Немного раньше пришла поддержка ещё одного выдающегося писателя, тоже любимого в нашей семье, автора "Тихого американца", "Нашего человека в Гаване", "Комедиантов" и многих других прекрасных произведений. Я имею в виду Грэма Грина.
Конечно, его поддержка никак не была связана с нападками на Артема. Просто он прочел в журнале "Лайф" очерки Артема, переведенные на английский и напечатанные в этом популярнейшем журнале. Они произвели на него такое глубокое впечатление, что он написал коротенькое, но очень емкое письмо, которое передали в журнал "Огонек". Вот оно:
"Среди всего того, что мне приходилось читать про войну в Афганистане, я не встречал ничего, что можно было бы сравнить с этим рассказом очевидца о солдатских буднях, рассказом без примеси пропаганды. Словом, это уже не журналистика, а литература".
Грэм Грин.
А Габриэль Гарсия Маркес на встрече с редакцией "Огонька" сказал, что "очень хотел бы познакомиться с этим отважным журналистом".
Я так подробно останавливаюсь на этих перипетиях, чтобы ещё раз подчеркнуть, сколько мужества требовалось тогда совсем ещё молодому Артему, чтобы пройти не только бои и угрозу смерти физической, но и угрозу гибели гражданской. А ведь гражданское мужество требует иногда гораздо больше воли и отваги, чем мужество физическое.
Мне эта победа Артема была дорога ещё и потому, что весной 80-го года, пробыв несколько месяцев в Афганистане и вернувшись оттуда, я пытался сказать все, что думал об афганской войне. Пытался, конечно, не в печати, тогда это было абсолютно невозможно, а в устном сообщении, которое пытался донести до высших лиц в государстве. Эта попытка чуть не кончилась для меня отлучением от журналистики. Только чудом и стечением счастливых случайностей я избежал достаточно жестокой кары (живы люди, которые могут подтвердить это).
Артем знал о той памятной для всей нашей семьи "эпопее". И его победа была победой справедливости и для меня.
Я здесь рассказал в основном о поддержке, которую в трудную минуту оказали Артему писатели. Но должен назвать и фамилии ещё нескольких человек, благодаря которым журналистская судьба Артема не оказалась прерванной.
Это Борис Громов, который командовал тогда 40-й армией и который написал в своем отзыве на очерки Артема, что "все, написанное Артемом Боровиком в очерках об Афганистане, - абсолютная и стопроцентная правда".
Это генерал армии Валентин Варенников, который официально дал очень высокую оценку всему, что Артем написал об Афганистане.
Это советский посол в Афганистане Юлий Воронцов, который лично заявил в ЦК о своей поддержке работы Артема Боровика в Афганистане.
Это удивительный человек, бесстрашный разведчик Ким Цаголов.
Спасибо им большое!
Ну а что касается процесса приема Артема в Союз писателей, то об этом можно было бы писать целый роман, если бы только не было омерзительно даже вспоминать об этом.
Чего стоит один только факт, о котором я узнал от Георгия Семенова. Несколько высокопоставленных союзписательских подлецов обзванивали членов приемной комиссии Союза писателей и убеждали их - кого посулами, а кого угрозами - голосовать против приема Артема в Союз писателей. Не стеснялись ни своих званий, ни должностей. А Георгию Семенову звонил один козлобородый профессор Литинститута и требовал, чтобы тот отозвал свою рекомендацию.
В конце концов Артема все-таки прняли в члены СП СССР. Это произошло в 1991 году. А через несколько месяцев СП развалился так же, как развалился и сам СССР.
Должен сказать, что я читал очерки Артема из Афганистана тогда, когда они появлялись в печати. И перечитал их снова только после трагедии 9 марта 2000 года.
И сколько удивительного, даже пугающего предвидения нашел я в его книгах об афганской войне. Он описывает гибель 20-летнего парня и говорит о том, что теперь отец его будет всю жизнь задавать себе вопрос: "Почему именно мой мальчик? Почему осколок от снаряда попал именно в него?" И никогда отец не получит ответа на этот вопрос.
Я читал этот эпизод и думал о том, что это и про меня, и про Галю. Потому что мы теперь будем вечно задавать себе вопрос: почему именно этот самолет упал, почему сын летел именно этим самолетом? И никогда не найдем ответа на эти вопросы.
Подумав так, я дочитал эпизод до конца, и вдруг узнал, что тот 20-летний мальчик погиб 8 марта. А Артем погиб 9 марта.
Там много таких совпадений.
Артем писал: "Каждый день война заставляла тебя мучиться в поисках ответа на извечный вопрос: "Господи, почему его, а не меня?! И когда же меня? Через пять минут или через пятьдесят лет?"
Артем ошибся. Смерть настигла его не через пять минут и не через пятьдесят лет. С того момента, как он написал эти строки, до катострофы в Шереметьево прошло12 лет.
Еще писал Артем: "Глупцы называли Афганистан "школой мужества". Но глупцы были мудрецами: своих сыновей они предпочитали в эту школу не отправлять..."
Я не был глупцом, никогда не считал войну в Афганистане школой мужества. Но не был и мудрецом. Я не возражал, когда Артем решил туда отправиться. И не возражал, когда он принимал решения идти на особо опасные операции. Хотя мой друг Юлий Воронцов звонил мне из Кабула и спрашивал, не слишком ли рискует наш сын...
В Афганистане Артем был награжден за мужество солдатской медалью "За боевые заслуги". И он с полным правом мог носить её всю жизнь. Но не носил, ни разу не надел и мало кому о ней рассказывал. Я спросил его однажды: почему? В ответ он сказал то, что я ожидал от него услышать.
Артем считал, что, по его убеждению, даже самый отважный журналист, проявляя мужество или даже совершая подвиг, делает это на порыве, так сказать, "одноразово". Он знает, что, совершив этот подвиг, он, если, конечно, останется жив, вернется в тыл, в свою редакцию, где будет спокойно описывать то, что увидел.
А солдат, даже не совершивший заметного подвига, на самом деле совершает его постоянно, с утра до ночи и с ночи до следующего утра, и снова до следующего, и снова, и снова... Изнуряющий, утомительный, ежедневный, ежечасный, ежеминутный и совершенно незаметный подвиг... Идиотский кусок металла, прицельный или шальной, может убить солдата в любую минуту, в любую секунду... И только тогда этот постоянно совершаемый изматывающий подвиг прервется. Навсегда...
Вот почему журналист и писатель Артем не считал себя вправе носить солдатскую медаль "За боевые заслуги".
Он отдал её нам. И Галюша хранила и хранит её у себя в столе.
У Артема было немало наград, о которых он мало кому говорил. Он получил премию "Общественное признание", медаль Союза журналистов "Золотое перо", премию телевизионной академии ТЭФИ. Он - единственный журналист (не только в России, но и во всем мире), кто д в а ж д ы удостоен американской телевизионной премии им. Эдварда Морроу...
Но мне кажется, больше всего Артем был бы достоин награды "За гражданское мужество". Физической храбростью обладает немало людей. Гражданским мужеством - значительно меньше.
Физическая храбрость - это часто порыв, всплеск. И она одобрительно встречается всеми. А осознанное и ответственное гражданское мужество - это постоянное напряжение ума, души, и воли. Это напряжение сродни тому изнурительному, но необходимому круглосуточному солдатскому подвигу, о котором говорил Артем. Артем совершал этот подвиг в течение всей своей журналистской жизни, и особенно в течение тех последних десяти лет, когда он возглавлял холдинг "Совершенно секретно".
Афганистан все-таки стал для него школой. Школой жизни во всех её противоречиях. И ещё та война стала для Артема великой школой работы души.
Позже Артем продолжал эту войну уже в так называемое "мирное время". Продолжал мужественно и бескомпромиссно. Войну с подлостью, с коррупцией, с враньем, с воровством, с бесчеловечностью. Он понимал, что опасно воевал. Но он воевал со злом. И защищал добро.
Раньше меня иногда мучила мысль о том, что я был не прав, не удерживая его от "горячих" точек. Но самой "горячей" точкой для него оказались не война в Никарагуа и не участие в афганских боях. Самой "горячей" точкой для него стало место руководителя холдинга "Совершенно секретно" - его газет и его телевизионных программ.
Может быть, читатель помнит тот ответ, который я получил от К.М.Симонова на свой вопрос о счастье. В этом смысле, мне кажется, Артем был счастливым человеком. Он всегда знал, где проходит граница между добром и злом. Он всегда дрался со злом и всегда защищал добро. Не знаю, отдавал ли он себе отчет, насколько он нужен людям, всему нашему обществу. Резонанс, который вызвал у огромного числа людей его трагический уход, доказал ещё раз - как он был нужен нам всем, как благодарны ему люди за его гражданское мужество.
Он был бы достоин награды "За гражданское мужество".
Если бы такая награда существовала.
Однажды, когда Артем делал ещё только первые шаги в журналистике, над его письменным столом вдруг появился приклееный к стене тетрадный лист. Большими буквами на нем были написаны два слова - "обрубай начало!".
Он был бы достоин награды "За гражданское мужество".
Если бы такая награда существовала.
Однажды, когда Артем делал ещё только первые шаги в журналистике, над его письменным столом вдруг появился приклееный к стене тетрадный лист. Большими буквами на нем были написаны два слова - "обрубай начало!".
Артем объяснил нам, что прочел эти слова в одном из интервью с Юрием Трифоновым. Тот давал советы молодым. Он считал, что молодой писатель, начиная работать над новой вещью, обычно слишком много времени и места отдает вступлению: пейзаж, общие размышления над темой, какие-то детали, имеющие лишь косвенное отношение к делу. Он предлагал молодым литераторам сразу приступать к действию, к рассказу о событии, о поступке героя. Тогда все завертится гораздо быстрее.
- Ты согласен? - спросил меня Артем.
Я был безусловно согласен. И этот совет прекрасного писателя долго висел над столом сына.
Позже я понял, что он воспринял его не только как литературное правило, но и как жизненное. Он всегда стремительно приступал к делу, которое задумывал. Энергично, в стиле стремительной "мозговой атаки" разрабатывал план действий, и если принимал решение, то сразу же шел вперед. Оттого, может быть, и сделал он в свои неполных сорок так много. Но планов на будущее у него было огромное количество! В том числе и чисто литературных.
Я часто пенял ему, что он слишком много времени отдает работе редактора, издателя, менеджера.
- У тебя же литературный талант! - говорил я ему. - Не загуби его!
- Батяня! - смеялся он. - Ты же сам говорил мне, что писать - гораздо труднее, чем руководить. Вот я и готовлюсь постепенно к самому трудному - к роману. Беру разбег.
Его очень интересовала история нашей семьи. Она действительно во многом удивительна. Достаточно сказать, что казанская бабушка моя со стороны мамы - из крепостных. Дед в молодости был портным, а к старости стал писать иконы. Привозил их из Казани в Пятигорск, где мы жили (отец был главным дирижером театра музыкальной комедии, мама - актрисой). Мы прятали иконки под матрац, чтобы никто из соседей не видел. Отец, член партии, тоже прятал и ничего зазорного в этом не видел. Партия партией, а жизньжизнью. Дед каждый день по одной носил иконки в церковь под Машуком. Другой дед был расстрелян в 32-м году в Белоруссии. Мой тесть, которого я никогда не видел, 23 июня 1941 года пошел добровольно в народное ополчение, был тяжело ранен под Смоленском и попал в плен. Трижды пытался бежать из нацистских лагерей.А вернувшись после войны на родину, попал в наш советский - на Колыме. Он так и умер вне семьи. Сват - из русских дворян.
Такие дела...
Артема привлекала эта удивительная мозаика судеб. Он начал собирать материал, создавал генеалогическое древо. Хотел написать - ни много ни мало - некую Сагу по нашей большой семье.
Впереди было ещё столько замыслов!
Но 9 марта 2000 года ему о б р у б и л и н а ч а л о. И вместе с ним - жизнь.
Он был бесстрашным и нежным. Безумно любил жену Вероничку и детей. При всей своей нечеловеческой занятости всегда выкраивал время, чтобы пообщаться с Максиком и Кристиком. Иногда шептал, глядя на них: "Господи, счастье-то какое! Ну откуда такое чудо!" - и крестился.
Галюшу при виде этого иногда охватывал страх: не сглазить бы. Незадолго до трагедии она купила в церкви для Темы пояс с молитвами. Но пояс остался дома. Тема не успел взять его с собой в самолет...
8 марта он собирался заехать к нам, чтобы поздравить маму. Но закрутился, позвонил часов в десять вечера, сказал: "Переносим международный женский день на завтра. Вернусь к вечеру из Киева и отпразднуем..."
Утром, спеша в аэропорт, оставил водителю деньги - попросил купить цветы и завезти Галине Михайловне и матери Вероники - Раде Ивановне.
Эти розы мы получили через несколько часов после его гибели. Букет до сих пор стоит у нас. Лепестки роз не опадают...
Столько ещё хочется сказать об Артеме. Эту книгу мы все - родные и друзья - будем писать всю оставшуюся жизнь...
Н А Ш А Р Т Е М
Юрий Лужков Его тянуло к опасным ситуациям
Познакомились мы с Артемом довольно странным образом: в "Совершенно секретно" была опубликована статья о работе города, городской системы и мы были убеждены, что она не объективна.
Я попросил пресс-секретаря написать в газету довольно злое письмо с информацией о том, что товарищи не разобрались.
У нас есть практика взаимодействия со СМИ, и часто мы встречаемся с откровенной непорядочностью журналистов, которые априорно считают всех чиновников неправыми, отвергают абсолютно очевидные доводы, стараясь не пятнать свою газету опровержениями, извинениями.
Я, кстати, знаю, пожалуй, ещё одного руководителя, очень серьезного, который публикует опровержения, если газета допустила ошибку. Это Павел Гусев. И делает это открыто, и, я думаю, это прибавляет авторитет и ему, и газете.
Вот и Артем поступил так же, он извинился через газету. Я удивился и решил пригласить его побеседовать. Молодой журналист, безусловно интересный. Журналист, который, как мне казалось, с каким-то даже остервенением, что ли, рвется в самые "горячие" точки планеты, рвется в самые закрытые области жизни и работы государства. Я, читая его публикации, все время пытался понять: это авантюрный характер, это желание все время рисковать или это желание говорить правду? Должен сказать, что, встречаясь с журналистами, я никогда не преследовал цель расположить их к себе, смягчить, что ли. Я исхожу из принципа: вот я такой есть, о таком и нужно писать.
Думаю, и со стороны Артема было определенное любопытство и к моей работе, и к моей персоне. Наша встреча состоялась, и был чрезвычайно обстоятельный разговор. Разговор о ситуации в обществе, о действиях власти. После этого разговора (он состоялся 7-8 лет назад) Артем мне стал ещё более интересен.
Я увидел глубокого человека, я увидел человека, который хочет понять, что происходит в обществе, в его движении, которое больше напоминает броуновское, хаотичное, чем осмысленное, целевое, с хорошо выверенными, поставленными задачами, с которыми согласно все общество и над которыми общество работает.
Наши встречи стали регулярными. Мы познакомились семьями. Он часто приезжал к нам на дачу. Я думаю, он любил это место.
Он хорошо играл в теннис. Он был хорошим партнером и не любил проигрывать. Я всю свою жизнь занимаюсь спортом. И уже давно сделал вывод о том, что спорт проявляет характер человека. Мы играли в футбол. На футбольном поле человек проявляется радикально. Кто-то на поле работает как пчелка, все время в движении, все время ищет, кому отдать пас, как себя предложить, где нужно в этот момент быть. А есть трутни, они как по жизни, так и на футбольном поле.
Мне было интересно наблюдать его отношение к конному спорту. Я отношу конный спорт к агрессивным видам спорта, опасным. Потому что, когда ты садишься на лошадь или встаешь на горные лыжи, ты забываешь обо всем, кроме одного: инстинкта сохранения жизни. А ещё - совершенно невероятный кайф. Когда ты несешься на двухметровой высоте над поверхностью земли со скоростью до 60 км/час, зимой по снежному полю, когда каждую секунду лошадь из-за какой-то неожиданности - вылетела птица или собака выскочила - может рвануть в бок, а ты продолжаешь двигаться в прямом направлении. Или когда, скажем, два жеребца под тобой подрались, начинают мощно вращаться и главное в этот момент - удержаться в седле. Не упасть. Не упасть под копыта лошади, которая ни о чем не думает, кроме борьбы со своим противником. Это все интересно, и его к этому тянуло.
Так же, как его тянуло к опасным ситуациям в журналистике.
А с другой стороны, он был очень разумен и осторожен и всегда старался найти грань между безумием, безумием отваги и осторожностью. Он был, с одной стороны, безрассудным, с другой - предельно собранным, и разумное начало никогда его не покидало.
Он был талантливым журналистом, он был талантливым организатором. По своей натуре он был очень добрым и притягательным человеком. И вокруг него всегда формировалась аура добра. Аура, которая людей тянула. Я это видел. Я могу сказать: таких людей, как Артем, мало. Он был хорош, он был талантлив. Он был смел, он был человеком, знаете, он был настоящим. Я им восхищался, честное слово, не подберу слов, чтобы выразить это мое восхищение.
Я наблюдал его как журналиста в тот период, когда начали накаляться страсти, когда начала проявляться коррупция власти. Эта тема была одной из основных его тем. И Артем об этом писал. Его публикации были самыми системными, самыми острыми. Они были абсолютно неприемлемы для власти, и власть, естественно, пыталась применить силу, давление, устрашение. Особенно когда появились публикации о зарубежных счетах. Что тут началось! Вакханалия прямо какая-то, пытались вбить клин между нами. Во властных кругах распространялись слухи, что якобы Артем публиковал эти материалы с моего согласия и даже поручения. Так не знать Артема! Он никогда бы не выполнил подобного указания.