Стеков вновь цепляет очки на нос, встаёт, машет рукой, останавливая такси. А я мимоходом смотрю на окошечко сканера.
Стрелка указывает куда-то в сторону тюрьмы. Но уж никак не на Стекова!
— Чёрт! — кричу я, вскакивая. Чашечка летит со столика на каменные плиты тротуара, звонко разлетается вдребезги. Лже-Стеков с улыбкой оборачивается:
— Что случилось, Ксюша?
Я молчу. Мне хочется разреветься. Я дура, я самая настоящая дура! «Лети дальше, орёл!» Меня провели так просто и изящно… стоило чуть-чуть пошевелить мозгами…
— Не надо так убиваться. — Лже-Стеков мягко берёт меня за локоть. — Ничего ужасного не случилось, поверьте.
— Где он? — выпаливаю я.
— Тоха? Думаю, уже вернулся в тюрьму.
— Вы понимаете, что стали соучастником? — спрашиваю я. — Учтите, наш разговор пишется, и…
— Я по-прежнему зову вас на прогулку. — Лже-Стеков совсем не выглядит напуганным. — Кстати, вы не задумывались, Ксюша, зачем виртуальную тюрьму поместили в Диптаун?
Молчу. Всё полетело кувырком, я вспугнула преступника, провалила инспекцию…
— Что стоило создать для тюрьмы отдельное виртуальное пространство? — продолжает лже-Стеков. — Никаких побегов, даже теоретически.
— Думаете, большие шишки наверху это понимают? — отвечаю я. И мысленно хватаюсь за голову. Что я делаю? Спорю с преступником, ругаю перед ним начальство!
— Понимают. Ну что, поехали?
Оглядываюсь — невдалеке, у перекрёстка, стоит полицейский. Обычный диптаунский полицейский, крепкий, с располагающим добрым лицом. Белая форма, бляха с номером. На поясе кобура с пистолетом, наручники, рация. Стоит лишь крикнуть — и моего собеседника арестуют. Никуда он не денется.
Но я уже понимаю, что звать полицейского не стану. Стеков задал тот самый вопрос, что мучил и меня.
Почему тюрьма не изолирована?
И ответ лишь один.
Для того, чтобы было куда бежать.
0101
Такси петляет по Диптауну, повинуясь указаниям фальшивого Стекова. На первый взгляд — без всякой системы, но я замечаю — мы то и дело выскакиваем из российского сектора в японский, китайский, немецкий, американский сектора.
Путает след. Грубо, но эффективно. Конечно, если слежка не ведётся на уровне провайдера.
И мой спутник думает о том же.
— Через кого ходишь, Ксюша?
— Я не Ксюша, — наплевав на все, отвечаю я. Гори оно огнём… — Меня зовут Карина.
— А меня Чингиз. На самом деле. Так через кого?
— Москва-Онлайн.
— Угу… — с явным удовлетворением заключает Чингиз. Не таясь, достаёт пейджер, не глядя на клавиатуру, набивает письмо.
Неужели у него есть сообщники среди провайдера?
А почему бы и нет? Москва-Онлайн — одна из самых популярных компаний. Если Чингиз серьёзный человек — а он такое впечатление производит, — то мог заранее обзавестись знакомыми в самых популярных и крупных конторах.
— Остановите у памятника Последнему Спамеру, — командует Чингиз программе-водителю.
Я это место знаю. Была в глубине такая профессия — спамер. В невиртуальную эру они рассылали рекламные письма с арендованных на раз адресов. В начальный период глубины занялись рекламой лично. Создавали простенькие программы в виде обаятельных молодых людей и симпатичных девиц, которые бродили по улицам и приставали к каждому встречному: «Простите, вы ещё не слышали удивительную новость? Открылся замечательный бордель „Интеллектуальная страсть“…»
Давили их долго. Отстреливала полиция, гонялись за ними провайдеры… Но уничтожили спамеров, только начав выдавать лицензии частным гражданам. Появилась ещё одна профессия — охотник на спамеров. Как только люди сообразили, что заработать охотой на непрошеных рекламщиков проще, чем самой рекламой, число спамеров пошло на убыль. В ознаменование победы и воздвигли памятник, изображающий молодого человека с идиотской улыбкой, выпученными глазами и ворохом рекламных листовок в руках. Конечно, на самом-то деле спамеры иногда появляются. Но уже эпизодически, потому что награду за их уничтожение благоразумно не отменяют.
Такси останавливается у сквера, где и стоит вечно молодой рекламщик. На ступеньках у памятника люди потягивают пиво, общаются, и никто никого не донимает советами, как лучше потратить время и деньги…
Чингиз успевает выскочить первым и открыть мне дверцу. Оставляю его галантность без внимания. Находим свободную скамеечку, всё с той же молниеносностью Чингиз отправляется в ларёк за пивом. Над ларьком выцветший рекламный плакат: «Только сегодня пиво „Ледяной орёл“ распространяется бесплатно!»
Плакат висит сколько себя помню.
Его даже повесили нарочито потрёпанным.
— Так что вы хотите мне сказать? — открывая пиво, спрашиваю я. — И учтите, всё сказанное может быть использовано против вас…
— Карина, не против, если я сменю тело? — спрашивает Чингиз.
Молчу, ничего не понимая.
А Чингиз будто подёргивается на миг туманом. Сидел рядом со мной кряжистый волосатый Антон Стеков, а вот уже — нет его. Взамен возникает прежний светловолосый красавчик.
Когда в кофейне Чингиз обменялся телами с Антоном, это меня не удивило. Это могло быть запрограммировано заранее. Чингиз ждал своего приятеля, и машина отработала на его приближение. Обычный набор заготовок, которые использует каждый уважающий себя хакер.
Но неужели и обратная смена тел была заранее заготовлена?
Проще поверить в это.
Потому что иначе — Чингиз является дайвером.
Тем самым фольклорным персонажем, умеющим по желанию выходить из виртуальности. Человеком, всё время осознающим иллюзорность происходящего вокруг. Ему стоит лишь захотеть — и сквер вокруг превратится в обычную трёхмерную картинку. Он может снять шлем, набрать на клавиатуре команду и сменить свой облик. Он может, глядя на нарисованный Диптаун, увидеть слабые места программного кода.
Много чего возможно… если дайверы и впрямь существуют.
— Я дайвер, — говорит Чингиз. — Если ты думаешь, что это была домашняя заготовка, — скажи, кем стать.
Качаю головой. Вот только маскарада мне не надо. Не в Венеции. Спрашиваю:
— И настоящий Стеков — тоже дайвер?
Это объяснило бы, каким образом он выбрался из тюрьмы.
— Нет. Он хакер. Очень хороший хакер… — Чингиз улыбается и добавляет: — Единственный член UGI, HZ0 и UHG одновременно.
— Они же не допускают совместного членства… — глупо возражаю я.
— А он везде под разными именами, — разъясняет Чингиз. — Впрочем, это к делу не относится.
— Относится! — возражаю я. — Как такой опытный человек мог попасться на мелком взломе? Я смотрела его дело — он совершил грубейшие ошибки! Да и преступление… смехотворное. Подчистка телефонной базы на сумму триста сорок три рубля шестнадцать копеек!
— Ну, Шура Балаганов в своё время попался на краже грошовой пудреницы, — загадочно отвечает Чингиз. Балаганов… смутно знакомое имя, но не могу вспомнить. Наверное, кто-то из легендарных хакеров… — Но ты права, Карина. Тоха нарочно попался.
— Зачем?
— Чтобы его арестовали, — с точностью и бессмысленностью программиста из анекдота отвечает Чингиз. — А потом мне пришлось дать взятку. Чтобы его осудили, а не ограничились штрафом.
— Зачем? — снова восклицаю я.
— Чтобы Тоха сел в виртуальную тюрьму, — терпеливо объясняет Чингиз. — А потом — начал совершать из этой тюрьмы прогулки по глубине. Канал был пробит нарочито грубо.
— Вы хотите дискредитировать саму идею виртуальной тюрьмы? — прозреваю я. Мой собеседник кивает. — Чингиз… но это глупо!
Я горячусь и понимаю это. Куда лучше было бы выслушать Чингиза. Но мне надо его переспорить — чтобы исчезло неприятное, дурацкое ощущение собственной неполноценности.
— Неужели вам это настолько неприятно? — спрашиваю я. — Мы все любим Диптаун, но подумайте — ведь своей брезгливостью, нежеланием быть рядом с преступниками вы отбрасываете этих людей на обочину жизни…
— Да при чём тут брезгливость? — удивляется Чингиз. — Я и сам преступник, если вы не забыли.
— Тогда почему вы против тюрьмы? Ваш приятель пожертвовал свободой, чтобы бороться с виртуальной тюрьмой! Разве это стоит таких жертв?
— Карина, почему тюрьма находится в ведении МВД, а не министерства юстиции, как положено?
— Проект начинался как следственный изолятор для лиц, совершивших преступления в глубине, — отвечаю я. — Понимаете, очень удобно было проводить следственные действия в самом Диптауне. Сейчас изолятор превратили в тюрьму, но пока идёт эксперимент — подчинение тюрьмы не меняют. Странно, конечно, что тюрьму не отсоединили от всего Диптауна…
— Карина, вы знаете, как люди становятся дайверами?
— Карина, вы знаете, как люди становятся дайверами?
— Нет. — Как загипнотизированная смотрю на него. А что, если он предложит мне…
— Стресс. Сильные эмоции. Отвращение. Страх. Ненависть. Тоска. — Чингиз запрокидывает голову и смотрит в безоблачное небо. Над этим сквериком всегда чистое небо, это не знаменитый «Le quartier des Pluies» во французском секторе… — Реже — восторг. Радость. Гораздо реже… Вы никогда не замечали, Карина, что в языке куда больше слов, означающих грусть? Печаль, хандра, кручина, тоска, сплин, меланхолия…
— Ну и что?
— Они экспериментируют над людьми, Карина. Пытаются создать дайверов.
— Кто — они?
— Не знаю. Какие-то умные ребята из МВД. Они и без того выходили на дайверов, особенно когда у тех было подобие своей организации, «совет дайверов». Просили что-то сделать, в чём-то помочь… обычно им не отказывали. Но, видимо, этого стало мало. Виртуальность стала слишком уж большой частью нашей жизни. Здесь есть всё — банки, институты, корпорации, военные базы и штабы. А значит — нужны осведомители, агенты, шпионы. Дайверы нарасхват. Тех, кого удалось выявить и склонить к сотрудничеству, не хватает. Вот и пытаются создать новых.
Сильные эмоции?
Я вспоминаю убийцу, пытающегося приручить лисичку.
«Потом фенек умрёт».
Значит, катарсис, товарищ подполковник?
Хакеры, запертые без доступа к своим любимым компьютерам — и при этом запертые в виртуальности! Убийцы и насильники, проворовавшиеся бизнесмены, сбившие пешеходов водители…
— Они все знают, что тюрьма стоит в Диптауне. Они мечтают вырваться… хотя бы на чуть-чуть, — говорит Чингиз. — А им устраивают стресс за стрессом. И пусть называют это психотерапией… цель у неё — превратить человека в дайвера.
— Какие у вас доказательства? — спрашиваю я.
— Неофициальные. — Чингиз улыбается. — И раскрывать своих информаторов я не стану. Но подумайте сами: комплект оборудования для каждого заключённого стоит около пяти тысяч долларов. Содержание — около четырёх тысяч в год. С чего это вдруг МВД проявляет подобную щедрость?
— Люди с… с необычными способностями… — Почему-то я избегаю слова «дайвер». Это всё равно что поверить в Бабу-Ягу или Деда Мороза. — Они и впрямь нужны. И замечательно будет, если эти способности сможет получить любой желающий.
— В своё время фашисты замучили тысячи военнопленных. Но наука при этом получила ценные данные. Карина, кому я должен объяснять, что эксперименты над людьми преступны? Сотруднику МВД?
Он очень серьёзен.
— И что вы хотите от сотрудника МВД? — спрашиваю я. — Помощи?
— Вначале ответьте, Карина, вы разделяете моё мнение? Или всего-то не желаете спорить? — спрашивает Чингиз.
— Ну а что, если я совру? — спрашиваю я.
— А вы скажите честно.
Какая смешная просьба!
«Скажите честно»!
В Диптауне, в городе, где у каждого — тысяча лиц. В городе, где каждый придумывает себе новую биографию и новое имя. В городе, где выдумка нужнее правды.
А Чингиз смотрит на меня так, будто ни секунды не сомневается — я послушаюсь.
— Мне тоже всё это не нравится, — говорю я. — Но что я могу поделать? Вы рассказали о заговоре едва ли не государственного масштаба! А понимаете, кто я? Год назад окончила университет. Специализируюсь на сетевых правонарушениях. Ни с того ни с сего мне поручили эту инспекцию… сказали, что есть серьёзные сомнения в надёжности тюрьмы. Всё! Я напишу отчёт, моё начальство даст ему ход… но если прикрикнут сверху — отчёт ляжет под сукно. Никто меня не послушается, Чингиз.
— Это и не нужно. — Он улыбается и протягивает мне руки. — Арестуйте меня, Карина.
— Да вы с ума сошли! — Я невольно отшатываюсь.
— Арестуйте! — с напором повторяет Чингиз. — Проект мы не угробим. А вот вокруг тюрьмы шум поднимем. Мы с Тохой отделаемся условным сроком, это я вам обещаю. У меня хорошие адвокаты… и всё продумано. А вот тюрьме — крышка. Газеты будут мусолить историю с побегом, граждане завопят от ужаса. Тюрьму либо прикроют, либо уберут из Диптауна.
— У меня нет права вас арестовывать!
— Вызовите полицейского!
Он всё держит передо мной руки, словно ожидая щелчка наручников на запястье.
— Прекратите… — бормочу я.
— Ну вы же этого хотели, Карина! Вы же мечтали поймать беглеца! Ну так что же — ловите!
Я вскакиваю. Я позорно отступаю. А Чингиз вдруг падает передо мной на колени. Это какая-то невозможная смесь клоунады и искренности.
— Я прошу вас! Прошу выполнить ваш служебный долг! Задержать преступника!
— Да прекратите же, Чингиз! Не паясничайте!
Молодёжь, сидящая у памятника, начинает нам аплодировать. Со стороны всё это, наверное, походит на объяснение в любви… белокурый рыцарь склонился перед прекрасной дамой…
Я вздрагиваю, когда понимаю, что мне это напоминает.
— Хорошо, я помогу вам это сделать, — говорит Чингиз. — Я этого не хотел…
Он суёт руку под полу пиджака — и когда рука возвращается, в ней блестит пистолет.
Но в следующий миг откуда-то из-за спины раздаётся хлопок. Лицо Чингиза заливает кровь — и он падает мне под ноги.
0110
— Давно ты со мной не советовалась, — сказал папа.
Мы сидели на кухне и пили чай. Мама спала, я не стала её будить. Я бы и отца не будила — он сам проснулся, когда я выбралась из комнаты.
— Ты же всё равно не ходишь в глубину, — пробормотала я.
— Когда-то ведь ходил, — ответил папа.
— А почему бросил? — болтая ложечкой в чашке с чаем, спросила я. Чай я всегда пью без сахара, но упорно опускаю ложечку. Так он быстрее остывает.
Я и раньше спрашивала отца, почему он так сторонится виртуальности. Хороший ведь программист, а живёт словно в каменном веке, только электронной почтой и пользуется.
— У меня был неплохой бизнес, — внезапно ответил отец. Впервые ответил! — А потом… пришлось переквалифицироваться в управдомы.
Больше я спрашивать не стала. Наверное, папа работал на какой-то специфической операционной системе, и когда она перестала использоваться — не сумел вовремя переквалифицироваться.
— Что дальше? — спросил папа.
— Дальше… полиция набежала. Притащили сканеры, сняли след… говорят — стреляли чем-то незаконным, второго поколения. Видимо, пожгли машину основательно. Стали искать стрелка… да куда там…
— Тебя не заподозрили?
— Да нет… обыскали, но ничего.
— А его пистолет? — спросил отец.
— Зажигалка. — Я опустила глаза. — Самая обыкновенная зажигалка! Паяц…
Папа вздохнул. Покосился в тёмное окно. По улице, скользя фарами по мокрому асфальту, проехал автомобиль. Хороший какой-то, почти бесшумно проехал…
— Каринка, давай думать… Первое — как ты считаешь, этот Чингиз — он не врал насчёт тюрьмы?
— Думаю, не врал, — призналась я. — Там что-то нечисто. Ну не станут наши такие деньги выбрасывать! Даже чтобы перед иностранцами пальцы раскинуть — не станут!
— Хорошо… — Папа воровато посмотрел на меня и спросил: — У тебя сигареты остались?
— Откуда? — Я округлила глаза.
— Карина…
— Сейчас, пап…
Курю я редко. Но пачка «Ротманса» в сумочке всегда болтается. Мы закрыли дверь кухни поплотнее и закурили. Курить с отцом было как-то неловко… последний раз подобную неловкость я испытала лет в десять, когда родители меня купали… и ничего я тогда не сказала, но только отец больше не заходил в ванную, когда я мылась.
— Второе. Дайверы — индивидуалисты, — вдруг сказал папа. — Куда большие, чем хакеры. Не станут они ради общего блага воевать… а вот ради того, чтобы остаться уникальными…
У меня начали гореть уши. Я думала точно о том же. Красавчик Чингиз мог говорить всё что угодно, но, если копнуть поглубже, всюду обнаружится корыстный интерес. Всегда и везде.
— И ты веришь в дайверов, папа? — спросила я.
— Верю, Карина. Третье. — Папа посмотрел мне в глаза. — Если за виртуальной тюрьмой скрыт какой-то серьёзный государственный проект… Дочка, это тебе нужно? Даже у свихнувшихся на законности и правах личности американцев… что говорить о нас.
— У меня есть задание, — сказала я. — Я должна составить отчёт.
— Составь. Ты обязана была пользоваться «жучками»?
— Да. Как иначе наблюдать за персоналом?
— И что — персонал?
— Несёт службу. — Я пожала плечами. — Качает порно из сети. В игрушки играет.
— Ну и прекрасно. Обнаружено неуставное несение службы… или как там у вас положено говорить? Ты ведь не должна была сажать «жучков» на заключённых? Ну и всё. Нельзя пускать под откос собственную жизнь ради абстрактной справедливости!
— Папа, а ты не знал какого-нибудь Чингиза? — спросила я.
Папа покачал головой:
— Если и знал, то ничем он мне не запомнился. Да ты не беспокойся. Наверняка ты ему важнее, чем он тебе. Карина?