– Режиссер дал мне телефон Лихвицкой, – устало сказал он. – Она не берет трубку. Как мне с ней встретиться?
– Наверное, уехала куда-нибудь, сотовый отключила. Иначе покоя не дадут! Мобильная связь – проклятие современного человека.
Бузеева смотрела мимо собеседника, в окно, за которым серебрились на солнце деревья в инее. Давая понять, что тема исчерпана.
– Значит, свидание не состоится?
– Ждите! – отрезала молодая актриса. – Лида ведь не для того брала отпуск, чтобы ее постоянно дергали. Приедет, куда денется.
– Она живет одна?
– Одна. Снимает комнату в Свиблове. Малюсенькую конурку в обшарпанной двушке. За этакую дыру отдает половину зарплаты. Она ведь приехала из провинции, как большинство из нас.
– А вторую комнату кто занимает?
– Никто. Хозяева закрыли, когда уезжали на заработки. Там их вещи сложены.
Из театра он вышел недовольный собой и слегка встревоженный. Почему-то отсутствие второй «служанки» ему не понравилось. Хорошо, если дама действительно поехала отдохнуть от столичной суеты, сменить обстановку, отвлечься от печальных событий. А вдруг нет? Вдруг Глория права, и верная «Ирада» отправилась сопровождать «египетскую царицу» в Царство Мертвых?..
От этой мысли Лаврову стало дурно. Во-первых, такой поворот означал бы, что в театре Зубова орудует маньяк. Во-вторых, с Глорией происходит необъяснимая метаморфоза, – она предугадывает судьбы. Неужели чертов дом на нее повлиял?
– Не может быть…
* * *Шагая по улице, Лавров ощутил голод и вспомнил, что не завтракал. Не мешало бы перекусить. Ближайшее к театру кафе называлось «Меломан». Здесь подавали блинчики с разными начинками, вареники, пельмени и запеканки, отведывать которые приходилось под старые песни: Утесов, Вертинский, Шульженко…
Лавров узнал об этом, когда расположился за столиком у окна и сделал заказ. После второй песни он жестом подозвал официанта и хмуро осведомился:
– Поновее чего-нибудь нельзя поставить?
– Нельзя, – не моргнув глазом, парировал парень. – У нас специфика. Сюда ходят слушать музыку.
Лавров стоически поглощал блинчики, разглядывая немногочисленных посетителей. Семья пенсионеров с внуком, одинокая дама преклонных лет, две девушки, по виду старшеклассницы.
– А тут прикольно! – захихикали они, с любопытством оглядываясь.
Стены были оформлены стилизованными афишами в духе послевоенного времени и черно-белыми фото бывших кумиров. На барной стойке красовался настоящий патефон.
Лавров чуть не поперхнулся, когда в зал, освещенный желтыми абажурами, вошла… Тамара Наримова. Вот это удача! Вероятно, она иногда обедала здесь… или ужинала, чтобы не сидеть дома в одиночестве.
Он, не раздумывая, схватил тарелку и двинулся к ней.
– Позвольте составить вам компанию?
– Вы? – непритворно удивилась она. – Откуда?
– Заходил в театр… встречался с вашим режиссером. А на обратном пути решил послушать Шульженко.
– Врете! Мужчины всегда врут.
Она улыбалась, и ее ослепительная улыбка не вязалась с грубыми словами. Однако именно на этот контраст она и делала ставку.
– Вру, вру… – сразу согласился Лавров. – Просто шел мимо, почувствовал, что голоден. Заглянул в кафе. И вот моя награда, – несравненная госпожа Наримова!
Официант знал ее и принес обычный заказ: картофельную запеканку с грибным соусом.
– Вы опасный ловелас, – засмеялась она, глядя на «журналиста». – Но меня вы не проведете. От вас за версту разит… милицией.
«Все хорошо, прекрасная маркиза, – доносился из динамиков голос Утесова. – За исключеньем пустяка…»
Слова песни казались двусмысленными, и Наримова это уловила. Она уступала покойной приме в красоте, но в ее внешности сквозил взрывной южный темперамент, – черные брови, которые, не будь выщипанными, срослись бы на переносице; густые и жесткие волосы; темные нервные губы; смуглый оттенок кожи.
Наримова была по-своему хороша и со вкусом одета. Интересно, теперь, когда соперница устранена, она попытается соблазнить Зубова или оставит того в покое? В любом случае должно пройти время.
Она, не стесняясь, принялась с аппетитом жевать запеканку. Лавров, который почти доел блинчики, попросил официанта подать творожную бабку к чаю.
– А мне кофе по-турецки, – добавила актриса.
– Я не мент, – заявил Лавров, доверительно наклоняясь к ней через столик.
– Мне все равно…
– Я ваш горячий поклонник!
– Врете.
Наримова не трудилась подбирать новые слова для беседы. Она хотела посмотреть, как будет выкручиваться лже-корреспондент. Лавров оказался не оригинален.
– Я стал вашим поклонником еще тогда… на той печальной репетиции…
– Ну, хватит, – засмеялась актриса. – Вы не умеете притворяться. Вас не взяли бы даже в уличный балаган.
– Не судите слишком сурово…
– Что вам нужно? – прямо спросила она. – Вы же не ради флирта подсели ко мне?
Лавров решил во всем признаться и даже покаяться. Это наверняка ее умилит.
– Меня наняли для расследования…
– Убийства? – перехватила инициативу Наримова. – Значит, вы заранее знали, что оно готовится? Вам, конечно, наплели про меня с три короба! Нашли Лукрецию Борджиа[17]! Решили, будто я собираюсь отравить несравненную Полину? Не развешивайте уши! В том, что Жемчужная умерла, моей вины нет.
– В общем-то я расследовал шантаж…
Наримова будто с размаху налетела на незримую преграду. Она застыла с открытым ртом, потом взяла себя в руки и ровным голосом спросила:
– Кто вас нанял?
– Сначала сама Полина, потом человек, которому не безразлично…
– Ясно! – не дослушала женщина. – Сразу бы так и сказали!
– Мне поручили действовать инкогнито… чтобы не будоражить коллектив, – напропалую сочинял Лавров. – И не вызывать кривотолков. Я был вынужден скрываться под личиной журналиста.
На сей раз актриса не сумела разоблачить его лжи. Она о чем-то напряженно размышляла, так что потеряла аппетит и отложила вилку.
– Я обязана отвечать на ваши вопросы? – холодно осведомилась она.
– Нет, но… кое-кому это не понравится. Более того, ваш отказ помогать в поисках убийцы… вызовет подозрения.
Он мог бы не намекать на Зубова, Тамара и без того сообразила, о ком идет речь.
– Убийцы?
– И шантажиста, разумеется, – кивнул Лавров. – Погибшую этим не вернешь, но зло должно быть наказано.
Из черных, опушенных длинными ресницами глаз Наримовой полетели искры.
– Зло! А вы конечно же эксперт по добру и злу! Вот так с ходу способны отличить одно от другого?!
– Я стараюсь, по крайней мере…
Глава 11
– Тогда мне нет смысла отпираться…
Лавров не понимал, чем он задел собеседницу. Актриса потемнела лицом, выпустила все свои шипы и вперилась в него сверкающими очами. Она была готова разорвать в клочья этого неотесанного мужлана, который всего четверть часа назад показался ей симпатичным галантным лгунишкой. Хитрым, но не настолько, чтобы всерьез его опасаться.
– Представляю, каким чудовищем она вам меня изобразила!
– Полина хотела оградить себя от вымогательства, это естественно…
Лавров говорил наобум, на ощупь пробуя почву. Малейшая оплошность, и птичка вырвется из силка.
– Я только восстановила справедливость! Один раз заставила ее заплатить. Деньги – ничтожная цена за душевные муки…
– Шантаж сродни наркотику, – возразил он. – Вымогатель хотел бы остановиться, да не может. У него начинается ломка. Хочется денег, еще и еще.
– Это не про меня…
– Вы грозились рассказать все Зубову?
– И показать! Если она не заплатит!
– Она заплатила.
– И я оставила ее в покое. Сумма была скромная. Мне просто хотелось проучить ее! Разбавить ее сладкий мед ложкой черного дегтя. У меня получилось… и я осталась довольна. Чего она боялась? Что я потребую еще денег?
– Да…
– Жадная тварь! – криво усмехнулась Наримова. – После того, что я узнала о ней… она уже не могла жить без страха.
«Как же врач-гинеколог? – недоумевал Лавров. – Выходит, Полина сказала неправду?»
– Вы в любой момент могли осуществить свою угрозу, – рассудил он. – Это дамоклов меч, висящий над головой. Согласитесь, находиться в постоянном напряжении утомительно.
– В чем же заключалась ваша задача? Припугнуть меня? Избить? Заставить уехать?
– У вас есть дети?
– При чем здесь дети? – взвилась Наримова.
Лавров чувствовал себя, как на минном поле. Один неверный шаг, и…
– Вы надеялись, что Зубов порвет с Полиной, когда узнает?
– Я не собиралась пускать в ход компромат против нее. Из-за Зубова. Он не простил бы в первую очередь мне, – прошептала актриса. – Я бы все испортила. Бесповоротно. Зубов не тот человек, который позволит унизить себя. Поэтому Полина могла не бояться. Она сама себя накручивала.
Что-то в ее словах сбивало Лаврова с толку. Он забросил следующий крючок:
– Вы надеялись, что Зубов порвет с Полиной, когда узнает?
– Я не собиралась пускать в ход компромат против нее. Из-за Зубова. Он не простил бы в первую очередь мне, – прошептала актриса. – Я бы все испортила. Бесповоротно. Зубов не тот человек, который позволит унизить себя. Поэтому Полина могла не бояться. Она сама себя накручивала.
Что-то в ее словах сбивало Лаврова с толку. Он забросил следующий крючок:
– Вы не любили Жемчужную…
– Можно подумать, вы бы лобызались с субъектом, который увел у вас женщину. Я любила Зубова… до сих пор люблю. Наши отношения только-только завязывались… Она отбила его у меня! Ради денег, ради карьеры. А потом изменяла ему! Я не святая, признаю. И никогда не прикидывалась ангелом. На те деньги, которые Полина заплатила мне за молчание, я купила много одежды… чтобы… чтобы…
Из ее сверкающих глаз выкатились две медленные слезинки и поползли по щекам.
– Она как сыр в масле каталась… Охомутала сразу двоих. Вот я и… рискнула положить этому конец.
– Жемчужная изменяла Зубову? – не поверил Лавров.
– Она что, не призналась? Небось корчила из себя праведницу? Мол, с одним мужиком постель делила, а к другому питала платоническую любовь? Так нет же! Шиш! Видать, она между двух любовников так запуталась, что решила выпить яд. Лучшего выхода не нашла.
– Вы полагаете, Полина сама наложила на себя руки?
В глазах Наримовой мелькнула растерянность:
– А разве нет?..
– Вы лично в это верите?
Актриса передернула плечами. Ее оливковый джемпер плотно облегал грудь и оттенял цвет волос. Собранные в узел на макушке жесткие кудри выбивались из прически, – строптивые, как и их обладательница.
– Какая разница, во что я верю или не верю? – фыркнула она.
– И вы располагаете доказательствами?
– Ее самоубийства?
– Измены, – слегка повысил голос Лавров. – Чем-то вы шантажировали Жемчужную? Голословные угрозы не заставили бы ее платить.
Наримова смешалась. Если этого фрукта нанял Зубов, то своими откровениями она только навредит себе.
– Послушайте, я не намерен докладывать клиенту все подробности, – заявил тот. – Передо мной поставлена четкая задача: выяснить истинную причину смерти вашей товарки.
– Вы все время лжете!
– А вы подходили к столу, где готовился чай.
Лавров заготовил парочку провокаций, дабы сломить упорство собеседницы. Метод «тыка» был прост и эффективен. На сей раз он сработал безотказно.
– Мне захотелось пить… – выдавила Наримова. – За ширмами крутились все, кому не лень…
– Но именно вы привлекли внимание. То, о чем ваши коллеги умолчали на официальном дознании, они рассказали мне. Зачем вы явились в гримерную перед репетицией?
– Костюм Клеопатры привезли в тот самый день… Все знали, что платье шилось по особому заказу, и я не смогла устоять.
– Пришли взглянуть на роскошный наряд?
Наримова понуро кивнула.
– Теперь вы лжете, милая дама, – усмехнулся Лавров, используя против актрисы ее же оружие. – Со мной этот номер не пройдет.
– Я говорю правду!
– Не всю… Кое-кто заметил, как вы что-то доставали из сумочки… прямо за ширмами. Вам ничего не стоило добавить изрядную дозу яда в чашку счастливой соперницы.
Он блефовал, но Наримова об этом не догадывалась.
– За мной, видать, пристально следили, – съязвила она. – Кто же у нас такой зоркий? Ладно, ваша взяла… Допустим, я кое-что доставала. Не из сумочки, а из кармана. Только это был не яд!
– А что, позвольте спросить?
– Сильнодействующее слабительное. Не скрою, я хотела сорвать репетицию, испортить Жемчужной всю малину. Но в последний момент передумала.
– Сжалились?
– Я не так добра. Просто решила добавить слабительное в чай Полине перед премьерой. Вот бы все повеселились! Сорванная репетиция совсем не то, что проваленная премьера. Эта мысль вовремя пришла мне в голову.
– Вы чрезвычайно изобретательны. «Останкинская вещунья» – ваша идея? Или кто подсказал?
Лавров не давал собеседнице собраться с духом, обрушивая на нее одно обвинение за другим. Однако Тамара Наримова демонстрировала недюжинное самообладание.
– Вам Бузеева настучала? – презрительно скривилась она.
– С чего вы взяли?
– Хватит вам ее выгораживать! Мелкая интриганка! Дрянь! Все-таки чутье меня не подвело. Это она пряталась тогда в туалете! У меня мелькнуло подозрение… но я слишком торопилась. Ее вонючие духи сразу ударили мне в нос. Она покупает дешевые подделки вместо настоящей парфюмерии. Какая гадость эти ее сладкие пачули!
– Зачем вы пугали Жемчужную?
– Неужели не понятно?
Лавров опустил глаза. Ему вдруг стало неловко за красивую и неглупую женщину, которая использует недостойные приемы в извечном противостоянии амбиций, – профессиональных и любовных. Как шулер в азартной карточной игре, когда ставки достаточно высоки.
– Нельзя играть краплеными картами, – сказал он.
– Бросьте! – вспыхнула Наримова. – Я от всего откажусь! Меня стараются оговорить, оболгать. У нас в театре все друг друга подсиживают.
– Что, если я записал наш разговор на диктофон?
– Ха! И он еще говорит о «крапленых картах»! Где ваш диктофон? В кармане? Качество записи будет никудышным. К тому же здесь музыка громко играет.
– Техника не стоит на месте, – невозмутимо парировал Лавров. – Если вы мне не предоставите доказательства измены, которыми вы пугали Полину…
– Черт бы вас побрал! Никакого диктофона у вас нет… Вы обещали, что Зубов ничего не узнает.
– Так и будет, – искренне заверил ее «сыщик». – Отдайте мне второго любовника госпожи Жемчужной, и я вас больше не потревожу. Если вы не убийца, вам нечего бояться.
– В нашем гадюшнике ничего не утаишь, – проворчала Наримова. – Надо же, Катенька Бузеева меня выследила! Они с Лихвицкой два сапога – пара. Обе просто молились на Полину, выслуживались перед ней, пресмыкались, угождали. Им неспроста достались роли служанок Клеопатры. Они и в жизни были у нее на побегушках! Кстати, чай для Полины зачастую заваривала Лихвицкая, и не дай бог, чтобы кто-то выпил. Вероятно, она и засекла меня за ширмами. Счастье, что хоть следователю не сдала. Ума хватило. А то бы меня уже посадили. Ведь посадили бы?
– Косвенных улик маловато для серьезного обвинения. Кровь бы вам попортили, это факт. А если присовокупить еще и злонамеренный маскарад…
– Чем же вы лучше меня? – усмехнулась актриса. – Только что мораль читали, а сами вымогаете у меня информацию.
– Я работаю, госпожа Наримова. Ничего личного.
– Подлая у вас работа. Гадкая! Высматривать, вынюхивать… собирать сплетни…
– Кому что нравится.
Она полезла в сумочку, достала блокнот с ручкой и вопросительно уставилась на Лаврова:
– Диктуйте ваш электронный адрес.
– Зачем?
– Вы же требовали доказательств… Я вам их перешлю на е-мейл.
* * *Москва. XVI век.Юрий Сатин пробрался в Москву как вор, в чужом платье и без коня, пешком. Простолюдином быть спокойнее, чем опальным боярином, за которым охотятся «черные вороны», царские опричники. Всю фамилию Сатиных решил истребить лиходей Иван Васильевич, – даром, что верою и правдою служил ему Алексей Адашев, первый советник, глава Думного правительства. Казненный по приказу царя дядька Юрия приходился жене Адашева родным братом.
Не думал, не гадал молодой Сатин, что при таком покровительстве постигнет их род столь жалкая участь. Что придется ночью, украдкой разыскивать прежних знакомцев, дабы сообщить им о государственной измене. Не преданность царю двигала им, а единственно жажда мести. Пусть тяжкая кара обрушится на проклятого Орна, беса во плоти, посягнувшего на невинную девицу…ненаглядную Оленьку.
Не вынесла она позора и надругательства над собой, слегла в горячке и преставилась. Не помогли ни молитвы старой ключницы, ни отвары из заговоренных трав…
За Челобитенной Избой Юрий остановился, переводя дух и оглядываясь, потом свернул в грязную улочку, где в слюдяных окошках едва теплился свет. Ноги по щиколотки проваливались в грязь. Кое-где от дома к дому были проложены скользкие бревна, но в темноте их не разглядишь.
Добравшись до нужного дома, он трижды стукнул в окошко и затаился. Скоро открылась дверь, из сеней высунулся бородатый дьяк.
– Эй, кто там?
– Я, Сатин…
– Тише! Тише! – всполошился дьяк. – Соседи услышат, донесут. Тогда никому головы не сносить! Ни тебе, ни мне… У меня семья, жена снова брюхатая… Опричники нагрянут, никого не пощадят. Слыхал, всю родню Адашевскую под корень извели? Малых детей не пожалели!
– Мне уйти? – обиделся Юрий.
– Что ты? Бог с тобой… я не гоню. Заходи, только без шуму…
Дьяк посторонился, пропуская гостя в темные сени.