Отдельно от героических сказании Л. В. Беликов рассматривает исторические рассказы, «отразившие военные столкновения чукчей с казачьими отрядами капитана Павлуцкого в XVIII веке». К более поздним жанрам он относит сказки о сироте, «проникнутые ярким социальным содержанием». Из других жанров им отмечаются заговоры, песни и в зачаточной форме — пословицы и поговорки. К основным и наиболее распространенным жанрам чукотского фольклора Л. В. Беликов относит «космогонические предания, сказки о животных и героические сказания», которые раскрывают характерные черты устного повествовательного творчества чукчей9.
Особый интерес представляют исследования Л. В. Беликова в области жанра героических сказаний, впервые выделенного им в чукотском фольклоре, и жанра сказок о животных. Филологический анализ и классификация основных жанров и видов этого фольклора представлены в кандидатской диссертации Л. В. Беликова и в ряде статей, написанных им на основе этой диссертации и опубликованных в последующие годы10.
Е. М. Мелетинский к первой жанровой категории сказки относит «предания о событиях мифической эпохи, предшествующей современному состоянию мира»11. Главным персонажем этих преданий выступает культурный герой — творец мира, света, огня, человека, животных, рельефа местности и т. д.
В роли культурного героя «преданий о событиях мифической эпохи» в фольклоре палеоазиатов выступают такие персонажи, как ворон, создающий живой и неживой мир, брат и сестра, попадающие на небо и создающие дождь и грозу, человекоподобный творец, живущий на небе и регулирующий жизнь земных существ.
Ко второй жанровой категории относятся рассказы, действие которых происходит в то время, когда миропорядок уже был прочно установлен12. В этом жанре героем выступает чаше всего безымянный «один человек», ведущий жизнь обыкновенного охотника, или женщина, попадающая в сложные жизненные ситуации. Безымянный герой (или героиня) в сказках этого вида еще не выделяется из первобытнообщинного коллектива и представляет обобщенный образ его члена. Здесь судьба героя (героини) зависит от разных вредоносных существ (кэле, тунгаков, великанов, «хозяев» различных объектов и явлений природы), с которыми герой борется при помощи волшебных помощников, ниспосланной ему чудесным образом магической силы, собственной смекалки и ловкости. Сказки подобного вида Е. М. Мелетинскнй называет «мифами-быличками»13. Привлекая сравнительный материал по фольклору различных народностей крайнего северо-востока Сибири и Северо-Западной Америки, автор приходит к некоторым наблюдениям и выводам о характерных чертах палеоазиатского фольклора древнейшего периода, хотя и не ставит перед собой цель систематической классификации его жанров в целом.
Вопросы классификации жанров корякского повествовательного фольклора впервые были поставлены в начале 40-х годов С. Н. Стебницким, который подразделял этот вид устного творчества коряков на три основных жанра: 1) фольклор мифологический, 2) фольклор исторический, 3) фольклор бытовой. «Мифологический фольклор, — отмечал С. Н. Стебницкий, — наиболее богат и разнообразен, но при всем разнообразии он представляет собой единый цикл мифов о Вороне-творце, общий для всех палеоазиатских народностей чукотской группы (чукчей, коряков, ительменов) и свойственный также эскимосам. Бытовой фольклор значительно беднее, он содержит по преимуществу рассказы о хозяине — богатом оленеводе и работнике, оленном батраке. Исторический фольклор содержит описание войн. В преданиях чавчувенов (коряков-оленеводов) описываются по преимуществу войны коряков с чукчами. В преданиях апукинцев и алюторцев (северо-восточные группы оседлых коряков) — также войны с чукчами, но наряду с ними также и межплеменные войны — войны оседлых коряков с коряками-оленеводами…»14.
К мифологическому фольклору С. Н. Стебницкий относит мифы, сказания и сказки о животных15, в том числе корякские и ительменские сказки о вороне Кутхе — Куткыннеку16.
Далее С. Н. Стебницкий отмечает, что в мифологическом фольклоре коряков находят яркое отражение картины духовной и материальной культуры древних коряков, сведения о типах жилища, постройках-укреплениях и т. д. Исследование С. Н. Стебннцкого о корякском фольклоре является ценным вкладом в изучение устного творчества палеоазиатов Чукотки и Камчатки в целом.
Вопросы классификации жанров ительменского и керекского фольклора решались лишь частично в сравнительно-типологическом плане, но специально не ставились. Фольклор и язык маленькой народности кереков до последнего времени оставались почти неизученными. Специальное изучение истории, языка и культуры кереков по-настоящему было предпринято лишь в послевоенные годы17. В середине 50-х годов П. Я. Скорику удалось записать три текста. Несколько текстов в 1969 г. записала В. И. Иунэвут, из которых один представлен в настоящем сборнике. В 1971 г. В. В. Леонтьев записал и перевел восемь текстов. Язык и духовная культура кереков уже в начале текущего века подверглись интенсивной ассимиляции со стороны чукотского населения. Этот процесс ассимиляции особенно быстро протекал в последние 40–50 лет, в результате чего кереки, исключая несколько семейств, утратили свой родной язык и стали говорить на чукотском.
Классификация жанров устного повествовательного творчества азиатских эскимосов проводилась впервые в связи с публикацией переводов сказок азиатских эскимосов18. Эта классификация имела скорее методический характер (в целях последовательности подачи материала по жанрам и сюжетам), но не претендовала на какую-либо полноту и научную точность.
Для азиатских эскимосов были выделены следующие жанры: волшебные сказки и мифы, героические сказании, бытовые сказки и рассказы, сказки о животных19. В отделе волшебных сказок и мифов представлены три вида (жанра) сказок: космогонические предания о миротворчестве, волшебные сказки о борьбе человека с вредоносными существами, сказки о похождениях шаманов. Термин «волшебные сказки» принят условно и не означает традиционного понимания его в духе, например, русской волшебной сказки. Героические сказания посвящены борьбе сильных и отважных людей с таннитами-иноплеменннками, захватчиками и обидчиками. В бытовых сказках и рассказах повествуется об обыденных ситуациях и реальных событиях, оставивших след в памяти народа и закрепившихся в его устной традиции. Фантастика здесь уступает место реальному изображению жизненных ситуаций. В борьбе с обманщиками и угнетателями герою помогают не чудесные силы и чудесные превращения, а ум, находчивость, физическое превосходство и отвага.
Многие сказки о животных восходят к древним тотемным мифам и мифам о культурных героях. Герои сказки — звери, птицы, насекомые постоянно заняты поисками пищи, подобно людям они ведут свое хозяйство, имеют орудия охоты, оленей, лодки, человеческое жилище, одежду и т. д. У азиатских эскимосов кроме отмеченных жанров устного художественного творчества имеются также песни (танцевальные песни и песни-импровизации) и заговоры, не отмеченные ранее в нашей классификации, но в значительном количестве зафиксированные собирателями.
Сказки (любого жанра) и предания эскимосы называют термином унипаган (рассказ о действительных событиях), унипамсюк (весть, новость), унипак (все три термина от глагольной основы унипа — «рассказывать»), танцевальные песни — термином тукаган, песни-импровизации (со словами) — термином илаган.
Основные жанры фольклора азиатских эскимосов мы рассматриваем не изолированно, а в тесном взаимодействии с фольклором чукчей и других: палеоазиатов, с которыми у первых существовала длительная культурная связь.
Тесные многовековые культурные (социальные, духовные) и экономические контакты азиатских эскимосов с приморскими и кочевыми чукчами создавали необходимые условия взаимной проницаемости элементов культуры. Этот процесс взаимодействия культур непосредственным образом отразился на развитии и бытовании устного художественного творчества аборигенов Чукотки. Вместе с тем в эскимосском фольклоре сохранились и свои самобытные элементы мифологических преданий, относящихся к глубокой древности, к эпохе, когда азиатские эскимосы составляли неотъемлемую часть общеэскимосского этнического коллектива, т. е. до образования территориально изолированных друг от друга групп эскимосов. Эти элементы эскимосской мифологии обнаруживаются, например, при сравнении некоторых сюжетов фольклора азиатских эскимосов и далеко отстоящих от них во времени и пространстве гренландских эскимосов. Так, в собрании гренландско-эскимосских сказок Холтведа обнаруживаем сходные с азиатско-эскимосскими сюжеты о девушке, не желающей выходить замуж (текст № II), мифологические сюжеты о перевоплощении человека или его души в животных (текст № 131 и др.), о чудесной помощи сироте со стороны умерших предков (текст № 18а), мифы о великанах и карликах (текст № 27), о сиротах, которым помогают их бабушки и волшебные амулеты (тексты № 33, 34), о брачных союзах людей с животными (тексты № 36, 30 и др.), о жилищах месяца и солнца на небе и открывающихся отверстиях, через которые виден зеленый мир, о происхождении грома и т. д. Эти космогонические предания, возникшие на заре становления эскимосской этнической общности, в различной степени н формах сохранились также у азиатских эскимосов, от которых они перешли частично в чукотский фольклор и в фольклор коряков и ительменов. Что же касается жанров героических сказаний, исторических преданий и бытовых рассказов, то они возникали и развивались преимущественно в условиях контактирования чукчей, азиатские эскимосов, коряков, кереков, ительменов, а также в среде каждой из этих народностей в отдельности (особенно бытовые рассказы).
Трудность полной и научно обоснованной классификации жанров палеоазиатского фольклора заключается в том, что в специальной литературе нет еще единых принципов в этом важном теоретическом вопросе. Кроме того, фольклор палеоазиатов в целом не достиг сколько-нибудь определенного выделения отдельных жанров. Особенно это относится к произведениям устного творчества, возникшим на основе мифических преданий, дошедших до нашего времени лишь в значительно измененном виде в соединении с другими жанрами. Так, например, сказки об ительменском и корякском мифическом вороне Кутхе — Куткыннеку, развившиеся на основе древних космогонических преданий, в настоящее время можно относить к мифам лишь в плане генетическом, поскольку Кутх ныне выступает героем не только космогонических преданий (меньше всего), но и героем волшебной сказки и сказки о животных. Из ранних космогонических преданий в ходе исторического развития этого вида фольклора, как можно предполагать, возникло несколько жанров. То же следует сказать и о других видах устного художественного творчества палеоазиатов, когда в одном и том же повествовании контаминируетоя несколько произведений, относящихся к различным жанрам.
В целях сравнительной характеристики образцов устного художественного творчества народностей чукотско-камчатского региона в целом здесь дается общая классификация его по жанрам, которые в той или иной степени выделяются в устном творчестве каждой из перечисленных выше народностей. При этом учитывается, что зафиксированный собирателями фактический материал далеко еще не достаточен и во многом сложен в сюжетном и жанровом отношении, поэтому в представляемых здесь характеристиках и заключениях могут также обнаружиться неточности. Однако, как представляется, такая классификационная схема, сравнение текстов по жанрам и сюжетам, а главное — чтение самих текстов, помогут читателю получить общее представление о фольклоре чукчей, азиатских эскимосов, кереков, коряков и ительменов в целом и о локальных особенностях фольклора каждой народности в отдельности.
К основным жанрам устного творчества палеоазиатов Чукотки и Камчатки, включая азиатских эскимосов, согласно отмеченным выше классификационным схемам чукотского и эскимосского фольклора и бытующим видам этого словесного народного искусства у коряков и ительменов, можно отнести следующие: 1) мифические (или космогонические) предания; 2) волшебно-мифические сказки с подразделами: а) волшебно-героические сказки о фантастических похождениях героев по разным мирам и их борьбе с враждебными силами, б) сказки о кэле, нынвитах и тунгаках, в) сказки о дружественных и брачных союзах человека и животного, г) сказки о непокорной дочери, д) сказки о сироте, е) сказки о шаманах; 3) героические сказания; 4) исторические предания; 5) сказки о животных; 6) бытовые сказки (рассказы); 7) заговоры; 8) песни; 9) загадки (последние отмечены только у коряков).
Поскольку в одном и том же произведении, относящемся к ранним видам устного художественного творчества (мифические предания, волшебно-мифические сказки, сказки о животных), часто объединяется несколько сюжетов различных жанров, то отнесение данного произведения к одному из них оказывается часто затруднительным. Между тем отмеченные жанры в фольклоре народностей Чукотки и Камчатки как в чистом, так и в контаминированном виде существуют, поэтому приведенная классификация может оказаться полезной для читателя, хотя она и не претендует на какую-либо завершенность.
Мифические предания, как самый ранний вид устного творчества, непосредственно отражающего древние мифологические представления палеоазиатов о происхождении мира, людей, животных, небесных светил, в чукотско-камчатском фольклоре получили повсеместное, распространение. Наиболее яркие образцы космогонических мифов впервые были зафиксированы В. Г. Богоразом у чукчей, которые назвали их тоттом-ваткэн пынылтэ («начала творения вести»)20.
Фантастические образы, мифические герои в фольклоре палеоазиатов связаны с конкретной производственной и духовной жизнью создателей древних мифов. У палеоазиатов, как и у других народов, на ранних этапах их исторического развития познание явлений природы осуществлялось через бессознательно художественную переработку представлений об окружающей действительности. Эти художественно обобщенные образы служили целям познания мира и выработки рациональных норм поведения человека.
Издревле существовавшие контакты между коренными народностями чукотско-камчатского региона, а также сходные стадиально и географически условия жизни охотников и оленеводов привели к взаимному усвоению основных элементов культуры, в том числе и устного художественного творчества. Главные герои мифических преданий у палеоазиатов этого региона оказались общими.
Культурными героями мифических преданий у палеоазиатов выступают птицы, звери, люди, а также мифические владыки верхнего мира, моря, ветра и солнца. Существенная роль в мироздании отводится всемогущему ворону, которого народная фантазия наделила самыми чудесными свойствами, позволяющими ему творить все сущее на земле.
В. Г. Богораз отмечал, что мифы о вороне — создателе мира распространены не только в чукотском фольклоре, но и в фольклоре индейцев Северной Америки21. Мифы об этом сказочном вороне-творце особенно широкое распространение имели также у родственных чукчам по языку и культуре коряков и ительменов. Этот же вид мифов с древнейших пор бытовал у азиатских, американских и гренландских эскимосов. Можно предполагать, что мифические предания и сказки о вороне с доисторических времен были распространены и развивались у всех народов Северо-Восточной Азии и Северной Америки, не исключая и эскимосов. Эскимосские мифы о вороне столь же древни, как и у других народов этого региона. Одновременное бытование мифов о вороне у азиатских эскимосов и чукчей свидетельствует не о прямом заимствовании, а о весьма длительном и сложном культурном взаимодействии этих двух народностей, в результате которого в их мировоззрении и художественном творчестве образовалось множество общих элементов, возникших на основе взаимной интерференции основных компонентов духовной культуры. Между тем сказания о вороне имеют широкое распространение не только у азиатских и аляскинских эскимосов, но и у полярных эскимосов Гренландии области Туле, до недавнего времени изолированных даже от основного населения острова и сохранивших наиболее архаические черты первобытнообщинного строя. Е. Холтвед приводит серию текстов о вороне, из которых № 60–64, 74–7722 имеют, на наш взгляд, явные общеэскимосские и шире — североазиатско-американские корни. В этом смысле фольклор (как и язык) родственных народностей, не создавших письменных памятников, но изолированных территориально тысячелетия тому назад и не имевших во многих случаях в этот длительный период непосредственных контактов, может служить надежным объектом не только для типологического сравнения жанров и сюжетов, но и для сравнительно-исторического изучения его корней.
При сравнении древних сюжетов того или иного сказочного жанра необходимо учитывать общие стадиально-типологические особенности жизни соседствовавших разноязычных и одноязычных племен, всю историю развития их материальной и духовной культуры. Совершенно, очевидно, что отдельные рассказы о мифическом вороне ительменского фольклора Кутхе через корякский и чукотский фольклор проникли в азиатско-эскимосский, в то время как рассказы о вороне у гренландских эскимосов могли возникнуть независимо от других народов еще в эпоху гипотетической протоэскимосской общности в силу сходных материальных и природных условий жизни.
У азиатских эскимосов (науканский диалект) в 1948 г. нами было записано несколько вариантов сказки о том, как ворон и сова друг друга покрасили. Речь идет о вороне и полярной сове. Действие развертывается на сугубо эскимосском бытовом фоне. Ворон красит сову пером из своего хвоста, который обмакивает в почерневший от нагара отстой жирового светильника. Нам эта сказка в период первой записи казалась «чисто» эскимосской, поскольку у других народностей Чукотки и Камчатки она не встречалась23. Позднее оказалось, что древнейший вариант этой сказки зафиксирован у полярных эскимосов Гренландии, изолированных от азиатских с не засвидетельствованных письменной историей времен, и в нескольких вариантах эта сказка бытует у канадских эскимосов24. Этот же сюжет отмечен в фольклоре юкагиров («Как ворон и чомга красили друг друга»25)» японцев и вьетнамцев26. Детали, отображающие быт, климат и уровень культуры носителей сказки, не нарушают ее основного этиологического содержания: почему ворон черный, а сова (ястреб, павлин) — пестрая. В данном случае сходный во многом сюжет сказки уводит нас в такую доисторическую даль, что определить его источник на основе современных данных представляется совершенно невозможным.