Было ясно, Марченко махом отыграл свои позиции:
– Наш читатель Колесов оклеветал себя под чудовищными пытками. Прошу считать его письменные показания недействительными!
– Клянусь! – Маргарита Тихоновна, приложив руку к груди, увещевала собравшихся. – Ну, может, пару раз двинули для острастки! Никто его не пытал!
– Я потрясен! – сказал Терешников. – Не знаю, что и сказать… Во всяком случае, пока не выслушаю позицию товарища Марченко.
– Уважаемые единомышленники, – начал тот, едва шум чуть поутих. – Вчера мы потеряли трех товарищей, один изувечен. Доброе имя нашей читальни облито грязью… А началось все, когда библиотекарь Вязинцев предложил мне приобрести нелегализованную в Совете библиотек Книгу Памяти.
– Вы бессовестно лжете! – вскрикнула Маргарита Тихоновна.
– Селиванова, не перебивайте, – встрял Терешников. – Вас слушали внимательно. Продолжайте, товарищ Марченко.
– Посредничество между нами осуществлял читатель Борис Аркадьевич Шапиро. Некоторые пытались здесь выставить его в виде злого гения широнинской читальни, но у меня на этот счет сложилось иное мнение… Вязинцев назначил умеренную цену – десять тысяч долларов. Наша читальня быстро разрослась, одной книги не хватало. Вязинцев же объяснял свой поступок тем, что денег на легализацию в Совете библиотек у них нет. В качестве аванса Вязинцев получил от нас задаток в пять тысяч. Увы, никаких бумаг у нас нет, да и не могло быть. Все делалось под честное слово…
– Мер-р-завец!
– Кто? Вязинцев? О, не ругайте его, – гадко улыбнулся Марченко. – О покойниках или хорошо, или…
– Вы! Вы – мерзавец! – клокотала Маргарита Тихоновна. – Двуличная тварь! Убили Вязинцева, а теперь еще и пытаетесь оболгать его!
– Я попрошу! – вдруг разозлился Терешников. – Последнее предупреждение!
– Благодарю, товарищ Терешников, – Марченко с издевкой поклонился и затем продолжил: – Книгу мы, разумеется, не увидели. Шапиро говорил, что в день смерти у Вязинцева вроде были деньги – наш аванс, который пропал. На просьбы рассчитаться с нами широнинцы отвечали что-то невразумительное про траур и просили повременить. Месяц за месяцем нас через Шапиро кормили отговорками, возвратить аванс отказывались. Оставалось ждать и надеяться на порядочность широнинской читальни. Мы долго не хотели признаваться себе, что нас попросту кинули. Обратиться с жалобой в Совет не решались – сговорившись с Вязинцевым о Книге, мы сами преступили закон. Расписок не было, и в случае чего широнинцы бы всегда открестились от нас. Словом, мы попали в ловушку… Неделю назад с нами неожиданно связался Шапиро и сообщил, что широнинская читальня готова продать Книгу, но цена выросла до двенадцати тысяч. Выхода не было, мы, отдав аванс, соглашались переплатить. На встречу я отправил четырех наших читателей. Что с ними произошло, вы знаете. Трое убиты, один изувечен, деньги – семь тысяч – похищены. Это была спланированная финансовая афера. Подробнее расскажет пострадавший товарищ Колесов…
Лысина и лицо Игоря Валерьевича Кручины налились кровью. Тимофей Степанович рванул ворот рубахи. О чем-то зашептались сестры Возгляковы, а мать их, Мария Антоновна, вздохнула и нахмурилась. У Тани побелели губы. Переглянулись Оглоблин, Ларионов и Пал Палыч.
– Во как он повернул… – зло восхитился Сухарев.
Луцис потирал висок:
– Я с самого начала подозревал, что все так закончится…
– Товарищ Марченко, – возразил нервно Терешников. – Подождите, ради бога! Читатель Колесов пока не может выступать полноценным свидетелем. Меня больше интересуют показания Шапиро. Товарищ Селиванова, ведите его сюда, надо рубить этот гордиев узел!
– Ну-ну, – Марченко оскалился. – Щас, приведут они!
Маргарита Тихоновна уже справилась с растерянностью:
– К сожалению, мы не можем пригласить Шапиро.
– Не можете?! – Терешников удивленно взметнул брови. – Почему?
– Он скрылся. Сбежал. Еще вчера. И, конечно, оповестил своих хозяев. Теперь товарищ Марченко может клеветать сколько душе угодно.
– Протестую! – бойко откликнулся Марченко. – Клевещет здесь товарищ Селиванова! Я говорю чистую правду!
– В ваших подлых бреднях напрочь отсутствует логика. Большинство присутствующих здесь хорошо знали Максима Даниловича. Он никогда не стал бы утаивать Книгу, а тем более продавать ее.
– Вот я, к примеру, не знаю, что мог, а чего не мог ваш покойный библиотекарь, – парировал Марченко.
– Ну хорошо, почему вы не допускаете, что если бы у нас была вторая Книга Памяти, то мы бы не легализовали ее сами?
– Налог на легализацию достаточно велик, а у вас читальня небольшая, хватает одного экземпляра, почему бы потихоньку не продать его коллегам побогаче? Пусть они тратятся. Чего греха таить? Так многие делают, и Совет закрывает глаза на эти фокусы. Но в этот раз речь идет не о лазейках в законе, – Марченко посуровел. – Разумеется, мы были готовы понести взыскание и выплатить пеню за перекупку и легализацию… Но Книги у нас нет, деньги похищены, трое читателей убиты, один изуродован… Я требую справедливости!
– Ложь, ложь от первого и до последнего слова!
– Мне очень жаль, товарищ Селиванова, – чуть помолчав, сухо констатировал Терешнков. – Моя задача – быть объективным. Вы поймите… Я не имею права дискриминировать версию товарища Марченко… А тут еще эта ваша западня с подложной Книгой, которая настоящая и единственная. Увы, без показаний Шапиро ситуация для вас патовая, со знаком минус.
– Я прошу выслушать нашего свидетеля, Алексея Владимировича Вязинцева.
У меня оборвалось сердце, но Терешников отмахнулся:
– Товарищ Селиванова! Сбежавший Шапиро – единственный, кто мог бы доказать вашу правоту. А кровный родственник Вязинцева – лицо заинтересованное. Не сомневаюсь, он расскажет все как надо… Я хочу обратиться сразу к обеим читальням: есть ли возможность уладить наше собрание миром? Товарищ Марченко? Могут широнинцы хоть как-то возместить вам смерть читателей? Ну, к примеру, выплатить прозвучавшую тут сумму в двенадцать тысяч долларов?
– Здорово придумано! – иронично воскликнула Маргарита Тихоновна. – Вишь, заела Совет наша невербинская льгота! Налога с нас по закону не срубить! На абонемент не поставить! А барыши с широнинцев получить хочется. Не мытьем, так катаньем. Только мы за свой статус жизнями рассчитывались!
– Я не понимаю вас, товарищ Селиванова! – Терешников подобрался и напрягся.
– Тошнит от вашего притворства! Любому здравомыслящему человеку очевидно! Гореловская читальня – детище Шульги! Компенсация нужна не Марченко – он лишь послушная марионетка – а Шульге, то есть Совету!
– Маргарита Тихоновна! – вскричал Терешников. – Не забывайтесь!… Я то-о-же, – он потряс мягким, словно разваренным пальцем, – между прочим, был в Невербино!…
Маргарита Тихоновна уже успокоилась:
– Откуда мы такие деньги достанем? Может, я из пенсии выложу? Или Тимофей Степанович? Мирошникова Татьяна из учительской зарплаты? Или Игорь Валерьевич – у нас литейщики, как известно, тайные миллионеры!
– А вы не жалобитесь, товарищ Селиванова, – сказал Терешников, – вся страна плохо живет! У покойного Вязинцева было жилье. Вот его продайте…
Меня осенила дикая мысль, что весь этот фарс с доброй сотней актеров разыгран, чтобы забрать мою квартиру.
– Денис, – зашептал я Луцису, – скажи Маргарите Тихоновне, что я согласен!
– Алексей?! – он изумленно посмотрел на меня. – О чем ты?
– Нам не нужны деньги! – с достоинством отказался Марченко. – Единственное, что может нас устроить, – это роспуск широнинской читальни. А в качестве компенсации за смерть наших читателей мы требуем Книгу Памяти.
– Вот тебе, падла! – Тимофей Степанович сплел кукиш, для смачности украсив его символичным плевком. – Выкуси!
– Лучше и не скажешь, – Маргарита Тихоновна удовлетворенно кивнула. – Выкусите, товарищ Марченко!
– Все слышали?! – яростно спросил Марченко. – Вам это так не сойдет! Товарищ Терешников, наша читальня требует сатисфакции!
– Вы ее получите, не сомневайтесь! – ответила Маргарита Тихоновна.
Приглашенные лагудовские наблюдатели одновременно поднялись с мест и потянулись к выходу.
Терешников кашлянул:
– Я не приверженец силовых решений, но если не остается другого выхода… В конце концов, мое дело маленькое… Благодарю за внимание и участие, собрание окончено. Время и место сатисфакции будет дополнительно оговорено. Лимит стандартный – по сорок человек с каждой стороны. Проигравшая читальня будет распущена, а Книга отойдет Совету библиотек. Я знаю, мнения в регионе разделились. Тех, кто пожелает поддержать читальни в споре, прошу подготовить заявки и подать к завтрашнему дню. Всех участников проинформируют наши секунданты… Что еще? Мне нужны подписи библиотекарей. Маргарита Тихоновна, вы еще исполняющая обязанности? Или молодой человек рядом с вами? Как это называется, преемственность поколений, да? Младший Вязинцев теперь ваш библиотекарь?
– Пока нет, но, думаю, скоро станет.
– Документы на него заполните и пришлите, теперь с этим очень серьезно… – Терешников чуть поклонился и перешел к Марченко.
Нас обступили соседи.
– Ну как, широнинцы? – спрашивал Буркин. – Справитесь?
– А что делать, Василий Андреевич? – бодро ответил Луцис. – Читальня у нас гвардейская!
– Не впервой! – добавил Тимофей Степанович.
– Поможем, чем сможем, – сказала Симонян. – Уже есть пять добровольцев. И это не все. Приятная новость – с ними будет еще Гаршенин.
– Спасибо, Жанночка Григорьевна, спасибо, родная, мы не сомневались в вашей солидарности, – благодарно обняла ее Маргарита Тихоновна. – Дорог каждый боец. А Дмитрий Олегович – вообще Илья Муромец, раз взмахнет – улица, другой – переулочек.
Буркин просиял маршальским лицом:
– Гаршенин? Как он себя чувствует?
– Прекрасно. Кости срослись, рука восстановилась полностью. Утверждает, даже лучше стала…
Буркин указал на меня:
– А он?
– Думаю, с нами пойдет, – ответила Маргарита Тихоновна. – Да, Алексей? Вы же с нами?
Я почему-то предположил, что меня вдруг могут, словно вещь, предать кому-то еще, может, этому Буркину.
– С вами, Маргарита Тихоновна, – осторожно сказал я.
Буркин вздохнул:
– Маргарита Тихоновна, не забывайте, от Марченко выйдут настоящие сорок разбойников… Алексей, он совсем не опытен, едва Книгу прочел…
– Алексей не читал Книгу. Он вообще ничего не знает, – тихо сказала Маргарита Тихоновна.
Буркин оторопел:
– Позвольте… Тогда какого черта вы его вообще сюда привели?!
Он отвел Маргариту Тихоновну и принялся что-то жарко доказывать ей.
Долетали лоскутья разговора. «… Не захочет, и я пойму его…», – говорил Буркин. Маргарита Тихоновна возражала: «…в него верю…»
Буркин повысил тон:
– А я вам скажу, что случится! После разрешения конфликта, даже если все хорошо для вас сложится…
– Ну, спасибо, Василий Андреевич! Большое спасибо! За моральную поддержку! – вскипела Маргарита Тихоновна. – Очень своевременно! Чего же вы нам помогаете, если сомневаетесь в успехе?
– Во-первых, я ваш друг, поэтому и помогаю… Но я еще и реалист! Дай нам бог отделаться малой кровью! Помяните мое слово, вам за беглого Шапиро впаяют взыскание «А», Совет посчитает убытки за сокрытие, потом ваш Вязинцев… – он посмотрел на меня. – Вы извините, я от чистого сердца… Вязинцев как нормальный гражданский человек побежит в милицию, и это будет второе «А», чтобы с избытком хватило! И все, и читальни нет!
– Во-о-о-т оно что, – насмешливо протянула Маргарита Тихоновна. – При всем уважении к вам, Василий Андреевич, библиотекарь вы прекрасный, а психолог никудышный…
– Неужели вы сами не понимаете, что натворили?! Это же нехорошо, нечестно. Против воли! Вы впутали совершенно постороннего человека… Как теперь расхлебаете?
– Он – не посторонний, – с чувством сказала Маргарита Тихоновна. – Он – племянник Максима Даниловича…
– Сдаюсь, – с досадой капитулировал Буркин, – время покажет… – Глянул на часы. – И у нас его осталось чуть больше суток. Мы вам позвоним, Маргарита Тихоновна.
– До скорого, Василий Андреевич.
Цех постепенно опустел. Кто-то из наблюдателей взял у Пал Палыча ключи от «жигулей» Колесова.
– Терешников решил: тем троим вроде аварию будут имитировать. В ста километрах, за Урмутом, – пояснил Пал Палыч.
Простилась с нами Симонян, напоследок еще раз пообещавшая помощь своего хваленого Муромца Гаршенина.
На минуту подошел невысокий и хроменький человек по фамилии Латохин, библиотекарь колонтайской читальни. Он сказал, что пришлет не меньше десятка бойцов. Видимо, это одолжение носило официальный характер, и Маргарита Тихоновна подписала ему какой-то документ.
– А сами не появитесь? – спросил Луцис.
– Увы, – ответил Латохин, похлопав себя по больной ноге. – Здоровье не позволяет. Отвоевался я, товарищ Луцис, – и, спрятав бумагу в красную пластиковую папку, простился, ухромал сам и увел своих людей.
Первым подвел итог Игорь Валерьевич Кручина:
– Ну что, братцы, не так уж все и плохо. Нас восемнадцать, плюс десять колонтайских, шестерых дает Симонян и предположительно столько же Буркин. Живем, Маргарита Тихоновна! – и стукнул крепким кулаком себя по ладони.
В цеху погасили свет, кто-то крикнул: «Широнинцы, собрание окончено, закругляйтесь, мы уже закрываем! На улице договорите!». Заскрипела, наплывая чернотой, стальная дверь, перекрыла половину входа. Рабочий забил в бетонный пол массивный стержень шпингалета.
Мы вышли во двор. Ларионов и Оглоблин спохватились, что машина со вчерашнего не вымыта, сразу побежали за тряпками и ведрами. Через минуту к ним присоединились Таня, Саша Сухарев, Пал Палыч, Луцис и Игорь Валерьевич.
Тимофей Степанович и четверо Возгляковых сказали, что им еще нужно успеть на электричку, и попрощались до завтра.
Я остался наедине с Маргаритой Тихоновной. Несколько минут мы смотрели на возню возле «рафа»: Луцис, закатав рукава, отжимал в ведре тряпку, Пал Палыч возился в салоне, Таня и Саша мыли резиновые коврики, а Игорь Валерьевич просил у рабочего немного технического спирта.
Маргарита Тихоновна вдруг произнесла:
– Буркин, разумеется, во многом был прав. Приношу мои извинения за все то, что вам довелось за эти два дня пережить…
От жалости к себе защипало глаза. Я шепотом взмолился:
– Маргарита Тихоновна, я ведь никому ничего, клянусь, только отпустите меня, пожалуйста! Какая милиция? А квартиру забирайте себе, я хочу домой. Прошу вас! Отец тяжело болеет, и мать тоже болеет, на пенсии… Я… э-э-э… единственный сын, – безнадежно и глупо соврал я.
Маргарита Тихоновна усмехнулась:
– Даже странно… Разве может крепкий здоровый парень так бояться? Пожалуй, если бы я сейчас рыкнула, вы упали бы в обморок. Бедный вы мой… На самом деле, никто вас не собирался втягивать… – Она чуть помолчала: – Вы, в принципе, хорошо вели себя, без истерики… И вы действительно очень похожи внешне на Максима Даниловича, и ребята вас уже… ну полюбили что ли, поверили, как в хорошее предзнаменование. Конечно же, я отпущу вас…
– Спасибо, спасибо, – благодарно зашептал я.
– Но у меня две просьбы… Алексей, завтра нам предстоит очень тяжелая работа, и ваше присутствие морально поддержит ребят… Ну, как знамя. А потом – на все четыре стороны. Хорошо?
– Разумеется, Маргарита Тихоновна, – с готовностью согласился я.
Она задумалась и неожиданно спросила:
– Алексей, вы верите в Бога? Только отвечайте честно, без пафоса и ерничества.
– Наверное, верю, – сказал я.
– В церковь ходите? – уточняла Маргарита Тихоновна. – Исповедуетесь, причащаетесь?
Я не понимал, куда она клонит, отвечал осторожно, чтобы не спугнуть ее разрешение на побег:
– Нет, я не хожу в церковь. Я в принципе во что-то верю, но точно не знаю, во что.
– Комиссии все ясно, – улыбнулась Маргарита Тихоновна. – Тяжело вам живется, Алексей. Без божества, без вдохновенья. Один страх. Как вы еще с ума не сошли… Но у меня найдется для вас подарок за все ужасы, вами пережитые. Я верну вам Бога… Нет, не пугайтесь, речь не идет о каких-то сектантских штучках. Никто охмурять не будет. То, чему вы станете вскоре причастны, возможно, одно из доказательств Его существования. Кому-то, чтобы уверовать, достаточно увидеть закат в горах или, допустим, океан. У вас же будет Книга. Пока прибирают в машине, я немного расскажу вам о Громове, а то вы до сих пор в полном неведении…
КНИГА
Обычно памятливый на слова и подробности, я мало что вынес из первых пятнадцати минут – я стоял по шею в ледяном страхе.
В забытого писателя, ныне мертвого, автора магических Книг, поверить я не мог. Понял я следующее – что попал в руки к людям больным, маниакальным, восторженным и чудовищно жестоким.
Я слушал Маргариту Тихоновну и не перебивал, всем существом изображая спокойную внимательность. Не хватало только рассердить ее и снующих неподалеку таких же, как она, безумцев.
История широнинской читальни запомнилась лучше остального из-за неожиданных и бесстыдных подробностей, которыми украсила повествование Маргарита Тихоновна. Этот болезненный старческий эротизм запугал меня окончательно.
Читальня вела свое начало от машинистки Кольцовой Светланы Александровны. Судьба напрямую связала эту женщину с Громовым и, казалось, все сделала для того, чтобы случайная машинистка оказалась в числе избранных. Ей посчастливилось набивать Громову рукопись Книги Радости «Нарва». Кольцова, разумеется, получила в подарок уже опубликованную повесть.
Жизнь на многие годы забросила Кольцову в российскую глубинку. Позабытый Громов лет пятнадцать благополучно простоял на полке между Дрюоном и Сименоном. Однажды от скуки Кольцова решила прочесть книгу, в которую был вложен когда-то и ее труд.