Ингрид сказала зло:
– Как такой подход может быть верным?
Я проговорил спокойно и холодновато:
– Этот регион дотационный весь. Как был при советской власти, таким остался. Ничего не производит, а народу как муравьев, да еще и плодятся бешено. Политики – люди практичные, половину дают перебить людям халифата, выбивая все эти развращающие свободы, что принесли русские… а вторую половину перебьем мы, зачищая местность от боевиков и… поддерживающих их.
Ингрид вскрикнула гневно:
– Замолчи! Твои шуточки отвратительны!
Я смолчал, а взгляд Вовка дал мне понять, что он думает точно так же, только вслух не рискнет даже прошептать, а вообще-то политика правильная, просто для газет привычно подаем как-то иначе.
– Вон там зеленка кончается, – сказал Гнатюк.
Ингрид посмотрела на меня, раз уж я старший, я сказал тут же:
– Еще две сотни метров, а там удобный съезд с дороги. Густые деревья, кусты, машину можно спрятать так, что в двух шагах проедут мимо, не заметят.
Гнатюк сказал уважительно:
– Видать, вы здесь побывали…
На этот раз Ингрид бросила на меня взгляд, полный превосходства и презрения, где этот мышелюб мог побывать, он в своей лаборатории может заблудиться и начнет маму звать.
Гнатюк сбавил скорость, а с указанного места уважительно присвистнул, но повернул руль. Джип осторожно съехал по крутому склону, с обеих сторон тут же начали хлестать колючие ветки.
Он сам определил лучшее место под кроной могучего дерева, что плотнее крыши накрывает огромное пространство, куда ни один зверь не сунется, чтобы не запутаться в хищных ветвях, прижал машину одним боком к стволу.
– Так?
– Все верно, – похвалил я. – Оставайтесь и ждите сигнала. Хотя догнать не удалось, но мы все равно проследили, куда ее уперли. Так что отдыхайте, но будьте наготове.
Гнатюк кивнул на темно-синее небо, где наряду с заходящим солнцем уже начал проступать и полупрозрачный полумесяц.
– Скоро ночь.
– Вернемся завтра, – пообещал я.
Вовк заверил:
– У нас сухой паек всегда с собой! Всю ночь есть будем.
Ингрид молча вытащила из машины оружие, я принял из ее рук пистолет, сама перекинула через плечо автомат, раз уж кобура с пистолетом давно воспринимается как часть тела, вроде как хвост у обезьяны.
– Платок, – напомнил я.
Женская одежда должна скрывать все части тела, кроме овала лица и кистей рук, но прятать лицо Коран не требует, Ингрид зло сверкнула глазищами, но абайю накинула поверх своей одежды, ее назначение скрывать фигуру в общественных местах, что очень удобно, можно при себе носить хоть пулемет.
Никаб отвергла с ходу, а хиджаб повязала умело и с женской грацией, закрыв не только голову, но и полностью горло и шею. Уж и не знаю почему, но этот платок лишь подчеркнул ее яркую восточную красоту, оставив открытым одно лицо.
Поднимаясь на дорогу, я оглянулся, машины не видно, ребята умело укрыли ее ветками.
– Ты как? – спросил я.
Она буркнула:
– Это я должна спрашивать, ты как?
– Но спросил я.
Она огрызнулась:
– За себя беспокойся! Даже и не знаю, чего я с тобой пошла.
– Твоя женская натура, – сказал я, – это я так, для красивости, верит в меня! Доминант, как ни верти. Твои здоровые инстинкты, минуя слабый аналитический отдел твоего женского мозга, говорят уверенно, что тебе как субдоминанту, нужно верить такому самцу и следовать за ним. Сим победиши, как сказал огненный ангел императору Константину!
– Свинья, – огрызнулась она.
– Наблюдается некое однообразие, – заметил я.
– А если ты всегда и во всем свинья?.. Что, вот так и войдем в город?
– Я знаю арабский, – сообщил я, – хотя, думаю, практически все здешние боевики знают и русский. Но часть руководящего состава должна быть настоящими арабами. Сирийцами, иранцами или даже саудитами…
– И чем тебе это поможет?
– В городе поможет, – ответил я. – Нужно только блокпосты пройти. Лучше бы незамеченными.
Она посмотрела на небо.
– Тогда лучше ночью?
Жаркое южное солнце уже нависает над горизонтом, тени вытянулись, стали черными и гигантскими. В пронзительно-синем небе проступил полупрозрачный полумесяц, обещая через пару часов заблистать ярко, освещая мир альтернативным светом.
– А ты хороша, – сказал я и уточнил, женщины не всегда сразу соображают, – даже очень красивая. Кто бы подумал..
– Не подлизывайся.
– А как, – спросил я, – уговорить тебя почесать меня?
– Просто скажи. Ладно, уже сказал.
Глава 13
Орлы видят восходящие потоки, что означает теплые массы воздуха, поднимающиеся от земли, это позволяет крупным пернатым экономить усилия на взмахивание крыльями, они просто перемещаются от одного такого потока к другому, могут парить целыми днями, высматривая на земле добычу.
Те, кто не научился видеть эти восходящие потоки, либо вымерли, либо остались мелкотой, а человек хоть и рожден для полета, но все же птица без перьев да еще с плоскими ногтями, это ему и не нужно, разве что в жаркий день видим, как над головой идущего человека пляшут в столбе поднимающегося от макушки горячего воздуха мелкие комарики-толкунцы, а потом, присмотревшись, можем заметить, что воздух над головой человека слегка дрожит и размывает очертания предметов.
Разницу в температуре я начал улавливать только здесь, без термометра могу сказать не только, на каком делении остановился столбик термометра в воздухе на свету и в тени, но и насколько прогрелась земля, стена, обшивка автомобиля…
– О чем мечтаешь?
Голос наглый и противный, хотя я за это время почти успел пересчитать все звезды в нашей вселенной и мог бы начать считать атомы.
– Если скажу, – ответил я, – что не о тебе, сильно обидишься?
– Рассвирепею, – пообещала она.
– Только не бей, ладно? – попросил я. – Науку и так всегда угнетают. Бруно сожгли, Галилея на коленях заставили отрекаться, меня чесать отказываешься…
– Что? А чем все это время занималась?
– Какие-то полчаса, – сказал я недовольно, – разве это хорошая работа? Это халтура, а не чес. Нужно с чувством, с азартом, но нежно и чувственно.
– Надеюсь, – сказала она, – на блокпостах не сидят в очках ночного видения.
– Пройдем распадками, – успокоил я. – Можешь поспать.
– А ты?
– Но мы же партнеры!
Она закрыла глаза и сделала вид, что засыпает. Я выждал, занятый в виртуальном мире своими мышками, а когда ночь перевалила через гребень, выждал еще чуть и легонько потрогал за теплое плечо Ингрид.
Она тут же распахнула огромные глаза.
– Что, снова?.. Ах, уже полночь…
– Пора, – сказал я с сочувствием. – Остался только гражданский долг…
– Да иди ты… Я готова.
– Сперва проснись, – посоветовал я. – Привыкни к темноте. Глаз полностью адаптируется за сорок пять минут, но и пяти хватает, чтобы проблыматься… Топай за мной, но не топай, смотри под ноги.
– Дорогу запомнил?
– Не так хорошо, как твои вторичные, но все-таки… Пошли!
Пригибаясь, останавливаясь и прислушиваясь, мы осторожно двинулись в сторону полуразрушенных, а где и разрушенных полностью домов. Я постоянно сверялся со спутниковыми снимками, все в сероватых тонах, но в инфракрасном диапазоне люди проступают багровыми точками, даже если недвижимы и в густой траве.
Я пробормотал:
– Что-то ночных клубов не видать… Пора бы нам уже наткнуться, город достаточно разнуздан… Чтоб со стриптизом, танцами у шеста, голыми девками, кокаином и азартными играми…
Ингрид сказала холодно:
– Чего вдруг?
– Да так, – сказал я недовольно. – Как-то показалось вот… что надо обязательно зайти в ночной клуб, выпить элитного виски, иначе ничего не получится… Как-то неполно…
– А ты какое пьешь?
– Вообще не пью, – вздохнул я.
– Тогда идем мимо, – ответила она неумолимо. – Интеллигент хренов.
– Боишься, – сказал я понимающе, – что там тебя все узнают? Как бывшую элитную танцовщицу у шеста? Для меня станцуешь?
– Если освободим внучку, – ответила она.
Луна снова высунулась из темного облака, тут же залила злым призрачным светом неопрятную траву и где глиняные, где каменные стены остатков зданий.
Ингрид вжалась в землю, часовые в это время как раз и просматривают все на своем участке, но как только луна перебежала под темную мантию другого облака, Ингрид тоже вскочила и, сильно пригибаясь, я бы так не смог, побежала за мной.
Я заметил, что хотя она ступает бесшумно, двигается как тень, но то и дело старается держаться так, чтобы прикрыть меня даже своим телом, как бы я полный слабак, а она вот крутой мужчина.
Я сказал шепотом:
– В домах тоже могут быть сторожевые посты. Или хотя бы располагаться боевики.
– Можем ползком, – предложила она. – Я обучена.
– Я нет, – отрезал я. – Что делать, я из благородных. Голубая кровь, белая кость. Ни за что не стану ползать на брюхе, если нет острой необходимости.
– Свинья, – сказала она. – Как будто я стану ползать, если не будет необходимости!
Я ответил отстраненно:
– Да кто вас, профессионалов, знает… Погоди чуть. Дай прислушаться.
Она затихла, я тщательно просматривал землю с высоты спутников, зумил до предела, пока крупные пиксели не заполняли поле зрения целиком, отодвигал, всматриваясь в багровые точки.
– Мой острый нюх говорит, – сказал я, – что вон там лисья нора, а левее пробежал зверек покрупнее… Что за дурак, по ночам бегает… Дня ему мало.
– Это ты дурак, – шепнула она злорадно. – Звери как раз ночью и охотятся.
– Сумасшедшие, – сказал я. – Романтики… А люди только вон в том доме, что слева.
– Берем правее?
– Да, – ответил я. – Нас заслонят руины вот тех двух, дальше вообще что-то вытянутое, то ли школа… зачем она халифату, то ли цех для переработки грецких орехов… Или наркоты. Долой тиранию с ее запретами! Наркоту всем и без ограничений!
Она прошипела:
– Над этим не шутят.
– Правда? – спросил я. – Сейчас над чем только не шутят. Перевешал бы всех… Чтоб не конкурировали. Та-а-ак, выдвигаюсь…
Она шепнула:
– Как там?
– Чисто, – ответил я. – Давай сюда!
– Как ты видишь в темноте?
– Есть такое заболевание, – сообщил я, – потом посмотришь в Вики.
– Хорошее заболевание, – сказала она. – Хочу и себе такое.
– Да? – спросил я с сомнением. – Только вот на потенции сказывается.
Она фыркнула.
– Врешь. Почему на тебе не сказалось?
– Правда? – спросил я. – Ты мне льстишь, но все равно приятно.
В одном из домов с выбитыми дверьми и окнами увидели трепещущий свет огня, кто-то развел костер, а когда тихонько прокрадывались мимо, услышали заунывную резкую музыку.
– Любители приключений, – сказал я с неодобрением. – Гранату туда бросить, что ли?
Она зашипела:
– Ты чего?.. У нас что, гранаты есть лишние?
– Да так, – ответил я. – Чего веселятся, когда я вот ногу ушиб, а ты маникюр поцарапала…
– Не будь таким злым.
– Надо, – ответил я со вздохом. – Добро должно быть с кулаками, и пользоваться им постоянно. Добро нужно нести в массы!.. Эх, не понимаешь…
Она буркнула:
– Не всем выпало несчастье заниматься наукой. Есть и счастливые люди.
– Истребить, – ответил я с решимостью. – Счастливые люди – гири на ногах прогресса. Счастливые только лежат и слюни пускают. А прогресс двигают злые и недовольные.
Блеснул свет, из-за дальних домов вынырнула машина, ослепив нас дальним светом фар, пронеслась в нашу сторону, Ингрид напряглась, готовая стрелять, я сказал предостерегающе:
– Тихо. Присядь, проедут мимо.
– Откуда знаешь?
– Я милого узнаю по походке, – пробормотал я. – Что ты за женщина, такая бесчувственная…
Машина пронеслась в стороне и пропала за развалинами.
– Надо перебежать через площадь, – сказал я. – Хреново. Но придется.
Она сказала резко:
– Я пойду первой. Если увидишь опасность, кричи громче.
– Если голос от страха не перехватит, – пробормотал я. – Страшно же, аж жуть.
Она, держа автомат на изготовку, побежала теми же короткими, но быстрыми шажками, готовая в любой момент упасть, перекувыркнуться и выстрелить в цель.
Я прикрывал, держа пистолет обеими руками, но пока чувство опасности спит, хотя в городе есть люди, и достаточно близко, но это либо бомжи, стянувшиеся сюда на легкую добычу, все-таки есть халявное жилье, а на пропитание можно украсть или заработать в соседних поселках…
Глава 14
Долго пробирались среди руин, улицы завалены обломками стен с торчащей в небо арматурой, разорванной чудовищными взрывами. Пробираться приходится под стенками, но в северной части города уцелел целый квартал, хотя окна и в тех домах зияют темными провалами.
Ингрид ткнулась в мою спину, когда я резко остановился.
– Что случилось?
– Здесь подождем утра, – сказал я. – Заходи!
Дверной проем зияет черным провалом, Ингрид попыталась войти первой, но я опередил, по выщербленной осколками лестнице поднялся на второй этаж, одна из квартир даже с дверью, но не заперта.
В прихожей вешалка на стене, на другой потрескавшееся зеркало, дальше кухня, где ни воды, ни света, но в спальне уцелела как кровать, так и одеяло, грязное и залитое чем-то вроде давно застывшего кетчупа.
– Да, – сказал я с чувством, – похоже, в этом городе стриптиза лучше не ждать…
– Какой стриптиз? – прошипела она зло. – Думай, о чем говоришь! Здесь крепкие нравственные устои.
– Но чадры не носят, – заметил я. – Даже паранджи…
– Зато никабы, – сказала она с удовольствием. – Одна я в хиджабе.
– Блин, – сказал я недовольно. – Не могла эта Абигель похититься где-нибудь в более раскрепощенном месте? Например, в Лас-Вегасе…
Она посмотрела косо.
– И туда бы полетел?
Я сдвинул плечами.
– Английским владею лучше, чем арабским. А тут вряд ли казино встретишь…
– Азартные игры есть везде, – заметила она. – Где человек, там и азарт.
– Меня сами игры интересуют мало, – ответил я. – А вот стриптиз… Ты бы точно не утерпела, верно?.. Ладно-ладно, не шипи, я вижу, устала и раздражена, таких женщин лучше не трогать. Можешь лечь на коврик. Или подремать вон в том кресле, почти целое. Рассвет через два часа. А день через пять.
– А день не с рассвета?
– Рассвет в это время года в три часа. Кто теперь встает по солнцу, как неандерталец?..
Она негодующе хрюкнула и села на пол, скрестив ноги и прислонившись к стене, дескать, йоги могут спать и вот так, выкуси.
Похоже, в самом деле заснула, даже завидно, никакой тебе тургеневскости в современных женщинах, либо стервы, либо дуры, хотя, конечно, все мы с готовностью выбираем дур, но Ингрид не вписывается ни в одну из категорий.
Через час я сказал строго:
– Хватит спать! Госдеп никогда не спит, козни строит мировому капитализму!..
Она распахнула еще сонные глаза, но тут же взгляд стал строгим и настороженным.
– Уже?
– Можем выдвигаться, – сказал я. – Улица опустела. Поправь платок, лицо должно быть хоть и строгое, но благочестивое.
– Это как?
– Откуда я знаю, – буркнул я. – Сингуляр ничего не чтит в этом уходящем мире разумных питекантропов.
– А ты уже сингуляр?
– Готовлюсь. Запомни, на встречных не смотри так уж прямо. Это неприлично. Хотя ладно, если что, ты берберка. Или бедуинка. На выбор. Правда, выбор что надо?
Она спросила шепотом:
– А что за берберизм?
– У них женщины рулят, – сообщил я. – Матриархат. Хорошо хоть мужчины пока без чадры ходят.
– Жаль, – сказала она мстительно. – Я бы выжгла на тебе свое клеймо, чтобы все знали мою принадлежность!
– Ого, – сказал я, – Ахматова?
– Цветаева, – ответила она, но я уловил в ее голосе сомнение.
– Блин, – сказал я потрясенно. – Ты что, и читать умеешь?
– Нет, где-то услышала. В стрип-баре.
Разговаривая, я ловил все телефонные переговоры в городе и через несколько минут уже знал, что из двадцати трех групп, как сказали бы у нас, бандформирований, хотя сами они считают себя борцами за свободу, всего три выделяются силой, оснащенностью и дисциплиной, как и хорошей воинской выучкой. Остальные просто романтики, уголовники, дезертиры, мародеры и просто искатели приключений, уставшие в свои семнадцать лет от долгой и однообразной жизни.
– Ну, – сказала она в нетерпении, – сколько будем здесь сидеть?
– В ночной клуб восхотелось? – спросил я понимающе. – Погоди, пусть вон те пройдут этой дорогой, тогда и выйдем…
– А кто они?
– Видишь черные повязки на головах? Это гевонги. Одна из по-настоящему опасных групп. В ней в основном обстрелянные бойцы из горячих точек. Конкурируют с ними только хахалцехи, там ребята не такие умелые, но зато все фанатики и шахиды, им поперек дороги лучше не становиться…
Улица заполняется мужчинами с черными повязками, сперва продвигались к ее северной части, но из домов выскакивают все новые бойцы, начался радостный галдеж, я понял, что к хахалцехам прибыло подкрепление, теперь наверняка постараются отжать у соперников власть во всем городе.
Ингрид выглядывала из окна на мгновение, тут же пряталась, что абсолютно правильно, картинка схвачена, а смотреть неотрывно и непродуктивно, и есть риск быть замеченной. Хотя мы уже свои, но кто-то вдруг решит, что женщина осталась одна, нужно срочно оказать ей покровительство…
За окном неожиданно вспыхнула пальба. Я осторожно выглянул, в кузове потрепанного грузовичка толстый мужик с бородищей что-то орет, простирая руки к небу, будто солнцепоклонник. В экзальтированной толпе вскидывают над головой автоматы и палят в небо вовсю, орут, пританцовывают в экстазе и стреляют, стреляют, стреляют…
Ингрид услышала, как я простонал, спросила резко:
– Ты чего? Очень страшно?
– Аж жуть, – признался я. – Это даже не представляю что… Каждый патрон от доллара до двенадцати, в зависимости от типа оружия, а вон у того, видишь, элитный спецназовский винторез?.. патроны доходят до пятидесяти долларов за штуку!…