Мы стали готовиться к вторичному полету на планету. Оан вдруг стал возражать против посещения Отца-Аккумулятора. Я попросил Оана объяснить, что он имеет против новой экспедиции. Вместо объяснения он внедрил мне в мозг ощущение страха. Но так как это все-таки был его страх, а не мой — а безотчетным настроениям я поддаюсь не всегда, — я продолжал дознаваться причин боязни.
— Покой Отца священен, — сообщил Оан.
— Стало быть, ваш Отец-Аккумулятор — самодур, наказывающий всякого, кто его потревожит?
— Он плохо чувствует себя, когда посягают на его покой.
— Разлаживается? Перестает функционировать? Кто же охраняет его покой? Ваши Жестокие боги?
— Жестокие боги не вмешиваются в дела Отца и Матери. Отца охраняет гвардия оберегателей, каждый отбирается самим Уохом.
— С оберегателями мы справимся, даже с отобранными Уохом. И Отца не обидим, если он не заслуживает обиды. Теперь скажи, что такое Мать — Накопительница молний?
— Страшная Мать бережет покой Отца. — И это было все, что мы сумели узнать от Оана.
Уверен, что и другие араны об Отце и Матери знают не больше. Тем настоятельней нужно было идти на новую разведку.
Опустились мы на старом месте, в полдень. На дорогах встречались араны, на нас по обыкновению не обращавшие внимания. Выглядели они здоровыми, электрическая буря никого не потрепала. Оан сообщил, что и отвергатели и ускорители недоумевают: еще не было столь сильного урагана — и такого невредоносного! На главной площади копошилась бригада паукообразных, восстанавливающих плаху. Мы не стали им мешать. Дело было не в плахе.
Оан взобрался на вершину холма и остановился перед одним лазом, ничем не отличающимся по виду от соседних:
— Здесь. Первым я не пойду.
— Иди в середине, — разрешил я.
Оберегатели встретились уже через несколько метров. Это были рослые пауки, бесстрашные и готовые на самопожертвование. Но они улепетывали через минуту с такой быстротой, что ни один из нас не сумел бы догнать. Дело было не только в том, что они не могли противостоять удару силовых полей. Они просто не знали, что такое поле. Невидимая сила, мощно бросавшая их на стены и под потолок, так потрясла их, что никто и не подумал переть на рожон. Они удирали вглубь с теми же знакомыми воплями:
— Жестокие боги! Снизошли Жестокие боги!
Внутренняя охрана, очевидно, не поверила паническому сообщению передового отряда. В пещере, через которую пролегал путь, нас повстречало целое воинство. Оберегатели ринулись, подбадривая себя бесовскими искрами и воинственным писком. В первой стычке мы ограничились силовыми оплеухами, здесь пришлось концентрировать поля. И когда бой закончился, на полу лежало несколько безрассудных, которым не повезло. Из пещеры вело четыре хода. Из заднего вышли мы, в два боковых опрометью умчались сраженные охранники. В четвертый ход никто не юркнул. Я показал на него одной из своих многочисленных рук:
— Сюда, Оан?
— Сюда. Больше нам никто не встретится до самых покоев Отца. В этот лаз запрещено заползать.
Запретная для аранов дорога тянулась долго, мы пересекли еще пять-шесть пустых пещер и наконец выбрались в самую большую. Даже засветив прожектора, мы не увидели ни потолка, ни противоположных стен. Все помещение занимало озеро — вязкая жидкость, прикрытая коркой. Поверхность бурлила, вспучивалась, кое-где корка разрывалась, наружу вырывалось пламя. Над озером клубился зеленоватый самосветящийся пар, призрачно его озаряя. Временами из жидкости вырывались молнии, погасая в невидимом потолке, оттуда как бы в ответ низвергались такие же молнии.
— Отец-Аккумулятор убивает всех, кто подходит близко, — со страхом прошептал Оан.
— Своеобразный механизм для выработки электроэнергии, — оценил озеро Ромеро.
— И большой мощности, — добавил Орлан, с любопытством осматриваясь. — Соединение мощных генераторов со сверхмощными конденсаторами. Очень интересная машина.
Граций с сомнением покачал всем частоколом рук:
— Это не механизм, а живое существо. Оно напоминает наши биологические орудия, но там простое скопление бактерий. Уверен, что Отец-Аккумулятор — мыслящее создание.
Я приказал усилить охранные поля. Ирина взяла пробу озера на анализ. У меня вдруг возникло ощущение, что за нами наблюдают. Оан считал, что Отец-Аккумулятор следит за каждым нашим движением, разбирает каждое наше слово, понимает каждую нашу мысль. Возможно, Оан преувеличивал, но и мне вообразилось, будто озеро безглазое, безногое, безрукое, но живое и что перед нами оно затаилось, что оно охвачено страхом, а не яростью, как думал Оан. Озеро как бы безмолвно упрашивало нас не делать ему зла.
— Отец не уничтожает вас! — удивленно воскликнул Оан.
— Попробовал бы! — пробормотал я. — Постарайся связаться с Отцом, — посоветовал я Ирине, а Оана спросил: — Каков возраст этого зверя?
О возрасте озера Оан ничего не знал, кроме того, что оно уже было когда еще не появились араны. Отец сотворил жизнь, когда ему надоело быть одному — сперва создал Мать, а потом оба они населили планету растениями и аранами. Океан с его хищниками тоже одно из творений Отца.
— Океан, наверно, является отходом производства электроэнергии, — перефразировал Оана Ромеро. — Ибо, сколько я понимаю, Отец — живая электростанция, питающая электрических жителей планеты.
— Итак, будем решать: уничтожаем ли мы Отца, ибо деятельность его причиняет страдания аранам, — сказал я. — В этом случае надо подарить жителям автоматическую электростанцию, чтобы не прерывалось снабжение их организмов электричеством. Или сохраняем его, но как тогда разряжать пресыщенного электричеством Отца без привлечения к этому делу буйной Матери?
— Уничтожение равносильно убийству, — поспешно сказал галакт.
— Что до сумасбродной Матери, — сказал Ромеро, — то функция ее, очевидно, сводится к ликвидациям излишков электричества. Но эту несложную техническую задачу она решает весьма свирепо. Кто-нибудь видел Мать — Накопительницу молний, Оан?
— Ее нельзя видеть. Она существует лишь в порождаемых ею бурях.
— Иначе говоря, она есть разряд избытков электричества, — сказал я. — Ладно, Оан, больше на планете никто не услышит о грозной Матери. Мы постановляем ее упразднить. Восстановленная плаха примет службу отмененной Матери.
Мы пошли назад. Я помахал рукой озеру. Мне казалось, что оно стало выше и засветилось по-иному. Я не мог отделаться от чувства, что Отец-Аккумулятор благодарит за доброе к нему отношение. Доказать справедливость этого не могу. Ирине не удалось связаться с озером. Отец-Аккумулятор не откликался ни на волны, ни на частицы, ни на силовые поля.
На поверхности я вызвал с «Козерога» механиков. Переоборудование плахи заняло немного времени. Напуганные араны не вылезали из пещер и не мешали монтажу внутри плахи специального устройства для разрядов. Теперь избыток электричества автоматически разряжался, когда потенциал достигал предельного значения. Можно только удивляться, как точно фанатики нашли физическую причину «недовольства Отца» и какие изуверские приемы изыскали, чтобы ввести в норму деятельность электрического сердца планеты. Публичной казнью своих братьев они предотвращали беду. Они, конечно, замечали, что после «осуществления» электрических бурь не бывает. Свирепая Мать после таких акций долго «не гневалась». Но какой зверский способ решения простой технической задачи!
— Адмирал, я придумал, как сохранить наш разрядник от посягательств со стороны паукообразных! — порадовал меня Эллон, руководивший монтажом. — При каждом разряде будет вздыматься огненный столб. Двенадцатиногие бестии побоятся и подходить близко!
— Они станут поклоняться разряднику, как божеству! — возразил я печально. — Эллон, мы закладываем основу новой религии. И пройдет не один век, пока какой-нибудь гениальный аран поймет, что перед ним не жертвенник божества, не оракул, вещающий высшую волю, а простой механизм для простой операции. А ведь предки аранов строили звездолеты!
На цоколе разрядника, ставшего памятником Лусину, была выбита надпись: «Лусин, человек, астронавт из дальних созвездий. Погиб при спасении местных жителей, безвинно осужденных на казнь». Под надписью была выбита таблица космических шифров. Возможно, будущие поколения аранов сумеют прочесть надпись.
Я попросил Эллона окружить разрядник еще и силовым заборчиком. Теперь каждый аран, пытающийся пробраться к бывшей плахе, встретит на своем пути стену не только непреодолимую, но и способную поддать каждому, кто покусится на нее.
На закате Трех Пыльных Солнц глухой удар, от которого содрогнулись холмы, возвестил, что освобождение от накопленного электричества будет отныне совершаться без фанатических казней и без истребительных бурь. Столб огня взлетел выше холмов, окружавших площадь, только что не развернулся вверху огненным грибом.
Я попросил Эллона окружить разрядник еще и силовым заборчиком. Теперь каждый аран, пытающийся пробраться к бывшей плахе, встретит на своем пути стену не только непреодолимую, но и способную поддать каждому, кто покусится на нее.
На закате Трех Пыльных Солнц глухой удар, от которого содрогнулись холмы, возвестил, что освобождение от накопленного электричества будет отныне совершаться без фанатических казней и без истребительных бурь. Столб огня взлетел выше холмов, окружавших площадь, только что не развернулся вверху огненным грибом.
Ко мне подошел Оан:
— Вы отбываете, Эли? Вы мои спасители. Вы наши благодетели. Мне будет плохо без вас.
Я молча смотрел на него. В нем была загадка. Весь народ аранов являлся загадкой. Я все не мог отделаться от мысли, что предки этих невежественных, суеверных, фанатичных существ строили космические корабли. И нельзя было утешить себя поверхностной сентенцией, что вот, мол, как складывается судьба — был высокий уровень, стал низким, совершенствование сменилось деградацией. Не было деградации в обычном понимании: Оан своим существованием опровергал ее. Он был такой, как все араны, — и во многом превосходил любого их нас! Разве не увидели мы его в горниле коллапсирующей звезды, куда и близко не осмеливались сунуться наши корабли? Разве не читал он наши мысли со свободой, казавшейся непостижимой? Разве существовал для него барьер нашего разноязычия, такой непреодолимый для нас самих, когда мы лишены дешифраторов? И еще много, много других «разве», возносивших его над нами!
Оан пригнул свои ноги, руковолосы улеглись как причесанные, нижние глаза смотрели преданно и благодарно, верхний, пронзительный, потускнел, в нем не было прежнего пугающего жара, он как бы закатывался в какую-то свою, особую, тайную глубину…
— Оан! Ты умеешь водить звездолеты. Ты знаешь об искривлении времени больше, чем мы. А твои братья фанатики, а не мыслители. Откуда такие знания? Почему ты не похож на собратьев?
Он ответил с подкупающей искренностью:
— О нет, нас много, сохраняющих древние познания среди современного невежества. Если вы задержались бы на планете, вы бы познакомились с нами.
Задержаться мы не могли.
— Возьмите меня с собой, — попросил он. — Я много знаю о парадоксах времени. Наши предки изучили завихрения и завороты времени в звездных скоплениях. Мы не умели ими воспользоваться, но свято хранили эти знания. Вам они пригодятся.
— А твои друзья, Оан? Смогут ли они остаться без тебя?
— Это просьба также и моих друзей. Они советовали мне присоединиться к вам.
Я раздумывал недолго:
— Садись в планетолет, Оан. Ты будешь со мной на «Козероге».
7
Все поначалу казалось легким. Мы умели уничтожать планеты, когда возникала такая необходимость. Подарить аранам кусочек чистого неба было проще. Любой из звездолетов мог сыграть роль космического дворника. Мы могли и всю эскадру бросить на расчистку пыли в звездном скоплении Гибнущих миров. Камагин настаивал именно на этом, маленькие задачи его не удовлетворяли. Он не встретил поддержки. Мы стремились к результатам поскромней. Было решено расчистить пространство вокруг Тройной звезды и уходить дальше. Мы не собирались собственными глазами увидеть чистые дали в дневном небе Арании. «Запустим один из грузовых звездолетов на автоматическую чистку и поднимем на эскадре паруса», — выразился Олег. Если обратный путь будет пролегать через это же скопление, мы снова присоединим оставленный галактический грузовик к эскадре.
Я и сейчас считаю, что план был хорош. И если он не удался, то не по нашей вине.
Космический дворник назывался «Таран». Одно внушительное название звездолета внушало уверенность, что он со своей задачей справится. Камагин с Эллоном проверили все устройства корабля — автоматы работали безукоризненно. МУМ на «Таране» была мощная, точная, почти мгновенного действия: на ней проиграли все теоретически возможные варианты неполадок и препятствий, автоматический мозг отлично справился с ними. Я подчеркиваю: возможные варианты. К сожалению, никому не пришло в голову проверить варианты теоретически невозможные, а именно такой и выпал. Никто из нас не хватал так далеко, чтобы выискивать логические несуразности. Невозможностей безмерно больше, чем реально осуществимого. Абсурд обширней разумного. Реально ходят ногами по земле. А среди невозможных способов — хождение на голове, на руках, на плечах, по воде, но воздуху, в вакууме и еще черт знает какие. Пересчет невозможностей бессмысленней гадания на кофейной гуще. Заниматься таким вздором мы не могли. Все мы крепки задним умом.
Не надо думать, будто мы были так безрассудны, что не допускали и мысли о неожиданностях. Слишком уж много необычайного нам удалось увидеть в Гибнущих мирах, чтобы надеяться на абсолютную гладкость операции. Мы считались с наличием неведомых, но мощных сил. Они пока нас не тревожили, но нельзя было ручаться, что и дальше будет так. Наша ошибка была лишь в уверенности, что всякое противодействие будет опираться на законы природы, то есть лежать в рамках логики. Сопротивление, встреченное нами, и вправду опиралось на законы природы, но было вне нашей логики. Мы считали себя разумом природы. Но природа шире того, что охватывал наш разум. Он обслуживал наши маленькие потребности, устанавливал наши возможности, но не сумел бы обслужить все потребности природы, предугадать все ее возможности.
Я сделал это отступление, чтобы стало яснее, что произошло, когда «Таран», кружась по сужающейся спирали, приблизился к Трем Пыльным Солнцам.
Все совершалось по программе. Не только ошибки, малейшей неточности не было! «Таран» превратился в спутника Тройной звезды, самую близкую и самую крохотную ее планетку. А затем корабельная МУМ запустила аннигиляторы вещества. Это не был, конечно, острый луч, поражающий противника, аннигиляторы работали «в производственном варианте», как называл его Ромеро. «Таран» описывал эллипсы вокруг Трех Пыльных Солнц, а за ним ширился шлейф новосотворенного пространства, до того чистого, что в нем и красноватое сияние солнц превращалось в серебристо-голубое, каким оно в реальности и было. «Таран» замыкал петлю за петлей вокруг пылающего в три ока центра, постепенно отдаляясь от него, а между ним и солнцами высветлялись дали. Несколько десятков земных лет такого кружения звездолета — и ликующие араны увидят если и не ночные яркие звезды — те останутся по-прежнему смутно-красными, — то сияющие дневные светила, животворящие, а не истребляющие. Хоть один уголок в скоплении Гибнущих миров сподобится названия «возрожденный мир»!
Я спустился к дракону. На его лапе сидел Ромеро, у ног Ромеро лежал Мизар. Умный пес еще не пришел в себя после гибели Лусина. Он сторонился нас. Вероятно, он считал, что мы могли бы не допустить гибели его друга и учителя. Даже ворчанием, даже смутной мыслью, на границе возможностей дешифратора, он не разрешил себе попрекнуть нас. Но ходил он теперь только к дракону, тот на Аранию не выползал, и не мог быть обвинен в причастности к катастрофе.
— Все идет хорошо, Бродяга, — сказал я.
— Слишком хорошо, чтобы было хорошо, — отозвался дракон.
— Мне это непонятно — нехорошо, потому что очень хорошо. А тебе, Мизар? — Я погладил пса. — Правда, твой учитель так и не закончил с тобой курса интегрального исчисления, но зато он всегда утверждал, что у тебя логическая хватка сильней, чем хватка зубами, и что ты к тому же одарен талантом подлинного реалиста. Мы, люди, пугаемся фантомов, а ты презрительно игнорируешь их, они только похожи на живых, но у них нет теплоты и запаха живого тела, не так ли? Опровергни дракона, Мизар! Бродяга впал в скептицизм.
— Я теперь ни о чем не думаю, кроме Лусина. Я не могу больше рассуждать по-вашему, — прорычал печально Мизар.
Ромеро сказал:
— Дорогой адмирал, вы напрасно нападаете на нашего уважаемого друга Бродягу. В его аргументации есть нечто, заслуживающее внимания. Наш проницательный друг ставит себя на место Жестоких богов, которых, возможно, вовсе и нет, и прикидывает, как бы он действовал на их месте, хотя они, повторяю, возможно, и не действуют вовсе. И получается, что бездействие в данном конкретном случае — самое сильное действие! Он ни в коем случае не напал бы сразу на звездолет-чистильщик, а раньше присмотрелся к нему, выяснил его цели и физические возможности.
Я возразил:
— Вы рассуждаете, будто Жестокие боги — реальность. А это еще надо доказать. Вера аранов мало о чем свидетельствует. Они верили и в существование Матери — Накопительницы молний, а мы поставили автоматический разрядник, и зловещая Мать перестала существовать. Она была даже не призраком, а фикцией. Люди, хотя это тебе неизвестно, Бродяга, верили, что Землю населяют могущественные высшие существа — Зевс, Иегова, Вотан, Один, Ормузд, Христос, Аллах, Вицлипуцли, Ваал, Вишну, Кришну. Они их видели, беседовали с ними, получали от них строгие наставления и ценные указания, сообразовывали с их велениями свою жизнь, а их не было. Они были менее реальны, чем наши фантомы, в тех все же есть какой-то вещественный элемент. Боги же — слова, мечта, фантазия! И замечу тебе, Бродяга, далеко не самая фантастичная из человеческих фантазий.