес. — Здесь побывали Акрам Малик с сыном. Они хотели забрать личные вещи, чтобы отослать в Пакистан, и, поверьте мне, они были очень и очень недовольны, когда я отказался открыть комнату. Муханнад вел себя так, словно я соучастник преступления.
— А сам Акрам Малик? Как он отнесся к этому?
— О, наш Акрам предпочитает играть втемную, сержант. Он не так глуп, чтобы посвятить меня в то, что у него на уме.
— Он всегда так сдержан с вами? — спросила Барбара Тревеса, отпиравшего дверь комнаты Хайтама Кураши.
— Да, мы недолюбливаем друг друга, — угодливо улыбаясь, ответил Тревес. — К тому же он не выносит, когда за ним наблюдают. Если вдуматься, то его иммиграция в Англию — это позор для страны. Ему бы лучше двинуться в Соединенные Штаты, где главное, что всех интересует, — есть ли у человека деньги, а кто он такой, волнует их так же, как размер его обуви. Вот так-то. — С этими словами он включил верхний свет.
Номер Хайтама Кураши был одноместным, небольшая комната с узким окном, выходившим в сад на заднем дворе отеля. Цветовая гамма интерьера была почти такой же, как в номере Барбары: преобладали желтый, красный и розовый тона.
— Ему было здесь совсем неплохо, — сказал Тревес, наблюдая, как Барбара осматривает односпальную кровать, единственный стул без спинки с продавленным сиденьем, железный, выкрашенный под дерево шкаф для одежды, дыры в стенах от выдранных подсвечников, слабый верхний свет. Над кроватью тоже висела гравюра в викторианском стиле: молодая особа с задумчивым лицом, томно развалившаяся в шезлонге. От времени краска выцвела, а бумага пожелтела.
— Похоже, что так. — Барбара поморщилась от противного запаха, пропитавшего все в комнате. Это был застарелый смрад пригоревшего лука и каких-то овощей. Комната Кураши располагалась как раз над кухней, и это, несомненно, напоминало жившему в ней постояльцу о его месте в иерархии отеля. — Мистер Тревес, а что вы можете сказать о Хайтаме Кураши? Сколько времени он у вас прожил? Кто к нему приходил? Может быть, кто-нибудь из его друзей останавливался в вашем отеле? Может быть, он говорил по телефону о чем-то, что показалось вам необычным? — Она подошла к комоду, где лежали вещи Кураши. Открыв один из ящиков, она достала из своего рюкзака пакет для вещественных доказательств, который Эмили вручила ей при расставании, и натянула резиновые перчатки.
Кураши, по словам Бэзила Тревеса, в ожидании свадьбы проживал в отеле «Пепелище» в течение шести недель. Этот номер снял для него Акрам Малик. Для будущей семейной пары вроде бы уже был куплен дом — приданое дочери Малика, но ремонт затянулся, а посему Кураши несколько раз продлевал срок своего проживания в отеле. Обычно он уходил на работу около восьми утра, а возвращался примерно в полвосьмого или в восемь вечера; он и завтракал и ужинал в отеле, а в выходные дни обедал где-то в городе.
— У Маликов?
Тревес пожал плечами. Он провел кончиком пальца по облицовке двери, посмотрел. Барбара заметила, как перекосилось его лицо, когда он обнаружил на пальце грязь. Он не решился бы утверждать, что все выходные Кураши проводил в семействе Маликов. Конечно, влюбленные стараются как можно чаще бывать вместе, но в данном случае дело обстояло несколько иначе, поскольку и сама ситуация была не совсем обычной, а следовательно, нельзя исключать возможность того, что Кураши занимался во время уик-эндов чем-нибудь другим.