— Мы справимся, — пообещал Джон.
Хенце кивнул:
— Мы обязаны победить.
Он слабо махнул рукой, указывая на документы. Джон собрал папки под мышку, отдал генералу честь и вышел.
Выйдя в коридор, он остановился подумать и решил, что оставит изучение документов до Брюсселя, где ему предстояло встретиться с Рэнди. Агент уже двинулся к выходу, когда кто-то окликнул его, и, обернувшись, увидел идущего ему навстречу генерала графа Ролана Лапорта.
— Bonjour,генерал Лапорт.
От тяжелой поступи француза, казалось, подрагивали на петлях двери.
— Подполковник Смит! Человек, заставивший содрогнуться штаб! Мы непременно должны переговорить. Пойдемте, мой кабинет за углом. Выпьем кофе... поп?
Джон согласился на чашку кофе и вслед за генералом проследовал в его кабинет. Лапорт занял массивное, обтянутое багряной кожей клубное кресло — единственный, пожалуй, предмет меблировки, кроме кресла за письменным столом, способный выдержать его тушу. Джон поневоле устроился в одиноком и неуместном хрупком креслице эпохи Людовика XV. Вскоре задерганный французский лейтенантик принес кофе.
— Итак, — проговорил Лапорт, — наш Эмиль все-таки жив, это magnifique[12],но находится в руках похитителей, а это уже не так magnifique.Вы не могли ошибиться, подполковник?
— Боюсь, что нет.
Лапорт хмуро кивнул:
— В таком случае нас обманули. Останки, найденные в руинах взорванного лабораторного корпуса, попали туда неслучайно, равно как фальшивые отпечатки пальцев и анализы ДНК в досье Сюртэ, а баски послужили лишь прикрытием для настоящих преступников. Я прав?
— Полностью, — согласился Джон. — Настоящие террористы называют себя «Щитом полумесяца», это многонациональная группировка мусульманских экстремистов, возглавляемая неким мсье Мавританией.
Генерал со злостью осушил чашечку.
— Сведения, которые я получил и передал вам, оказались во многом ошибочными. Я вынужден извиниться.
— Собственно говоря, большую часть данных, которыми мы располагаем теперь, я раздобыл, преследуя ваших басков, так что в конечном итоге вы оказали нам большую помощь, генерал.
— Merci.Это меня утешает.
Агент отставил чашку.
— Могу я поинтересоваться, где сейчас ваш адъютант, капитан Боннар?
— Дариус? Я отправил его по делам на юг Франции. Недалеко от Испании.
— Нельзя ли поточнее, генерал?
Лапорт нахмурился.
— На нашу военно-морскую базу близ Тулона, а потом на Минорку, по личным делам. А что? Почему вас вдруг заинтересовал Дариус?
— Насколько хорошо вы знакомы с капитаном Боннаром?
— Знаком?! — изумился француз. — Вы подозреваете Дариуса?.. Нет, нет, невозможно! Я помыслить не могу о подобном предательстве!
— Это он передал вам те документы, которые получил от вас я.
— Невозможно, — сердито отрезал генерал. — Хорошо ли я знаком с Дариусом? Да я знаю его, как отец — сына! Шесть лет он неотлучно рядом со мной. У него было безупречное досье, множество благодарностей и наград за отвагу, еще до того, как мы встретились, — когда он был у меня взводным в Четвертом драгунском во время иракской войны. А до того он служил poilu[13] во Втором пехотном полку Иностранного легиона, действовавшем в Северной Африке по просьбе наших бывших колоний, — они до сих пор обращаются к нам за помощью. Он выбился в офицеры из низов. Как можете вы подозревать столь уважаемого человека?
— Боннар служил рядовым легионером? Он не француз?
— Конечно, француз! — рявкнул Лапорт. Физиономия его словно окаменела, застыв в недовольной гримасе. — Ну да, его отец — немец, и Дариус родился в Германии, но его мать — настоящая француженка, и в Легион он вступил под ее фамилией.
— Что вы знаете о его личной жизни?
— Все! Он женат на прекрасной юной особе из хорошей семьи, многие годы служившей Франции. Он изучает нашу историю, как и я.
Лапорт широким жестом обвел рукой кабинет, и только теперь Джон обратил внимание, что стены его увешаны картинами, репродукциями, фотографиями, картами, так или иначе связанными с великими минутами французской истории. Исключение было только одно — репродукция той же картины, которую видел агент в парижском доме Лапорта. С нее зловеще поблескивал окнами кроваво-алый замок.
— История — это не просто описание прошлого нации или народа, — продолжал генерал. — Истинная история запечатлевает душу страны, и, не зная ее, невозможно познать народ. Не помня прошлого, мы обречены повторять его, подполковник, non?Как может предать страну человек, преданный ее истории? Impossible.
Джон слушал, и в его душе росло убеждение — Лапорт слишком многословно, слишком шумно защищает Боннара, точно пытается убедить самого себя. Или сердце подсказывало ему, что невозможное, с его точки зрения, может оказаться вполне вероятным? В последних словах генерала прозвучало явное сомнение.
— Нет, я не верю. Только не Дариус.
А Джон — верил. Выходя из кабинета, он оглянулся. Генерал Лапорт в тяжком раздумье восседал на своем алом троне, и в глазах его стоял ужас.
* * *Париж, Франция
Питер Хауэлл как раз задремал на узенькой койке, которую по его настоянию поставили рядом с кроватью Марти, когда за ухом его зажужжала не то пчела, не то оса, не то какой-то гнусный кровосос. Агент машинально прихлопнул вредную тварь и проснулся — от боли в пострадавшем ухе и от трезвона, который поднял стоящий на тумбочке телефон.
Марти зашевелился на больничном ложе и что-то пробормотал. Питер глянул на него — не просыпается ли? — и схватился за трубку.
— Хауэлл слушает!
— Спим, Питер?
— Даже полевые агенты по временам испытывают эту досадную потребность, как бы ни было это неудобно для вас, бюрократов на окладе, которые каждую ночь дрыхнут в своих постелях — или в постелях своих любовниц.
Находившийся в Лондоне сэр Гарет Саутгейт хихикнул — без особого, правда, веселья. Именно на его, как главы МИ-6, плечи падала незавидная обязанность общаться с Питером Хауэллом, несмотря даже на то, что сам сэр Гарет с куда большим удовольствием выставил бы этого непочтительного шутника. Но приходилось терпеть все выходки отставного агента, в которых тот находил некое извращенное удовольствие. Питер Хауэлл был великолепным профессионалом, особенно в нештатных ситуациях. Поэтому Саутгейт подшучивал над ним в ответ и не поддавался на провокации.
Но сейчас смех застревал у сэра Гарета в горле.
— Питер, как там доктор Зеллербах?
— Без изменений. А вам какого черта понадобилось?
— Хотел передать тебе кое-что важное, — Саутгейт подбавил в голос серьезности, — и поинтересоваться твоим мнением.
Марти снова беспокойно заворочался, и Питер с надеждой покосился на него, чтобы вернуться к разговору, только когда больной снова замер в прострации. Теперь, осознав, что успел достать босса, он вернулся к вполне цивильному обращению — noblesse oblige[14],так сказать.
— Я... как это в Калифорнии говорят — одно большое ухо?
— Очень мило с твоей стороны, — отозвался Саутгейт. — Информация сверхсекретная, только для ушей премьер-министра. Собственно говоря, я звоню тебе через новый скрэмблер и пользуюсь новыми кодами, чтобы быть уверенным, что террористы еще не успели его взломать. И больше не буду пользоваться им никогда, покуда мы не взяли под контроль этот чертов молекулярный компьютер. Ты меня понял?
— Лучше тогда вообще молчи, старик, — пророкотал Питер.
— Извини? — Сэр Гарет позволил раздражению прорваться.
— Правила не меняются. Как я выполняю задание — мое дело. Если мне ради успеха придется разгласить любую тайну, я это сделаю. Так можете и передать премьер-министру.
— Питер! — Саутгейт повысил голос. — Тебе так нравится изображать самонадеянного ублюдка?
— Безмерно. А теперь выкладывайте, что хотели мне сообщить, или вешайте трубку.
На самом деле Питер успел рассчитать, что его подключили к делу с самых верхов, через голову главы МИ-6, а значит, тот не в силах его уволить, и, представляя, как Саутгейт ерзает на стуле, открыто ухмылялся.
Голос сэра Гарета был суше Сахары.
— Генерал сэр Арнольд Мур и его пилот пропали — предположительно, погибли — во время перелета из Гибралтара в Лондон. Генерал собирался лично представить премьер-министру некий сверхсрочный доклад. Даже по сверхсекретному каналу кодированной связи он сказал только, что дело касается — цитирую — «недавних сбоев в электронных сетях США». Только поэтому мне поручено было сообщить об этом тебе.
Питер мгновенно напрягся.
— Генерал Мур не намекнул, как или где он добыл те сведения, которые хотел представить премьер-министру?
— Нет. — Саутгейт тоже оставил на время ссору. — Мы проверили все источники. Известно нам вот что — генерал вообще должен был находиться в Кенте, в своем поместье. Вместо этого он полетел в Гибралтар, взяв личного пилота. Оттуда он и пилот на вертолете отправились куда-то и вернулись шесть часов спустя. Где он провел это время — неизвестно.
— Диспетчерская Гибралтара не знает, куда они полетели?
— Никто не знает. Пилот, понятное дело, пропал вместе с ним.
Питер подумал секунду.
— Ладно. Мне придется остаться здесь, покуда я не смогу допросить Зеллербаха. А вы бросьте все силы, но разузнайте, куда летал Мур! Как только поговорю с Зеллербахом, я отправлюсь на юг и поищу сам. Дальность полета у вертолетов небольшая, так что выбор у нас будет невелик.
— Хорошо, я... Погоди! — Голос Саутгейта отдалился, словно глава МИ-6 разговаривал с кем-то еще, но слов было не разобрать. Через несколько секунд сэр Гарет вернулся. — Мне только что сообщили — в море близ Лиссабона нашли остатки муровского «торнадо». На обломках фюзеляжа — следы взрыва. Полагаю, можно считать и генерала, и его пилота погибшими.
— Учитывая ситуацию, несчастный случай можно исключить, — согласился Питер. — Займите своих ребят делом. Я с вами свяжусь.
Саутгейт хотел было сказать, что Хауэлл — тоже один из его людей и ему следовало бы выполнять приказы, а не отдавать их, но прикусил язык и вздохнул про себя.
— Хорошо. И... Питер... постарайся без нужды никому не проболтаться.
Вместо ответа агент повесил трубку, подумав про себя: «Напыщенный осел!» Слава всем святым, он-то всякий раз успевал отвертеться от любых начальственных постов. Власть бьет в голову вполне приличным до того людям и напрочь отсекает приток кислорода к мозгам. Впрочем, если вдуматься, приличные люди редко стремятся к власти или добиваются ее. Для этого надо с самого начала быть самовлюбленным дураком.
— Господи! — прошептал за его спиной слабый голос. — Питер... Питер Хауэлл?Питер, это ты?
Вскочив на ноги, агент бросился к постели Марти. Тот тер глаза.
— Я что... умер? Без сомнения. Да. Я, несомненно, в аду. — Он тревожно вгляделся в лицо Питера. — Иначе я не встретил бы Люцифера. Мне следовало догадаться. Где еще мне довелось бы встретить этого несносного англичанина, как не в преисподней?
— Вот это дело! — Питер широко ухмыльнулся. — Привет, Марти, дурачок. Здорово ты нас напугал.
Не обращая внимания на его слова, Марти нервно заозирался.
— Выглядит все мирно, — бормотал он, съеживаясь в комок, — но меня не обманешь! Это все иллюзия! Я вижу пламя за этими невинными стенами! Алое, желтое, багровое! Слепит! Жаркий пламень из сердца ада! Но вам не сдержать Марти Зеллербаха!
Он отшвырнул смятые одеяла.
— Охрана! — заорал Питер, прижимая рвущегося на свободу пациента к койке. — Медсестру! Врача! Кого-нибудь, вашу мать!
Дверь распахнулась, и показался охранник.
— Сейчас! — крикнул он, едва заглянув в палату. Марти не столько бился в крепких руках Питера, сколько упрямо давил всем своим немалым весом, словно пытаясь пробиться сквозь стену.
— Надменный сатана! Я из твоих когтей вырвусь вмиг! Реальность — и мираж. Bay, да с кем ты связался, по-твоему? Весело же будет помериться хитростью с архиврагом! Тебе не победить, нет! Я улечу отсюда, как на крыльях алохвостого сокола. Никак... нет... нет...
— Т-ш-ш, парень, — приговаривал агент, пытаясь успокоить его. — Я не сатана. Ну, не совсем. Помнишь старину Питера? Мы неплохо проводили время, да?
Но Марти все бредил, захваченный маниакальной фазой синдрома Аспергера. Наконец вбежала медсестра, и, пока она вместе с Питером удерживала пациента, доктор Дюбо ввел ему в вену раствор мидерала — единственного средства, способного сдерживать проявления болезни.
— Я улечу... не обманешь, дьявол! Только не меня! Я...
Врач довольно покивал, заметив, что медсестра и агент продолжают прижимать буйного больного к кровати.
— Постарайтесь его успокоить. Он слишком долго пробыл в коме, и мне не хотелось бы рецидива. Лекарство скоро подействует.
Питер бормотал Марти на ухо что-то успокоительное, пока тот бредил, выстраивая воздушные замки из слов, уверенный, что находится в царстве Аида и должен обмануть самого сатану. Но вскоре больной обмяк, более не пытаясь вырваться, глаза его потускнели, веки опустились, и Марти принялся клевать носом.
Медсестра одобрительно улыбнулась Питеру.
— Вы хороший друг, мсье Хауэлл. Многие на вашем месте вылетели бы из палаты с воплями.
Питер нахмурился:
— Да ну? Что, у людей совсем не осталось смелости?
— Или совести.
Она похлопала его по плечу и вышла.
В первый раз с начала кризиса Питер всерьез пожалел, что не может воспользоваться электронной связью. Хотелось немедля сообщить Джону и Рэнди, что Марти очнулся, и в то же время — срочно связаться с агентами на юге Франции, на Коста-Брава и в Испании, и во всех местах, куда мог добраться вертолет с Гибралтара, где могли остаться свидетельства того, как провел генерал Мур последние часы своей жизни. Но удобнее всего это было бы сделать с помощью мобильного телефона.
Он разочарованно опустился на койку и со вздохом опустил голову в ладони. И в этот миг за спиной его послышались шаги — тихие, вкрадчивые, — и дверь отворилась неслышно...
— Рэнди?
Уже оборачиваясь, Питер понял, что это не Рэнди — не ее походка, и потянулся к «браунингу» на поясе, но поздно. В темя ему уперлось холодное пистолетное дуло. Агент застыл. Кем бы ни был его противник, это был опытный, умелый враг... и он был не один.
Глава 21
Брюссель, Бельгия
Джон захлопнул последнюю папку с бумагами, откинулся на спинку стула и заказал вторую кружку пива. Он уже заглядывал в кафе «Эгмон» и оставил хозяину записку для Рэнди, предлагая ей встретиться здесь, в кафе «Ле Серф Ажиль», за столиком на улице, — это было его любимое заведение. Располагалось оно на рю Сен-Катрин, в нижнем городе, недалеко от биржи, в том месте, где когда-то к берегам Сены причаливали сотни рыбачьих лодочек. В окрестностях прежнего рыбного рынка по сей день в любом кафе подавали рыбу, хотя реку уже давно загнали в бетонные берега и перекрыли сводом, по которому теперь проходил бульвар Аншпах.
Но сейчас агент, потягивая темное пиво, думал не о рыбе, не о реке под ногами и не о превосходной здешней кухне. Он единственный выбрал столик на улице — по небу еще катились темные тучи, но дождь прекратился час назад, — и по просьбе клиента официант вытер столик и два стула. Остальные посетители решили не рисковать — вдруг хляби небесные разверзнутся снова? Джона это устраивало. Одиночество было ему по душе — надоели подглядывающие и подслушивающие.
Покинув штаб объединенного командования, он переоделся и выглядел теперь простым туристом — бежевые брюки, рубашка в клетку с широким воротом, синяя спортивная куртка и кроссовки. Последнее было очень важно: вдруг придется за кем-нибудь гоняться? Куртка тоже была очень важна: под ней удобно прятать пистолет. И, конечно, без черного плаща, перекинутого сейчас через спинку стула, обойтись было никак невозможно — в нем так удобно скрываться в ночи.
Но сейчас предзакатное солнце еще пыталось прорвать лучами облачный полог, а агент Джон Смит обдумывал услышанное им в штабе НАТО. Досье на капитана Дариуса Боннара оказалось весьма содержательным. То ли Лапорт не знал, то ли решил умолчать, думая, будто защищает подопечного, но столь расхваленная им нынешняя супруга-француженка Боннара не была у капитана первой: во время службы в Легионе тот женился на алжирке. Пришлось ли ему для этого обратиться в ислам, досье умалчивало. Однако, даже получив офицерское звание, все свои отпуска Боннар проводил в Алжире, с женой и ее родственниками. Почему Боннар с ней развелся — тоже остава лось неясно, да и свидетельства о разводе в досье не было. Это сразу насторожило Джона. Террористы, словно шпионы-резиденты, часто жили под разными именами и вели двойную жизнь, переезжая из страны в страну.
Итак, Дариус Боннар, любимый адъютант заместителя верховного главнокомандующего объединенных сил НАТО, был немцем, служившим во французской армии, женатым некогда на алжирке, а ныне находился где-то на юге Франции — совсем недалеко от Толедо.
Агент задумчиво потянулся к кружке. Он поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как в полуквартале от кафе из таксомотора выходит Рэнди, и с улыбкой откинулся на спинку стула, наблюдая за цээрушницей. Та выбрала скромный костюм — темные брюки и облегающий жакет, — а волосы затянула простеньким хвостиком. Стройная и гибкая, она походила на школьницу. Когда, заметив Джона, она побежала к нему, агент поймал себя на мысли, что уже не вспоминает о Софии каждый раз, как видит ее сестру. Это показалось ему непривычным.
— Ты словно увидел привидение, — заметила Рэнди, подбегая. — Волновался за меня? Очень мило, но совершенно зря.
— Где тебя носило? — сумел прорычать агент, хотя улыбка так и рвалась к губам.
Шпионка бесцеремонно шлепнулась на сухой стул и огляделась в поисках официанта.
— Погоди минуту, я все расскажу. Я только что из Парижа. Думала, тебе будет приятно, что я первым делом заехала к Марти...