Шли гуськом: Альдерик, два воина, Паола, еще двое, за ними Гидеон — и остальные. Снег хрустел и поскрипывал под ногами, и слышать собственные шаги казалось таким… забавным, удивленно подумала Паола. Вот уж глупости: ровным счетом ничего нет забавного в их с Гидеоном положении! Но — то ли свежий, остро пахнущий хвоей воздух ударил в голову, то ли сбросился с плеч ужас ожидания пытки — Паоле хотелось смеяться.
Эти гномы тоже не очень-то им верили, и доброжелательными их вряд ли можно было назвать, но они по крайней мере обращались с пленниками спокойно. Оставляли решение вождям, сами зная лишь одно: их дело — доставить людей к старейшинам клана. Не более, но и не менее, как выразился на первом привале Альдерик, помогая Паоле подтянуть по ноге слишком большие для девушки сапоги. Кстати сказать, результат его помощи хоть и выглядел смешно — ноги прямо поверх меховой обуви густо перевили крест-накрест узкие ремешки, — зато стало удобно, хоть пляши.
Паола спросила тогда:
— За что он нас так? Можно не доверять, даже союзникам — можно, пусть. Меня вон тоже дома, в первые дни, гномьей стрелой чуть не убили. Но он как будто хотел, чтоб мы врагами оказались. Он бы обрадовался. Что тут может быть радостного?
— Это наши внутренние дела, — отрезал Альдерик.
Сидевший по другую сторону костра Гидеон усмехнулся в открытую:
— Не такой уж секрет. Видишь ли, Паола, не все кланы горцев одобрили союз с нами. Нейтралитет во многих отношениях выгоднее. А получить подтверждение своей правоты всегда приятно.
— Не советую повторять это перед старейшинами, — буркнул Альдерик.
Тут поспела каша, и разговор сам собой увял. Паола грела руки о горячую миску и думала: а если старейшины, к которым их ведут, тоже предпочтут думать, что люди нарушили невыгодный горцам союз? И постараются добыть подтверждение?
Она взглянула на Гидеона: рыцарь спокойно ел, пристроив миску на коленях. Он же не может не понимать того, что поняла даже Паола, верно?
Может, именно потому он и сказал ей, чтобы постаралась сбежать?
Ох, Гидеон! Как плохо, что нельзя поговорить без чужих ушей!
Словно почувствовав ее взгляд, рыцарь поднял голову. И ответил, как будто Альдерику, но глядя в глаза жезлоносице, словно пытаясь втолковать ей что-то, чего нельзя было сказать открыто:
— Нельзя сомневаться в мудрости вождей. Ваши старейшины, почтенный Альдерик, все поймут правильно. Я уверен.
После, на вечерней стоянке, пока горцы рубили лапник и устраивали ночлег, она подобралась к Гидеону. Спросила шепотом:
— Все плохо, да?
— Не знаю, — ответил рыцарь. — Но ты помни, что мы говорили с тобой насчет надежды.
Паола помнила. Но вряд ли можно было всерьез думать о побеге, шагая по узкой тропке между привычными к снегам горцами, да еще и с крыльями, надежно упрятанными под теплый тулуп. Ее единственное преимущество… и не связывали, а все равно что связана!
Но по крайней мере сейчас, в пути, им ничего не грозило. Можно было даже попытаться забыть о войне, выкинуть из головы собственное зыбкое будущее и просто смотреть по сторонам, на чуждую людям, но по-своему прекрасную снежную землю.
Паоле нравился гномий лес. Был он совсем не похож на знакомые ей леса, слишком тихий, заснеженный, с подушками сугробов, лежащими не только на земле, но и на еловых лапах — до самых вершин. Метель не добиралась сюда, запутывалась в ветвях, теряла силу; яростное сверкание белизны, от которого на открытых солнцу местах до слез резало глаза, приглушалось вечными сумерками векового ельника. Здесь, правда, тоже выли волки, и не раз Паола ловила себя на мысли: одна бы я тут не прошла. Но сейчас-то она шла не одна! Десяток воинов-горцев — вполне достаточная охрана. Почетный эскорт… Гномы пересекали лес хозяевами, и временами Паоле казалось, что здешние хищники торопятся убраться с пути отряда, но возвращаются на его следы, перекрывая дорогу назад.
На второй ночевке она поделилась этим ощущением с Гидеоном.
— Очень может быть, — задумчиво кивнул рыцарь. — Слыхал я, будто кое-кто из горцев держит волков за послушных собачек.
Лес кончился на третий день пути. Ельник расступился, выпуская отряд, и Паола, охнув, замерла. Перед ними ставший уже привычным отлогий склон обрывался вниз почти отвесно, а внизу, сверкая радугами над обледеневшими валунами, ревела, кипела и бурлила река.
Шедший впереди воин дернул ее за рукав, сделал знак: пойдем. Оказалось, в отвесном обрыве вдоль стены устроен спуск-лестница, где можно сойти почти без риска свернуть себе шею. Впрочем, та скорость, с какой скатились вниз привычные к скалам и кручам горцы, все равно заставила сердце испуганно замереть, а колени предательски ослабнуть. Паола спускалась боком, уткнувшись носом в смерзшуюся глину обрыва, нашаривая ступени вслепую и гадая, уцелеют ли упрятанные под тулуп крылья, если она все-таки сорвется. Когда вместо очередной ступеньки нога нащупала круглые голыши каменистого берега, показалось — все силы враз ушли. Два гнома ухватили ее под локти и оттащили в сторонку, чтоб не мешала спускаться следующим, а она только и могла, что тихо всхлипывать. Да уж, никогда не думала, что настолько боится высоты…
Утешало одно: здесь хоть всхлипывай, хоть в полный голос рыдай, никто не услышит. От рева потока закладывало уши. Гном снова дернул за руку, махнул в направлении тропы: Альдерик, убедившись, что отряд спустился благополучно, задерживаться не стал и отошел уже довольно далеко. Паола заторопилась следом.
Скоро поток поутих, разлился вширь, а еще через пару сотен шагов влился в озеро. Здесь снова к самому берегу подступали высокие ели, а вода казалась жемчужной от отраженного в ней неба. Паола залюбовалась, приотстав, и вздрогнула от вопля двух или трех десятков луженых глоток. Приветственный рев смахнул снег с еловых лап, заметался эхом между крутых берегов реки. Навстречу отряду неслись, размахивая руками, какие-то гномы, такие же косматые и бородатые, как люди Альдерика, только одетые не в пример легче: кто в кожаной подкольчужной куртке, кто только в штанах и рубахе, а передний так вовсе полуголый, с брызгами воды на волосатом торсе. Паола остановилась: казалось безопасней наблюдать бурную встречу издали. К девушке подошел Гидеон, сказал тихо:
— Не похоже, чтоб где-то рядом был город. Наверное, другой отряд. Вопрос, как они дальше, вместе или…
Если вместе, подумала Паола, побег можно заранее считать провалившимся.
Рыцарь ошибся. Оказалось, за намытым рекой мыском их ждал корабль, а отряд Альдерика — то, что они принимали за весь отряд — был всего лишь группой разведчиков. У корабля висели круглые щиты вдоль низких бортов, и на скамьях хватило бы места для полусотни гребцов. Правда, сейчас гребцы отдыхали. Паола сидела под мачтой, над самой ее головой стойкий попутный ветер бил в парус, и лесистый берег озера быстро и плавно убегал назад.
Ветер вызвал колдун. Паола с некоторым удивлением поняла, что гномий маг ей нравится. Чем-то он напоминал Ольрика, неуловимо, но явственно. И вызывал такое же уважение.
Похоже, именно колдун был здесь главным. Хотя командовал кораблем Альдерик. Сейчас рыжебородый гном стоял у руля, сдвинув рогатый шлем со лба к затылку, и выглядел довольным, как налакавшийся сливок котяра. Заметив взгляд Паолы, прищурился — сходство с котом стало еще явственней, — огладил бороду и вдруг подмигнул:
— Люблю паруса, дева. Птицей летишь!
— Я тоже, — несмело улыбнулась Паола. Само прыгнуло на язык признание: — Если бы не война, я бы в море отправилась, на острова.
— А ты? — спросил гном Гидеона.
— А я воды боюсь. — Рыцарь потянулся, закинул руки за голову. — На твердой земле как-то надежнее.
Горец хохотнул, рыцарь тоже. Рассмеялись и развалившиеся на палубе и на скамьях воины, но смех вышел до странного не обидным. Почти что дружеским. Да они же приняли его, поняла вдруг Паола. Приняли как своего, как воины воина. Кольнуло: вот они — союзники. И собственный обман показался вдруг вдвойне, втройне постыдным. Ничуть не лучше подозрительности стража границы, заставившей того пытать невиновных.
Это не мы, напомнила себе Паола. Это приказ. Отвернулась и стала смотреть на берега, на заснеженные ели и обледенелые валуны, на мелькающие по волнам солнечные блики…
Озеро разделилось на два рукава, корабль повернул, увалившись на левый борт, и ветер повернул с ним вместе. Хорошие чары, подумала Паола, на море, наверное, самое то. Вон елки стоят, не шевельнутся, сразу видно — на берегу ни ветерка…
На обед раздали хлеб с холодным мясом, выкатили бочонок пива. Гребцы заворчали.
— Пива мало, — шепнул Паоле Гидеон. — Всего-то по кружке на брата выйдет. Ругают своего интенданта, жмотничает, говорят.
Паола хихикнула: все солдаты, видать, одинаковы. Что бородатые горцы, что усатые суровые копейщики из гарнизона ее детства… Или, может, интенданты у всех народов хороши?
На обед раздали хлеб с холодным мясом, выкатили бочонок пива. Гребцы заворчали.
— Пива мало, — шепнул Паоле Гидеон. — Всего-то по кружке на брата выйдет. Ругают своего интенданта, жмотничает, говорят.
Паола хихикнула: все солдаты, видать, одинаковы. Что бородатые горцы, что усатые суровые копейщики из гарнизона ее детства… Или, может, интенданты у всех народов хороши?
Когда поели, подошел колдун. Сказал:
— Пойдем, рыцарь, поговорим.
Паола глядела, как за Гидеоном закрылась дверь единственной на корабле каютки, и снова темная паника сжимала сердце. Насколько было бы проще, не чувствуй они за собой неправоты! Хотя по Гидеону не скажешь… знать бы, его тоже, как Паолу, мучают вина и стыд, или рыцарю императора и впрямь приказ важнее чести? Хотя, быть может, лучше и не знать. В одном он прав: идет война, и даже если они не сумеют выполнить приказ — а уж скорей всего не сумеют! — нужно хотя бы выжить. Для них найдется еще дело.
А потом война закончится, и все позабудется. Наверное.
Гидеон вышел на палубу под вечер, когда Паола все губы себе искусала от тревоги. О чем говорили с гномьим магом, не сказал. И по лицу не прочесть: такое же, совсем такое же, как всегда! Одно только: сжал пальцы Паолы, коротко и резко, не то ободряя, не то намекая — будь, мол, готова. К чему?
На ночь пристали к берегу. Развели костер, варили густую кашу с мясом, снова ворчали над единственным бочонком пива. Паола надеялась, в поднявшейся кутерьме получится поговорить с Гидеоном, но колдун упорно держался поблизости от рыцаря. Поэтому Паола просто села рядом, обронила с улыбкой:
— И все-таки плыть лучше, чем идти пешком, согласись.
Рыцарь усмехнулся:
— Я бы лучше в седло. Но отдохнул, да. Согласен. Пожалуй, это был самый спокойный день с начала войны.
Пожалуй, у меня тоже, подумала вдруг Паола. Хотя нет. Был еще один…
На глаза навернулись слезы, девушка зло шмыгнула носом:
— Кончилась бы уже эта война! Знать бы, что там дома.
— Кончится, — проговорил маг. — Лишь те войны не кончаются, дева, в которых нечего ни терять, ни приобретать.
Паола не очень поняла, что он хотел сказать. Может, даже совсем не поняла. Но почему-то стало легче.
Плыли четыре дня: озером, потом вниз по реке, широкой и быстрой, со скалистыми берегами. На реке Паоле было жутковато. Понимала: допусти Альдерик хоть малую оплошку, корабль разнесет о камни вдребезги. Но горец правил уверенно, все с тем же довольным видом. Да ведь наверняка, утешала себя Паола, путь ему знаком до мелочей! Чего бояться? И маг, если вдруг что, поможет. Вон всю дорогу ветер стоит, какой им нужен, солнце светит, чистая благодать! Но глупая паника отпускала только на стоянках. Гидеон хмурился, думал о чем-то, на Паолу если и глядел, то явно с какими-то своими мыслями, к ее нынешним страхам отношения не имеющими. И не спросишь!
Поэтому, когда к закату четвертого дня берега расступились, открыв глазам городские стены на холме за гаванью, Паола вздохнула с облегчением. Что бы ни ждало их там, она слишком устала от ожидания. Устала бояться. Пусть уж, к добру или к худу, все решится поскорей.
* * *Паола затруднилась бы сказать, приняли их как гостей или как пленников. Отведенные им с Гидеоном покои — две спальни и разделяющая их общая комната — не поражали роскошью, но были вполне удобны. Ужин тоже оказался хоть не изысканным, но сытным; правда, принесли его прямо в комнаты. А у дверей стояла стража, решительно пресекая попытки людей выглянуть из своих апартаментов.
— Ничего другого ждать не стоило, — сказал Гидеон. — Отдыхай пока, Паола.
— Что мы будем делать?
Рыцарь пожал плечами:
— Говорить. Убеждать. Торговаться. Все, что поможет договориться.
— Договориться? — растерянно переспросила Паола. — Но о чем?
— О том, что мы хотим от них получить, — ухмыльнулся Гидеон. — Просто слушай меня, Паола, и будь внимательна. Сообразишь.
— А если меня спросят?
— Переговоры — мужское дело, верно? Послушай, милая, иди спать. О завтрашнем побеспокоимся завтра.
— Ладно, — вздохнула Паола, — как скажешь.
Этой ночью за окном снова выла метель, и Паола то и дело просыпалась, едва заснув. Лезли в голову всякие страхи, вопросы без ответов, злость на Гидеона, не поделившегося с ней своими планами, а то вспоминался вдруг колючий взгляд стража границы, и тогда сердце начинало колотиться как бешеное, а по хребту рассыпались ледяные мурашки. Там, на заставе, она совсем уж было смирилась со скорой гибелью. Кто, когда вернул ей надежду? Альдерик? Гномий волшебник, так и не назвавший людям свое имя? Гидеон со своими «верь», «не бойся» и «отдыхай пока»? Снова ждать смерти молодая жезлоносица не хотела.
Но что она может? Запертая во враждебном городе, не понимая, чего и как хочет добиваться ее спутник? Чертов Гидеон, как смеет он решать один, не объяснять ничего! «Верь»! Она верит, но этого так мало! Разве трудно понять, что она тоже хочет действовать?! А не сидеть, сложив лапки, в покорном ожидании смерти или спасения!
Провертевшись всю ночь, как змея на сковороде, Паола встала уставшей и разбитой.
Она думала, их прямо с утра поведут к старейшинам, но им принесли завтрак и снова оставили одних. Время шло, тянулось, а о людях словно забыли. Гидеон то ли того и ждал, то ли просто лучше Паолы держал себя в руках — весело расправился с завтраком, не торопясь обошел комнаты, хотя искать в них, на взгляд Паолы, было решительно нечего, сел в кресло и замер, вытянув ноги и закинув руки за голову.
Паола же то стояла у самых дверей, прислушиваясь к смутным звукам, доносящимся из коридора, то подходила к окну, до рези в глазах вглядывалась в густой снегопад, то начинала бесцельно кружить по комнате.
— Да сядь же ты! — не выдержал наконец Гидеон. — Не мельтеши.
Конечно, глупо так волноваться, когда от тебя все равно ничего не зависит. Но успокоиться не получалось.
— Я не могу! Не могу сидеть, как истукан, и слушать эту тишину! Скажи хоть что-нибудь!
— Нечего пока. Жди, Паола.
— Чего?! Скажи, чего ждать?!
— Уймись! — Окрик рыцаря хлестнул не хуже пощечины. — Дождемся — узнаем. А будешь так метаться, добром не кончится.
Паола убежала в свою спальню, упала лицом в подушку и заплакала. Гидеон не пришел ее утешать.
Он прав, думала Паола. Я веду себя как дура. Я не должна мешать ему нас спасти — хотя бы мешать не должна, раз уж помочь не могу! И тут же возражала этим мыслям: кто сказал, что не могу помочь?! Почему не могу? Если бы он объяснил, что нужно делать…
Накатывала обида, и приходилось напоминать себе Гидеоновы «верь», «будь внимательна», «сообразишь»… Похоже на то, милая, что он в тебя верит больше, чем ты в него. Кто еще на кого обижаться должен.
И еще — разве можно обсуждать дела и планы там, где за любой стеной могут оказаться чужие уши!
Он прав. Надо успокоиться, перестать реветь как дура, выкинуть из головы бегающие по кругу глупые обиды. Ждать и верить.
Кажется, она задремала. Иначе разве пропустила бы звук распахнувшейся двери, голоса, шаги? Вскинулась, когда дверь хлопнула, закрываясь. Выбежала в общую комнату:
— Гидеон?
Комната была пуста. Спальня рыцаря — тоже. А в коридор Паолу не выпустили. Даже выглянуть не дали.
Боль в запястьях привела в чувство. Оказывается, она колотила кулаками в стену. Спасибо, не в дверь. Что ж за день такой!
Вдохни, Паола. Ну же, вдох, выдох, кулаки разожми, встряхни пальцами. Держи себя в руках. Переговоры — мужское дело. Сейчас Гидеон сражается за двоих, как подобает рыцарю. Нехорошо получится, если ему окажется нужна твоя помощь, а ты — в слезах и соплях.
Умыться, что ли?
От холодной воды и впрямь стало легче. Девушка привела в порядок одежду, расчесалась. Вот так — другое дело. Если позовут — хоть поначалу выглядеть прилично. Подошла к окну — и досадливо отвернулась. Опять метель. Как можно жить в этих горах?! То ли дело зеленые луга родной земли…
Если, конечно, они все еще зеленые.
Не думай о плохом.
А не можешь — вообще не думай!
Тянулось время. Сгустились за окном сумерки. Две молоденькие гномки, рыженькие, широколицые, большеглазые, принесли обед.
— Ты правда из Империи? — спросила одна.
— Да.
— Правда, что ваш император спятил?
Паола шагнула вперед; гномка шарахнулась.
— Эй, — быстро сказала другая, — она не хотела обидеть, прости. Нам просто интересно.
— Кто вам такую чушь сказал?
— Все говорят, — дерзко ответила первая.
— Это из-за того вашего купца, что за рынком лавку с амулетами держит, — объяснила вторая. — Он товара нового ждал, а ему вместо товара новость привезли. Будто ваш император объявил шпионами и предателями всех, кто торговал чарами и эликсирами. Велел схватить, допрашивать, пока не признаются, а товары в казну забрать. Ваших же, людей. Ясно же, что до такого, только спятив, додумаешься.