– Марк! – вновь прикрыв трубку рукой, сердито прошептала она. – Это действительно серьезное дело. Мне необходимо им заняться!
– Не сомневаюсь в том, дорогая Джуди, – парировал Марк. – Ты можешь заниматься этим, сколько тебе угодно. А я займусь тем, что важно мне.
Он поднялся с колен и, подойдя к Джуди со спины, начал расстегивать пуговицы на платье. Оно упало на пол. Потом Марк крепко прижал Джуди к себе, и она поняла, что не только обнажена, но и полностью беззащитна перед этим человеком. Зажатая между Марком, гладившим ее крепкую, маленькую грудь, и письменным столом, Джуди очутилась в ловушке. Телефонная трубка все еще объясняла что-то ей в ухо. Но Джуди уже не слышала. А ей, черт возьми, было так важно знать мнение Свифти.
Валявшийся на полу свитер цвета хаки пропах потом и сигаретным дымом, но от самого Марка исходил дурманящий запах тепла и мускуса. Джуди смирилась с тем, что не понимает половины объяснений своего лос-анджелесского агента. Но теперь на том конце трубки повисла вопрошающая тишина.
– Свифти, можно я еще раз взгляну на бумаги и перезвоню тебе? Хорошо, пока! – слабеющим голосом проговорила Джуди в телефон.
– О'кей, ты выиграл! – обернулась она к Марку, освободив наконец руки от телефонного аппарата и подставив губы потрескавшимся от солнца губам Марка. Они вместе повалились в кресло.
– Чудовище! Из-за тебя я вылечу в трубу! – рассмеялась Джуди.
– Маленькая лгунья! – Он все еще крепко прижимал Джуди к себе. – Не бойся, ваши агенты будут считать, что ты занялась новыми изысканиями. – Он жадно поцеловал ее, втягивая в рот розовый язык Джуди. Потом со стола на пол полетели все договора, письма и гранки следующего номера…
Чуть позже они стояли вместе под душем, и серебристые струйки воды стекали вниз по загорелому телу Марка и бледной коже Джуди. В приемной секретарши, посмеиваясь, перемигивались. Они были довольны. По их мнению, Гриффина стоило разочек провести.
4 2 ДЕКАБРЯ 1978 ГОДА
Джуди прикнопила обложку декабрьского номера «Вэв!» к стене в кабинете. На снимке были изображены Лили и Джуди. На Джуди было простое, с высоким воротником платье небесно-голубого цвета, а Лили выбрала для снимка бледное, построенное на резком рисунке линий платье с квадратным вырезом, пышными рукавами и широкой приталенной юбкой. Хотя женщины на фотографии держались за руки, они казались существами из двух разных миров. Миров, между которыми, при всем их различии, готова вот-вот зародиться близость. «И как только камера могла так тонко прочувствовать то, о чем мы сами лишь начинаем догадываться?» – подумала Джуди, отступая на шаг назад и словно в гипнозе глядя на двойной портрет матери и дочери. «Я никогда и ни к кому не чувствовала такой любви, как к ней, – размышляла Джуди. – Лили – моя единственная кровная связь на этой земле. И в то же время она чужой, почти посторонний мне человек».
Лили вошла в кабинет, одетая в то же самое платье, что и на снимке, делавшее ее похожей на испанскую инфанту. Пожалуй, оно не слишком сочеталось с холодным декабрьским манхэттенским утром, но зато должно было прекрасно получиться на черно-белых фотографиях нью-йоркских газет. Если хотите нормально получиться на газетном снимке, наденьте черное или белое, в крайнем случае, что-нибудь в полоску.
– Волнуешься, Лили? – спросила Джуди. Лили пожала плечами.
– Подумаешь, очередная пресс-конференция. Все равно, что бы мы ни сказали, это будет тут же переиначено и разнесено по свету в таком виде, что мы не поймем, о чем речь. А в конечном итоге послужит еще и свидетельством против нас.
– А я все же думаю, что решение Кейт было правильным. – Джуди вспомнила, как Кейт, запихивая белье в дорожную сумку, давала последние наставления: «Самое разумное, что можно сделать в этой ситуации, – самим выхватить угли из печи и устроить пресс-конференцию за день до появления „Вэв!“ в киосках. Лучше всего самим сообщить прессе все факты, и тогда журналистская братия вскоре угомонится и оставит вас в покое».
Лили подошла к Джуди и смущенно поцеловала ее в щеку; они никогда не целовались в губы.
– Я хотела бы кое-что тебе передать, – сказала Джуди, отодвигая ящик письменного стола и доставая оттуда маленькую смятую фотографию в серебряной рамочке. Молодой человек в спортивной шапочке и с бамбуковыми лыжными палками в руках весело улыбался с фото. – Это Ник, твой отец. – Джуди ладонями вниз протянула к дочери руки. На средних пальцах обеих рук были надеты золотые кольца с изящнейшим коралловым бутоном. – Ник подарил мне эти кольца, когда мы расставались, чтобы, как он сказал, напомнить мне о том, что я всегда буду от него зависеть. С тех пор я их не снимаю. А теперь хочу одно подарить тебе, чтобы ты зависела от меня.
– А я уже от тебя завишу, – ответила Лили, пока Джуди надевала кольцо на длинный тонкий палец дочери. – Максина была так добра ко мне, а Пэйган и Кейт так поддержали меня после разрыва с Симоном. Они помогли мне пройти сквозь унижение и боль. – Поколебавшись секунду, она добавила: – Я никогда раньше не верила в существование женской дружбы. Вернее, у меня просто не было подруг, и я не знала, что возможны такое молчаливое согласие и симпатия между людьми.
По коридору простучала дробь каблучков, и в комнату влетела Пэйган.
– Послушай, Джуди! Такие меры предосторожности просто смешны. При входе они перетряхнули всю мою сумочку, вплоть до кошелька!
– Сядь, глупая, и помолчи. Лили как раз говорила мне о том, как прекрасен наш молчаливый союз.
Пэйган опустилась на кремовую софу, а Лили продолжала:
– Я чувствую, мне необходима женская поддержка, чтобы научиться справляться с проблемами. После Симона я решила жить одна и попытаться тверже стоять на обеих ногах, иначе я так никогда и не узнаю, на что я способна, никогда и не узнаю самое себя. – Она посмотрела на длинный, почти бесконечный ряд окон в доме напротив. – Я все еще не знаю, кто я на самом деле, и я устала искать смысла жизни в любви.
– Путешествие к самим себе, которое каждому из нас рано или поздно предстоит совершить, – заметила Джуди.
– О, избавьте меня, ради Бога, от философских изысканий, – рассмеялась Пэйган, вытягивая ноги на софе.
– Переживая трудные времена, человек сам не замечает, как меняется, – сказала Джуди, направляясь к двери.
– Не думаю, чтобы Лили или я согласились с тобой, – тихо проговорила Пэйган. – Трудные времена топят человека, а на плаву ему помогают держаться друзья.
Приемную «Вэв!» оккупировали фоторепортеры.
Журналисты как из пулемета выпаливали вопросы: «Как вы ощущаете себя в роли матери, Джуди?», «Видели ли вы фильмы с участием Лили?», «Что вы думаете о ее снимках для календарей?».
– Кто отец Лили? – Неожиданным выстрелом прозвучал вопрос репортера «Нью-Йорк пост».
– Отец Лили – студент из Великобритании, которого я встретила в Швейцарии, – спокойно ответила Джуди.
Пэйган внимательно разглядывала потолок. «Конечно, у Джуди есть свои соображения, по которым она решила скрыть правду. Но в чем они состоят, лучше пока не спрашивать», – размышляла леди Свонн.
– И что все находят в Лили? Титьки и задница, а больше ничего! – бросил через плечо своему соседу лысеющий фотограф. – Нет, все эти юные секс-символы не для меня. Мне подавай матушку. Ей ведь, должно быть, уже все пятьдесят, а выглядит потрясающе.
– Мисс Джордан сорок пять! – обернулась к нему агент по рекламе из «Вэв!».
– О! Еще невеста!
Услышавшая этот разговор Джуди вдруг почувствовала себя уязвленной и впервые подумала о том, что у материнского статуса есть, пожалуй, и не совсем приятные стороны.
А собравшиеся на пресс-конференцию журналисты тем временем переключили внимание на Лили.
«У вас действительно все кончено с Симоном Пуаном?» «Вы выходите замуж за Спироса Старкоса?» «Это правда про сенатора Рускингтона?» «Правда, что вы беременны?» «Правда, что вы умираете от рака груди?»
Лили улыбалась, хмурилась, поворачивалась направо, налево, то скрещивала, то распрямляла ноги – каждый фоторепортер стремился получить ее эксклюзивное фото.
– Не представляю себе, зачем я пришла, – смеясь, прошептала Пэйган Тому. – Ни я, ни сбор пожертвований в пользу нашего института никого не волнуют.
Джуди, обернувшись, прислушивалась к их разговору и вдруг поймала свое отражение в зеркале. «Да, наверное, мне вполне можно дать все пятьдесят, – вздохнула она. – Я стала матерью, и весь старый уклад моей жизни просто пошел ко дну. Вот так, в одночасье! Ну нет! Завтра я наконец сниму это надоевшее платье. Никто не смеет списывать меня со счетов только лишь потому, что у меня красивая дочь!»
Декабрьский номер «Вэв!» был распродан в секунду.
Уже на следующий день после его появления Том Шварц, Джуди и юрист журнала собрались в кабинете Гриффина.
Хозяин выдержанного в приглушенно-серых тонах кабинета раздраженно потер переносицу.
Декабрьский номер «Вэв!» был распродан в секунду.
Уже на следующий день после его появления Том Шварц, Джуди и юрист журнала собрались в кабинете Гриффина.
Хозяин выдержанного в приглушенно-серых тонах кабинета раздраженно потер переносицу.
– Так это правда или нет? – Он протянул исковое заявление юристу.
– В таких вопросах никого не волнует, как обстояло дело в действительности. Сенатор Рускингтон подал на нас в суд за клевету.
Джуди откинулась в кресле.
– Лично я не думаю, что нам надо терять сон по этому поводу. «Вэв!» сталкивался с подобными ситуациями и раньше и каждый раз с честью выходил из них.
Гриффин взглянул на юриста.
– А на чем строится его обвинение?
– В опубликованном в нашем журнале интервью Лили утверждает, что сенатор Рускингтон пытался изнасиловать, ее, когда они оба были в Испании и гостили в летней резиденции герцогини Сантигосской на берегу моря.
Гриффин казался изумленным.
– Лили утверждает, – пояснил Том, наклоняясь к нему, – что сенатор был похож на отвратительную дохлую черепаху и вел себя, как похотливый козел, накурившийся ЛСД.
Джуди усмехнулась.
– Но он действительно смахивает на черепаху, и любая вашингтонская проститутка знает, что он старый козел. А нашим читателям нравится, когда эти надутые деятели получают щелчки.
– Мы подпадаем под первую поправку? – поинтересовался Гриффин.
Юрист откашлялся.
– В данном случае нет, потому что сенатор обвиняет мисс Джордан в злом умысле. Если суммировать, он утверждает, что «Вэв!» систематически травит его за то, что он в свое время голосовал против закона о равных нравах в своем штате.
– Он действительно голосовал против, – заметила Джуди, – и мы писали об этом. Ему тогда от нас хорошенько досталось.
– Какова сумма возмещения, которую он требует? – спросил Гриффин.
– Шестьдесят миллионов баксов, то есть на деле около пяти, но и этого достаточно в настоящий момент, чтобы вывести журнал из строя. К сожалению, именно сейчас наши финансовые дела обстоят не слишком хорошо, – ответил Том.
Гриффин в задумчивости теребил в руках подставку для карандашей.
– Но я не могу поверить, – взорвалась Джуди, – что сенатор, да и вообще кто бы то ни было, пустит нас по миру только за то, что мы говорим правду, и только потому, что у него толковые юристы!
– Джуди, ты прекрасно знаешь, что дело тут не в чьей-то правоте или справедливости! – Гриффин был раздражен ее наивностью. – Закон есть закон. Сенатор Рускингтон был моим хорошим другом в Вашингтоне, – медленно проговорил он. – Лили подтвердит, что все напечатанное в «Вэв!» правда?
Джуди оглядела серьезные лица собравшихся.
– Конечно, подтвердит! – отрезала она, но неожиданно уверенность ее покинула.
Двумя днями позже Джуди торопливо шла по направлению к конторе Гриффина. Казалось странным это назначение еще одной официальной встречи, тем более что сегодня они обедали вместе. И вообще Гриффин в последнее время вел себя довольно странно. А может быть, он всегда был таким, просто раньше Джуди смотрела на него сквозь розовые очки? Или его поведение типично мужская реакция на отказ? После десяти лет объяснений, происходивших по меньшей мере раз в неделю, почему он не может на ней жениться, Гриффин был удивлен, раздражен и зол, когда Джуди очень кратко объяснила ему, почему не хочет выходить замуж.
Да, пожалуй, именно с этого момента он повел себя странно, особенно в отношении Лили, имени которой он никогда не произносил, а вместо этого говорил с сарказмом «твоя дочь». Например: «Я вижу, что подставной дружок твоей дочери уехал из города». Если бы в ее жизни не было нового и пока еще тайного увлечения, Джуди, наверное, мучительно размышляла бы, чем она так провинилась и вызвала неудовольствие Гриффина. Теперь же, когда Марк назначал свидание, Джуди уже гораздо меньше огорчалась, если Гриффин, напротив, отменял рандеву в последнюю минуту; когда Марк смеялся, Джуди уже не так расстраивалась, что Гриффин пытается всячески скрыть свои эмоции; все чаще она всерьез задумывалась над тем, а способен ли вообще Гриффин принять на себя какие-либо обязательства по отношению к другим людям – хотя бы просто обязательство соблюдать договоренности о свидании, не говоря уже о супружеских обязанностях, которые он намерен был на себя возложить. Единственным общим между двумя мужчинами была их истовая увлеченность работой. Но если Гриффин ни на минуту не забывал о делах, то Марк, когда они с Джуди были вместе, пытался от дел отключиться и целиком сосредоточиться на возлюбленной. Но наибольшую радость Джуди доставляла ее собственная все возрастающая свобода. Она не зависела больше от Гриффина, его измен, его дурного настроения, его лжи. И поэтому не чувствовала угрызений совести по поводу дивных часов, проведенных с Марком. Точнее – почти не чувствовала. Ну, в общем, если чувствовала, то не настолько, чтобы отказаться от встреч с Марком и их все крепнувшей близости…
К удивлению Джуди, в кабинете Гриффина она застала двух юристов.
После внушительного вступления, посвященного корпоративным интересам их издательской империи, редакционной политике «Вэв!» и т. д. и т. п., Гриффин, избегая смотреть Джуди в глаза, попросил одного из юристов объяснить ей позицию концерна «Орбит».
– Вы понимаете, Джуди, – начал тот, – учитывая давние связи «Орбит» с сенатором Рускингтоном, нам не хотелось бы, чтобы название концерна и далее ассоциировалось с издательским домом «Вэв!».
– Какие еще давние связи?! – взорвалась Джуди.
– Нам не хотелось бы афишировать наши вашингтонские связи. И в соответствии с нашим решением дистанцироваться от этой истории мы хотели бы выйти из числа акционеров «Вэв!» и продать принадлежащие «Орбит» 50 процентов акций третьим лицам.
– По какой цене? – Глаза Джуди за стеклами очков недобро блеснули сталью: она поняла, что этот отлично продуманный гнусный демарш – плод политики Гриффина.
– Десять свыше рыночной цены.
– Мы можем предложить двадцать. – У Джуди и Тома было по 24 процента акций «Вэв!», а остальные 20 процентов принадлежали Кейт.
– Джуди! Поверь мне, это дикая цена. – У Тома был огромный опыт биржевых игр. – Не позволяй сделать из тебя дурочку только потому, что тебе хочется утереть нос этому чертову штрейкбрехеру! – Том откинулся на спинку кресла. – Как жаль, что нет Кейт. Она бы сумела найти аргументы, чтобы призвать тебя к благоразумию. В прошлом году у нас действительно был приличный доход, но деньги в обороте, а вся имеющаяся у нас наличность пойдет на оплату юристов, чтобы хоть как-то противостоять натиску этой скотины Рускингтона.
Джуди никогда не видела Тома таким встревоженным, а кроме того, она чувствовала, что он не все договаривает. И прекрасно знала, о чем ее партнер предпочитает пока молчать.
– Я вижу, что у тебя на уме. Ты думаешь: «Если бы не эта кинозвезда, мы никогда не попали бы в такую передрягу».
Том ничего не ответил.
– Ты знаешь, я и сама так думаю, – грустно добавила Джуди. – Но я думаю также, что нет на свете такой матери или такого отца, которые не имели бы никаких неприятностей от своих чад.
– Да, дети, – вздохнул Том. – Когда они вырастают, родители надеются, что проблемы закончились, на самом же деле тут только и начинаются настоящие проблемы. – Наклонившись, Том опустил руку на плечо Джуди. – Какой смысл сейчас размышлять, почему это произошло и чья в том вина? Нам надо сконцентрироваться на том, как выбраться из этой ситуации. Но, честно говоря, я думаю, нам это не удастся. Боюсь, что даже тебе, Джуди, на сей раз придется спасовать.
«Ну вот и настал тот момент, когда мы оба нуждаемся в моральной поддержке, и ни один из нас не может ее оказать», – с грустью подумала Джуди. И тем не менее она постаралась, чтобы реплика ее прозвучала как можно более бодро:
– Ну случаются же иногда чудеса!
– Какие, например?
– Ну, не знаю, Том. Дай мне время подумать. А вот, скажем, ты похищаешь Лили, требуешь за нее десять миллионов долларов, получаешь выкуп и отдаешь деньги мне!
Том рассмеялся:
– Отличная идея! Только я не знаю, как приступить к ее исполнению.
– Слабак! Если я не могу положиться на тебя, то на кого же мне тогда рассчитывать?
Она подняла трубку телефона.
– Кому ты собралась звонить? – поинтересовался Том.
– Куртису Халифаксу.
– Честно говоря, я всегда удивлялся, почему Халифакс нас так преданно опекает. Конечно, я знаю – он твой давний обожатель, но боюсь, что роль вечного Санта-Клауса не для него.
Джуди печально усмехнулась и набрала номер.
– Пошел вон отсюда! – Тони ударил своим тяжелым кожаным башмаком в живот фоторепортера. Тот, чертыхаясь, отлетел от лимузина, а машина на бешеной скорости рванула со стоянки возле аэропорта.
– Да, эти ребята, пожалуй, слишком настойчивы, – пробормотал Тони, когда машина затормозила возле здания, где располагалась редакция «Вэв!».