— У меня кружится голова, — пожаловался я собеседнику. — Ты будь на телефоне, я тебе попозже перезвоню.
Я прервал связь. Затем остановил первую попавшуюся машину и поехал в противоположную сторону. Я знаю почти все их приемы. Теперь у меня было достаточно времени, чтобы продумать все в деталях. Сегодня вечером я встречу Облонкова. Два раза встречали наших. Сегодня я буду нападающей стороной, и пусть только Облонков попробует мне не ответить. Двое убитых и банкир. Банкира я ему прощаю, а вот двоих друзей… Пока не найду убийцу, пока не верну свои деньги, не успокоюсь. И никто меня не остановит.
Эпизод двадцать второй
Два дня Резо провел в томительном ожидании на даче. Два долгих дня он ничего не делал, лишь отсыпался после несколько бессонных ночей, проведенных в камере и у Веры. В первый день он все еще волновался, прислушивался к проезжающим мимо автомобилям, вскакивал на голоса соседей, проходивших мимо забора. Но к вечеру первого дня немного успокоился, а во второй день, набравшись храбрости, дважды выходил на крыльцо, радуясь дождю.
Два раза приезжал Чупиков, привозивший продукты и свежие газеты. Но ничего особенного он не сообщил. К Демидову приставили охрану — офицера из уголовного розыска. Раненый Зиновьев уже пришел в себя. Адвокат сказал, за квартирой Резо якобы следят опытные люди и нужно набраться терпения и немного подождать. Что Резо и делал, изнывая от безделья и скуки.
Тем временем Демидов попытался выяснить, куда делось письмо туристической фирмы в УВИР, но получил официальный ответ: подобного письма никогда не существовало и в УВИР не поступали запросы относительно чьих-либо паспортов на поездку в Швейцарию. Ответ был исполнен на стандартном бланке в стандартной форме, но Демидов понимал: его тактика — единственно правильная. Если письмо было отправлено и не дошло до адресата, значит, его перехватили и информатор работал в туристической компании. Впрочем, нет. Письмо готовил сам Гочиашвили, и оно было отослано в УВИР. Следовательно, оставалась вероятность того, что письмо исчезло уже в самом управлении.
По указанию Демидова один из его сотрудников привез списки пассажиров Аэрофлота, вылетавших рейсом 265, в Цюрих. Выяснилось, что Гочиашвили ошибался. Рейс выполнялся ежедневно, и вполне вероятно, что пассажиры могли вылететь не только в понедельник, но и в воскресенье или во вторник. Предусмотрительный Демидов приказал изъять все списки за несколько дней, начиная с воскресенья. Самолет «Ту-154» вылетал из Шереметьева-2 в десять-сорок пять ежедневно. В самолете было двенадцать мест первого класса, восемнадцать — бизнес-класса и сто два места для пассажиров эконом-класса. Таким образом, на каждый рейс могло быть продано сто тридцать два билета. Демидов приказал начать проверку всех туристических групп, вылетавших в эти дни, но внезапно обнаружил, что на понедельник и вторник выписаны билеты на две группы ежедневно. Причем коллективный билет выписывался на группу, а фамилии уточнялись только перед вылетом, с учетом предъявленных документов и проставленных виз. Демидов распорядился сделать запросы в Аэрофлот и уточнить фамилии пассажиров всех четырех туристических групп. Однако окончательное выяснение следовало отложить до субботы, когда станет ясно, кому именно были выданы швейцарские визы.
Зиновьев наконец пришел в себя, его допросили и убедились в том, что нападение на автомобиль было спровоцировано водителем грузовика. Демидов находился в своем кабинете, когда к нему приехал Кимелев. У сотрудника прокуратуры было на редкость хорошее настроение. Он вошел к подполковнику и как-то по-особенному радостно поздоровался. Присел у стола.
— Разговаривал с Зиновьевым, — сообщил Кимелев. — Он настаивал на версии покушения. Как и вы, подполковник.
Демидов, не понимавший, чему именно радуется Кимелев, нахмурился.
— Как он себя чувствует?
— Неплохо, — ответил Кимелев. — Но он, как и вы, считает, что водитель грузовика сознательно пошел на столкновение. Он не помнит, что потом было, и не подтверждает вашу версию о появлении еще одного автомобиля, который якобы к вам подъезжал.
— Почему якобы? — спросил подполковник. — Я же объяснил: нас пытались убить. Убить, Кимелев. Неужели вы этого не понимаете?
— Когда долго работаешь в уголовном розыске, становишься немного психопатом, — с улыбкой заявил Кимелев. — Не обижайтесь, подполковник, я не вас имею в виду. Но у многих сотрудников уголовного розыска бывают разные… манци. Ваш Зиновьев, очевидно, страдает манией преследования, которая отчасти передалась и вам.
Подполковник пристально посмотрел на Кимелева. Потом процедил сквозь зубы:
— Хотите сказать, что я идиот?
— Нет, конечно. Но вы поддались общему настроению. Никаких бандитов не существовало. Грузовик угнал пьяный бомж, который хотел покататься и продать машину где-нибудь за городом. Он во всем признался. Сейчас его должны привести к вам.
— Какой бомж? — спросил Демидов. — Там был опытный водитель.
— Когда его привезут к вам, можете сами с ним побеседовать, — усмехнулся Кимелев, поднимаясь. — И вообще, подполковник, поменьше слушайте своих офицеров. У них иногда разыгрывается фантазия. Кстати, как сбежавший грузин? Его нашли?
— Кажется, нет.
— В ФСБ — тоже работнички… — заметил Кимелев. — Я ведь оказался прав. Это он убил своего напарника и свою зазнобу. Я сразу так и подумал. Убил, а потом сбежал. Ну, ничего, все равно далеко не убежит. Да… пришел ответ на наш запрос. Он ни в каких спецподразделениях не служил. Обычный дипломат, интеллигент. Значит, будет прятаться где-нибудь поблизости. Вот увидите, его скоро поймают.
Кимелев стремительно вышел из кабинета. Он уже не услышал, как Демидов прошипел ему вслед:
— Индюк надутый.
Через полчаса привезли задержанного. К тому времени Демидов уже знал, что арестованный за угон машины сам признался во всем, когда его утром задержали на вокзале сотрудники отдела транспортной милиции. Задержанный Красиков рассказал, что два дня назад пытался угнать грузовик, но попал в аварию и сбежал с места происшествия. Сотрудники милиции, знавшие о поисках подобного преступника, сразу передали его в прокуратуру, где энергичный Кимелев добился признания.
Демидов распорядился, чтобы Красикова немедленно доставили к нему. Когда дежурный открыл дверь кабинета, сивушный запах ударил в ноздри. Подполковник поморщился, но кивнул, разрешая ввести задержанного. Красиков оказался тщедушным мужичонкой неопределенного возрастало помятым лицом и с клочками волос на лысеющей голове — в общем, типичный бомж. Подполковник, стараясь не обращать внимания на запах, подошел ближе.
— Садись, — он указал рукой на стул. Мужичонка в испуге озирался.
— Так это ты угнал грузовик? — Подполковник недоверчиво смотрел на задержанного.
— Ить, — икнул Красиков, — кажись, я…
— Два дня назад? — спросил Демидов.
— Ага. Я сел в грузовик и поехал… А потом… он, значит, перевернулся… И я того… Вылез и Ушел…
— Вылез и ушел? — переспросил Демидов. — С какой стороны?
— Что?
— С какой стороны вылез?
— Не помню, — удивился вопросу Красиков. — Я ничего не помню.
— Ну, это понятно. — Демидов вдруг наклонился над задержанным и сказал: — А ну-ка дыхни.
— Ты че? — икнул от неожиданности Красиков. — Че тебе надо?
— Дыхни, говорю. — Демидов ударил бомжа по лицу. Конечно, бить задержанных не разрешалось, но у сотрудников уголовного розыска свои методы и традиции. Демидов понимал, кто сидит перед ним, поэтому ударил Красикова легонько. Ударил, чтобы сбить с толку.
— Ты чего? Чего дерешься? — оскалился Kpaсиков.
— Значит, угнал грузовик? — презрительно усмехнулся Демидов. — А сколько тебе на опохмелку дали? Молчишь? Когда из запоя вышел? Отвечай сразу, быстро.
Он еще раз ударил Красикова, на этот раз сильнее.
— Вчера! — закричал Красиков. — Чего руки распускаешь?
— А деньги кто дал? Кто дал деньги?
— Откуда я знаю. Иди ты… — разозлился Красиков. В следующее мгновение, получив сильный удар по лицу, он рухнул вместе со стуком на пол. — Еще дерется… — Мужичонка неожиданно всхлипнул.
— Ладно, — примирительно сказал Демидов, протягивая Красикову руку, — поднимайся. Значит, ты вчера из запоя вышел?
— Ага.
— А деньги кто тебе дал?
Красиков поднялся, и Демидов помог ему сесть на стул. Дежурный сержант молча стоял рядом.
— Откуда я знаю? Двое каких-то мужиков. Деньги дали и сказали, чтобы про грузовик никому не рассказывал. А я про него не помнил даже.
— Но они тебе сказали, что ты его угнал? — усмехнулся Демидов.
— Нет. Они сказали, чтобы я больше не угонял грузовик. А сам я ничего не помню. Потом, на вокзале, я стал всем рассказывать, что грузовик угнал. Вот меня и забрали. А потом этот следователь пристал: расскажи, как угнал грузовик. Ну я и рассказал…
— Ясно. Значит, это ты угнал грузовик?
— Я, — кивнул Красиков.
— Вот и хорошо. Иди отоспись, потом поговорим.
Сержант толкнул Красикова в спину, и тот, поднявшись, направился к двери. Демидов подошел к телефону и позвонил в прокуратуру.
— Я видел вашего задержанного, — сообщил Кимелеву.
— Теперь-то поверили?
— Вы, кажется, не любитель спиртного? — заметил подполковник.
— Я вообще не пью, — заявил Кимелев. — У меня язва. А почему вы спрашиваете? Он рассказал мне, как угнал грузовик. Во всех подробностях.
— Он только что вышел из запоя, — сообщил подполковник. — Это же написано на его физиономии. Вы ошиблись, Кимелев. Он в таком состоянии не смог бы сесть за руль.
— Поэтому он и перевернулся, — не сдавался Кимелев. — Вы же сами говорите, что он был вдребезги пьян.
— А как он попал туда? — спросил подполковник. — От гаража до места аварии около пятнадцати минут езды. Думаете, он мог проехать такое расстояние?
Кимелев молчал. Он уже понял, что несколько поторопился с выводами.
— Вам его подставили, — продолжал Демидов. — А у наших офицеров нет мании преследования. Мы просто не любим, когда нас убивают. До свидания.
Подполковник бросил трубку на рычаг. Потом решил позвонить Чупикову. Он вышел из кабинета, прошел в конец коридора и позвонил из инспекции по делам несовершеннолетних, так как опасался, что его телефон и телефоны его сотрудников прослушивают.
— Есть результаты? — спросил Демидов.
— Кое-что, — ответил Чупиков. — Рауль обещал дать точный ответ завтра.
— Завтра уже суббота, — напомнил подполковник. — Ты знаешь, сколько у нас остается дней?
— Помню. Ты проверил группы?
— Завтра, — сообщил Демидов. — В понедельник и во вторник вылетают четыре туристические группы. По две каждый день. Наши «клиенты» уже наверняка обзавелись билетами. Завтра мы будем знать фамилии, на которые выписаны билеты.
— Завтра уже суббота, — повторил Чупиков слова Демидова. — Можем не успеть.
— Надеюсь, успеем. Ты нашего знакомого береги, — посоветовал на прощание подполковник. — Он у нас самый важный свидетель.
— А ты себя, — сказал Чупиков. — Ты у меня самый лучший друг.
Рассказ пятнадцатый
Я стоял около дома и ждал. Начинался дождь, но я не обращал на него внимания. Мне отчасти повезло. Облонков жил в старом сталинском доме, в котором не было постоянного дежурного сотрудника милиции. Если бы он получил квартиру в одном из наших новых домов, то у дома обязательно находилась бы будка дежурного. Впрочем, эта будка не спасла Виталика. Я все время думал об этом. Почему дежурный не остановил убийцу? Если он видел незнакомца, то обязан был хотя бы поинтересоваться, куда тот идет. Или, может, поинтересовался и незнакомец показал ему удостоверение? Виталика все знали в лицо. Дежурные знали, что он часто приходит ко мне в гости. А убийца? Как он прошел? Или он тоже часто приходил ко мне в гости? А если не ко мне, то к кому же он приходил? И кем был неизвестный, появившийся у нас вечером для того, чтобы выстрелить мне в спину?
Я намеревался выяснить все это, поэтому и мерз, стоя под деревьями и поглядывая на часы. По сложившейся традиции наши руководители служб и отделов уходили с работы около восьми часов вечера. И я хотел войти в подъезд, чтобы дождаться Облонкова и выяснить все, что следовало. Признаюсь, я был настроен решительно. Весьма решительно. Пистолет лежал у меня в кобуре, и я не сомневался, что в случае необходимости применю оружие. После смерти Виталика я был готов на все.
С тех пор как мы расстались с Сашей Лобановым, прошло больше шести часов. Я два раза включал телефон, ровно через три часа и ровно на пять минут. Но он молчал. И я отключался. Следующее включение должно было состояться уже поздно вечером. Возможно, у Лобанова появится какая-нибудь информация. Я просчитал все варианты и понимал, что он не сможет сразу попасть на прием к прокурору города: тот вряд ли отложил бы из-за Лобанова все свои дела.
Вспоминая тот вечер, я все больше убеждаюсь в том, что бывают ситуации, когда нам не предоставляется право выбора. Вернее, выбор наш очень ограничен. То есть такое понятие, как судьба, безусловно, существует. После всех своих приключений я стал фаталистом и теперь даже абсолютное зло рассматриваю как необходимость, нечто, способствующее развитию человеческой цивилизации.
В половине восьмого я вошел в подъезд. Меня неприятно удивили его размеры — здесь могло поместиться человек тридцать-сорок. А может, и больше. В сталинские времена дома строили с размахом, не жалели квадратных метров на разного рода «архитектурные излишества». К счастью, на первом этаже не было квартир и я мог спокойно здесь обосноваться. Но как раз в это время усилился поток жильцов, возвращавшихся с работы. Поэтому, просмотрев список жильцов, я нашел фамилию Облонкова, поднялся на лифте на одиннадцатый этаж.
Выйдя из кабины, я осмотрел лестничную площадку, на которой находились три квартиры. На одиннадцатый этаж Облонков наверняка не станет подниматься пешком. Значит, нужно исходить из того, что он выйдет из лифта. В таком случае следовало точно знать время его прихода. Я подошел к окну. Нет, отсюда ничего не углядишь. А дежурить у лифта, рискуя нарваться на соседей, — просто глупо. Следовательно, весь мой план ни к черту не годится.
Я спустился вниз, хотя мне очень не хотелось покидать теплый, уютный подъезд. На улице дождь усиливался. Я вспомнил, что Облонков обычно приезжает на работу на своем «Рено». Интересно, откуда у него деньги на такую машину? Почему до сих пор считается неприличным спрашивать у чиновников, находящихся на государственной службе, откуда у них деньги на покупку квартир и постройку загородных дач? Откуда у них деньги на отдых на шикарных курортах? На дорогие машины? И можно ли верить в сказку про акции, которые якобы имеются у некоторых чиновников? Может, все проще, гораздо проще?
Впрочем, меня подобные вопросы не очень-то волновали. Если могут, пусть делают что хотят. Мне важно найти убийцу, вернуть свои деньги и помочь Игорю. Ни политика, ни криминальная сторона дела меня не интересуют. Главное — найти убийцу и вернуть деньги.
Если Облонков приезжает на своем автомобиле, значит, он поедет на стоянку, которая находится недалеко от дома. Поэтому лучше ждать его там.
Я так и поступил. Выбрал наиболее удобную позицию для наблюдения и целый час стоял под дождем, ждал, когда он подъедет. Облонков приехал в десятом часу, я сразу узнал его машину. Он еще выруливал на стоянку, а я уже спешил к его дому. Хотя я промок до нитки, меня вполне устраивало то обстоятельство, что он вернулся так поздно: меньше людей будет в подъезде.
Поднявшись наверх, я спрятался за угол, чтобы увидеть его, как только он шагнет к своей двери. Мне было важно опередить его, заговорить с ним до того, как он позвонит.
Наконец лифт начал подниматься. При этом он как-то натужно гудел — казалось, вот-вот остановится. Но вот кабина наконец достигла одиннадцатого этажа, и двери открылись. Вытащив пистолет, я уже приготовился выйти из-за угла, но в последнюю секунду заметил, что передо мной не Облонков, а женщина, направляющаяся к двери соседней квартиры. Я убрал оружие. Вернее, просто отбросил пистолет на лестницу, когда она подошла ко мне.
— Добрый вечер, — сказал я, улыбаясь. — Вечно все у меня из рук валится.
— Здравствуйте, — ответила женщина; ей было за шестьдесят. — Вы к соседям?
— Нет, я на двенадцатый. Принес вот слесарные инструменты, а они вывалились из рук. Но ничего страшного, я подниму.
Женщина кивнула и открыла дверь своей квартиры.
На мое счастье, пистолет не выстрелил — я не стал снимать его с предохранителя, видимо, сказалась выучка офицера КГБ.
Кабина лифта опустилась, затем снова поползла вверх. Я замер в ожидании, надеясь, что на сей раз мне повезет. Но кабина остановилась где-то внизу, этаже на шестом. Потом еще дважды кабина опускалась вниз, но каждый раз не доезжала до одиннадцатого этажа. Казалось, каждый толчок лифта отдается у меня в голове. К тому времени, очевидно, действие уколов, сделанных мне Андреем, начало проходить и голова болела все сильнее. Я сжимал в руке рукоять пистолета, когда кабина снова начала подниматься. Она поднималась все выше и выше. Я уже не сомневался, что лифт остановится именно на одиннадцатом этаже. Так и случилось. Кабина замерла. Затем двери открылись, и я увидел спину Облонкова, шагнувшего к своей квартире. Он собирался позвонить, когда я негромко сказал:
— Привет.
Он резко обернулся. И тотчас же увидел пистолет в моей руке. Облонков понял, что ему не опередить меня; даже если он был вооружен, все равно не успел бы выхватить оружие — на него смотрело дуло моего пистолета. Я заметил, что он испугался. Губы его подрагивали.