– Что рубаха? - подхватили в рядах противника. - Табачку бы хоть на затяжку! Мху, и того покурить не дают, все огня боятся!
– Табачку бы, табачку! - сладким стоном пронеслось по обеим армиям.
Яшка поднял голову.
– Знаю, кончится народное терпение! - голос его возвысился, покрывая общий ропот. - А ну, ребята, вали все сюда, на митинг! Резолюцию принимать будем! Долой войну! Братайся!
Противостоящие цепи дрогнули, рассыпаясь. Каторжники с обеих сторон потянулись к Яшке, бросая оружие и смешивая ряды.
– За что я вас, большевиков, ценю, - сказал, подходя, Шабалин, - так это за ораторский талант. Вроде наврал с три короба, а пронял до самых печенок, будто отец родной!
– Классовое учение всесильно, - назидательно сказал Косенков, - потому что оно верно.
– Немедленно прекратить наступление! - кричал полковник Лернер, перегнувшись через стол и комкая побелевшими пальцами некстати подвернувшиеся под руку наряды на крупу. - Вы слышите, штабс-капитан? Немедленно!
На высоком табурете перед ним, робко поджав рахитичные лапки, застыл большеголовый муравей с необычайно длинными, широко расставленными усиками. Фасеточные глаза муравья безучастно смотрели в разные стороны, многократно отражая стены, пол и потолок - все, что угодно, только не разгневанное лицо полковника. Возле муравья суетился поручик Яблонский, непрерывно поливая его голову охлаждающей жидкостью. Глаза поручика разительно напоминали муравьиные, в них блуждало то же безучастное выражение.
– Александр Тимофеевич, голубчик, - продолжал полковник, выкрикивая слова в самое муравьиное рыльце. - Постарайтесь убедить ваше правительство, что инцидент исчерпан! Как поняли меня? Прием!
Муравей шевельнул усиками. Меж ними проскочила длинная искра, в воздухе запахло озоном.
– Рад бы, господин полковник, да не могу! - утробно прогудел муравей голосом штабс-капитана Пригожина. - Меня никто не слушает. Ее Величество получила от кого-то в подарок полфлакона французских духов и высочайше соизволила послать государственные дела… - в чреве муравья что-то неразборчиво хрипнуло. Он в сомнении поискрил усиками и раздвинул лакированные жвальца, изъявляя готовность к приему новой информации.
– Черт с ней, с царицей! - Лернер грохнул кулаком по столу так, что испуганная чернильница сделала лужу. - Действуйте собственной властью! Верните штрафные батальоны в бараки! Прием!
– Поздно! - глухо отозвался из муравьиного чрева штабс-капитан Пригожий. - Большевики взбунтовали каторжников! На фронте братание!
– Как - братание?! А стража?
– Стражу перебили! Бандой командует прапорщик Шабалин! При нем - красный комиссар!
– Та-ак… - Лернер ошеломленно вытер разом вспотевшие руки о карту боевых действий. На полях будущих сражений длинными полосами пролегли несуществующие бастионы и контрэскарпы. - Поздравляю… Докатились и до революции…
– Они перешли в наступление! - жалобно прогнусавил муравей. - Прием!
– Прекратите панику! - рявкнул полковник. Слюна его зашипела на раскаленной голове живого передатчика. Яблонский поспешно сбрызнул обоих охлаждающей жидкостью. - Неужели вас пугает наступление горстки бунтовщиков?! Истребить всех до единого! Как поняли? Прием!
Лернер вдруг отразился в ячеистых глазах связиста, взглянувшего на него с непередаваемым ехидством.
– Так они не на меня наступают, - выдал муравей голосом Пригожина.- А на вас…
– Ананас… - прошевелил белыми губами Лернер, тяжело опускаясь в кресло.
– Слава Богу, у вас есть патроны! - с воодушевлением продолжал штабс-капитан. - Вы им покажете!
– Патроны?! - истерически взвизгнул полковник. - Какие патроны?!
Трясущейся рукой он схватил чернильницу и что есть силы запустил в голову муравья. К несчастью, перегревшийся передатчик в этот самый момент сухо щелкнул и, выпуская струйки дыма из дыхалец, завалился набок. Летящую чернильницу принял на грудь поручик Яблонский.
– Да, - задумчиво сказал он, обтекая фиолетовыми струйками. - С патронами вышел форменный пердимонокль…
Отряд Шабалина и Косенкова расположился на привал в неглубокой низинке, поросшей более сочной травой, чем остальная степь. Здесь можно было поискать воды и накопать червей на ужин. Каторжники разбрелись окрест, ковыряя землю наконечниками копий. Пластун Тимоха, отошедший дальше других, забеспокоился первым. Отложив пруток с нанизанными на него жирными комариными личинками, он завертел головой, ловя чутьистым носом мимолетные запахи. Пахло взрытой землей, едой, потом, пыльцой отцветающего чайного куста, но откуда-то совсем издалека нет-нет да и потягивало неприятно знакомой кислинкой. Тимоха резво взбежал на пригорок и, приставив костлявую ладонь козырьком ко лбу, цепко вперился в горизонт синими пуговками глаз.
– Ай-яй-яй! Вот беда-то…
Он обернулся и махнул рукой Егору, промышлявшему неподалеку мясистыми корешками съедобных трав. Личинок Егор побаивался.
– Эй, паря, как тебя! Беги за их благородием! Живо!
– А чего сказать? - Егор вытер рукавом перепачканные землей губы.
– Скажи - отобедались! Пора платить…
Дымка, постоянно висящая над горизонтом, неуловимо изменилась. Она быстро сгущалась, словно со стороны муравейника накатывала низкая, распластанная по земле грозовая туча.
– Ну, держись, братва! Целая армия валит!
Высыпавшие на пригорок каторжники с тревогой следили за растянувшимися от края до края степи шеренгами муравьев.
– Хана, славяне, от этакой силищи гарпуном не отобьешься.
– Эх, пулемет бы сюда!
– Ни за понюх погибнем! Что ж теперь делать-то, а?
– «Со святыми упокой» затягивать, больше нечего…
– Слушай мою команду! - голос Шабалина прозвучал негромко, но его все услышали. - В каре - стройсь! Копейщики вперед!
Оборванная масса зашевелилась, выстраиваясь на пригорке плотным четырехугольником, поросшим частой щетиной копий.
Егора, у которого не было копья, оттеснили в глубь строя и сунули в руки обломок жердины, велев колотить по усам, кого достанет.
Муравьиная армия, пополняясь все новыми и новыми проступающими в пыли шеренгами, быстро приближалась.
– Красиво идут… - Косенков сплюнул. - Только барабана не хватает.
– Гвардия, мать их за членистую ногу! - сказал стоящий рядом с ним Шабалин. - Ну что, юноша? - он обернулся к Егору. - Повоюем?
– Окропим снежок красненьким, - ответил Егор первое, что пришло в голову.
Шабалин одобрительно кивнул.
– Изрядно сказано! Молодец, что не боишься!
Я не боюсь?! Егор прислушался к себе и с удивлением понял, что действительно не боится. Странно, еще минута-другая, и он, скорее всего, будет валяться на этом самом пригорке, перекушенный пополам муравьиными жвалами. Веселенькая картинка… Егор сердито мотнул головой. К черту, надоело! Есть более важные мысли для таких минут! Он стал вспоминать родителей, но перед глазами вдруг появилось лицо Кати. Хорошо было бы встретиться еще хоть раз. Он ведь ей так ничего и не сказал… Интересно, что такого ты собирался сказать, лукаво улыбнулась Катя. Егор замялся, подбирая слова. Разве неясно и так? Почему об этом обязательно нужно говорить? Катя насмешливо вздернула бровь. Ты просто боишься… Дудки! Егор гордо выпрямился. Это я раньше боялся! А теперь - ничего я не боюсь!
– Батальо-он! - отчаянно закричал Шабалин. - За Бога, царя и Отчество!
– Коммунисты - вперед! - подхватил Яшка.
– Как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам! - грянул строй, перекрывая рокот накатывающей волны хитиновых панцирей с пеной разинутых жвал на гребне. - С Интернационалом воспрянет род людской!
Шеренги сшиблись. Хрустнуло. Песня обратилась в многоголосый вопль. Лавина муравьев, наткнувшись на колючий частокол пик, обтекала пригорок, заключая людей в кольцо. Сомкнутый строй каторжников не позволял муравьям пустить в ход челюсти, зато остро отточенные наконечники гарпунов жалили без промаха.
Егору была видна только потная спина Кулипаныча, орудующего охотничьим багром, как винтовкой в штыковом бою.
– Это вам за сапоги! - гремел голос Яшки в первых рядах. - Ну, кто еще хочет комиссарского тела? Подходи!
Перед стиснутым со всех сторон каре стремительно рос вал мертвых муравьиных тел, но все новые солдаты, щелкая жвалами, взбирались по трупам собратьев и бросались на людей сверху.
Кулипаныч вдруг замер, выронил багор и грузно осел, заваливаясь на спину. Лицо его был залито кровью. Егор кинулся к нему и сейчас же услышал над головой оглушительный щелчок сомкнувшихся челюстей. Он ударил дубиной наотмашь, но она скользнула по гладкому панцирю, не причинив здоровенному, как гоночный болид, солдату заметного вреда. Бронированная голова надвинулась, снова взводя окровавленный капкан жвал. Егор попятился, понимая, что ему не спастись. Но тут на спину муравья, размахивая топором, вскочил Блошка и сноровистыми плотницкими ударами отсек сразу две суставчатые лапы. Ткнувшиеся в землю челюсти взметнули пыльный фонтан у самых ног Егора. Егор заорал, бросаясь вперед и нанося беспорядочные удары по выпуклым сетчатым глазам, тонкой шее и сочащимся белой слизью обрубкам лап…
Он не слышал собственного крика. Ярость, затопившая мозг, отсекла лишние звуки, вытеснила все мысли и чувства. Осталось одно страстное желание убивать. Глаза сами находили очередную цель, ноги точно рассчитывали разбег, прыжок - и руки, не ожидая команды мозга, обрушивали дубину на врага, безошибочно выбирая наиболее уязвимое место. Он не знал, что творится вокруг и как развивается битва. Временами казалось, что он остался один посреди моря черных панцирей, но это лишь придавало ему сил. Он снова крошил хитиновые черепа, косил антенны усов, топтал корчащиеся под ногами тела, а затем откуда-то появлялся с ног до головы заляпанный слизью Яшка или бледный как смерть Шабалин, становился рядом, и нахлынувшая волна муравьев откатывалась прочь, чтобы через мгновение снова захлестнуть пригорок.
– Мельчают, сучьи дети! - прохрипел Косенков во время короткой передышки. - Поначалу вон какие кони перли, - он толкнул ногой отсеченную муравьиную голову размером с камазовский бензобак. - Першероны! А теперь мелюзга, клячи обозные! Верно, Егорка?
Егор впервые огляделся. На пригорке, почти похороненном под грудами тел, вперемешку муравьиных и людских, теснилась жалкая кучка израненных бойцов - все, что осталось от двух каторжных лагерей. Обступившая их муравьиная армия ничуть не поредела, но, казалось, подрастеряла боевой дух. Малорослые солдаты топтались в нерешительности, перестукиваясь усиками и словно бы совещаясь.
– Похоже, гвардию-то мы перебили, братцы, - Яшка вытер перепачканные в крови и слизи руки о гимнастерку. - Все не так обидно помирать.
– Как же, перебили, - откликнулся Шабалин. - Ты вон туда посмотри!
Егор обернулся на его голос и увидел, как в однородную запыленную массу вражеской армии со стороны муравейника врезается жирный антрацитово-черный клин свежих сил. Новые солдаты, не дожидаясь, когда им освободят дорогу, просто перешагивали через мелких соплеменников и, не снижая скорости, неслись в наступление.
– Боевые слоны Ганнибала, - Шабалин с досадой воткнул обломок копья в землю и сложил руки на груди.
– Да уж, ганибала что надо, - помрачнел Яшка.
– Кваску бы сейчас… - тихо сказал Прокопенко. - Да в баньке помыться. А потом уж пускай режут…
– А-а-а, суки! - взвился вдруг Блошка и бросился вниз с пригорка навстречу стремительно приближающемуся клину. - Молись, отродье тараканье!
Ряды мелких муравьев, теснясь и толкая друг друга, расступились перед ним, образовав широкий коридор. Блошка пробежал по нему, размахивая топором, и с криком налетел на переднего солдата наступающей армии. Но схватки не получилось. Бронированный гигант мимоходом срезал патлатую Блошкину голову и продолжал бег, будто и не заметив хрустнувшего под ногой черепа.
– Эх, Блошка, Блошка, - вздохнул Шабалин и широко перекрестился. - Вот и все, господа. Теперь наш черед…
Егор поднял голову. Белесое небо равнодушно смотрело на муравьиную планету мутным, лишенным солнечного зрачка глазом. Совсем как глаз насекомого, подумал Егор. Треснуть бы по нему дубиной!
И вдруг над самой его головой со свистом пронеслись один за другим три огромных крылатых силуэта. Они заложили лихой вираж, разворачиваясь над вражеской армией, и в то же мгновение перед наступающими муравьями взметнулись частые фонтанчики пыли. Раздался никак не ожидаемый здесь, но до боли знакомый звук - длинная очередь из автомата Калашникова.
– Господи Иисусе! - ахнул стоящий рядом Прокопенко. - Аэропланы!
Но это были не аэропланы. Сухо треща крыльями, над муравьиным войском зависли три большие стрекозы. Егор увидел, как, отделяясь от них, цепочкой пошли вниз маленькие черные точки. Он вдруг понял, что произойдет в следующую минуту, и во все горло заорал:
– Ложись!
Каторжники повалились на землю. Сейчас же в гуще муравьев сверкнуло пламя разрыва, за ним другого, третьего. Накатил грохот. Казалось, на равнине разом заработал десяток грязевых вулканов, выбрасывающих в небо бесформенные клочья плоти, обломки панцирей и оторванные конечности. Егор прижался к земле и закрыл голову руками, защищаясь от липко шлепающих вокруг комьев.
– Стойте! - раздался вдруг отчаянный крик Шабалина, напрасно пытавшегося перекрыть грохот разрывов. - Нельзя! Остановитесь!
Егор поднял голову. Прапорщик со всех ног бежал прямо под бомбежку, размахивая руками, будто хотел прогнать налетающих с неба стрекоз.
– Чего это он? - удивился Прокопенко. - По мне - так райская музыка. Будто родную дивизионную батарею услыхал!
– Дура, - заорал на него пластун Тимоха, торопливо поднимаясь на ноги. - Тут ведь кругом торфяники! Они от любой искры занимаются почище пороха!
Взрывы, постепенно отдаляясь, становились тише.
– Ох, мать моя Первая Конная! - изумился Яшка, вставая. - Чисто!
Каторжники зашевелились, отряхиваясь и протирая глаза. На всем пространстве степи, начиная от вала мертвых тел вокруг пригорка и кончая пыльным горизонтом, не было видно ни одного живого муравья. Лишь кое-где среди трупов еще угадывались конвульсивные движения скребущих землю лап да слабые подрагивания усов.
– Разбеглись… - глуповато ухмыльнулся Прокопенко.
– Нам самим разбегаться надо! - Тимоха указал на закопченные пятна, оставшиеся на месте разрывов. Над ними, быстро густея, поднимались столбы желтоватого дыма. Кое-где уже поблескивало пламя. - Сейчас тут такое будет - пожалеешь, что жив остался!
На пригорок, прихрамывая, взбежал Шабалин.
– Уходим. Быстро! Поднимайте раненых!
– Да разве ж теперь уйдешь… - Тимоха безнадежно махнул рукой.
– А где ж спасители? - Косенков, оторвав от гимнастерки распоротый рукав, наспех заматывал кровоточащую рану на локте.
– Вон летят! - Прокопенко, сохранивший артиллерийскую зоркость, несмотря на заплывший глаз, ткнул пальцем в небо, указывая на три едва заметные точки.
– Как бы эти спасители за нас самих не взялись, - проворчал Шабалин. - Наверняка это подарочек от полковника Лернера. Старый маразматик сам не понимает, что делает! - он повернулся к Яшке. - И тебе спасибо, комиссар! Доставил этому дураку оружие!
Каторжники настороженно следили за стремительным приближением трех продолговатых тел, окруженных размытым сиянием. Но стрекозы не собирались нападать. Распластав крылья, они плавно снизились у самого пригорка и замерли, цепко впившись в землю посадочными штангами лап.
Ни дать ни взять вертолетное звено, отрешенно подумал Егор. Не хватает только подвесных турелей и звездочек на фюзеляже…
– Ты гляди-ка, - удивился Яшка. - Да ведь там мужики верхами!
– Два мужика, - поправил глазастый Прокопенко. - И одна баба.
– Катя… - не веря глазам, прошептал Егор. - Катя! - заорал он во все горло и припустил вниз по склону.
– Куда?! Назад! - раздался позади испуганный вопль Шабалина.
Почему «назад»? - удивился Егор. Это же Катя! А с ней Мустафа!
Земля вдруг тяжко просела прямо перед ним, распахивая бездонный провал, из которого ударила в небо нестерпимо яркая стена пламени, отрезавшая его от Кати. Жаркой волной Егора отбросило назад, он покатился по земле, закрывая руками опаленное лицо и слыша со всех сторон панические крики людей, гаснущие в реве огня.
Последнее, что он помнил - страшный рывок, отдавшийся болью в стиснутом стальными когтями теле, свист ветра в ушах и треск крыльев над головой…
Багровые всполохи, проникавшие сквозь иллюминатор, плясали на приборных панелях, заставляя каждый рычажок отбрасывать длинную колеблющуюся тень. Там, внизу, за бортом, гигантскими факелами пылали купола муравейников, раскаленной жаровней светилась бывшая степь. Защитный кокон, окружавший планету, лопнул, открывая равнодушным звездам картину гибели цивилизации муравьев и людей.
Это сон, думал Егор. Это не может быть правдой. Он кожей чувствовал обжигающее дыхание пожара, но из багрового тумана к нему протягивались прохладные руки Кати, касались лба, успокаивали боль. Егор снова проваливался в забытье, из которого его временами ненадолго возвращали знакомые и незнакомые голоса.
– …Привезли нас на стрекозиную ферму, - неторопливо говорил Мустафа. - Там бамбуковые леса стеной. Сплошь паутиной заплетены, непролазная чаща, бежать некуда… - голос улетал вдаль, эхом отдаваясь в голове. Ему на смену выплывал другой, незнакомый.
– Три кубика внутривенно обоим, и повязки поменяй…
– …И вот однажды накормил я свою эскадрилью, - возвращался голос Мустафы, - почистил, выгнал на поле. Огляделся по сторонам - никого. Ну, думаю, сейчас или никогда…
– Опять жар, - тревожный голос Кати. - Еще укол?
– Не нужно, пульс нормальный.
– …Don’t worry, мистер Косенков. Оружие я вернул на станцию, как только вступил в должность. Бедные муравьи нисколько этому не сопротивлялись! Похоже, они лучше людей поняли, чем грозит пребывание оружия на планете… К сожалению, их это не спасло.