27 декабря, в день своего рождения, пятидесятитрехлетний Богдан Хмельницкий во главе своего победного войска входил в Киев и навстречу гетману вышел под гром пушечного салюта весь стольный город, назвав его «Моисеем, спасителем украинского народа от польского рабства». Шумело над огромным войском родное малиновое знамя, отражались блики от мушкетов и сабель, гудели литавры и били барабаны, и блистала над всеми полками гетманская булава в бирюзе и рубинах. Все понимали, что за этот 1648 год Украина стала совсем другой, потому что веками нарывавшийся на боевого украинского казака зажравшийся польский шляхтич, наконец, смог это сделать и получил заслуженное. Государственная связь Украины и Польши разлетелась в прах, но в течение нескольких январских дней 1649 года Богдан Великий создал продуманную программу Казацкого государства, которое вскоре стали называть Гетманщиной, страной Войска Запорожского.
На сыпавшиеся со всех сторон предостережения от доброжелателей украинского народа о том, что он не должен получить свободу, пока не научится с ней обращаться, Богдан Хмельницкий отвечал, что тогда вообще не нужно заходить в воду, пока не научишься плавать. Гетману доказывали, что народ темен, он в цепях рабства и получив свободу, он станет жечь и уничтожать все, считая это своей свободой. Его убеждали, что сначала народ надо просветить, образовать и это дело совсем не одного года. Когда великолепному Богдану в сотый раз сказали, что свобода – это мудрость, а не разбой, гетман яростно ответил, что шляхта, наконец, пожнет то, что посеяла и за удобную для нее слепую покорность получит слепую ярость:
– Вы, панове, лисицы хитрые, хорошо везде проскальзуете, жаль только не умеете за собой следы замести. Соскучились бесы за вами, как изгнанный черт за пеклом. Не пугайтесь, вы в ад не попадете, там уже ваши сотоварищи все места заняли. Я добьюсь, что задумал: освобожу из ляшской неволи весь украинский народ!
Уже несколько раз характерники прикрывали отчаянного Богдана от отравы и кинжала; и встречавший его в Киеве иерусалимский патриарх Паисий, благословивший нового светлейшего украинского князя на борьбу с польскими оккупантами, очень просил гетмана «не пить и не есть со всякими, а то испортят». Богдан массово переводил посполитых в казаки, чтобы они стали лично свободными людьми, которым полагались земельные наделы. Он начал распределение земель Войску Запорожскому и создал государственный аппарат Гетманщины. Хмельницкий специально не захотел руководить казацкой державой из древнего Киева, чтобы не отупеть чувствами, не забронзоветь, не успокоиться на том, что уже сделал, а значит, вскоре обязательно погибнуть от собравшегося с силами могущественного врага, и командовал войском из треугольника Белая Церковь – Переяслав – Чигирин.
Вся отвоеванная от шляхты земля в Киевском, Черниговском, Брацлавском, Подольском, Волынском воеводствах и в Мозырском повете была поделена на шестнадцать полков-областей и сотни-районы. Командовавшие ими полковники, сотники и сельские атаманы вместе с военными выполняли административные и финансовые обязанности. В городах действовали магистраты, в местечках ратуши. Хмельницкий с полковниками и старшиной создал украинскую финансовую, таможенную и налоговую систему, начал чеканку украинских денег, утвердил украинскую государственную символику – знамя малинового цвета и герб с изображением казака с мушкетом на плече.
Высшим законодательным органом Гетманщины стала Генеральная Рада Войска Запорожского во главе с Радой Старшин, в которую входили генеральная старшина, полковники, высшее духовенство, заслуженные сотники и городские старшины. Рада утверждала законы, решая вопросы войны и мира, внешнеполитические, административные, военные, экономически проблемы, являлась верховным судом, избирала и снимала гетмана. Решения Генеральной Рады под угрозой смерти была обязательны для всех.
Гетман командовал администрацией, войском, дипломатами, финансовой и судебной системой, Генеральной канцелярией и генеральной старшиной. Богдан Великий, в отличие от демократической насмешки Жечи Посполитой, создал первую реальную республику в Восточной Европе, в столице которой Чигирине с 1649 года находились четырнадцать иностранных посольств и тридцать посольств гетман ежегодно отправлял в соседние государства.
Не успело Войско Запорожское вернуться в Белую Церковь, как гоноровое панство повалило в Подолию и Волынь, опять начав казни украинского населения. Великий литовский гетман Януш Радзивилл зверствовал у Мозыря, и Хмельницкий направил ему письмо, текст которого стал широко известен: «Карать и на колы сажать нам тоже было кого, потому что имели в руках до пяти тысяч панов и шляхты, однако, зная, что за виновных нельзя мстить невиновным, я приказал их всех отпустить и ни один из тех, кто попался в наши руки, не был казнен».
Радзивилл, конечно, шляхетно не унялся и Хмельницкий тут же заявил, что сам придет проводить его до Вильно со всем Войском Запорожским. Радзивилл, видя как мгновенно украинский гетман поставил полки от Чигирина до Случи, прикрывая население от садистов-шляхтичей, быстро ушел домой, не дожидаясь казацкого сопровождения.
Богдан контролировал всю международную ситуацию вокруг Украины, и эта работа занимала львиную долю его растянутого до не раз отодвинутого предела времени. Новоизбранный король Речи Посполитой и сенат, пообещав казакам Луну с неба, тут же направили посольство в Стамбул с требованием низложить хана Ислам Гирея за помощь казакам. Визири малолетнего султана, взяв богатые подарки, трогать сильного крымского хана, конечно, не стали, но властитель ханства, которому знавший все гетман подробно и доказательно рассказал о польском посольстве в Турцию, пришел в ярость и подтвердил союз с Войском Запорожским на 1649 год, что означало не удар в казацкие спины без предупреждения и особой надобности. Хмельницкий немного успокоился за южный тыл и перевел свои уставшие глаза западнее и восточнее.
За протекторат над Молдавией и Валахией давно спорили Турция и Польша и государи этих княжеств предложили Украине союз, чтобы вместе добиваться независимости. Трансильванский князь Ракоци, вместе с Яном Казимиром баллотировавшийся на польский трон, предложил Хмельницкому скинуть Яна Казимира, чтобы занять его место, взамен обещая признать Украину. Москва, не раз битая Варшавой, уклонялась от конфликта с Польской Короной, но жаждала богатого реванша, правда, как обычно, не готовая к войне.
В Варшаве дебелое панство, выпучив глаза и вывалив необъятные животы, за что называя себя польскими ястребами, традиционно орало: «От свирепых зверей Хмельницкого, шипящих как гадюки в болоте, Речи Посполитой случилось такое разорение, какого не бывало с тех пор, как существует Польша. Следует вести против мятежников войну и карать их до конца! Лучше всем нам умереть, чем уступить своим хлопам!»
Умные властные поляки, традиционно находившиеся в меньшестве, говорили, что Речь Посполитая идет ко дну, но пышное панство с залитыми кровавым золотом глазами и ушами не слушало их пророчеств, тоненькой струйкой растекавшихся по огромной стране:
– Чем шляхетство заплатило казакам за пролитую за Речь Посполитую кровь? Насилиями и утеснениями. Казаки подняли мятеж по крайней необходимости. Все это дело панской гордыни, напрасно грабившей и разорявшей наших старых древних слуг.
Несчастная Речь Посполитая! Эти слепцы-шляхтичи губят ее надежнейший оплот и готовят стране могилу. Зажравшийся до безумия панский эгоизм нарвался на казацкое чувство самосохранения и мести и вот-вот придет в ужасное столкновение. Огненная месть подпитается злобой и разгорится в слепое ожесточенное пламя, которое потеряет цель и причину, а затем кровавой рекой разольется на правых и виноватых. Потекут реки крови в багровые озера и станут казаки и шляхта уничтожать друг друга, и полетят в тартарары все труды человеческие. Заменят везде молебны панихиды и Речь Посполитая обрушится в долгое безмолвие смерти.
Бросят после этого свою родину ее гоноровые дети на произвол судьбы, и рухнет Речь Посполитая в ад, а под своими обломками погребет не только извергов рода человеческого, но и всю тупую и чванливую шляхту.
Слушали умные пророчества истерзанные посполитые и отрешенно добавляли:
– Туда и дорога этому никчемному панству. Мы проводим.
В начале февраля в Переяславе начались переговоры гетмана с королевско-сенатским посланцем – лицемером Киселом. Хмельницкий сразу понял, что посольство приехало с пустыми руками, чтобы только обманывать, выпытывать и вынюхивать.
– С чем приехали – с тем и уедут, – спокойно заявил Богдан и легко показал всей Европе, что в срыве переговоров виноваты поляки. Подробности посольских бесед с удовлетворением, восхищением и ненавистью обсуждала вся Речь Посполитая.
Уверенный казуист и неоправданный софистик Адам Кисел с удовольствием вещал спокойному, как черноморская скала, гетману:
– Ты не думаешь о будущем, потому что ослеплен настоящим. Ты видишь только свое счастье, но оно подобно хрупкому стеклу. Желание успеха мешает тебе оставить войну. Оставь гордость. Ты хочешь спасти Украину, но погубить Польшу. Если поляки, литвины и Русь будут губить друг друга, то живущие около нас народы вспомнят наши давние и свежие обиды и завоюют всех нас. Оставь гнев и надежду на брань, вовремя принеси покорность, иначе найдешь погибель со всем украинским народом и кровь невинных падет на твою душу.
Нельзя такой гоноровой шляхте издеваться над людьми даже при опасности внешней угрозы, вежливо ответил Богдан Хмельницкий:
– Нельзя удержаться от меча и до тех пор мы будем держать его обнаженным, пока хватит жизни и пока не добьемся свободы. Лучше положить голову, чем вернуться в неволю. Наша судьба – жить с обнаженной саблей, если хотим быть свободными. Фортуна переменчива, но в конце концов побеждает справедливость. Короля мы почитаем, как государя, но шляхту и панов ненавидим до смерти и друзьями им не будем никогда! Если они перестанут нам делать зло, мир заключить нетрудно. Если опять начнут хитрить и резать людей как кур, война неизбежна.
Выдайте мне Чаплинского и покарайте ката Вишневецкого, потому что именно они причина кровопролития и смуты. Виноват и Потоцкий, но он получил свое. Виноват и Конецпольский, похититель чужих имений, раздававший Украину подонкам. Если этого не сделаете, тогда или мне погибнуть со всем Войском Запорожским, или всем сенаторам, королятам и шляхте лечь в могилы. А я все равно оторву всю Украину от несусветных ляхов. Скажите это королю.
* * *Послы хотели торжественно вручить Хмельницкому переданные королем гетманскую булаву, знамя с польским орлом и привилей о гетманстве. Когда послы узнали, что вручать клейноды будут не во дворце, а на переяславской площади перед всеми казаками и посполитыми, то заявили, что отказываются это делать, потому что не хотят даже случайно и ненадолго смешаться с украинским быдлом. Кисел, едва выйдя от Хмельницкого, тут же предложил гетманскую булаву его побратиму Михаилу Черноте, показав ему подписанный королем пустой гетманский привилей. Генеральный обозный спокойно плюнул в полномочного польского посла-недоумка и тут же рассказал обо всем Хмельницкому, который быстро решил, что это хороший повод открыть карты с Польской Короной, а заодно устроить послам публичную показательную порку.
Когда Богдану на площади, где собралось войско, послы все-таки вручили гетманские клейноды Яна Казимира, Хмельницкий громко и жестко заявил:
– Зачем вы, ляхи, принесли эти цацки? Чтобы опять нас втянуть в неволю хитростью?
Генеральный писарь читал всей толпе и, конечно, в присутствии турецкого и татарского послов, требования сената и короля к гетману Войска Запорожского: «оставить чернь, чтобы крестьяне пахали, а казаки воевали, а гетман чтобы лучше уничтожал неверных, чем христиан, а для этого пошел за границу».
Услышав польские требования, казацкая площадь расхохоталась. Богдан поднял изумрудную булаву и заговорил в наступившей мгновенной тишине:
– Доказывать ослу, что он осел, может только осел! На Украине ослы не водятся, если только ближе к Висле. Вы, ляшки-панки, будете писать мне условия пером – а я их вам подпишу саблей. Не обещайте нам принудительный рай, без возможности выйти оттуда. Наше восстание – не затмение казацкого ума, а Украинская революция. Никогда наши сабли не покроются ржавчиной, как панские, никогда куры-наседки не устроят гнезда в наших шлемах, как в шляхетских.
Вы будете воевать с нами, даже если на всю Речь Посполитую останется сто панов. Ну что же, кровавой войной будем выбиваться из шляхетской неволи!
* * *На этих странных домашних переговорах в переяславском казацком дворце, Богдан, видя как Кисел лживо тянет кота за хвост, продуманно взорвался яростной речью и послы докладывали в сенате, что это было так страшно, что они все одеревенели от ужаса:
– Из вашего посольства ничего не выйдет, а только война через месяц! Было у вас время разговоры со мной разговаривать и теперь, и когда Потоцкий искал меня на Днепре, было и после Корсуни и после Замостья. Теперь другое время. Теперь я выбью из ляшской неволи весь наш народ, и воевать буду за нашу веру православную и помогут мне все посполитые до Люблина и Кракова. А народ мне поможет, потому что нами движет правда. А я посполитых не брошу никогда, потому что они наша правая рука – люди, которые, не вытерпев хлопства, ушли в казаки.
Соберу двести, триста тысяч своих бойцов и создам княжество на Украине по Львов, Холм и Галич. Выверну вас всех, ляхов, вверх ногами и потопчу под ноги свои, а потом турецкому султану в неволю продам! А встав на Висле, скажу вам ляхам, магнатам и шляхте – сидите и молчите ляхи, а будете брыкаться, найду и за Вислой. Ноги вашей не будет на Украине! Будете приходить к нам только с добрыми намерениями, с открытым сердцем, послушные королю.
А король Речи Посполитой должен быть королем, вольным в своих решениях. Согрешил короленок – шею ему отрезать, согрешил казак – ему то же самое! Не захочет король быть свободным – я, не монарх, но вождь украинский, буду делать то, что нужно моему народу!
Договорившись о перемирии до первой майской травы, Кисел повез в Варшаву предложения Хмельницкого об автономии Украины в составе Речи Посполитой, с границей по Случь, Горынь, Припять, Брацлав и Каменец. Гетман потребовал у Варшавы лишить Бешеного Ярему булавы великого коронного гетмана и сейм согласился на это, сделав Иеремию Вишневецкого посмешищем всей Польши. Во главе армии встал сам король, назначив себе в заместители – региментари семидесятилетнего Фирлея, пилявицкого Остророга и бесшабашного Ландскоронского.
Об остальных казацких требованиях сенаторы даже не говорили, просто выслушав вдохновенно лживую речь православного украинского сенатора-посла Кисела:
– Отечество в опасности! Казацкое войско наготове и земля украинская поднимается, а к казакам приходит иноземная помощь. Хмельницкий думает уже не о казачестве, а о независимой Украине и хочет нахлынуть внутрь Польского государства. Везде готовят оружие. Надежды нет. Нам остается готовиться к войне или склонить голову под ярмо презренных хлопов!
Королята послали в Чигирин тайных убийц. Охоту на Хмельницкого координировал оставшийся наблюдателем в гетманской ставке личный королевский секретарь, украинский православный шляхтич Петр Смяровский. Характерники проследили, как секретарь искал себе казацких помощников, сумев все же подкупить четверых старшин и писарей из администрации, доложили обо всем гетману и Смяровский со своими польскими и украинскими сообщниками был позорно казнен в Чигирине, как шпион и тайный убийца.
* * *Богдан Хмельницкий уже знал, что сенат просил о военной помощи у первого министра Франции Джулио Мазарини, но ученик гениального Ришелье не сделал, конечно, очевидной политической глупости. Сенат и королята устраивали и устраивали антихмельницкие заговоры, уперто, не уступая Украине ни в чем, пытались натравить на нее всю Европу. Соглашались потерять половину национального достояния, но только оставить за собой украинские молочные реки и кисельные берега, потому что шляхта по праву рождения никогда и ни за что не осквернит свои руки работой, а вечно будет присваивать себе результаты чуждого труда.
С февраля 1649 года гетман блокировал все попытки Польской Короны организовать интервенцию на Украину, раз за разом, без конца и всегда показывая Европе мерзость и садизм шляхты, добавив к этим двум важнейшим человеческим порокам ее позорную трусость и подлость.
Гений Богдана Великого отчетливо видел, что польская шляхта до смертельного конца будет вешать на украинский народ прежнее ярмо. Впереди бесконечная война, в которой шляхта и казаки не смогут нанести друг другу решающее поражение, а будут после тяжелейших военных компаний подписывать мирные договоры, которые не будут выполнять, и расходиться по своим землям и готовиться к новой резне. Только территория Польской Короны не будет подвергнута военному опустошению и воевать вместо обожравшейся шляхты будут наемники. Ничего этого Украина позволить себе не может.
Маленький характерный отряд гетмана опять ехал от Белой Церкви в Чигирин и в Субботов и Богдан все думал и думал о будущем. Нельзя создать Украинскую автономию в составе Речи Посполитой. А где можно? И где лучше? Конечно, лучше независимость, чем протекторат, но ведь не дадут воли соседние монархии! Богдан повернул голову налево к сотнику личной охраны Максиму Гевличу:
– Что это, хлопцы, мы словно сметану везем?
Гей, живее вперед, гойда!
Характерники заулыбались, видя, что их герой немного успокоился и в ту же секунду частый звук шестидесяти копыт боевых коней до отказа наполнил бескрайнюю степь.