Морская дева - Леонид Воронов 6 стр.


— Алена.

— Очень рад с тобой познакомиться, Аленка. А меня зовут Михаил. Ну что же, буду с нетерпением ждать завтрашний день, приятного вам аппетита, и спасибо вам.


На следующий день Мишу и Людмилу тепло приняли в компанию, душой которой была Людмила Павловна. Она любила и умела пошутить, понимала шутку, была очень общительна, иногда иронична, но всегда доброжелательна и деликатна. Ее веселость в сочетании с тонким аналитическим умом привлекала людей и вызывала уважение и любовь. Она легко нашла общий язык и с Людмилой и с Михаилом, и им не пришлось чувствовать себя пришельцами. А главное, Мишу вдруг перестал угнетать тот факт, что между ним и Катей огромная разница в возрасте.

Накануне отъезда Катиной семьи у Миши возникла хорошая идея.

— Людмила Павловна, я хочу пригласить сегодня вечером всю вашу компанию в ресторан, чтобы мы могли отметить, как следует, ваш отъезд, — предложил он по дороге на пляж.

— Миша, спасибо вам за приглашение, но я считаю, что это очень нерациональные расходы, мы могли бы собраться в номере, приходите с вашей сестрой.

— У меня такое настроение, что хочется пригласить всех посетителей нашего пляжа, хотя и понимаю, что это было бы нереально, а вот вашу, теперь уже нашу тесную компанию, я буду просто счастлив пригласить. Я предлагаю обсудить это на пляже, когда все соберутся. Естественно, все расходы я беру на себя, требуется лишь ваше согласие.

— Ну, не знаю, как ты смотришь на это, Катя?

— Мне бы хотелось.

— Ну вот, вопрос почти решен, я надеюсь, у всех остальных не будет возражений.

После коротких переговоров на пляже Миша отправился в ресторан заказывать стол на одиннадцать персон.

Вечер прошел весело и беззаботно, у каждого были свои причины для хорошего настроения. Михаил сидел рядом с Катей, и пьянел от полноты своего счастья, хотя пил очень мало. Он танцевал с ней весь вечер. Катя впервые сидела в ресторане, была взволнованна и привлекала взгляды всего зала своей тревожной красотой и нежным обаянием. Тем не менее, она не была смущенной, вела себя совершенно естественно, и казалась Михаилу очень взрослой. А Михаил совсем не чувствовал своего возраста, и, вдохновленный ее вниманием, блистал красноречием и остроумием, которым удивлялась даже его сестра. Он подарил Кате изящные часики.

Потом всей группой они проводили до квартиры сестру Михаила, и вернулись в пансионат далеко за полночь. Входная дверь была заперта, а вахтершу разбудить все не удавалось. Тогда девушка Наташа, комната которой находилась на первом этаже, предложила проникнуть в здание через ее окно. Михаил подставил женщинам свое колено в качестве ступеньки, и подстраховал каждую, в том числе и Григория, единственного мужчину кроме самого Михаила, который без раздумий воспользовался его помощью, чем вызвал у Михаила ироничную улыбку. Последней шла Катя, которую Миша поддерживал с особым удовольствием. Людмила Павловна сказала, что ждет ее через пять минут, и в темной комнате Наташи они остались вдвоем. Миша держал Катю в объятиях, смотрел в ее глаза, и был серьезен, как никогда.

— Катюша, милая, я был уже почти таким, как ты сейчас, а ты только родилась. Между нами четырнадцать лет, целая пропасть. Я не буду спрашивать, какие чувства у тебя ко мне, но я хочу сказать тебе о своих чувствах, я хочу, чтобы ты это знала. Через месяц мне будет тридцать лет, за это время я хорошо себя изучил. У меня были женщины, но еще никогда и никому я не говорил слова "люблю". Ты первая и последняя, кому я скажу это слово. Я люблю тебя, Катя, я говорю тебе это слово легко и свободно, потому что в нем заключена вся та гамма эмоций, которую ты разбудила в моей душе. Я не хочу, чтобы ты мне отвечала, потому что не хочу никаких обязательств. Сейчас ты в таком состоянии, что можешь преувеличить собственные чувства. Пусть пройдет время, и если у тебя появится необходимость сказать мне нежные слова, тогда ты их скажешь, а пока скажи мне, хочешь ли ты общаться со мной, будешь ли писать мне письма?

— Да, Миша, я буду ждать твоих писем, я буду тебе писать, я хочу, чтобы ты приехал ко мне в Запорожье, я хочу, чтобы ты меня сейчас поцеловал, только я не умею…

— О, мое сокровище, это твой первый поцелуй в жизни, и ты даришь его мне, моя любимая!

— Катюша, можно, я буду считать твой поцелуй твоим подарком на мой день рождения?

— Тогда вот тебе еще один! — Нежно прошептала она.

— Счастье мое! А теперь идем, мы ведь не хотим огорчать твою маму? Завтра я хочу проводить вас на вокзал, если твоя мама разрешит.

— Я уверена, что разрешит, ты ей очень понравился.


Всю дорогу до Симферополя они сидели рядом и держались за руки. Потом целовались на перроне на глазах у Людмилы Павловны и Аленки, которые смотрели на них из окна вагона. Зазвучал марш "Прощание славянки", переворачивая душу. Поезд тронулся. Михаил неподвижно стоял на перроне, и чувствовал, что вместе с поездом уходит половина его души. В груди появилась физическая боль, и ощущение, что Катя уезжает навсегда из его жизни. Это мучительное чувство вытеснило все его мысли и эмоции, и он совершенно не помнил, как оказался в пансионате. Мир потерял все свои краски, исчезли все желания, Мишей овладела полная апатия.

Людмила Павловна сказала, что ему пока не следует приезжать в Запорожье, пусть пройдет немного времени. Ее слова были единственным фактором, который удержал его от намерения вскочить в ближайший поезд, и мчаться за своей любимой.

Сестра Людмила настоятельно звала его к себе домой, и он безвольно согласился. Сестра работала в крупном издательстве в городе Ужгород, куда ее перевели из Донецка. В ее новой квартире Миша не был.

На следующий же день Миша написал Кате письмо.

"Милая Катенька!

Я боюсь показаться Вам банальным в своих письмах, но люди так похожи друг на друга, когда говорят или пишут о своих чувствах, что это почти неизбежно, особенно, если человек теряет голову.

Вчера вечером мы прилетели в Ужгород, так что я даже еще и не рассмотрел этого города. В Одессе нам пришлось проклинать весь Аэрофлот в течение суток — ровно столько мы ждали вылета, и мне были очень близки и понятны известные стихи Высоцкого.

Но как только мы собрались ехать на вокзал, нечистый прекратил свои неуместные шутки, и Фортуна, хоть и с опозданием, предоставила нам изящный ЯК-40.

Впечатлений от города у меня пока никаких, но сегодня мне обещали экскурсию. Мне повезло, я застал здесь свою племянницу Ирину. Она только вчера приехала из пионерского лагеря, а сегодня опять уезжает в Болгарию, тоже в лагерь. Жаль, что так мало виделись, вероятно, в этом году больше и не встретимся.

Катя, я прошу прощения за текст телеграммы, но я не знал, кто ее прочитает первым, поэтому был осторожен.

Я продолжаю вечером после экскурсии. Мне показали не только город, но и область. Ездили на машине, были в четырех районах, подъезжали вплотную к чехословацкой, румынской и венгерской границе. Местность мне очень нравится, а город и вовсе не похож на все, которые я видел. Он весь увит виноградом, разнообразная архитектура, дух старины, кажется, что переместился на двести лет назад. Обыкновенный автомобиль воспринимается здесь, как чужеродное тело, впрочем, их здесь очень мало.

Я очень по Вам соскучился, как будто видел Вас год назад. Милая Катенька, если бы Вы знали, каким пустынным и мрачным выглядел пляж после Вашего отъезда! И столовая пансионата выглядела тюремной столовой. За Вашим столом сидело чужое семейство из трех человек, и это казалось мне кощунством. Катенька, никогда еще никакое событие, и никто из людей не занимал в моих мыслях столько места. О чем бы я ни думал, всегда выходит, что я думаю о Вас, я встречаю Ваш взгляд, куда бы ни посмотрел, Ваше лицо представляю себе во всех подробностях, только мне никак не удается вызвать улыбку на Вашем лице. Почему-то я вижу Вас всегда грустной. А отчетливей всего я вспоминаю тот последний взгляд из окна поезда. В ту минуту Ваше лицо выражало очень много…

Я никогда не считал себя сентиментальным, но Ваш отъезд настолько меня потряс, что я как-то даже и не помню, как добрался до Алушты. У меня было такое впечатление, что Вы уезжаете навсегда. Именно тогда я понял, что Вы самый родной для меня человек. Тогда, после ресторана, я сказал Вам одно слово, и сейчас мечтаю его повторить, но только не на бумаге. И еще одна фраза вертится у меня сейчас на кончике пера, но лучше от нее воздержаться, мне достаточно знать это одному — фраза отнюдь не веселая.

Вчера я не закончил письмо, мне не хочется его заканчивать: сейчас это единственный способ общения с Вами, когда я пишу, мне кажется, что Вы рядом.

Сегодня мой праздник, по радио передают концерт для моряков. Может быть, Вы тоже его слушаете. Сейчас прозвучал марш "Прощание славянки", это опять напомнило мне вокзал, и Ваши прекрасные глаза…

Катя, Вы обещали мне ответить, не нарушайте Вашего слова. Мне будет достаточно одной строчки, лишь бы было написано Вашей рукой. Не заставляйте меня долго ждать, прошу Вас.

До встречи, Катенька, всего вам самого хорошего,


Целую, Ваш Михаил".

Глава 5 Трудное решение

Людмила действительно старалась скрасить пребывание Миши в городе многочисленными экскурсиями. Едва ли не каждый день после работы они с ней гуляли по городу, или ездили на издательской машине по окрестностям. А пока Людмила находилась на работе, Миша спасался от жары на речке Уж.

Но где бы он ни находился, все его мысли так или иначе возвращались к драгоценному образу Кати. Теперь, когда она была далеко, и после их непосредственного общения прошло время, Миша мог более трезво оценить все те события, которые сопровождали их знакомство, и лучше разобраться не только в своих, но и в Катиных чувствах. В его чувства вмешался разум, который мог дать ему объяснение, что чувствует, и чувствовала Катя, как ему нужно вести себя, чтобы не только не потерять ее привязанность, но и усилить ее. Путем размышлений Миша пришел к выводу, что самые сильные чувства у Кати были в трех случаях: в момент знакомства, в ресторане, и во время прощания на вокзале. Он понимал, что если бы они встретились сейчас, такая встреча не смогла бы произвести на Катю такого сильного впечатления, как в те моменты по многим причинам: свидание с ней будет коротким, надолго ее не отпустят родители, поэтому, в лучшем случае, им придется бродить по улицам в окрестностях ее дома, а такая обстановка не располагает к ярким проявлениям чувств. Даже если они зайдут в кафе, то вынуждены будут слушать оглушительную музыку и нетрезвые разговоры. Если бы между ними была прочная духовная близость, все это не мешало бы им, но такая близость возникает в результате длительного общения. Чувства Кати достаточно сильны, но духовная близость не могла так быстро возникнуть. Слишком большое расстояние их разделяет. Она совершенно не знает его образа жизни, специфики его работы, местности, в которой он живет. У них даже не было общих тем, интересующих в равной степени обоих. Катя производила впечатление на редкость серьезной девушки, поэтому она и казалась старше своих лет. Ей также необходимо осмыслить свои чувства. Но насколько серьезны ее чувства? Михаила она воспринимала очень эмоционально, но долговечны ли ее эмоции? Сейчас она в привычной для нее обстановке, и все произошедшее может показаться ей сном, а надолго ли мы запоминаем свои сны? Миша пришел к выводу, что должно пройти немного времени, прежде чем они снова увидятся, хоть и тяжела для него эта разлука. Во всяком случае, нужно дождаться от нее письма, если она намерена его написать.

В пятницу Миша совсем уж собрался уходить с речки, потому, что сильно проголодался, но тут приехала Люда на машине, и сказала, что их пригласили на коньячный завод для экскурсии. В машине сидели еще начальник типографии, и еще какой-то начальник. Миша подумал, что такая экскурсия добром не кончится, особенно для него, с подведенным от голода животом. Купить же какую-то закуску — значит дать понять этим людям, какого рода экскурсия его интересует. Вероятно, остальные думали примерно то же самое: купить еду, значит признаться, для чего их туда везут.

Смена на заводе уже закончилась. На проходной их встретил главный инженер завода, провел их по цехам, Михаилу даже показалось, что торопливо провел. В последнем цехе прямо в проходе стоял скучный общепитовский столик и пять стульев. Миша понял, куда стремился главный инженер.

— Теперь я хочу, чтобы вы провели дегустацию нашего коньяка, который бывал на многих выставках за рубежом, и удостоен многих медалей, которые я вам покажу позже. Простите за эти стаканы, как вы понимаете, держать в цехе коньячные рюмки было бы просто вызывающе.

Инженер, как потом выяснилось, тоже Миша, достал из ящика бутылку, и плеснул по нескольку капель в каждый стакан. Миша подумал, что может его тревога, была и напрасной.

— Я не жду от вас восторга, потому что все познается в сравнении, сейчас я предложу вам сравнить наш коньяк с другим коньяком, одну секунду.

"Начинается!" — с огорчением подумал Миша.

Вернулся он с бутылкой другого коньяка, а за ним шел человек с бутылкой и со стулом.

— Познакомьтесь, это наш технолог Гиви, а это дагестанский коньяк.

Миша заметил, что рука инженера стала более щедрой.

— Прошу вас допить, потому что на очереди коньяк "Каспий". Гиви, налей, пожалуйста, гостям.

— Наконец то и Гиви дали слово, — проворчал тот. — У нас на Кавказе полагается, прежде всего, сказать тост, и у меня есть такой тост: предлагаю выпить за прекрасную единственную женщину в обществе небритых невоспитанных и невнимательных мужчин, которая достойно переносит наше общество, позволяя нам любоваться своей красотой. За вас, Людмила!

После того, как инициатива перешла к красноречивому грузину, уровень жидкости в стаканах стал повышаться, запасы всевозможных коньяков были неистощимы, воля хозяев непреклонна, а воля гостей все слабела. Миша старался следить за сменой коньяков, а особенно за безопасностью сестры, и был достаточно настойчив: Гиви оставил Людмилу в покое. Миша, сохраняя ясность мыслей, "продегустировал" украинские, кавказские и молдавские, дошел до четвертого вида французского коньяка, но дальше все было как в тумане. Иногда сознание возвращалось, и он видел, что все так же прочно сидит на стуле и поддерживает беседу, сестра в порядке. Наконец "дегустация" закончилась. Миша попытался встать, но почувствовал, что это ему не под силу.

— Миша, — сказал он инженеру, который давно стал его другом, — твой коньяк настолько хорош, что взял меня в плен, я приклеился к этому чертовому стулу, не мог бы ты его из-под меня выдернуть?

— Тезка, сейчас я отклеюсь от своего, и мы с ним разберемся.

Потом Людмилу отвезли домой, а веселая компания мужчин посетила развалины старой крепости. Миша смутно помнил, как рассказывал аборигенам историю крепости, которую раньше в глаза не видел. И что в машине откуда-то появились женщины, и он кому-то из них назначил свидание. К сестре его привезли под утро, он лег спать, и проснулся лишь среди ночи следующих суток. Коньяк действительно был неплохим, потому что никаких неприятных последствий у Миши не было.


Ответ от Кати пришел спустя полторы недели.

"Милый мой Миша, если бы ты знал, как я ждала какой-либо весточки от тебя, а от тебя — ни слова. Я уже думала, что ты забыл меня. И вот, наконец, телеграмма! А сегодня огромное и такое хорошее письмо. Спасибо за все, за прекрасные дни в Крыму, за внимание ко мне, за теплые и прекрасные слова.

Когда мы расстались в Симферополе, я едва сдержалась, чтобы не заплакать. Столько боли и тоски было в твоем взгляде! Я взяла то твое первое письмо, и несколько раз прочитала его в поезде. И это меня успокоило.

На вокзале нас встретил папа, и, конечно же, сразу заметил у меня на руке часики. Он спросил, откуда они. Пришлось сказать, что это мне подарок от всей нашей компании. Мы сказали ему, что и ты с Людой тоже подружился с нами. Папа очень удивился подарку, но как будто поверил нашим словам.

30 июня мои родственники — мои бабушки, а их у меня четыре, дедушки, дяди, тети — отмечали мое 16-ти-летие. Надарили мне кучу подарков. Потом я фотографировалась. Посылаю тебе одну фотографию. Миша, прошу тебя, вышли мне свою фотографию.

Я начала учиться готовить. Вчера самостоятельно делала вареники с творогом, правда, мама руководила, а сегодня, после длительной маминой консультации сварила борщ. Мама сказала, что борщ отменный. Миша, а ты любишь украинский борщ? Я уже умею его варить, запомни.

Миша, я не поняла, о какой невеселой фразе идет речь. Я думаю, мы должны быть искренними.

Тот концерт для моряков я тоже слушала, и думала о тебе. Теперь мне дороги даже объявления диктора: "В Петропавловске-Камчатском — полночь" Мишенька, ты заметил, я тебя больше не называю на "Вы", прошу следовать моему примеру. Я думаю, ты меня простишь, за то, что я сделала это первая.

Собираешься ли ты приехать в Запорожье? И вообще, какие у тебя планы?

Я хочу пойти к маме на завод, но не знаю, удастся ли устроиться.

Досвидания, большой привет Людмиле. Жду твоего письма.

Катя.


После такого письма все благоразумные мысли мгновенно улетучились, и Миша помчался за билетом. Время замедлило свой бег, а ритм жизни Михаила ускорился настолько, что минуты для него стали тянуться, как недели. Ему казалось, что если сейчас мир потерпит какую-то глобальную катастрофу, он воспримет ее лишь как досадную задержку на пути к своей любимой. Катастрофы не произошло, но задержки в пути были.

В купе вагона сидели четверо чужих друг другу человека, не проявляющих малейшей склонности к общению, а в коридоре в это время двое мужчин вели жаркую, но безмолвную беседу с помощью жестов: они были лишены дара речи. Эта их беседа продолжалась не менее шести часов, когда Миша стал укладываться спать, они все еще беседовали. А Миша подумал, как несправедлива судьба: четверо интеллигентных здоровых человека не посчитали нужным сказать друг другу и трех фраз, а двое других, жаждущих общения, лишены дара речи.

Назад Дальше